Правителям современной России посвящается. 9 страница

— Нет! Но приходить и общаться — можно.

Алик заявил, что не настаивает. Будет проведывать нас, как сосед.

Хорошо, что он есть. Мне не так одиноко. Спасибо ему за это.

Продолжаю.

Мама «прогулялась» в столовую. Устала и не цепляется ко мне.

Еду принесла.

Опять пришел Алик.

И я с мамой, перебивая друг друга, рассказали Алику мой недавний сон:

Снился сказочный гном. Он был очень серьезным и строгим.

Вошел и сказал:

— В одном из брошенных садов лежит убитый.

При нем есть клад. Если вы найдете его — клад будет ваш.

Но вы обязаны человека похоронить. Не обнаружите убитого (молодого мужчину) — его отыщут Аза с Линой. Они ценность заберут. Хоронить погибшего не станут.

Человек, лежащий в садах, хочет, чтобы вы нашли его.

Мы с мамой ходили. Искали. Но не обнаружили. Правда, в глубину сада, к железнодорожным путям идти побоялись. Там можно напороться на выстрел или растяжку, и тогда — конец! А самое худшее — конец, который наступит не сразу...

— Сон есть сон! — ворчала мама. — Зря мы восприняли все буквально...

Но попросила Алика, чтобы он осмотрел сады.

Дело не в «кладе». Человеческой душе помочь надо! —

убеждала его она.

— Сделаю! — пообещал Алик.

Будур

27 февраля 2000 г.

Были в госпитале. Швы не сняли. Сказали прийти через три дня.

Можно делать перевязки самой.

К нам привязались старые знакомые. Часть переселенцев, пришедших в наш район зимой из Микрорайона. Из группы, которой руководил мужчина...

Бабушка чеченка, трое ее внуков и живущая с ними русская женщина Надя. Надя боится быть одна. Не уходит из чеченской семьи.

По дому все делать помогает! Во всех затеях участвует! Делится пенсией...

Наде примерно 60 лет.

Внуки бабушки чеченки очень шалят. Они зовут свою родную бабушку «ворчуньей». Старшей девочке 13 лет, на год младше меня.

Ее имя Санет. Что - то вроде русского имени Саша...

Второй внучке 12 лет. Зовут Аминат.

Единственный мальчик в нашей компании — Алихан.

Он младше всех и самый непослушный.

Это их отец, когда - то давал нам «солярку» и топор.

Потом Аза и Лина начали сплетничать. Рассказывать, что у меня был парень.

И все не существующие в действительности подробности... Разумеется, согласно своему грязному воображению.

Господи! До чего же несправедливо!

Ведь у этих женщин ночевали красивые, молодые мужчины в военной форме всех цветов и оттенков... Много - много раз.

И наверняка совсем не так, как у нас с мамой.

После сплетен Азы и Лины к нам во дворе все стали относиться плохо.

Две незамужние «дамы» явно завидовали моей красивой дружбе с Аладдином и с Джинном.

Боюсь, что такие отношения, как были между нами, им и во сне не снились...

Я хорошо помню.

Лина заговаривала с Аладдином осенью.

Я тогда поняла: ей хотелось его заманить.

Но Аладдин нагрубил красивой женщине. Сказал, что война — не время, чтобы ходить в наполовину расстегнутом халате и ярко краситься...

В тот день он поднял всем воду из колодца, а ей — нет!

Лина была потрясена и страшно обижена. Ей всегда оказывали внимание.

За ней ухаживали!

Она, конечно, рассердилась. Ее лицо пошло красными пятнами.

Аладдин при всем дворе занес нашу воду к нам домой!

По чеченским обычаям — не положено. Мужчина, и с ведром! Он показал всем: мы с мамой ему дороги. Он нас уважает. Разозлились в тот момент все!

Чеченцы и русские.

«Плохо! — сообразила мама. — Где зависть — там ненависть!»

А я в тот день была очень довольна!

И вот мы идем по шоссе. Все болтают и шутят. А я шагаю еще и в собственном прошлом. Говорю мысленно с Аладдином.

Поэтому отвечаю не всегда в «такт» людям, идущим рядом.

Среди моих попутчиков по трассе семенит собачка.

Ей под общий смех давали еду в столовой.

Собачка маленькая. Худая. С облезлым хвостом.

Вид очень несчастный. «Веник» — сразу дала ей веселую кличку моя мама.

Я спросила Санет, боится ли она смерти или то, что при взрыве ей может оторвать руку - ногу?

Она в ответ громко засмеялась и сказала:

— Если так будет угодно Аллаху, кто сможет это изменить? Я приму все как должное.

«Наверное, — подумала я, — она очень храбрая. А я вот боюсь».

Дорога показалась мне короткой.

На каше мы с мамой набрались сил. Меньше устаем.

Обмороки стали реже

Мама считает, что в конце мая жизнь станет легче.

Начнут плодоносить деревья.

Это дополнительная еда.

«Жизнь наладится!» — обещает мама.

Будур

28 февраля 2000 г.

Сегодня день рождения маминой мамы, моей бабушки Галины.

Она умерла.

Я жила когда-то у этой бабушки в городе Ростове-на-Дону.

Я тогда была совсем маленькой и приезжала к ней в гости.

Первая мысль: как помянуть сегодня мою бабушку — художницу и актрису. Высоконравственного, эрудированного человека. Это она научила меня любить хорошие книги!

Бабушка подарила мне радость общения с театром!

— Вот! Ты добрым словом уже помянула свою бабушку! — заглянула ко мне через плечо мама.

Алик никого не нашел в садах.

Завтра я точно иду снимать швы, а сейчас буду варить суп.

Сегодня еще был «черный» юмор у наших соседок, в квартире тети Марьям.

Бабка Стася (очень вредная старуха) вставала со стула и оперлась на ножку от чугунной печки. И в этот миг поржавевшая ножка хрустнула и надломилась. Стася «плюхнулась» задом на горячую печку! Она сильно обожглась и стала кричать:

— Вот бля...! Караул! Спасите! Пожар!

Ее подруга бабка Нина взялась ее тушить. А дым валит!

Усиливается! Старые кофты на Стасе тлеют...

Тогда больной, сумасшедший внук Нины оттолкнул

свою бабулю, схватил ведра с ледяной водой и вылил их с размаха на Стасю. Как она визжала!

Завоняло старой шерстью...

Стася матюкалась и лупила чужого внука из последних сил...

Ее подруга Нина орала, как бешеная, на обоих:

— Идиоты! Воды в доме больше нет! Ни капли! Мы три часа под обстрелом ее несли домой, паразиты!

Повсюду растеклись лужи...

И возникла острая перепалка между «спасенной» и «спасателями».

Мы слышали отборный мат, звуки крепких шлепков и обиженное ойканье.

Мама подарила соседкам полный чайник воды.

Помогала бабкам разгонять дым полотенцами.

А я смеялась и не могла остановиться...

Продолжаю.

17: 00

Ходили за кашей. В меня сегодня стрелял снайпер.

Снайпер расположился в пустой сгоревшей пятиэтажке в трех домах от нас,

к перекрестку...

Я услышала свист пули и мгновенно нагнулась. Если бы я этого не сделала, то в тебя, мой Дневник, я ничего не смогла бы уже написать.

Пуля прошла слева от меня.

Уже на излете.

Пролетев несколько метров, камешком стукнула по асфальту за моей спиной.

Мама и бабка Нина были рядом в тот момент и очень испугались.

Даже говорить об этом на посту запретили.

А я хотела подойти и спросить, зачем так делать?

Царевна Будур

1 марта 2000 г.

Мы были на остановке «Иваново» в администрации.

Это от нас очень далеко.

Мне срочно нужен паспорт! Оказывается, паспорта теперь — с 14 лет!

А мы жили себе тут спокойно и не знали. К моему свидетельству о рождении придираются.

А на паспорт и на фотографию к нему деньги нужны!

Где же мы их возьмем? Как заработаем?!

На брошенных пустых бутылках из-под водки?

На стеклянных банках с остатками консервов?

Разве на этом заработаешь?

Ходили за кашей. В большущей очереди я познакомилась с девочкой, которая учится во Владикавказе.

Она стала беженкой в конце осени прошлого 1999 г.

Их семью обстреляли при выезде из города вертолеты. Они бросились под свою машину, забились под нее и лежали там, прячась за колесами, пока машина превращалась в металлолом.

Потом улучили момент, скатились с дороги на обочину.

Пробыли там несколько часов. Дождались ночи. А в темноте отползли к лесу. Уцелели!!!

Наташа поступила учиться в училище! Специально, чтобы устроиться в общежитие в городе Владикавказе...

Она жила в нем с другими учащимися и со своей мамой.

Так договорились.

У ее семьи в городе Грозном была квартира в том доме, где вел прием наш семейный зубной врач! В том же подъезде, только № 17. Наташа мне рассказала, как во Владикавказе она с подругами гуляла в парке!

Поздно, до 23: 00 часов вечера!

Я никогда без мамы в парке не была! Даже днем!

Наташа не хочет жить в разрушенном городе Грозном.

Она не любит его. Решила: окончит один цикл обучения, сразу поступит в училище еще раз, на другое отделение. Чтобы продолжать жить в общежитии. Потом она постарается выйти замуж.

Все равно за кого, лишь бы не возвращаться в нашу республику.

Маме плохо с сердцем. Пришла, легла.

Такая бледная, что я боюсь, вдруг она умрет? Я останусь одна?

Нет! Нет! Я буду ее лечить! Хотя мне самой очень плохо...

Алик не пришел. Два дня я не вижу его.

Русские солдаты убили черную собаку в нашем дворе, пока меня не было.

Аза показала им собаку и попросила ее убить. Сказала, что та — людоедка. Она злая ведьма, а не женщина! Разве так можно?!

А баба Нина сказала:

— Выдумки! Вранье на собаку! Трупы она не ела. Она бросалась на мародеров. Не пускала чужих людей в пустой дом в частном секторе, где раньше жила...

Большая, круглая ходила. У нее должны были родиться щенки...

Застрелили солдаты ее у нашего подъезда. Говорят, Алик пришел и убрал, чтобы я на нее не смотрела. Он меня пожалел.

Я сегодня много читаю.

Не могу прийти в себя после этой смерти. Пытаюсь отвлечься, а мысли упрямо возвращаются к очередному негодяйству нашего двора...

Эти строки ПОГИБШИМ.

Немногим видеть тот дано

Далекий и туманный берег,

И снова, как давным-давно,

Мы падаем у черной двери.

Толпимся шумно у реки,

Как будто бы достигли цели,

Но... незаметны и редки,

Кто сумрак вод преодолели,

Сквозь частую проплыли сеть.

Спокойны к злу и милосердью.

Они не победили Смерть,

Они возвысились над Смертью!

Дхаммапада.

Царевна Будур

5 марта 2000 г.

Я с мамой последнее время не ругалась.

А тут ей стало плохо с сердцем! Она не может встать.

Говорит, что когда ночью сильно стреляли в садах, то у нее возникла сильная боль в груди.

Затем внутри, там, где расположено сердце, словно

что-то потекло. Ей холодно!

Кладу бутыли с горячей водой к стопам ее ног и к рукам.

Мама не встает. Даже в туалет. Я подстраиваю ей «судно».

И набок она не может повернуться!..

Шепчет мне: «Я лечу...» — и теряет сознание.

Я делаю маме укол лекарством кордиамин каждый час.

У меня осталось шесть ампул. Есть лекарства валидол и нитроглицерин — их дали в госпитале.

Больше ничего. Да я и не знаю, что маме нужно?

Вечер.

Я очень боюсь! Дождемся ли утра?

Утром попрошу кого-нибудь с мамой посидеть. Сделаю укол.

Затем бегом отправлюсь в госпиталь за врачом и за лекарствами...

Боюсь смотреть на маму, у нее странно меняется лицо.

Сейчас я нашла книги нашего друга — профессора Вахи Нунаева.

Он кардиолог. Это его методики лечения.

Брошюры профессор подарил нам и подписал на память прошлым летом.

Читаю. Тут сказано, что нужны витамины для мышцы сердца.

Уколы следует делать каждые три часа.

Я завтра обойду все палатки госпиталя МЧС!

Я решила: в настоящий момент главное — разговаривать с мамой.

Не дать ей замолчать, потерять сознание.

Иначе я могу не увидеть в полутьме комнаты, когда ей станет хуже...

Мой стул плотно стоит у маминого изголовья.

Я, что - бы не сойти с ума, пишу.

Одним глазом смотрю в тетрадь, другим — слежу за лицом мамы...

Мама едва слышно рассказывает мне о том, что она видит.

«Говори!» — прошу я, ее.

И при каждой паузе повторяю: «Не молчи!»

Мама рассказывает:

«В нашей квартире несколько полупрозрачных существ.

Они пришли за мной.

Я вижу женщину в тюбетейке, в бархатном платье в полоску.

На ней надет короткий жилет.

Она сидит на коврике...

Рядом черная кошка. Волосы женщины заплетены в косички.

Косичек много! Похоже, она узбечка или таджичка.

Молодая. Темненькая. Нежные черты лица. Бархатные, черные глаза.

Рядом с женщиной раскрытая книга...»

А прямо, напротив, у своих ног, сразу же за кроватью,

мама видит мужчину. Описывает его: «Волосы темные. До плеч.

Он в белом.

Лицо, глаза закрыл руками. А сейчас он убрал свои руки от лица, но стоит. Боком. Не поворачивается. Так хочется рассмотреть!

Его профиль красив. Мужчина одет в просторную одежду. Подпоясан.

Крупное, мускулистое тело воина...»

По правую руку от кровати моей мамы — трое. Она объясняет:

«Знакомые силуэты, какие-то родные... Мама, бабушка... Полупрозрачные...

Стоят очень близко друг к другу. Печальны. Тихи. Все в длинной одежде. Гибкие, как запятые. Цвета их нарядов, едва намечены».

Мама называет: розовый, голубой, кремовый...

Близко, у самой кровати мама видит, как «крутятся»

маленькие человечки гномы. Их много!

Они в черных костюмах и в черных шляпах с полями!

Мама отключилась...

Я испугалась и стала молиться. Прогонять смерть...

Мама едва слышно шепнула — выдохнула:

— Не вижу ничего. Глаза ослепли...

Я сделала маме два укола.

Терла ее ладони и пальцы. Давила на сердце и отпускала (так делают, я видела в кино).

Мама пришла в себя...

Тогда я сделала ей третий укол.

Я заставила маму выпить очень горячую воду с сахаром, 2–3 глотка.

Больше она не смога. Вода стала литься на подушку. Постепенно мамино дыхание стало глубже. Выровнялось. Она уснула.

Сейчас я все записала, чтобы не забыть...

Рассвело.

Каждые 3 часа делаю маме укол.

Мама сказала: «Он ушел!» Я наклонилась к ней и услышала:

«Мужчина в белом. Тот, что стоял у кровати, в ногах.

Он повернулся спиной. Ушел», — повторила мама.

Мама говорила с трудом.

Но, мне она смогла объяснить, что когда молилась — увидела: из угла комнаты, там, где наша дверь, на нее стал струиться бледный, золотистый с голубым поток лучей.

Она почувствовала — свет вошел в нее. И эту же минуту наступило облегчение!

Я попросила соседей, чтоб они посидели с мамой.

Показала им, где лекарства.

Почти бегом, через частный сектор, минуя посты, я направилась в госпиталь.

Меня могли пристрелить. Был «комендантский час».

Но проскочила.

Я вернулась с пакетом лекарств и с медицинской сестрой.

Врача кардиолога в госпитале не было.

«Сестра» маму послушала, посмотрела, сказала:

— Надо вас везти в город Моздок! Там реанимация.

Там специалист! Необходимы электрокардиограмма и снимок сердца. У вас, скорее всего, микроинфаркт!

Но мама отказалась.

Сказала:

— Мне уже лучше.

Без сна я провела три дня и три ночи.

На четвертые сутки я уснула сидя и грохнулась вместе со стулом...

Чем всех в нашем подъезде испугала. Разбилась чашка. В садах, через дорогу, началась бешеная стрельба...

У мамы были сильные боли. Она вскрикивала. Часами стонала...

Бабушки приносили суп. Мы ели. Мама — мало. Несколько ложек...

А я скушала все! Жалко, пропали талоны! Нине тяжело нести, потому наши порции она в столовой не взяла. Я сходить туда не могу. Там долго... Очереди.

С дорогой 5–6 часов. Маму опасно оставлять одну.

Сосед Валера пришел проведать. Принес четыре картошки!

Посидел минут десять и ушел.

Будур

8 марта 2000 г.

Утро!

Маме все еще плохо. Не может сидеть.

Даже облокотившись спиной на 2 подушки.

Спасибо, Алик помогает. Пилит и колет мне дрова. Уже неделю.

У мамы стало странное, большое лицо.

Иногда я думаю, что она умрет, вот сейчас умрет...

Еле выхаживаю.

Соседи притихли. Слышу, как шепчутся, что я скоро осиротею.

Люди не верят, что моя мама поправится.

Даже те люди, с кем мы ссорились, молчат. Некоторые приносят еду, понемножку поддерживают нас. Спасибо!

Мама почти не ест. А когда ест — теряет сознание...

Говорит, что жевать, сил нет.

«Боже, сделай так, чтоб мама поправилась! Пришли свою помощь!

Спаси нас от голода! Ты — правишь миром.

Ты знаешь, как тяжело жить на земле!» — твержу я свою просьбу несколько раз за день.

Будур

11 марта 2000 г.

Я написала стихи, слушая канонаду.

Аладдину

Кто у тебя свидетели? Никто?

Ночь, что укуталась вуалью звездной.

Часы, что тикали: «Уж поздно, поздно, поздно...»

Снарядов залп. Летящий снег в окно...

Кто у меня свидетели? Никто?

Аллах! Единый! Только Он один.

Он знает, как тебя я провожала.

И сколько слез в глазах я удержала...

Любви в губах. Мой милый Аладдин.

Аллах — свидетель! Только Он один.

П.

12 марта 2000 г.

Я жду Алика. Он обещал взять питание в столовой.

Я отдала наши документы и талоны.

Его все нет и нет. Может, на что-то обиделся?

Отсыпаюсь за все дни, оттого что очень устала. Маме лучше.

Я сплю, сплю и снова сплю!

Царевна Будур

20 марта 2000 г., мне исполнилось 15 лет

Сегодня мой день рождения!

Мы с мамой были на остановке «Иваново». Это от нас очень далеко...

Собрались идти сами, пешком. Но проезжали мимо знакомые с рынка, на машине. Предложили подвезти.

Конечно, мы обрадовались и поехали. Я получала там временный паспорт (удостоверение) в комендатуре. Жуткая очередь, но мы пролезли через забор, объяснив солдатам, что у мамы плохо с сердцем и еще сегодня мой день рождения. Документы и фотографии я сдавала заранее.

Мне объяснили, что вначале выдадут временное удостоверение.

Затем, через 6 месяцев, мне вручат постоянный, мой первый в жизни паспорт! Надо на него еще найти денег.

На дорогу обратно мы потратили четыре с половиной часа.

Сосед Алик с нами подружился. Носит воду, колет дрова.

Я говорю ему:

— Человека жду. И ждать буду!

А он в ответ:

— Ты только позволь зайти вечером. Будем в шашки играть. И с нами твоя мама. Я зайду как сосед. Я ведь и этому рад.

Вчера, 19 марта, приехала соседка с третьего этажа (квартира 39), тетя Нина, аварка.

Это бабушка моей подружки Патошки. Меня дома тоже Патошкой звали в детстве. Тетя Нина дала мне куртку, светло голубую. Видит, что надеть мне нечего. Спасибо, тетя Нина!

Привет, март!

Патошка-Будур

21 марта 2000 г.

Был Алик. Болтали. Он сказал, что я ему очень нравлюсь. И он будет ждать моего решения целый год. А я должна к нему присмотреться.

Сегодня Алик был особенно внимателен из-за моего дня рождения. Он нашел в развалинах маленького зайца. Заяц розовый с синими большими глазами. Игрушка.

Приятно, что хоть кто-то подумал обо мне...

Вчера, 20 марта, в село Знаменку тетя Аза увезла огромный рефрижератор с какими-то вещами и мебелью.

Но это еще не все!

Она вернулась и сказала, что много вещей у нее осталось?!

Примерно на половину такой же машины...

А жила она в однокомнатной квартире. И на «выселении» мы были вместе.

Эту женщину я не люблю за лживость и плохое поведение.

Однако перед войной моя мама с ней дружила.

Мы ходили, друг к другу в гости. Мама уважает Азу за смелость.

Помнит, как летом 1996 года, в дни летних боев, Аза помогала раненым.

Она не раз бесстрашно бежала через двор под обстрелом со шприцем в руках.

«Что-что, а смелость у нее не отнять! И в трудную минуту давала людям лекарства», — говорит мама. Хотя остальные действия соседки ей не нравятся...

Алик только ушел. Он признался мне, что у него нет документов.

Потому он не может уехать из этого истерзанного города.

Сейчас Алик прибился к объединенной войной группе людей. Они проживают в том доме, где погибла армянка Раиса. В настоящее время там же ютятся русские пожилые женщины Лида и Галя с крохотной комнатной собачкой.

Там же живет старушка чеченка, что учила Раису мусульманским молитвам.

И два ее сына: родной и приемный Алик. В другую квартиру переселились муж и жена. Рассказывают — они переселились с улицы Авиационной.

Ушли от обстрелов. Все потеряли.

Мужчина - чеченец, русская женщина и ее дочь - подросток.

Раньше они некоторое время жили совершенно одни в другом большом доме.

Прибились в эту «компанию» два неизвестных парня.

Имен их не знаю.

Парни часто пьяны. По поведению они — дрянь!

Скелет, оставшийся от 4- этажного соседнего дома, опасен, он едва стоит... Часть балконов верхних этажей повисла, как гирлянда, над пропастью, а квартиры давно рухнули вниз.

Женщина Галя перед войной жила на самом верхнем, четвертом этаже и очень благосклонно относилась к вторжению федеральных войск.

— Вы не понимаете! — кричала она на весь двор патриотические речи: — Российские военные не будут уничтожать наши дома! Они наносят точечные удары только по боевикам!

Интересный факт: когда в начале войны бомбили — самой первой рухнула вниз именно ее квартира...

Галя (выйдя из подвала дома) долго тогда стояла во дворе и молча, плакала. А ее рыженькая собачка мелко тряслась на руках...

Кстати, вчера в Грозный прилетал Путин. Этот дядька баллотируется на пост Президента РФ. Взрослые говорят, что он — молодой и перспективный. Хотя толком никто ничего не знает о нем.

П.

Вспоминаю.

В начале декабря прошлого года, до «зачистки», в этом доме был ранен мирный житель, армянин. Ему частично оторвало пальцы рук.

Кровотечение наши жители остановить не смогли. Молодой мужчина погиб.

Он пытался перейти городскую линию фронта, в районе остановки «Ташкала». Надеялся получить медицинскую помощь.

С нашей стороны — его выпустили. Дальше идти не разрешили. Когда он повернул назад, в сторону своего жилища, ему стреляли в спину.

И убили на глазах у матери.

Старушка-мать прибежала к нам. Просила помочь забрать тело сына.

Но соседки и моя мама не решились. Честно признались:

«Мы боимся! Дети могут остаться одни!»

Так они объяснили свой отказ несчастной женщине.

Покормили ее, поплакали с ней... и все...

Из соседнего дома мать убитого очень скоро ушла.

Не смогла жить в своей квартире без сына.

Она поселилась у знакомых, недалеко, в нашем же районе.

Но не обиделась на мою маму и на Стасю с Ниной.

Впоследствии мать погибшего дважды приходила в часы затишья повидаться!

Те жильцы, которых не выгоняли из дома на «зачистку», все плачут, что у них ничего нет. Мы зашли в соседний дом, к Гале и Лиде.

У стены одной из комнат стоят примерно 20 мешков из-под сахара, очень белые и чистые, набиты какими-то мягкими вещами. Они аккуратно зашиты, приготовлены к отправке.

«Желаете пересмотреть? Сами распорите швы и ищите свое! А потом сами зашьете!» — нагло заявила Лида, когда мама у нее на кухне нашла наше полотенце.

Мама им ответила, что ничего искать не будет. А во всем разберется Бог.

Мама отобрала у них из наших вещей то, что сразу бросилось нам в глаза, — крышку от нашей большой кастрюли, в которой когда - то была мука, и полотенце.

Наше чайное полотенце Галина, по ее словам, «нашла на свалке».

Ссориться мы не стали. Распарывать чужие мешки, искать там свои вещи нам было противно. Нервничать, рыться сил не было. Мама упрямо и гордо произнесла:

— У нас все было и снова будет!

Поздно вечером мы узнали, что убит родственник бабушки Нины.

Он работал на телевидении до войны. Этого человека знали многие.

Будур

25 марта 2000 г.

Я целый день дома. Болит сердце. Лежу.

Алик у нас каждый день, но я стараюсь не давать ему надежды, чтоб не причинить боль потом.

Судьба у него невеселая. После смерти матери его отец женился.

В новом браке появились дети. Алик с детства ощущал свою ненужность. Отец запил. Поэтому Алик ушел жить к другу, в чеченскую семью.

Взрослые разрешили. Хорошо его приняли. Теперь, своего товарища Алик зовет старшим братом, а его маму — своей матерью.

Где-то далеко у Алика есть родная старая бабушка.

Они не видятся.

Свой паспорт он потерял под обстрелом. А делать новый денег нет.

Работы нет тоже. Алик живет без документов.

Весь вечер он говорил не со мной, а с моей мамой. Объяснял, что спиртное пьет редко. Пьянство не уважает.

Говорил, что я ему нравлюсь, и что он хотел бы жениться на мне...

Рассказывал, что когда российские военные нас и людей из дома напротив - увели, их, как оставшихся, посадили в подвал. Самого Алика, его приемную мать, названого брата и русских бабушек-пенсионерок. У одной из которых на руках была маленькая, чудом выжившая домашняя собачка.

А сверху на крышку подвала военные поставили холодильник.

Так они просидели четверо суток. Без еды и питья. Мужчины и женщины.

Молодые и старые. Пенсионеркам стало плохо с сердцем.

Позднее люди сумели выбраться, разломав часть стены и прорыв куском железа тоннель на улицу!

Иначе бы умерли от голоду!

Старшего брата и Алика военные избили за такие «самовольные» действия, но на этом все и кончилось.

А неделю тому назад в очереди за бесплатной кашей я познакомилась с молодой женщиной Машей. У нее есть сын, а муж погиб в первую войну.

Маша живет со старой больной матерью.

Выживают они трудно, как и мы. Приходится собирать банки, бутылки и сдавать. Алик был с нами. Он понравился Машеньке. Я хочу их подружить.

Сегодня мне не пишется.

Сердце «горит» внутри, если резко повернуться — острая боль.

Патошка

27 марта 2000 г.

Утро.

Я потеряла сознание на несколько минут.

И чуть не умерла.

Увидела, что все люди и предметы вокруг состоят словно бы из золотых пляшущих мушек, и отключилась.

Я попала в трубу из хрусталя или чего-то подобного...

Меня тащило вверх на огромной скорости, и полупрозрачные создания, похожие на электрических головастиков, кричали мне:

— Скорее вверх! Скорее лети с нами! Быстрее, а то не успеешь!

Я чувствовала легкость и совсем забыла, что умираю.

А потом меня перестало тащить — и я рухнула вниз...

Это случилось в очереди за бесплатной кормежкой.

Очередь дралась, и голодные люди вырывали куски хлеба и кашу

у «раздатчиков бесплатного питания».

Потом меня возили в военно-полевой госпиталь МЧС и делали уколы.

Врач сказал:

— Это сердце. Его еле слышно...

И дал еще с собой таблеток.

Мама бесилась, что я ничего не могу делать по дому.

Сегодня стала на меня орать из-за чайника. Он разлился. Ударила!

Неожиданно мама надела самое длинное платье

Самый большой платок. И ушла. Без документов. Искать смерть.

Сказала, что не хочет жить. Чем так голодать и унижаться в очередях, постоянно болеть, — лучше пуля снайпера!

Надеюсь, все обойдется, и она придет назад.

П.

28 марта 2000 г.

Вечер.

Мама пришла.

Когда мне было очень плохо с сердцем, заходил Алик.