Религиозное возрождение на оккупированной территории СССР. 1 страница

В первые же месяцы Великой Отечественной войны значительная часть СССР была оккупирована фашистскими войсками. Религиозная жизнь на ней весьма отличалась от жизни на советской территории. Как уже указывалось, подавляющее большинство районов страны к лету 1941 г. (а ведь среди сельского населения две трети являлись верующими) оказалось вообще без функционирующих храмов. Такое неестественное положение могло поддерживаться только репрессивными мерами. Как следствие, на оккупированной территории произошло чрезвычайное оживление религиозной жизни. Об этом свидетельствуют многие факты. Так, по наблюдению протоиерея А. Ионова, написавшего " Записки миссионера о жизни в советской России", " религиозное пробуждение было общим, массовым и стихийным. Народ как в городах, так и в сельской местности... сам шел на открытие храмов, на их временный ремонт и украшение». В докладе митрополиту Алексию псаломщика Николо-Конецкого прихода Гдовского района Псковской области С. Д. Плескана от 25 января 1944 г. отмечалось: " Могу сообщить, что русский человек совершенно изменился, как только появились немцы. Разрушенные храмы воздвигались, церковную утварь делали, облачения доставляли оттуда, где сохранились, и много строили и ремонтировали храмы. Всюду красилось. Крестьянки вешали чистые вышитые самими полотенца на иконы. Появилась одна радость и утешение. Когда все было готово, тогда приглашали священника и освящался храм. В это время были такие радостные события, что я не умею описать. Прощали обиды друг другу. Крестили детей. Зазывали в гости. Был настоящий праздник, а праздновали русские крестьяне и крестьянки, и я чувствовал, что здесь люди искали утешение». Журналист В. Д. Самарин, живший в годы оккупации в Орле, вспоминал: " Проснулось, всплыло на поверхность души спрятанное глубоко при большевиках религиозное чувство. Молящиеся переполнили церкви, по деревням носили чудотворные образа. Молились так, как давно не молились. Не было семьи, в которой не было бы своего горя, не было бы жертв... Молились истово! Мне не забыть первого посещения церкви в Орле. Мы пришли всей семьей, с женой и дочерью, которая входила в церковь первый раз в жизни. Когда мы вошли, я вдруг увидел, как у дочери, у этого маленького человека, впервые вошедшего в храм, побежали по щекам слезы» и т. д.

Планируя нападение на СССР, фашисты рассчитывали активно использовать религиозный фактор в своих целях. Они уже имели богатый опыт проведения подобной политики как в Германии, так и на захваченных ими территориях в Европе. В системе Главного управления имперской безопасности (СД) имелся специальный " церковный отдел". В его задачи входили контроль и наблюдение за деятельностью религиозных организаций всех конфессий, изучение настроений духовенства и активных прихожан, внедрение агентуры в церковные административно-управленческие структуры и вербовка агентов из среды священнослужителей. Практически во всех странах Европы действовала разветвленная агентурная сеть отдела. Он также обеспечивал продвижение своих людей на различные иерархические должности, в церковные и общественные фонды, комитеты и т. п.

При этом основной линией в решении " религиозного вопроса" была ориентация на разрушение (внутреннее и внешнее) сложившихся традиционных устойчивых церковных структур, " атомизацию" конфессий и Церквей. Там, где это признавалось неэффективным или не отвечающим целям рейха, — ставилась задача, не останавливаясь ни перед какими средствами и методами воздействия, достижения полного над ними контроля. В самой Германии во второй половине 1930-х гг. разрушались храмы, активно арестовывали и расстреливали священников, прежде всего католических. Лишь в июле 1941 г., на территории собственной страны, А. Гитлер секретным приказом запретил на время войны с СССР проведение каких-либо мероприятий против Церкви без санкций свыше^. Хотя, конечно, и в дальнейшем такие санкции неоднократно давались.

Подобные методы и практика были перенесены и на религиозные организации в СССР. Кроме того, нацистская церковная политика здесь определялась в значительной степени общим отношением к славянам, и к русским в частности. В рамках этого отношения существовало несколько порой противоречащих друг другу подходов: А. Гитлер считал всех славян низшей расой и рассматривал их как будущих рабов; назначенный имперским комиссаром восточных территорий А. Розенберг стремился привлечь на сторону Германии национальные меньшинства России, обещая им независимость, отождествляя русский народ с коммунистической идеологией и террором; верховное командование вермахта выступало за создание " союзных" русских воинских частей (что привело к формированию власовских дивизий и казачьих соединений) и было поэтому против афиширования планов будущего расчленения России.

Партийного идеолога НСДРП А. Розенберга, враждебно настроенного к христианству (особенно к Католицизму) и считавшего Православие лишь " красочным этнографическим ритуалом", назначили министром оккупированных территорий СССР в конце июля 1941 г. Первые области он получил в свое ведение 20 августа, а 1 сентября были созданы рейхскомиссариаты " Остланд" и " Украина". К 16 августа относится самый ранний найденный автором циркуляр Главного управления имперской безопасности, касающийся религиозной политики на Востоке: " О церковном вопросе в оккупированных областях Советского Союза". В этом документе подчеркивалось, что в нем содержатся личные указания А. Гитлера. Ставились три основные задачи: поддержка развития религиозного движения (как враждебного большевизму), дробление его на отдельные течения, во избежание возможной консолидации " руководящих элементов" для борьбы против Германии и использование церковных организаций для помощи немецкой администрации на оккупированных территориях.

Более долгосрочные цели религиозной политики фашистской Германии в отношении республик СССР указывались в другой директиве Главного управления имперской безопасности от 31 октября 1941 г., причем в ней уже начинает сквозить озабоченность массовым всплеском религиозности: " Среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церкви или церквей, что особенно относится к старшему поколению... я вижу большую политическую опасность, равно как и опасность в области мировоззрения, в том, что в настоящее время в восточные области необдуманно допускают священнослужителей всех вероисповеданий. Несомненно то, что стремящимся к религии массам оккупированных бывших советских областей надлежит снова дать какую-то форму религии. Возникает только вопрос: какую?.. То, что теперь уже во многих местах церкви с попами, связанными вероисповеданиями, открываются вновь и что этому даже способствуют германские органы власти, вызовет лишь религиозную реакцию, которая когда-нибудь... может оказаться таковой в политическом отношении и будет противостоять необходимому освобождению восточных областей. Поэтому крайне необходимо воспретить всем попам вносить в свою проповедь оттенок вероисповедания и одновременно позаботиться о том, чтобы возможно скорее создать новый класс проповедников, который будет в состоянии после соответствующего, хотя и короткого обучения, толковать народу свободную от еврейского влияния религию. Ясно, что заключение " избранного Богом народа" в гетто и искоренение этого народа... не должно нарушаться духовенством, которое, исходя из установки православной церкви, проповедует, будто исцеление мира ведет свое начало от еврейства. Из вышесказанного явствует, что разрешение церковного вопроса в оккупированных восточных областях является чрезвычайно важной... задачей, которая при некотором умении может быть великолепно разрешена в пользу религии, свободной от еврейского влияния, эта задача имеет, однако, своей предпосылкой закрытие находящихся в восточных областях церквей, зараженных еврейскими догматами». Тотальный расизм директивы не оставляет сомнения в судьбе Православия в случае победы гитлеровской Германии. Его стали бы уничтожать, насаждая " новую религию", лишенную многих основных христианских догматов.

В своих показаниях 16 октября 1946 г. на Нюрнбергском процессе А. Розенберг заявил: " После вступления немецких войск на восточные территории армия по собственной инициативе даровала свободу богослужений; и когда я был сделан Министром восточных областей, я легально санкционировал эту практику, издав специальный указ о " свободе церкви" в конце декабря 1941 г.» Такой указ, действительно, был составлен А. Розенбергом, но из-за противодействия влиятельных противников, прежде всего М. Бормана, он никогда не издавался. Один из руководящих работников Министерства восточных территорий 25 октября 1943 г. в секретной записке указывал: " После переговоров, длившихся в течение месяцев, все же было решено не провозглашать свободу религии торжественным образом, но сделать это как можно тише». Пик этих переговоров пришелся на весну 1942 г. К этому времени религиозный подъем заставил особенно серьезно заняться церковным вопросом в России.

Следует отметить, что религиозными проблемами вплотную занимался и считал их одними из важнейших в деле " управления покоренными народами" А. Гитлер. 11 апреля 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение религиозной политики: насильственное дробление Церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение " устройства единых церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий". " Нашим интересам, — говорил Гитлер, — соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы».

Точка зрения А. Гитлера о поощрении в России всякой формы разъединения и раскола получила законченную форму во время посещения 8 мая 1942 г. А. Розенбергом ставки фюрера. Историки В. И. Алексеев и Ф. Ставру даже считают этот день главной вехой в определении официальной политики оккупационных властей в отношении Русской Церкви. Сохранилось свидетельство самого А. Розенберга о его переговорах 8 мая с А. Гитлером и М. Борманом. На них отмечалось, что на занятых территориях России уже возникают " сами собой" большие религиозные объединения, которые необходимо использовать и контролировать. Было решено не издавать закон о религиозной свободе в восточных областях из-за возможности его нежелательного влияния на Церковь в самой Германии, однако поручить рейхскомиссарам " Остланда" и " Украины" провести от своего имени мероприятия по установлению веротерпимости. " Помимо этого фюрер подчеркнул, что после войны он предпримет соответствующие меры против церкви. Он верит, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить».

Через несколько дней после совещания А. Розенберг указал рейхскомиссарам " Остланда" и " Украины" принять необходимые меры для ограничения деятельности возникающих религиозных организаций. 13 мая 1942 г. он обратился к ним с письмом, основные положения которого сводились к четырем пунктам: «. Религиозным группам категорически воспрещалось заниматься политикой.. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен был особо строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозные объединения не должны были выходить за границы генерал-бецирка, т. е. приблизительно, в применении к Православной Церкви, за границы одной епархии.. Религиозные общества не должны были мешать деятельности оккупационных властей. 4. Особая предосторожность рекомендовалась в отношении Русской Православной Церкви как носительницы враждебной Германии русской национальной идеи». Последний пункт пересекался с точкой зрения Гиммлера, указавшего в одном из писем на опасность, исходящую от Православной Церкви, которая сплачивает русских " национально". Он полагал, что поэтому ее необходимо дезорганизовать, а возможно, и вообще ликвидировать.

Исполняя указания А. Розенберга, рейхскомиссары в июле 1942 г. издали распоряжения, в которых провозглашалось право верующих организовывать религиозные объединения, но в то же время подчеркивалось, что они являются автономными, чем ограничивалась административная власть епископов. Этим объединениям запрещалось заниматься политикой, основное внимание уделялось порядку их регистрации. Так, в распоряжении рейхскомиссара " Остланда" X. Лозе от 19 июля указывалось: «. Религиозные организации на занятых землях должны представить генеральному (районному) комиссару следующее: а название религиозного общества, б) вероисповедание руководства, в) список членов президиума общества, г) список имущества местных религиозных обществ.... а) утвердить новое общество может только рейхскомиссар района по заявлению верующих;. а) необходимо признание президиума районному комиссару, подтверждающее утверждение о том, что общество не носит политический характер, б) генеральный комиссар может высказать свое сомнение о характере общества; 4. а) религиозные организации на местах могут выполнять только религиозные задачи; 5. а) при нарушении распоряжения накладывается денежный штраф, б) рейхскомиссар может распустить общество, как не выполняющее свою задачу».

Чтобы не допустить возрождения сильной и единой Русской Церкви, были поддержаны некоторые раскольничьи юрисдикции на Украине, в Прибалтике и Белоруссии, которые выступили против Московской Патриархии и объявили о своем намерении образовать автокефальные (независимые) церковные организации. Особенно активно эта политика проводилась рейхскомиссаром " Украины" Э. Кохом. В " Остланде" она осуществлялась менее последовательно. X. Лозе относился в Прибалтике терпимо к хорошо организованной Русской Церкви и ее миссионерской деятельности на северо-западе России, но не разрешал церковно-административного объединения Прибалтийского экзархата с Белоруссией, где всеми мерами, хотя и без особого успеха, содействовал развитию церковного сепаратизма. Полностью реализовать на практике принципы, указанные в майском 1942 г. письме А. Розенберга, оказалось невозможно. Сам министр восточных территорий понимал это и предусматривал, например, возможность избрания украинского Патриарха, что означало бы объединение многих епархий. Правда, ему фактически удалось не допустить в оккупированные районы католических миссионеров и священников Русской Православной Церкви за границей. Хотя и здесь существуют архивные документы, свидетельствующие, что осенью 1942 г. разрабатывались планы проведения Поместного Собора в Ростове-на-Дону или Ставрополе с избранием Патриархом митрополита Берлинского Серафима (Лядэ) — немца по национальности, находившегося в юрисдикции карловчан. По этому вопросу даже велась переписка с некоторыми ставропольскими священнослужителями.

Большое внимание со стороны оккупационных властей уделялось использованию религиозной темы в своей идеологической работе. В прессе всячески подчеркивалось, что новый режим несет религиозную свободу. Настойчиво " рекомендовалось" в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданнические чувства к А. Гитлеру и третьему рейху. Духовенство заставляли участвовать в " праздновании" годовщины начала войны и тому подобных дат. Активно распространялась соответствующая литература, к примеру такая листовка-молитва:

" Адольф Гитлер, ты наш вождь, имя твое наводит трепет на врагов, да приидет третья империя твоя. И да осуществится воля твоя на земле... «

Немецкие власти порой пытались управлять не только характером проповедей, но и богослужебной жизнью. Знаменателен неоднократно повторявшийся случай, когда бурный протест верующих вызывали незначительные, на взгляд немецких администраторов, перемены церковного порядка — введение нового (григорианского) стиля. Об этом свидетельствует, например, бюллетень Полиции безопасности и СД от 21 сентября 1942 г., содержащийся в фонде Главного управления имперской безопасности Германии Центра хранения историко-документальных коллекций: " В середине декабря 1941 г. некоторые коменданты местностей (в Стругах Красных и в Острове), ссылаясь на предписание вышестоящей инстанции, потребовали от православных совершать все церковные праздники, также и рождество, по григорианскому календарю. Это неожиданное требование вызвало среди верующих бурю негодования: " Такое насилие над Церковью не совершали даже большевики... Но мы не покоримся"... священник, не желая ни нарушать церковного порядка, ни вступать в конфликт с немецкими войсками, должен был покинуть Струги. После этого местный комендант распорядился привести местного священника из соседнего селения... и заставил его проводить рождественское богослужение по григорианскому календарю... В этот день почти не было прихожан, а те немногие, кто из боязни перед комендантом присутствовали на богослужении, были очень расстроены и сконфужены».

С 1943 г. в германских официальных документах уже ясно чувствовалось сомнение в правильности ряда аспектов выбранного курса церковной политики. Расчеты на поддержку " нового порядка" со стороны угнетаемых в СССР религиозных организаций были одним из изначальных стереотипов идеологии оккупации. Поэтому идеологи рейха неоднократно выражали удивление тому, какое значительное место заняла Русская Церковь в патриотическом движении в Советском Союзе. В бюллетене Полиции безопасности от 7 мая 1943 г. " Донесения из оккупированных восточных областей" указывалось: " Советская пропаганда сумела ловко использовать религиозные чувства населения в своих целях. Церкви и массы все в большей степени получают поощрения. Как стало известно из Москвы, наплыв жителей в церкви в пасхальные дни был значительным. Этот факт пропагандистски весьма сильно используется и находит распространение прежде всего у союзников».

Еще в 1941-1942 гг. отдельные представители германской администрации и офицеры вермахта помогали открытию храмов и даже приказывали это делать. Так, в сохранившейся в материалах Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) докладной записке. В. Сыро-мятниковой " О пребывании на территории Харьковской области, оккупированной немецкими войсками с 15.XII по.XII 1941 г." отмечалось: " Немецкое командование особое внимание обращает на работу церквей. В ряде сел, где не разрушены церкви, они уже работают — в с. Введенка Чугуевского района и в г. Харькове. В селах, где они разрушены, дан приказ старостам немедленно подобрать помещение и открыть церкви". В том же фонде хранится справка уполномоченного Себежской комендатуры от 8 октября 1941 г.: " Дана настоящая в том, что немецкая власть, освободившая крестьянство от большевиков, ставит вопрос открыть богослужение в Ливской церкви, и поэтому уполномочиваю лично вас, Рыбакова Якова Матвеевича, за неимением священника — занять место священника и исполнять церковный обряд. Просьба: никаких отказов не может быть, в чем и выдана настоящая справка за подписью представителя немецкой власти Энгельгард"... На что Рыбаков отвечает: " Быть священником не могу, так как не получил на то от епископа благословения, кроме того, по христианскому закону двоеженцы священниками быть не могут, а я двоеженец» и т. д.

Однако в 1943-1944 гг. подобное уже исключалось. Была полностью запрещена любая поддержка со стороны вермахта или германской администрации в открытии церквей, а также участие военного персонала в богослужениях в этих храмах. В бюллетене Полиции безопасности от 5 февраля 1943 г. приводились директивы А. Гитлера: " Религиозной деятельности населения не содействовать и не препятствовать. Военнопленные должны безусловно держаться в стороне от таких мероприятий населения... Запрещается далее допускать или привлекать гражданское духовенство из рейха или из-за границы в оккупированные восточные области... Военное богослужение в оккупированных восточных областях разрешается проводить только как полевое богослужение, ни в коем случае не в бывших русских церквах. Участие гражданского населения (также и фольксдойче) в полевых богослужениях вермахта запрещено. Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооруженных сил. Это следует предоставить русской гражданской администрации». Эти директивы, вероятно, несли отпечаток и долгосрочных планов о создании для населения оккупированных территорий специальной религии и подготовке соответствующего клира.

Действия гитлеровцев перед отступлением из оккупированных областей — массовое сжигание и разграбление храмов, вплоть до снятия колоколов, депортация и убийства священнослужителей окончательно разоблачили их как врагов Православия. Свидетельств намеренного разрушения ими церквей очень много. Например, в рапорте благочинного Ленинградской епархии протоиерея Н. Ломакина от 1 сентября 1943 г. говорилось о трагедии, случившейся в Старом Петергофе: " Свои обстрелы и разрушения храмов фашисты обставили так, что вместе с храмами погибли молившиеся в них (преимущественно старики, женщины и дети), искавшие под сводами храмов убежища и спасения от обстрелов и бомбежек. Под сводами Троицкой церкви и в самой церкви собралось свыше 2000 человек, из них не менее 100 детей. В подвале Лазаревской церкви и на кладбище (в склепах) укрывалось до 2000 человек. В убежище Серафимовской церкви было до 1000 человек. Эти цифры примерно определяют число жертв, погибших под развалинами храмов». Только в Ленинградской области фашисты уничтожили 44 храма, в Московской — около 50 и т. д.

Всего же, согласно отчету Чрезвычайной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, они разрушили и повредили 1670 православных церквей, 69 часовен и 1127 зданий других религиозных культов. В отчете приводятся конкретные примеры: " В груды кирпича превращена немцами в Киево-Печерской Лавре знаменитая Успенская церковь, построенная в 1073 году. В Чернигове они разрушили древний Борисоглебский собор... Огромным разрушениям подверглись монастыри: Ново-Иерусалимский и Иосифо-Волоколамский в Московской области, Тихвинский в Ленинградской области, Антониев, Хутынский, Зверин, Деревяницкий и другие монастыри Новгорода... Разрушая монастыри, храмы, мечети и синагоги, расхищая их утварь, немецкие захватчики глумились над религиозным чувством людей. Солдаты и офицеры приходили в храмы в шапках, курили здесь, надевали на себя церковное облачение, держали в церквах лошадей и собак, из икон устраивали нары для спанья... «Правда, надо отметить, что некоторые из занесенных в отчет Чрезвычайной комиссии церквей были разрушены еще в 1930-е гг., а ряд храмов пострадал от действий советских войск. Например, Псково-Печерский монастырь в начале 1944 г. активно бомбила авиация Ленинградского фронта, а Успенский собор в Киево-Печерской Лавре был взорван 3 ноября 1941 г. специально оставленной в тылу немцев диверсионной командой капитана Лутина. В этот день храм посетили президент Словакии И. Тисо и рейхскомиссар Э. Кох. Однако заложенная еще в сентябре 1941 г. взрывчатка сработала с запозданием, и фашистские руководители успели покинуть собор до взрыва.

Как уже отмечалось, религиозная ситуация на различных оккупированных территориях не была одинаковой. Следует более детально рассмотреть ее в отдельных регионах. Определенным своеобразием отличалось положение в Прибалтике и на северо-западе России. Там сохранился и даже вырос территориально экзархат Московской Патриархии во главе с митрополитом Сергием (Воскресенским). Владыка Сергий не эвакуировался при приближении германских войск, а остался в Риге. Существуют самые различные версии, объясняющие этот поступок. В. И. Алексеев полагает, что экзарх вследствие своих антикоммунистических убеждений накануне вступления немцев в город спрятался в подвале собора и не был найден там секретарем — приставленным к нему " агентом НКВД", позднее расстрелянным за эту неудачу. По гораздо более аргументированному мнению профессора Д. В. Поспеловского, митр. Сергий стремился подготовить почву Местоблюстителю и Московскому Церковному Управлению на случай, если немцы победят или, по крайней мере, захватят Москву, чтобы сохранить епископат в новых условиях, а также предотвратить юрисдикционный хаос. Нельзя полностью сбрасывать со счетов и свидетельство Э. И. Лисавцева о том, что экзарх специально был оставлен органами НКВД в Риге, но почти сразу же на долгий период утратил связь с советским подпольем. Историк О. Ю. Васильева почти солидарна с ним: " Двойственность позиции Сергия, усилившаяся в 1943-1944 гг., его приверженность патриархии может предполагать определенные соглашения между экзархом и Советским правительством».

Действительно, некоторые священнослужители Русской Церкви, оставшиеся на оккупированной территории, использовались советской разведкой. Так, один из ее руководителей П. А. Судоплатов совсем недавно писал: " Уместно отметить и роль разведки НКВД в противодействии сотрудничеству немецких властей с частью деятелей православной церкви на Псковщине и Украине. При содействии одного из лидеров в 30-х годах " обновленческой" церкви житомирского епископа Ратмирова и блюстителя патриаршего престола митрополита Сергия нам удалось внедрить наших оперативных работников В. М. Иванова и И. И. Михеева в круги церковников, сотрудничавших с немцами на оккупированной территории. При этом Михеев успешно освоился в профессии священнослужителя". От него поступала информация в основном о " патриотическом настрое церковных кругов". Возможно, и экзарх имел определенные контакты с советской разведкой. Во всяком случае, представляется несомненным, что он остался в Риге с санкции Патриаршего Местоблюстителя. Это подтверждается их близкими личными отношениями и обдуманным, энергичным характером действий митр. Сергия (Воскресенского) в первые месяцы после начала оккупации.

Ему сразу же пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Вскоре после захвата Риги митрополит Августин (Петерсон) объявил прежний Синод действующим и 20 июля направил германским властям просьбу о разрешении восстановления автономной Латвийской Православной Церкви под юрисдикцией Константинопольского Патриарха и выдворении из Латвии " большевистского ставленника", " агента ЧК" экзарха митр. Сергия. Подобным образом события развивались и в Эстонии. 8 июля германские войска вошли в г. Печоры, а уже 17 июля настоятель местного эстонского православного прихода Петр Пякхель издал циркуляр, называя себя в нем благочинным Печерского округа, поставленным новыми гражданскими и военными властями, и требуя прекратить на богослужениях поминовения экзарха и возносить только имя митрополита Таллинского Александра (Паулуса) с титулом всея Эстонии. После взятия немцами Таллина 28 августа он ездил к митр. Александру и узаконил свое благочиние, а позднее был хиротонисан в сан епископа. Митрополит Таллинский 14 октября 1941 г. также объявил о необходимости возвращения Эстонской Православной Церкви в юрисдикцию Константинопольского Патриарха.

В первый же день оккупации Риги митрополит Сергий был арестован, но через 4 дня освобожден на поруки. Существуют свидетельства, что уже во время этого ареста он не без успеха убеждал германские власти, что для них политически выгоднее примириться с поминанием главы Московской Патриархии, чем содействовать возвращению Латвийской и Эстонской церквей в юрисдикцию Вселенского Патриарха, экзарх которого находился в это время в Лондоне и имел тесные связи с правительством Великобритании. После освобождения экзарх Прибалтики собрал духовенство Риги в Троице-Сергиевом монастыре и объявил, что остается " послушником митрополита Сергия (Страгородского)».

Первоначально германские оккупационные власти заняли выжидательную позицию, и 12 ноября 1941 г. глава экзархата обратился к ним с обширным меморандумом, доказывая, что переход Латвии и Эстонии под власть Константинополя не в их интересах. Митр. Сергий убеждал сохранить каноническое подчинение Прибалтики Московской Патриархии и заявлял, что она никогда не примирялась с безбожной властью, подчинившись ей только внешне, и поэтому он имеет моральное право призвать русский народ к восстанию. Экзарх призывал не дробить Церковь на части по национальному и территориальному признаку и предупреждал, что всякое вмешательство немцев в церковное управление будет использовано советской пропагандой как доказательство порабощения Церкви оккупационными властями: " В Латвии и Эстонии создались маленькие, но очень активные группы православных политиков, которые прежде, как светские члены так называемых синодов, играли ведущую роль в соответствующих Церквах и которые теперь стремятся снова захватить власть. Также, к сожалению, оба политиканствующих митрополита, Августин Рижский и Александр Ревельский, присоединились к этим группам. Остальные епископы и значительно превышающее большинство священников и мирян стоят далеко от этих групп, а часто настроены в отношении их и враждебно... С точки зрения церковно-политической было бы правильно положить в основу церковного порядка следующие принципы: 1) Принцип единства. — Было бы странно, если бы в Остланде существовало четыре рядом стоящих Православных Церкви — Белорусская, Литовская, Латвийская и Эстонская. Три последних уже объединены в экзархате. Стоило бы экзархат связать с белорусскими епископствами в более высокую единицу... 2) Принцип канонической законности. — Чтобы избежать теперь и в будущем неизбежно следующих за схизмой ссор, Православная Церковь в Остланде должна пока оставаться в рамках Российской Патриархии... 3) Принцип автономии... 4) Принцип церковного единоначалия...»