В. В. Сдобников, О. В. Петрова ♦ теория перевода. Кой Революции. Ему также известно, что в случае плохой погоды в Москве и Ленинграде на время де­монстрации специальные самолеты разгоняли тучи

кой Революции. Ему также известно, что в случае плохой погоды в Москве и Ленинграде на время де­монстрации специальные самолеты разгоняли тучи, так что загадочная для не знающих этого читателей фраза о ясности, чуть ли не вынужденной специаль­ными самолетами, не вызывает никаких неясностей у тех, кому она адресована. Автору просто не нужно упоминать такие реалии, как демонстрация, рево­люция и т.д., поскольку он пишет о том, что хорошо известно и ему, и его читателям. Вполне понятно, что «переадресовка» этого текста иноязычным, а точ­нее — «инокультурным» читателям может вызвать серьезные проблемы.

Упомянутые в тексте реалии также неоднород­ны. Они могут там появляться по воле автора и как бы без ведома автора. Так, например, когда Алек­сандр Иванович Куприн в своей повести «Сула-мифь» говорит о приставниках, телохранителях, рабах и т.д., он делает это сознательно, чтобы погру­зить русскоязычного читателя в атмосферу восточ­ного царства (в России того времени стражу и охра­ну не называли телохранителями, а слуг никогда не называли рабами). Но когда в рассказе Антона Пав­ловича Чехова «Унтер Пришибеев» один из персо­нажей говорит: «Позвольте, вы ведь не урядник, не староста, — разве это ваше дело народ разгонять? -...На это есть урядник, староста, сотский...», то делается это отнюдь не с целью создания особого колорита или сообщения читателю о наличии в Рос­сии того времени урядника, старосты или сотского и об их функциях. Так же, как и в случае с фоновы­ми знаниями, автор пишет о повседневной жизни в той стране и в то время, где и когда создается про­изведение, и все реалии — просто часть этой повсед­невной жизни. Реалиями они становятся только в восприятии читателя из другой страны или друго­го времени.

Вообще национальная специфика текста возни­кает неизбежно уже в силу того, что язык хранит