Мирянин Петр Фомин, г.Москва, Д-182,Н-Бодрая, 15-92. 1 страница

Первое впечатление от прочитанного мною наспех в номере гостиницы

" прошения трех" было двойственным. Дикость и нелепость первой его части с

его мифами о " сатанизме и сионизме" в стиле протоколов " Сионских мудрецов",

препарированных, однако так, чтобы в них не было ничего антисоветского. И

серьезность - второй части, с ее списком церковных реформ и пожеланий.

Я, может быть, даже недостаточно оценил тогда всю основательность и

интерес этой второй части, как я ценю ее сейчас. Она могла бы послужить

программой будущего Собора или Архиерейского совещания. Как же объяснить

такое противоречие между обеими частями? Н.А.Струве склонен считать, что

первая часть написана " возможно, для отвода глаз".

Не думаю, чтобы это было так. Не сомневаюсь в искренности авторов в

первой части, она выражает их убеждения, довольно распространенные в

современной России. Ведь здесь многие архиереи, даже из молодых, верят в

подлинность " сионских протоколов" и вообще во всяческий миф о заговорах

" сатанизма".

А вторая часть, вероятно, заимствована из какого-нибудь более

серьезного источника.

Когда я вышел из гостиницы, ко мне подошел ректор Московской академии

епископ Филарет: - " Владыченка! - сказал он, -Что, Вы разве не получили

письмецо? Тут раздавали одно письмо... не было ли и на Ваше имя? "

- " Нет, - ответил я, - на мое имя не было никакого письма. Его

раздавали, но мне не досталось. Но, представьте, я его читал". В моем ответе

не было никакой лжи: письмо, которое было у меня в номере(я его там оставил

и запер номер на ключ), было адресовано не мне, а епископу Дионисию. И его

мне не " раздавали", как другим.

-" Оно у Вас? " - спросил епископ Филарет.

-" Нет, у меня его нет. Но я его прочитал", -опять сущая, правда:

письмо было не при мне, а в номере гостиницы. Но у епископа Филарета,

видимо, сложилось убеждение, что его у меня вообще нет.

-" И что Вы думаете о нем? " - снова спросил он.

- " Скажу Вам прямо и кратко, - ответил я. - Первая часть письма -

невероятная дичь и чепуха. А вторая, где они предлагают ряд реформ и мер для

блага Церкви, очень интересная и серьезная".

- " Да, но это все известно, это общие пожелания, ничего нового они не

сказали. Не следовало вовсе об этом писать. Сами знаем, но пришло еще время.

Я хорошо знаю авторов письма, - сказал епископ Филарет, - Это не серьезные

люди".

- " Почему? " - удивился я.

- " Неуравновешенные, диссиденты. Хайбулин учился у нас в Академии, не

кончил, бросил, сидел в лагере. По его просьбе я его рукоположил в

иеродиаконы, а теперь очень об этом жалею. А Петухов скрыл, что он три раза

сидел, а то бы и его никогда не рукоположили..."

-" А за что же сидели? - спросил я, - неужели за уголовные дела? Или за

политику?.

-" Да, конечно за политику! - возмущенно воскликнул епископ Филарет, - А

Вы знаете, кто за ними стоит? Все это иудейская интрига".

- " Да ведь они не евреи? " - допытывался я.

-" Нет, не евреи, но за ними стоят евреи! "

- " Да как же этому можно верить? - возмутился я. - Ведь они нападают

на сионизм, отожествляют его с сатанизмом".

- " Ах, владыченька, - сказал грустно епископ Филарет. -Вы наивный

западный человек и не знаете, на что евреи способны. С их стороны это

дымовая завеса". На этом разговор кончился, и епископ Филарет ушел.

Через некоторое время появился епископ Доинисий и в волнении стал

рассказывать, что был у них в дортуаре епископ Филарет, отобрал " прошение

трех" у архиепископа Алексия, епископа Петра, требовал у него, Дионисия. " А

у Вас, он тоже отобрал или просил? Мне пришлось сказать, что я Вам его

отдал", - спросил Дионисий.

- " Нет, не отдал, и не собираюсь, - ответил я. - Но я так ответил ему,

что он понял, будто у меня его уже нет".

- " Но тогда он будет требовать его у меня, - заволновался епископ

Донисий, - я буду вынужден сказать, что оно у Вас".

- " Не беспокойтесь, не будет спрашивать. Во всяком случае, ни ему, ни

Вам я это прошение не намерен отдавать. Какое право епископ Филарет имеет

право требовать его у епископов? Очень жаль, что владыки Алексий и Петр ему

его отдали. Напрасно, это они показали слабость и испугались. А чего

собственно бояться? "

-" Да они ему не отдавали, - ответил епископ Дионисий. - Епископ

Филарет увидел это прошение у них на столе и просто забрал его".

К десяти утра участники Собора собрались в Трапезном храме, каждый по

отдельности или группами, без шествия, как накануне, и заняли свои места.

Куроедова не было, и за столом посредине храма сидели только четверо

митрополитов: Пимен, Никодим, Филарет и Алексий.

Пропели тропарь Вознесению, и в 10 ч.5мин. митрополит Пимен стал читать

свой доклад " Жизнь и деятельность Русской Православной Церкви" (текст его:

ЖМП, 1971г, No 7, сс. 4-26). Читал он внятно и громко, благодаря микрофону,

не быстро, и закончил его ровно через два часа. Так как текст доклада

опубликован, приведу его кратко, останавливаясь на том, что врезалось в

память и было мною записано. После обращения к членам Собора и гостям - все

они присутствовали в этот день на заседаниях Собора - митрополит Пимен

сказал: " Все мы переживаем выдающееся событие в жизни Русской Православной

Церкви - ее Освященный Собор. Православная Церковь единое духовное тело,

изначала являет себя в виде семьи поместных Церквей. Такой поместной

Церковью является наша Русская Православная Церковь, и ее Собор

свидетельствует о ее кафоличности и нормальном течении ее жизни. Это уже

третий Собор по восстановлению патриаршества. Нам предстоит избрать

четырнадцатого Патриарха и обозреть пройденный при Патриархе Алексии путь.

Прежде всего, я считаю необходимым коснуться вопроса о положении Церкви в

Советском Союзе и об отношении между Церковью и государством в нашем

Отечестве. Указав на отделение Церкви от государства декретом 1918 года и на то, что свобода совести гарантирована конституцией, митрополит Пимен подчеркнул: Мы с уважением относимся к советскому законодательству о культах

и ревностно наблюдаем за тем, чтобы наша церковная жизнь проходила в рамках

этого законодательства. Равным образом мы считаем безусловным строгое

соблюдение нашими церковными работниками за рубежом местных законов,

касающихся религиозной сферы ".(Это подчеркнутое выделение " зарубежных" и, что от них не требуется исполнение советских законов, является одной из характерных черт Собора 1971года, отличающей его от прежней практики Московской Патриархии. Вспомним хотя бы требование лояльности от духовенства митрополита Евлогия в 1927 году. Это, конечно, большой прогресс, но он меня не совсем удовлетворяет. Хотелось бы, чтобы и от советского духовенства не требовалось исполнения антицерковных советских законов. А, потом, к чему это странное требование, чтобы мы, " зарубежные", исполняли местные законы о культах? Какое до этого дело Патриархии?)

" Мы знаем, - продолжал митрополит Пимен, - сколь многотрудно

складывались отношения между Русской Православной Церковью и Советским

государством в послереволюционное время. Мы не снимаем ответственности за

это с тех многих деятелей Церкви, которые... не сумели уразуметь эпохальное

значение октябрьских событий...Ведь Социалистическая Революция в России была

неизбежным историческим явлением". (И для подкрепления своих взглядов митрополит Пимен сослался на послание Патриарха Алексия по поводу пятидесятилетия Октябрьской Революции, в которой он усматривал " начинания, созвучные евангельским идеалам". Он сказал затем, что при Патриархах Сергии и особенно Алексии между Церковью и советской властью установились нормальные отношения, митрополит Пимен как-то особенно подчеркнуто повысив голос, произнес: " Мы дорожим и оберегаем эти отношения и никому не позволим

наносить ущерб этим добрым взаимоотношениям с нашим советским

государством".(Уж не ко мне ли относилась эта угроза, подумал я)." Вспомним

победоносную войну, и ее бессмертный подвиг, который никогда не изгладиться

в благородной памяти народа... и благословляю мирный труд советского

человека", - этими словами митрополит Пимен закончил свое патриотическо-

политическое выступление.

Доклад митрополита Пимена содержал, несомненно, много положительных

ценных данных, особенно в оценке всеправославных ценных данных и путей к их

разрешению. Само выступление было выдержано в спокойных и церковных тонах.

Можно только жалеть о его " патриотическо-политической" части с ее

перегибами, о практическом содействии и поддержки советской внешней политике

и о " удостоении" Патриарха орденом. В советских условиях иначе говорить было

не возможно, и к таким пассажам нужно было относиться по-философски, иначе

говоря, не обращать на них внимания. Основным недостатком, или неполнотой

этого длинного выступления было то, что он не содержал ничего нового и

вопреки своему намерению дать обзор жизни и деятельности Русской Церкви за

период патриаршества Патриарха Алексия, ясной и полной картины не дал.

Собственно говоря, единственно новое, что я узнал из доклада, это число лиц,

получивших те или иные ученые степени в духовных школах. А ведь хотелось

узнать, сколько, в конце концов действующих приходом в СССР, как менялось их

число за последний период, сколько храмов закрыли в хрущевские гонения, как

производилось это закрытие, или наоборот основание приходов, состав

верующих, их возраст и образование. То же относительно монастырей и

семинарий. Конечно, в советских условиях касаться таких вопросов трудно, но

не опасно для выступления самого митрополита Пимена, может быть только

" нежелательно". За докладом не последовало прений, а поэтому свободные

выступления и обсуждения были не возможны. Увы, потому что сам доклад служил

хорошей базой для подобного рода высказываний!

Сразу после доклада митрополита Пимена митр. Никодим предоставил слово

почетным гостям. После чего начался общий обед, а к 15 час.30 мин. мы все

должны были собраться у Трапезной церкви для общего снимка.

* * *

Во время этого обеда я сидел вместе (вернее, я сам нарочно сел) с

архиепископом Уфимским Иовом (Кресовичем). Это был высокого роста

представительный, благообразный старец 73 лет, державшийся очень бодро, но с

большим достоинством и спокойствием. История его была мне известна. В 1960

году, в начале хрущевского гонения, он, будучи в то время архиепископом

Казанским, был осужден на три года заключения. Ему вменялось экономическое

злоупотребление, неуплата налогов, скрытие доходов, а попутно с этим

сотрудничество с немцами во время оккупации, агитация против пожертвований

на компанию за " Мир во всем мире" и открытое нежелание в этой пропаганде

участвовать.

Помню, в июле 1960 года покойный митрополит Николай много мне

рассказывал об архиепископе Иове. По его словам, настоящей и окончательной

причиной осуждения архиепископа Иова было его самоотверженное

противодействие начавшейся тогда акции массового закрытия храмов.

Архиепископ Иов разъезжал по селам и призывал верующих твердо стоять за свои

приходы. Его посадили в тюрьму, чтобы напугать других архиереев, дабы не

повадно было другим действовать как Иов. А то что касается обвинения в

" сокрытии доходов и налогов " митрополит Николай объяснил мне, что согласно

установившимся порядкам архиереи платят налоги со своего жалования. Кроме

того, они получают на представительство(сюда входит содержание машины,

секретаря, расходы на поездки и т.д.) именно эти суммы не облагаются налогом

и в инспекцию даже не заявляются. А к архиепископу Иову " придрались", что он

эти суммы скрывал и налогов по ним не платил. Но обычно, если даже такие

мелкие укрывательства бывают, то предлагают доплатить недостающий налог, и

только в случае отказа могут подвергнуть штрафу, суду и заключению.

Архиепископ Иов, оказывается даже предложил все уплатить, но, тем не менее,

против него возбудили уголовное дело и приговорили к трем годам.

Так вот за обедом, подсев к нему мы разговорились о покойном

митрополите Николае. Я сказал арх. Иову, что знаю его историю.

- " Да, все это сущая, правда, - произнес он. - И знаете, когда я попал

в тюрьму, все меня бросили, все отреклись от меня, в том числе и Патриарх.

Испугались! Один митрополит Николай не испугался. И до суда, и после суда, и

осуждения он поддерживал меня, чем мог, писал мне постоянно. Он был один! "

-" А что, было с Вами после освобождения? " - спросил я.

-" После трех лет лагеря, а я отсидел полный срок - ответил архиепископ

Иов, - поехал в Москву в Патриархию узнать, не могу ли я вновь вернуться к

церковной работе. Мне сказали, чтобы я справился нет ли возражений со

стороны Совета по делам религий. Я пошел, спросил и мне сказали "...что Вы? С нашей стороны, конечно, нет никаких возражений. Это дело Патриархии". И меня

без дальнейших проволочек вновь назначили на кафедру и сейчас не беспокоят".

Мы заговорили о соборных делах. Видно было, что он сочувствует моим

выступлениям, но ожидать от него открытой поддержки было нельзя. Да я его об

этом и не просил- ни его, ни кого-либо другого. Это вопрос совести, да и как

просить внутриросийских архиереев, когда знаешь, чем они рискуют.

Архиепископ Иов был одним из " великих молчальников" нашего Собора, к чести

которых можно сказать, что они не произнесли ни одного слова в защиту

неправды. И молчание их было многозначительно, ибо за многими из них стояли

годы тюрем, лагерей и ссылок.

Среди других архиереев обращал внимание на себя архиепископ Омский

Андрей(Сухенко). Тоже " великий молчальник", тоже бывший лагерник. Тоже

большого роста. Но какая во многом разница! Как известно, в 1962 году

Андрей(Сухенко) был архиепископ Черниговский и был приговорен к восьми годам

лагеря по обвинению в экономических злоупотреблениях и безнравственном

поведении. Думаю, что это обвинения столь же необоснованно, как и в случае с

архиепископом Иовом. Однако из-за более долгого срока заключения и,

вероятно, более тяжелых условий пребывания в лагере, а может быть, просто

из-за меньшей сопротивляемости организма, - как бы то ни было, но

архиепископ Андрей не выдержал, вышел из лагеря душевнобольным человеком,

ненормальным. Можно думать, что эта болезнь (как у архиепископа Вениамина

полная потеря волос на голове) проявилась не сразу, но только через

некоторое время. По крайне мере, видевший его в 1969 году в Псково-Печерском

монастыре, где он временно пребывал после выхода из лагеря, архимандрит

Корнилий (Фристед) ничего ненормального в нем не заметил. Архиепископ Андрей

даже сказал ему: " Церковью управляют уполномоченные". Этим объясняется,

почему Синод назначил его 16 декабря архиепископом Камским и Тюменским.

Явного сумасшедшего вряд ли бы назначили. Сейчас на Соборе архиепископ

Андрей обращал на себя внимание своим странным поведением: ни с кем не

разговаривал, непрерывно блаженно улыбался, смотрел перед собою в

пространство каким-то неопределенным мутным взглядом. Во всем его виде было

что-то бесконечно трагическое. На его странное состояние обратили внимание

не только я, но и многие другие и даже раньше меня. Другим проявлением его

неадекватности было то, что когда снимали фотографию членов Собора, он не

только стремился занять самое видное место, что при его росте было не

трудно, но и беспощадно расталкивал при этом локтями своих соседей. Впрочем,

внешне он ничем не нарушал общего порядка Собора: вовремя приходил в церковь

молиться, вовремя- на заседания, также и пить чай или обедать. И все молча,

ни с кем не разговаривая.

В свободное время, остававшееся до начала заседания, я виделся с

представителями нашей епархии, диаконом Сергием Рейнгартом и В.Е.

Драшусовым. Они жаловались, особенно последний, что живут в гостинице вне

Лавры и потому мало знают, что происходит, чувствуют себя изолированными.

Просили указаний, что делать, но мне трудно было на этой стадии соборных

работ дать им определенный ответ. Дело само покажет, говорил я. Но, в общем,

у нас было полное единомыслие: не уступать в вопросе постановлений 1961 года

и в отвержении так называемой " особой политики", а это их особенно

беспокоило как бельгийских граждан. Но в какой форме выразить свое

несогласие - заранее сказать трудно.

После общего, группового фотографирования членов Собора, мы вошли в

Трапезную церковь и заняли свои места, как и раньше. Во время этого

фотографирования, несчастный владыка Андрей совершенно затолкал меня своими

локтями - я пробовал противиться, но безуспешно, куда мне с таким гигантом

справиться.

Итак, в 16 часов началось III заседание Собора. Первым был доклад

митрополита Никодима " Экуменическая деятельность Русской Православной

Церкви". Доклад митрополита Никодима, был одним из лучших докладов на

Соборе. В нем было удивительное сочетание содержательности, глубине и

объективности суждений, зрелости мысли и особенно стойкости в Православии.

Смысл и тон доклада был осторожно критический, сдержанный и вместе с тем

открытый по отношению к экуменическому движению, Всемирному совету Церквей и

инославию вообще. Конечно, в этом выступлении были моменты, обусловленные

спецификой советского режима, но их было не много, и о них не стоит и

говорить. Митрополит Никодим сказал, что само слово " экуменический"

сравнительно новое, но реальность, им выражаемая, то есть соединение

твердости в Православии с терпимостью и любвеобильным отношением к

инославным, была издревле присуща русской церковной жизни. Наши предки не

склонны были проявлять религиозную нетерпимость, сказал митрополит Никодим,

и для иллюстрации этого утверждения привел ряд исторических примеров от

послания Киевского митрополита Иоанна о римском расколе в XI веке до

деятельности Патриарха Алексия в наши дни. " Мы убеждены, - закончил этот

вступительный отдел своего доклада митрополит Никодим, - что научно-

богословский православный экуменизм, чуждый крайностей конфессионализма,

отнюдь не означает уравнительного отношения ко всем христианским конфессиям.

Отсюда естественно вытекает наше практическое стремление к такому братскому

общению с христианами других исповеданий, в котором в процессе совместного

выполнения задач обще-христианского свидетельства и служения, совершалось бы

взаимное сближение, ознакомление и обогащение опытом духовной жизни. Это

необходимо, чтобы истина древней неразделенной Церкви со временем могла

стать общим достоянием всей христианской ойкумены, восполнив в конфессиях,

отступивших от единства, все недостающее или утраченное".

Перейдя к обзору отношений с Римо-Католической Церковью, митрополит

Никодим отметил в них со времени понтификата Папы Иоанна XXIII и Второго

Ватиканского Собора явные перемены в благоприятную сторону. Об этом говорят

постановления Родоса II и III о богословском диалоге с католиками, когда

создадутся для этого подходящие условия, а также ряд встреч с католиками,

как, например, в Бари в 1970 году. Далее митрополит Никодим остановился на

решении нашего Синода от 16 декабря 1969 года. " Это решение, было

продиктовано душеспасительною заботою нашей Церкви о своих братьях во

Христе, согласно которому священнослужители Московского Патриарха получили

разрешение преподавать благодать Святых Таинств католикам и старообрядцам в

случае крайней в сем духовной необходимости. Для последних, при отсутствии

на местах их священников, поскольку мы имеем общую с ними веру в отношении

таинств. Подобное решение имело место в 1878 году, когда Константинопольский

Синод вменил в обязанность греческим православным священникам совершать

таинства для армян там, где у них не имеется церквей и священников. И в

заключение о католиках: строго придерживаясь рекомендаций III

Всеправославного Совещания 1964 года....Русская православная Церковь

развивает дружественные отношения с Римо - Католической Церковью в надежде,

что это, с одной стороны, будет содействовать укреплению братства и

взаимопонимания великих Церквей Востока и Запада, а с другой- послужит

благословенному миру на земле". (иными словами, " небогословские факторы" сыграли не последнюю роль в этом сближении с католиками, - прим. Арх.В.)

Более подробно остановился митрополит Никодим на отношениях с " древними

восточными нехалкидонскими Церквами".Указав на выдающиеся труды в области

изучения этих Церквей русскими учеными, епископа Порфирия(Успенского) и

Болотова, на деятельность Урмийской миссии, на обучение армянских студентов

в Московской духовной Академии и эфиопских в Ленинградской, - факторы,

свидетельствующие о постоянном интересе нашей Церкви к нехалкидонцам, -

митрополит Никодим сказал: " Русская Православная Церковь рассматривает

древние Восточные Церкви как автокефальные в силу их исторического положения

и канонической структуры. Она уважает их самостоятельность, почитает

благочестие, не покушается на свойственный им обряд. В грядущих

собеседованиях Русская Православная Церковь будет по-прежнему твердо

держаться убеждения в том, что церковные соборы, особенно Вселенские,

сохранили и будут сохранять в дальнейшем истину по внушению и просвещению

Духа Святого".(Довольно неопределенное заявление, скажем мы от себя, могущее быть истолкованным весьма различно.Какое место занимает Халкидон в развиваемом митрополитом Никодимом " учении о соборах" и является ли его признание обязательным для всех? - прим. Арх. Василия) Далее митрополит

Никодим сделал подробный обзор наших отношений за время патриаршества

Патриарха Алексия с армянской, коптской, эфиопской, сиро-яковитской,

малабарской и другими Церквами. Отметил чтение лекций в наших Академиях

" выдающимся богословом Павлом Вергезе". Относительно англикан, митр.Никодим

сказал, что обмен мыслями и информацией на 1-й сессии Межправославной

богословской комиссии в Белграде в 1966 году поставил перед Русской Церковью

ряд весьма сложных проблем(здесь имеется в виду вопрос о признании англиканского священства, в котором, как известно, существуют разногласия между православными Церквами и богословами.- прим. Арх. В.) Далее в докладе

митрополита было указано о необходимости не ограничиваться повторением хотя

и очень верных, но мало определенных фраз, вроде того, что соединитьсяхристиане обязаны на почве древней неразделенной Церкви, а приступить со

смиренным упованием на помощь Божию к выяснению того, что же именно таится

под такого рода фразами. Основные вопросы, подлежащие изучению, сказал митр.

Никодим это:

а) догматы и каноны, составляющие неприкосновенное наследие,

воспринятое Православной Церковью от древней неразделенной Церкви, и

различия во взглядах на предметы, относящиеся к области Веры и церковного

устройства, допустимые внутри самого Православия.

б) возможные вопросы икономии и уступок инославным Церквам, желающим

достичь единства веры с Православной Церковью при сохранении законного

плюрализма взглядов.

в) вопросы, где икономия является немыслимой.

г) допустимость полного общения в таинствах (" интеркоммунио") с такими

Церквами, которые примут все, что входит в неприкосновенное наследие от

древней неразделенной Церкви, но будут настаивать на особенностях, с

которыми Православная Церковь не может примириться в своей собственной

внутренней жизни.

" Ответ на эти вопросы, - сказал митрополит Никодим, - должен быть дан

не в общей форме и не на каком-нибудь частном примере, а точно, обстоятельно

и строго научно. Разумеется, что для этого, потребуются годы вдумчивой и

напряженной работы". Нужно также разработать " православное учение об

экклезиологии, о евхаристической жертве, о таинствах. Без серьезного

изучения всех этих вопросов не может быть речи о плодотворном богословском

диалоге ни с англиканством, ни, тем более, с протестантскими церквами. Если,

конечно, иметь в виду диалог, направленный не просто на укрепление

дружественных отношений, но с самого начала устремленный на достижение в

будущем...единства веры".

Перейдя к вопросу о старокатоликах, сказав, что к ним должен иметь

место, тот же подход, и с удовлетворением отметив " безусловный прогресс во

взаимоотношениях с ними" митрополит Никодим сказал, что на пути единения с

ними остаются " весьма существенные трудности" " догматико- агиологического

свойства, канонические и литургические". " Необходимо иметь в виду, -

добавил он, - что восточное понимание полного единства в догматах и в

основах церковного устройства как условия sine qua non (лат. " обязательное, необходимое") для полного общения в таинствах и особенно в таинстве Святой

Евхаристии приобрело для православного сознания значение если не догмата, то

по крайней мере всеправославно- признанного теологумена". Рассказав довольно

подробно об отношениях с протестантами и с различными христианскими

объединениями, митрополит Никодим неожиданно(для меня!) сказал: " Наши

сердечные чувства - с теми христианами Юго-Восточной Азии, которые понимают

все то зло, которое причиняет их народам и их континенту бессердечная

политика Соединенных Штатов Америки в Индокитае. И мы не можем утверждать,

что деятельность Конференции Европейских Церквей протекала неизменно гладко

и успешно. Нашим участникам в ней приходилось сталкиваться с непониманием,

равнодушием, предвзятостью и недоброжелательностью по отношению к задачам

служения Церквей Европы, возникающим в наше неспокойное время. Эти трудности

объяснимы, ибо в Европе проходит водораздел двух социальных систем, в

условиях которых живут и исполняют свою миссию европейские Церкви".

Но, пожалуй, наиболее интересным в докладе митрополита Никодима было

сказанное им об отношении со Всемирным Советом Церквей. Он сразу отметил,

что " горячо преданная служению единства всех христиан, Русская Православная

Церковь с большой осмотрительностью отнеслась к экуменическому движению" и

что " русские иерархи и богословы отмечали, что в экуменическом движении уже на первоначальном этапе... проявились и слишком широкий плюрализм в области вероучения, и высокая активность крайне левого, радикального течения протестантизма " (интересно здесь отметить, что экуменические выступления русских эмигрантских богословов двадцатых годов, до разрыва митрополита Евлогия с Московской Патриархией в 1930 году, митрополит Никодим рассматривает как деятельность, Русской Церкви, - прим. Арх. В.)

Далее, говоря о причинах отказа Московской Патриархии вступить во

Всемирный Совет Церквей в 1948 году, митрополит Никодим объясняет его

" наличием убеждения протестантского большинства экуменического движения в

том, что все без исключения ныне существующие Церкви представляют собою

части Единой Христовой Церкви, в разной степени уклонившиеся от идеала

Апостольской Церкви, но в совокупности составляющие Единую Церковь".

Поэтому, по их мнению, целью экуменического движения является общение

христиан в таинствах, дабы они осознали свое единство во Христе." Одним из следствий этого представлялось создание некой " экуменической сверх-Церкви", с чем православная сторона ни при каких обстоятельствах и условиях согласиться, конечно, не могла и не может ". Вторая причина отказа: