Правителям современной России посвящается. 7 страница

А я ответила, что не смогу ее закопать, так как земля мерзлая. Вся в снегу.

— Тогда сожги, — предложила она.

Я попыталась представить себе, словно увидев это сверху, мерзлую землю, медленно расплывающееся черное пятно вокруг костра и ее «тающее» в огне тело...

Но, видя, как ей плохо, пообещала:

— Сделаю, как ты просишь.

И пока она не видит — вытерла слезы.

Продолжаю.

Вовка притащил баллоны соленой черемши. Принес на тарелочке и угостил нас.

Мы «смели» черемшу в одно мгновенье.

— Остальное мое! Я люблю! — заявил он. И отнес все банки на свою половину.

В 200 метрах от нас загорелся частный дом после обстрела из орудий. Все коллективно тушили пожар, но напрасно. Дом сгорел. Странно, но никто ничего не взял себе.

Все вещи выносили и ставили на дорогу.

Отдавали в дома напротив.

Я с людьми забрала часть обгоревшего забора на дрова.

Нашли головки лука, и пачки с промерзшим чаем.

P.S:

Наши молодые соседки стали исчезать по ночам куда-то...

Женщины, а не боятся!

Оля, наверное, уйдет — ее муж Вовка все больше пьет.

Царевна Полина-Будур

26 января 2000 г.

Ночь.

Обнаглели соседи из второй комнаты!

Спят вповалку и там же курят и пьют.

Это в такое время! В войну, когда жизнь на волоске!

Дым идет к нам. Мы задыхаемся: дети и старики.

Сейчас получилось еще круче: нашу комнатную дверь закрыли, задвинули стульями. Сидим все шесть человек, как наказанные, взаперти. В туалет не выйти! А в кухне наши «девушки» пируют с русскими военными! Мирно беседуют и жуют.

Наварили что-то вкусное. Запах! Обалдеть!

Хотя продукты наверняка дали на всех.

Мы — голодные.

А они — пьют!

В дырочку от замка нам хорошо видны баллоны с красным вином.

Русские военные услышали шорохи, спрашивают:

— Что, тут еще люди есть?

Тогда Вовкина жена и тетя Аза стали раздраженно повторять:

— Какие там люди?! Это у нас комната для калек. Мы их кормим!

Мама как услышала — расплакалась. Сказала:

— Мы отделимся. В продуктах и в дровах. А печь я сама себе с решеткой во дворе сделаю. Битых кирпичей много...

Я обрадовалась и зашептала:

— Давай уйдем от них совсем!

Но уходить из дома мама не решилась. Женщина и девочка — явная мишень. Тем более что у нее постоянно болит сердце.

Бабушки нас поддержали и хором сказали:

«Да! Мы согласны! Мы тоже отделимся и уйдем». Но прошло несколько минут, и они испугались собственного своеволия. Стали «петь» совсем другое:

«Надо терпеть! Гордость ни к чему. Вы не умеете жить в коллективе...»

Явное предательство и трусость. В конце концов, получилось, что отделились только я и мама.

Наши соседки из параллельной комнаты продолжают исчезать по ночам.

Кто-то им светит фонариком и свистит. И у наших «дам» тоже появился фонарь!!!

Сегодня маме лучше. Она смогла встать. Сердце отпустило...

Мы с ней нашли в чужом доме сухие носки и переобулись.

Варежки опять не нашли.

В одном доме, на диване, увидели убитого мужчину.

Немного крови на голове, и стакан чая в руке, свободнолежащей на подлокотнике.

Он был словно живой... Только в воздухе висел запах металла.

Почему от убитых пахнет металлом и пеплом?

И детские вещи, лежащие рядом с ним, и кроватка малыша...

В этом доме мама не разрешила брать даже еду. Она суеверная. Говорит, что у мертвых ничего брать нельзя.

Потом мы искали муку и сахар.

В другом доме я заглянула в комнату. О! Что там было!

На столе стоял открытый чемодан, серый, «серебряный». В прозрачном пакете рядом лежала новая куртка из кожи!

Я попросила маму взять куртку. Моя совсем износилась... Дырявая.

Но мама не разрешила. Ругалась.

Вот зануда! Как будто не видит: вокруг все и все забирают.

Ходят группами. Взрослые и дети, военные и мирные жители, соседи и случайные попутчики...

Вечером мы с мамой вышли «подышать», пока нет обстрела.

Идем, видим — нет того дома с курткой. Одни головешки и фундамент.

Я сказала:

«Никогда не смогу поносить такую куртку».

Мама обняла меня:

«Потерпи! Чтобы у нас в нашей квартире хоть что-то осталось, мы тоже с тобой кроме еды и лекарств ничего брать не должны! Есть час добрый, а есть — недобрый, особенно в войну».

Позднее ночью я едва не погибла.

Вышла около 23.00 часов во двор. Темно. Звезды. Мороз.

Я спрятала кусок лепешки, чтоб покормить бездомную собаку. Из-за собаки, собственно говоря, я и вышла. Позвала ее и стала кормить...

Неожиданно раздался выстрел. За ним второй!

Рядом со мной по стене «чиркнула» пуля. Кто-то захохотал пьяным голосом.

Стреляли в меня. Явно используя ночной прицел. Наверное, сквозь него мы кажемся снайперам призраками, которых интересно убивать.

Я дернулась, спряталась за угол. Присела на корточки.

Простояла, как утенок, минут пять. Так же, на корточках, не поднимаясь, взобралась по лестнице домой! От боли в ногах я до крови искусала губы.

Дома, при свете керосиновой лампы, мы с мамой рассмотрели пулевое отверстие в моем шарфе...

Еще когда я кормила лепешкой собаку, то отчетливо слышала разговор Лины, Азы и Ольги о русских солдатах. Их речь и сигаретный дым лились из окна их комнаты. Женщины хохотали и обсуждали, кто лучше как мужчина.

У кого какое «богатство» и всякие грязные вещи.

Какая низость.

Время за полночь.

Только что я поругалась с Олей, женой Вовки.

Я, наконец, решила помыть голову, а то уже чешется (не мыла неделю!), а Оля начала кричать:

— Хочешь понравиться военным?! Шлюха!

Это с моими-то взглядами! И с моими ранеными ногами?

Я ответила:

— Бог уже всех вас проклял! «Шлюхи» живут в соседней от меня комнате.

Ольга прошипела, что ненавидит меня, и с удовольствием бы убила, после чего скрылась среди мешков в их комнате.

Крыса! Она что, на самом деле думает, что я в 14 лет такая же, как и они?!

Патошка

27 января 2000 г.

Сегодня ненаглядные соседки снова «смотались» в наши прежние дома. На военных машинах с солдатами. У них БТРы, как автомобили.

Это второй раз после выселения!

Ни мамин паспорт, ни ее трудовую они не привезли. Хотя обещали.

Зато втащили много больших сумок. Отличились Оля и Аза.

Возможно, они врут, и были совсем не в наших домах?

Я давно перестала верить рассказам этих ненасытных людей. Оля принесла своей матери на выбор стопку головных платков.

Бабушка Маша со словами: «Господи, помилуй!» — отобрала те, что ей больше понравились, крестясь и молясь.

Вовка был пьяным, матерился на меня и говорил откровенные пошлости. А я сказала ему, что я младше его дочери и что совести у него совсем нет.

После этого он заткнулся.

Потом, когда все поели, прибежал дедушка Халид, чеченец, местный житель, с «нашей» по случаю улицы:

— Помогите! Горит дом моей дочери. Спасите вещи!

Не приподнялся никто. Выползли только я и мама. Дед показал на большой дом. Пожар был несильным, но тушить его все равно было нечем.

Мы вытащили 2 подушки и большую синюю кастрюлю литров на 50-т.

Какие-то старые пальто. Несколько ведер. Все это вместе с дедом занесли к нему во двор. Дом, в котором полыхал пожар, был почти пуст, видимо, основное имущество дочь с зятем успели вывезти.

Старик пообещал отблагодарить, дать нам вермишели.

Мы забыли предупредить его, что питаемся отдельно.

Халид не обманул. Он принес то, что обещал. Но явно пожадничал.

Принес очень мало, в пакетике. А говорил — у него мешок!

Нашу вермишель перехватила Аза. Она мгновенно спрятала ее в своей комнате. Мы с мамой остались с «носом».

Я страшно разобиделась! Чтобы не показать свою боль и свое бессилие, я вышла на улицу. Слепило солнце. Болела раненая нога.

Я не заметила, как заплакала.

И в этот момент мне кто-то протянул плюшевую игрушку — зайца.

Я не запомнила лицо этого человека.

Вернее, я его не увидела. Только глаза — они были синими.

Когда отошла — оглянулась: это был русский военный.

Он писал сухой поломанной веткой на белом снегу:

«Нам пора домой!»

Игрушка маме понравилась. Она разрешила ее оставить.

Заяц желтый, красочный! Я лягу с ним спать.

Продолжаю.

Еще новости, Дневник!

Наши «дамы» принесли мне красивые платья.

Я была удивлена таким подаркам.

Но как только соседки вышли от нас, мама повесила все за шкаф с задней стороны и сказала:

— Уж не знаю, хитрости ли это или нет, но домой к себе мы эти вещи не понесем. Сделаем вид, что взяли. Чтобы не обидеть.

Я вытащила все наряды обратно в комнату и стала примерять.

Больше всех мне понравилось розовое платье. Я пыталась уговаривать маму разрешить оставить хотя бы его!

Но мама была непреклонна.

Стала объяснять:

«Ты глупая! Это не подарки. Это чтоб свои дела на нас свалить! У нас родных нет. Уезжать нам некуда. Мы останемся. Вот и будут люди думать, что воровали мы. Ненависть к русским в этом поможет.

А наши соседи за наш счет очистятся! Давай мы сделаем вид, что взяли.

Пусть думают — их хитрость прошла».

Я поняла — мама права. И принялась за еду.

Питаться эти дни мы стали гораздо лучше. Обследуем чужие подвалы и кухни. Что отыщем, то едим. Иногда два раза в день!

Нашу долю продуктов соседи сожители от военных получают, но мы ее не видим.

— Раз сами отделились — вам ничего не положено! — заявила Вовкина жена. Остальные поддержали Ольгу, чтобы еды их коллективу было больше. Мы не спорили. Решили не нервничать. Нужно помнить историю с макаронами и с дедушкой Халидом!

Пока мы обходимся без помощи военных, сами.

Правда, мне постоянно хочется есть. Иногда мы угощаем бабулей соседок по комнате и «общего» внука. Они с нами дружат, когда «оппозиция» не видит. Даже жалуются потихоньку, а при «своих» не разговаривают. Игра какая-то. Странные взрослые люди...

Царевна

28 января 2000 г.

Сегодня мы ходили за водой. Далеко, в пожарные колодцы.

Все остались живы!

Только бабе Нине стало плохо с сердцем в пути, и мне тоже — я чуть не упала от боли. Ее воду пришлось отдать военным — танкистам. Не выливать же?!

А я свою — донесла.

С нами было много местных женщин, все с тачками, с баками.

На пригорке стояла «русская» пушка, она стреляла.

Огненный снаряд вылетал у нас над головой. Мама забралась к солдатам на высоту.

Стояла и смотрела на наш дом. Комментировала:

«Дом стоит! Из-под крыши валит дым. На верхних этажах пожары, Нам сказали не подходить к нашим домам 15–20 дней. Не беда! Вернемся раньше! Рискнем!»

Мама каждый день повторяет слова:

— Пора домой!

Это как ее заклинание. Одновременно — мысль военного, писавшего на снегу.

Того, что дал мне зайца.

«Дорога назад широкая, без укрытий. Опасно! Идти надо большой группой, как уходили из своих домов», — решают все.

Начались общие сборы.

Дележ тех продуктов, что мы искали и носили вместе.

Нам с мамой дали: ведро муки, лук, 1 баллон помидор, и (ура!) десяток картошек. Дополнительно выделили две литровые баночки: варенье и «аджика».

Под кроватями у наших соседей много разной еды. Домашних консервов.

Но старым бабулям Стасе и Нине с больным внуком отдали такую, же маленькую порцию, что и нам.

Я стащила для своего дома много полезных вещей: спички, вату, лекарство валидол и книжку «Прекрасная второгодница», о школьниках.

Мама сейчас выбросила «выходную», когда-то красивую, а теперь грязную, закопченную уличной печкой, кофту. Она переоделась в мужской свитер, который нашла в кухне, во дворе. Он совершенно чистый!

Свою желтую кофту она положила на место свитера.

— Это еще зачем? — спросила я.

— Ее можно постирать, когда воды много будет. Пусть

видят — выхода не было.

Мама сразу похорошела. Свитер серо - зеленый, ей идет!

Сегодня мы впервые обратились к военным.

Попросили наполнить бутыль соляркой или бензином.

Они дали. Сделаем дома «коптилку»!

Домой! Домой! Домой! Ура-а- а-а!

Продолжаю.

...Вечер. Коптилка. Мы дома.

Сегодня мы совершили свой «переход».

Шли по глубокому снегу, по дороге, ведущей вверх.

Впереди всех — бабушка Стася. Она несла свою долю «пайка», в какой - то сумке. Все время спотыкалась. Оборачивалась, смотрела на нас, ждала помощи. Иногда она смешно повизгивала. Иногда стонала.

За Стасей шли мы. Мама починила поврежденную ручную коляску.

Установила на нее деревянный ящик. В него поместились: ведро с мукой, две банки — одна с помидорами, другая с «аджикой», лук и драгоценные картофелины.

Я несла сумку в цветной горошек. Это моя находка! Со двора одного из разрушенных домов. В сумке у меня расположились: желтый заяц, банка с вареньем, вата, разные лекарства, книжка о школьниках и еще красный свитер. Подарок тети Лины. Мама его не видела.

Вдруг там, дома, совсем ничего нет, а надо переодеться?

Кратковременно, к возвращению домой, отношения между всеми наладились.

Наши соседи перестали драться и ругаться.

Платья, подаренные мне, я оставила, развесив их за шкафом. Все они были пошиты по индивидуальному заказу, что подтверждало мамину версию о хитростях...

Сразу за нами по снежной дороге шли бабка Нина и ее больной внук.

Внук нес две стопки книг, перевязанных бинтом. Бабуля тащила свою долю еды. Малорослая, полная, она проваливалась в глубокий снег и трудно дышала.

За Ниной тянулись остальные.

Жена Вовки тащила сразу две тачки: по одной в каждой руке.

Вовка тоже вез две нагруженные тачки. Лина завершала шествие.

Ее тачка была почти пустой. Шла она бойко и легко. Эта женщина красива. Рыжие волосы до плеч, яркие голубые глаза. Лина всегда аккуратна!

Даже в войну!

И в 40 лет выглядит молодой, спортивной студенткой.

По дороге домой выяснилось, оставили бабушку Машу.

Охранять какое-то имущество!?

И Аза осталась с ней.

«Там у нас много вещей. Бросать нельзя!» — проговорилась Ольга.

Спровоцировали ее бабули простым вопросом:

— А где же все остальные?

— Придется еще за Олиной матерью идти, — сделал грустное лицо хитрющий Вовка.

Действительно, пока мы убирали битый кирпич, чтоб войти в свой подъезд, все жильцы из дома напротив - укатили за «бабушкой», прихватив с собой пустые тачки.

Вот поганцы! Из дома ведь все вышли, в чем были, без вещей.

Бабушка Нина — в тапочках... на снег.

Я лично в старых маминых калошах. Без сапог.

А чеченка Аза спасала свой единственный плащ...

Увидев нас, подошли соседи из четырехэтажного дома рядом.

Того, где погибла Раиса-армяночка.

Они рассказали:

«Когда Николая с парализованной матерью вывели из дома, его старая мать начала умирать у военных машин. Тогда кто-то из военных не выдержал. Приказал отвезти обоих в госпиталь.

Через два дня Николай осиротел...

Он бросил остатки своих вещей! Уехал в беженцы или к дальней родне...

Остаться ему было негде.

Одна из стен его квартиры на втором этаже рухнула еще до Крещенья».

Наконец, когда стемнело, мы расчистили тропу к своей двери.

Но самой двери не оказалось!

У входа нас встретил наш расстрелянный холодильник.

Его оторванная дверца лежала рядом.

Мы вошли и увидели: простыни в крови. Моего маленького магнитофона и телевизора нет! Исчезли упакованные вещи: посуда, постельное белье. Нет даже моего нижнего белья — переодеться!

Квартира накренилась окончательно. Коридор с кухней провалились в полуподвал...

Дома остались два самых маленьких коврика. Документов и фотографий нет.

Многих старинных вещей, привезенных от бабушки из города Ростова-на-Дону, тоже.

Есть голенища от моих новых сапог?! Низ кто-то отрезал.

Все загажено. И вещи, и подушки дивана.

Мы так устали, что просто одели на себя то, что смогли найти. Снег летел в комнату через окно.

Плевать! Мы дома!

Мама быстро соорудила «коптилку» из баночки от детского питания.

Мы накрылись старым потертым ковром, обнялись и заснули в коридоре на матрасе.

К утру сильно замерзли руки. Свои перчатки мы не нашли.

Не было даже самых старых.

П.

29 января 2000 г.

Утром случились радости: увидели, что осталась старинная ваза, спрятанная в дровах! Сохранилась большая часть книг...

«Древние» бабушкины кастрюльки. Часть от любимого маминого сервиза, правда, без чашек, валялась по двору! Нашлось несколько бокалов!

Нет нашего столового серебра, но есть тарелки!

Никем не найден, остался большой магнитофон. Последнее приобретение предвоенного лета. А пропал мой любимый — маленький.

За стеной в квартире ингушей снова поселились две подруги — Нина и Стася. Бабушка Нина с раннего утра кричит на внука. Он требует еду и рвется что - то искать.

Соседи из дома напротив и сегодня с тачками. Они трудятся.

Перевозят к себе чужое добро, дав операции кодовое название «Бабушка».

За окнами то тихо, а то стреляют. Низко летают самолеты.

Нам следует срочно найти нашу дверь. А самое главное — найти документы.

Полы нашей комнаты поднялись горой в середине в коридоре и в кухне. А по углам, наоборот, опустились в подвал.

Примерно сантиметров на тридцать - сорок.

Из подвала веет холодом, слышен писк крыс.

Они тоже голодные...

А я никак не могу согреться!!!

Сижу у пахнущей отбросами «буржуйки» на кухне и все равно мерзну.

Она не греет совсем...

Сегодня на грязном снегу во дворе мы нашли мои детские фотографии.

Они были потоптанные ногами...

Мы сушили их возле печки, сделанной из выварки.

В коридоре, рядом с туалетом, у бабушек - соседок оказался мамин паспорт!

Это самое ценное!

Занавесили одеялом окно. Меньше холода будет. Обходить дом и чинить окна опасно. Из садов через дорогу все время стреляют.

Ну, ничего, потерпим, переждем...

Царевна Будур

30 января 2000 г. 14 лет

Мы спим без двери, прямо на полу.

У входа ставим табурет, на него — выварку для белья, с дровами.

Свою дверь нашли, но скручены петли. Необходимо их заменить.

Неизвестные украли нашу муку, ту, что дали боевики.

Унесли ее вместе с большими кастрюлями.

В муке были остатки нашего товара и мои любимые музыкальные кассеты.

Я уже обнаружила большие гвозди и молоток для ремонта.

Из садов, что за нашими окнами, периодически стреляют.

Только что громыхнуло под окном! Короткая вспышка, порыв ветра.

Я выглянула и быстро спряталась. Увидела — появилась яма на асфальте.

Если смотреть снаружи, то между кухней и комнатой. Нас защитил простенок.

Русские солдаты расстреляли пушистого кота Лины, пустив ему пулю в лоб. Она плакала.

А дворовую собачку Белочку, которую я спасала от обстрела в подъезде, пулей ранили в шею. Но не добили.

Она промучилась три дня, а потом, задыхаясь, умерла.

Моя мама взяла ее на руки и похоронила в кустах у дороги.

Наши коты и кошки еще поздней осенью умерли от голода.

Холодно. Не пишется. Заканчивается еда...

Будур

31 января 2000 г.

Дома, оказалось, жить хуже, чем там, в «гостях».

Мерзну. Еды почти нет.

Мой осколок в правой ноге эти дни не болит.

Я думаю, он оброс плотью и потому перестал блуждать и колоть ногу.

Сегодня я должна дочинить входную дверь.

Я уже поставила ее на место.

Теперь нужно подточить ее снизу, чтобы она закрылась.

Ведь полы у порога вздыбились!

Будем уходить — забьем квартиру на гвоздь, а щипцы возьмем с собой.

Иначе мы умрем голодной смертью.

Бабушки обманули нас. Попросили муки на лепешку.

Сказали, что внук много ест. И у них муки совсем нет.

Пообещали в обмен дать макарон, но не дали.

А мы каждый день едим кусочки вареного теста, крошим на них лук.

Болит живот и правый бок.

Один раз в день мы печем лепешку. Без масла (его нет).

Состав: сода, вода из снега, мука. Лепешка всегда сырая, но вкуснее «галушек».

Однажды, когда бабки - соседки готовили в подъезде суп на кирпичах, то на минуту отбежали, так как рядом разорвалась мина. Я воспользовалась этим и, зачерпнув ложкой их суп, съела огненные макароны.

Не хочу умереть с голоду.

Сходили за дровами. Ими нам служат доски и перила балконов, упавшие вниз после обстрела верхних этажей домов.

Постоянные трудности с водой. Топим снег. Фильтруем от копоти.

Получается очень мало — только пить. Бродим мы грязные, чернее ночи.

В колодцах воды нет.

Продолжаю.

Мы вышли за дровами и... спаслись! В нашу квартиру залетела железная птичка.

Когда вернулись, намели с пола полный совок осколков!

На обеденном столе лежала Зеленая Книга. Ей, в отличие от нас, не повезло. Она оказалась вся изранена. Рядом с ней мелкие осколки. Эту книгу я сохраню.

Ее надо сдать в музей против войны! Надеюсь, когда-нибудь такой будет!

В стене, общей с бабушками - соседками, появилась дыра!

Небольшая, с ладонь. Стена треснула по диагонали.

Стала подвижной.

Жить нам стало веселее. Потому что теперь и там и тут все слышно...

Сегодня мы вернули окончательно на место нашу входную дверь.

Будет теплее.

Царевна

6 февраля 2000 г.

Утро.

Холодно. Мы дома. Спим, надевая на себя сразу по нескольку старых пальто.

Я не снимаю обувь неделями...

Стекол давно нет. На окнах — тонкая фанера и старые покрывала.

Выварка - печка не согревает помещение без стекол.

Изо рта валит пар, как на улице. Руки от холода красные, словно гусиные лапы.

Моя правая нога с утра не болит. Большой осколок упокоился с миром.

Спи спокойно, мой железный товарищ!

К нам приходили военные. Смотрели документы. Всех записывали.

Строго сказали:

— Если от ваших домов или из садов будут стрелять по нашему посту, мы вас всех расстреляем!

— Кто стрелял, те давно ушли... — ответила мама. — В наших домах только замученные войной мирные люди! Есть старики, дети. Никаких боевиков тут нет!

Военные нам не грубили. Оказались трезвыми.

Я, как только они появились, ушла в квартиру к бабушкам соседкам.

Мне не хотелось говорить с военными людьми.

Они записали себе наши данные и быстро ушли.

Теперь стреляют только ночью. По садам из пушек — «на всякий случай!»

Снаряды разрываются через дорогу от нас. Ночью постоянный мерцающий свет за окном. Горят заборы.

Горят дачные домики. А к нам только залетают осколки...

Днем же «играются» снайпера.

Идешь, а они пугают. Стреляют под ноги или над головой.

Прострелили мне бидон, когда я несла воду с нижней улицы. Я испугалась, бросила его на железнодорожном полотне и убежала. Мама громко выругалась русским матом. Вернулась и взяла бидон.

Сказала:

— Хоть половинку, а принесем!

Здорово! Бидон превратился в водяную мельницу.

Хорошо, что по ногам не попали. Только жалко воду!

Еще в походе за водой я видела труп пса на дереве. Он висел очень высоко, распяленный между ветвей на самой верхушке. Туловище частично истлело. Осталась бело - серая шкура. И печальная собачья морда, глядящая на людей сверху.

Сначала я не могла понять, как его занесло туда. Собаки ведь не кошки...

А потом догадалась — его забросило туда взрывной волной!!!

Теперь мы не ходим за дровами за свой 4-этажный дом. Ищем доски со стороны двора, где расположены подъезды.

Стены родного дома делают нас невидимыми для тех, кто стреляет.

Одну женщину недавно ранили. Она переходила дорогу к «зеленому» детскому саду с ребенком на руках.

Мы боимся ходить через эту дорогу. Но кушать нечего. И мы рискуем!

Перебегаем трассу на скорости и «зигзагами».

Потом, скрывшись за угол, продолжаем путь.

Мир, в котором мы блуждаем, обуглен и исхлестан железом. Мы заходим в разбитые чужие дома без дверей и окон... Там страшно! Особенно когда спускаемся в подвалы в поисках еды, консервов. Мы знаем, что подвалы часто заминированы, и люди взрываются в них, протягивая руку к банке с вареньем или запинаясь за растяжку.

Постоянно мы натыкаемся на убитых, и почти всегда это люди средних лет, женщины, мужчины в домашней одежде.

Найти еду очень трудно! Но иначе не выжить. Умные люди запасались едой впервые месяцы войны — осенью.

А мы не ходили никуда. Проживали свои деньги. Думали: война быстро кончится! Надеялись: продержимся, перетерпим!

Выручали знакомые — наши спасители. Приносили продукты. Хлеб. Питались вместе.

В «походы» мы начали ходить только после «зачистки».

После своего возвращения. И, как всегда, опоздали — «поезд ушел»!

Продукты давно разобрали голодные люди: мирные жители, и те, кто защищал город друг от друга, — боевики и русские военные. Ведь кушать хотели все! И по возможности — разнообразно!

Несколько дней мы вообще ничего из продуктов не находили, и я ела снег, набирая его где почище.

Но, наконец, нам повезло!

Вчера мы нашли соленые помидоры в банках. Целых пять банок принесли. Я сразу съела одну, и заболели желудок и печень.

Еще я нашла спички и баночку с остатком кофе на самом дне.

А мама недавно нашла мокрую гречневую крупу в целлофановом пакете.

Не знаем, сгнила она или нет?

Может быть, она окажется съедобной...

Всезнающий народ, проходя по нашему двору, утверждает:

— Начали раздавать бесплатную еду! Чай с молоком! Кашу!

Где этот «рай», никто толком не знает.

Указывают совершенно разные районы города. Но, там — стрельба...

Царевна Будур

9 февраля 2000 г.

Ходили за водой. Вернулись, а у нас дома «гости».

Роются в наших вещах и в шкафу с книгами.

Едва мы зашли, они щелкнули затворами автоматов и напряженно поинтересовались:

— Вы кто такие?!

— Мы здесь живем! А кто вы? — спросила у русских военных мама.

Она зашла и сразу села.

Мы очень устали, так как ходили за водой, а путь был неблизким. Еще у дальнего колодца с водой всегда большая очередь! Разумеется, свои документы с пропиской мама им показала. Паспорт и свидетельство о моем рождении — тоже.

— Как на территории большой тюрьмы, — грустно пошутила она.

— Да мы хорошую библиотеку у вас обнаружили. Периодически вот заходим и книги берем! — просто объяснили военные.

Мне сразу вспомнилась первая война 1994 года, и сожженное на костре из паркета, прямо посередине дедушкиной квартиры, дореволюционное издание Пушкина.

Это солдаты готовили себе обед!

«Тогда они просто жгли костры из книг прямо в квартирах, сейчас читают — это хорошо», — подумала я.

Они продолжали что-то искать, прямо при нас. И одновременно с этим занятием — решили познакомиться. Выяснилось: один из них Саша, а второй сказал, что его зовут Капитан.

— Правильно! Лучше читать, чем пить водку день и ночь! — ворчала на «гостей» мама. — Но когда входная дверь заперта, то не надо ее ломать! Лучше по-человечески, подождать хозяев.

Мама, словно библиотекарь, показывала им полки, где расположились фантастика и детективы. Где стояли книги по истории, воспоминания известных людей, письма, мемуары, дневники...

— Здесь посмотрите! — незаметно для себя увлеклась она. — У нас тут расположено веселое и забавное чтение: «12 стульев» Ильфа и Петрова, вот Аверченко, вот Козьма Прутков...

А потом вдруг неожиданно предложила:

— Я подарю вам то, что станет со временем вашей памятью! Чтобы вы знали, где побывали.