Правителям современной России посвящается. 2 страница

Царевна Патошка-Будур

27 октября 1999 г.

Утром наше настроение подняла тетя Марьям из квартиры рядом. Она опять с нами. С ней мама дружит с первого дня проживания в этом доме, с декабря 1986 года.

Марьям расцеловала меня, пообещала:

«Ты очень скоро поправишься! Только немного потерпи!»

Она подарила мне головной платок, кремовый с нежной каймой. Пудру!

Мы вместе позавтракали. Марьям предупредила, что вывезет часть своих вещей в Ингушетию. А рядом с нами, на первом этаже, поселит семью из дома напротив. Мы будем не одни! А если найдет возможность, то приедет сама или пришлет за мной и за моей мамой кого-то из своих сестер. Поможет нам выехать!

Днем мы прокатились в больницу № 4. Снова зря. Электричества нет, а «дизель» украли. Рентген мне не сделали. Возил сосед Резван, со второго этажа. Столько денег и времени потеряли, а толку нет!

Маленький крошка осколок прорезал кожу, вышел сам.

Мне советуют делать компрессы из теста с медом. Оказывается, у меня мелкие осколки, а не порезы!

Таких мы насчитали 15 штук, всюду, где нашли что-то твердое под кожей. А 16-й осколок — глубоко. Он большой и рядом с костью в ноге.

Этот — хуже всех!!! Он перемещается. Блуждая внутри, режет мою ногу!

От него самая сильная боль.

К нам заглянула на огонек соседка — тетя Валя из дома напротив.

Это она с тремя сыновьями и со своей пожилой мамой жила у нас в первую войну. Тогда мне было девять лет. Я тайно симпатизировала ее сыну — Мансуру. Ему было 15 лет. Одиннадцать человек в однокомнатной квартире; потом девять, когда часть соседей пошли жить к родственникам.

Кстати, мы заделали деревяшками часть окна — на случай осколков.

Ко мне приходила маленькая дочь Золины, играть.

Поля

28 октября 1999 г., четверг (утро)

Мама ходила к дальним колодцам за водой.

У нас очень холодно.

Сегодня она собралась в центр, на рынок. Решила поторговать до обеда и купить еду. Наши запасы кончились.

А газеты устареют и пропадут.

Опять потеряем, вместо того чтобы заработать!

Мы быстренько позавтракали, сложили в два нетяжелых пакета журналы и газеты. Хотя кому они теперь нужны? Мама — наивный человек!

И тут начался ужасный обстрел!

Загрохотало! Как раз в стороне центра города и рынка! Небо там мгновенно стало красным от пожара. Маме моей — «по фигу». Говорит:

— Ерунда!

А тут бежит Аза, соседка, и кричит:

— Рынок бомбят! Попали в рынок!

Потом навстречу побежала, какая - то женщина с соленой капустой в ведре. Плачет и сама себе бормочет:

— Опять все в крови! Все разбомбили! Рынок горит!

Мама ее остановила, дала воды. Женщина отдышалась в нашем подъезде, стала рассказывать:

— Не орудия это. Самолет! Бомбил рынок! Убитых

много! Он попал туда, где угол «Дома моды», где женщины хлебом торгуют!

Она ушла, плача.

Мама спохватилась:

— Активизируются! Мы — без еды! В нашем районе

пока тихо!

Давай сходим на ближайший рынок, малюсенький,

на остановку «Березка». Возьмем продукты.

Те, которые дешевле: макароны, картофель, хлеб, тебе — бинты.

Вдруг развоюются? Совсем не выйти будет.

Мама очень упрямая.

Я быстренько собралась. Страшную палку клюку не взяла. Дорога не дальняя. Одна остановка транспорта.

Пошла, опираясь на маму.

Мы благополучно миновали свой двор. Перешли дорогу. Обогнули

Бело - зеленый детский сад. И стали двигаться по большому чужому двору.

Тут загудели самолеты! Раздались первые разрывы бомб.

Мы бросились в частный сектор, через дорогу. Нашли подвал, но маленький.

Пять человек уже стояли в нем, прижавшись, друг к другу. Войти некуда.

Назад! В подъезд жилого дома!

Хорошо, он не закрыт изнутри. Присели в углу, под чужой дверью.

Взрыв! Еще взрыв!

Закричал мужчина в доме напротив. Загорелись верхние этажи.

Другой мужской голос уговаривал раненого:

«Потерпи! Потерпи! Сейчас перевяжу. Улетят — отвезу в больницу», — но раненый орал не своим голосом. Видимо, было очень больно!

Самолеты сместились в сторону частного сектора и стали бросать бомбы туда. Мы вышли на улицу.

Дом, справа от нас, стоял без угла. Из-под его крыши валил черный дым.

Дом, напротив того, где мы прятались, горел на верхних этажах.

Это там кричали.

Мы, из-за маминого упрямства, отправились дальше.

Пришли на маленький рынок.

Никого не видно. Товар на столах, а продавцов и покупателей нет!

«Они в магазине!» — догадалась мама.

Самолеты пошли на новый круг...

И мы вошли в магазин.

Внутри было много людей. Взрослые, с ними дети дошкольники.

Люди присели за объемными колоннами из мрамора и молились.

Весь пол в стеклах! Витрины разбиты вдребезги! Часть

продавцов и покупателей, прохожих, вбежавших с улицы, спустилась в подвал магазина. Мы тоже пошли туда.

В подвале горели свечи. Граждане сидели на пустых деревянных и металлических ящиках. Женщины угощали друг друга семечками и водой. Молились на русском и арабском.

Совещались:

«Если придется здесь ночевать — мы отдадим свою одежду детям.

Разложим ее на цемент, чтоб дети могли спать».

Было холодно. Люди переговаривались тихо, как будто их могли подслушать. Посидели и мы с народом часа два — пока бомбили.

Все были напуганы. Никто не хотел идти наверх, в первый торговый зал и тем более на улицу, пока не кончились взрывы. Наконец вышли!

Мы купили все, что смогли. И по нижней стороне, той, где магазин, отправились домой — на случай бомбежки, там легче спрятаться.

И у нас в подъезде было полно народа.

Под нашей дверью сидели: Нура и ее дочь Малика (со второго этажа), тетя Валя и ее сыновья, другие соседи, незнакомые люди, с улицы.

Мама сказала им, что подъезд, где одна тонкая дверь, — не защита!

Опасно, так как окна на всех этажах. Лучше забегать

в квартиру, в угол коридора. Тогда, получается, две стены. Она показала, где у нас лежит ключ от входной двери.

Мы зашли к себе. Следом вошла соседка — Хазан. За ней — десятилетняя девочка Зара. Они рассказали, что здорово испугались! А моя мамуля удалилась за водой, опять к колодцу. Она завтра собирается в центр города, на рынок. Боится — пропадет товар. Уехать будет не на что.

Приходили люди и рассказали:

— Ракета, которую бросили на рынок (когда меня ранило) прилетела с Каспия. Журналисты это «раскопали».

Только через 5 дней российские военные призналась в своем промахе. Целились в другое место — в здание «Биржи», но промазали. Попали на мирный рынок.

Никак не могу поверить, что это третья война в моей маленькой жизни!

Первая — в 1994 году (мне 9 лет); вторая — летом 1996

года (с 6 по 22 августа, мне 11 лет); ох, сколько тогда соседей погибло!

И вот — третья. Осень 1999 года (мне 14 лет).

Что же нам делать? «Старший брат» не пришел.

Еще сегодня сосед — дядя Валера удивил меня.

Он передал мне подарки от парня Муслима (из первого подъезда).

Платок белый с голубой каймой и серые осенние туфли.

Муслим, — родственник добрейшей женщины — Зулай.

Я говорила с ним всего один раз. Давно, прошлой весной.

Однажды Муслим, повстречал меня по дороге из школы.

Сказал, что я ему нравлюсь больше, чем Хава, его соседка.

Он понимает — мне нужно учиться!

Но если бы мне исполнилось 16 лет, то он — посватался бы ко мне! Так положено тут.

Я была удивлена.

И вот теперь, неожиданно, я получила его короткую записку:

«Если ты меня помнишь — пожалуйста, молись за меня!...»

Я закрыла глаза и сразу увидела его:

Нежное лицо. Светлые глаза, а волосы — темные.

Муслим постоянно стоял в дверях своего подъезда, чистый и скромный. Мне захотелось плакать.

Вот нервы! Не годятся никуда!

«Зря ты, Муслим, считался с мнением старших во дворе!

Боялся осуждений! Все потому, что моя мама — русская», — бормотала я.

И растерянно смотрела на подарки.

Мне показалось — мы могли бы подружиться!

От его записки мне стало так хорошо на душе! Сразу легко и свободно...

«Муслим! Я не забуду твое имя в своей молитве!» —

обещала я молча: — Но прости, туфли оказались мне

малы. Я сразу подарила их маме Мансура. Только головной платок оставила себе».

Будур

31 октября 1999 г.

15: 40

Была бомбежка. «Долбили» частный сектор — Карпинку. У нас дома прятались дети. Громко пищала и плакала десятилетняя девочка — Зара.

Мансур, сын тети Вали, всех успокаивал, сидя у нашей двери.

Я молилась.

Все остальные заглядывали к нам в комнату с лестничной площадки.

Я под страшный грохот обстрела написала стихи:

Ты помнишь бои в нашем Грозном?

Как нас обстрелял вертолет?

Как плакали дети серьезно,

Труп кошки, найдя у ворот...

Моя мама — «Злючка-колючка», была на рынке! В такое время!

Правда, рядом (от нас одна остановка транспорта) — на «Березке». Купила: хлеб, картошку, лук. Запасается! Бегом, под бомбежкой, «прилетела» домой.

Хамзат, брат соседки Марьям, принес мне лекарство от боли.

Это анальгин. Мой самый большой осколок «сбесился». Он как бы «бродит» внутри и режет мягкие ткани... Нога сильно болит. Я лежу в кровати.

Брат девочки Зары бегал, пока взрослые люди боялись и прятались, в брошенные сады. Собрал виноград. Много! Мы все ели.

Он младше своей сестры, но поступил как взрослый мужчина. Стучал в квартиры, где остались жить люди, угощал виноградом. Раздал все.

Вечер.

Я, пока было затишье, рассказывала детям сказки.

Зара и ее брат — это дети Золины, женщины из дома напротив нашего.

Сейчас темно. Свеча погасла. Где-то ветерок. Потому каракули.

Я пишу в Темноте...

Полина

2 ноября 1999 г.

Я с утра ругалась с мамой. Убираю. Готовлю есть.

Сегодня рано утром мы с мамой и с тетей Валей вместе ходили за водой. Там промоина, из которой можно брать питьевую воду. Это далеко, через дорогу и еще почти квартал.

За «зеленый» детский сад и за тот дом, где кричал раненый. Там я нашла котенка. Теперь, вместе с ним, кошек у нас — шесть!

Назвала новенького — Рысь. Котенок рыжий, солнечный. Напуганный и дикий!

Вчера мельком, издали видела Аладдина. Он кивнул.

Был не один.

С мужчиной старше себя и с молодым парнем.

По вечерам я рассказываю детям сказочные, волшебные истории Гауфа. Он умер таким молодым, а столько успел дать нашему миру!

Все меня внимательно слушают. Дети — это Зара, маленький Ваха, ему семь, и девятилетняя Алиса.

Алиса — племянница Тамары с четвертого этажа.

Мне весной исполнится 15 лет... Конечно, если я буду жива.

Мансур, тот, что с родными жил у нас беженцем в 1995

году, в первую войну, рассказал во дворе, что я — его невеста (?!)

Мне пояснил:

— Это я нарочно. Чтобы не обижали и не приставали.

А сам тут же спрашивает:

— Ждать будешь?

Я, молча, кивнула.

Вот дурдом!

Пока отсутствует его отец, в семье Мансур за старшего.

Не однажды именно он улаживал конфликты между нами трудной зимой 1995 года. В нашем «военном» домашнем общежитии.

Мы часто ссорились из-за тесноты. Спали по очереди...

Одновременно уснуть в нашей однокомнатной квартире места не было.

Но не отсылать, же соседей на опасный под бомбежкой третий этаж?

В их квартиры?!

Кроме нас и большой семьи Мансура из пяти человек, в 1995 году в нашей квартире временно проживали еще беженцы.

Помню, была соседка — пенсионерка Ольга Степановна с нашего же подъезда, с третьего этажа.

Позднее по снежным тропам через горный перевал из рабочей командировки из города Владикавказ пришел ее сын.

Антивоенное чудо!

Когда его хотели расстрелять «красные» или «белые»,

считая шпионом, он повторял: «Ребята! Мама старая.

Одна! Война. Я иду к маме».

Отпускали...

А с моей мамой общаться — невозможно. Постоянно

спорим, ссоримся. У нее сдают нервы из-за стрельбы. Она стала нервная и злая.

С газетами у нас все нормально обошлось. Пропало четыре. Остальные мы продали.

По ночам бомбят. Днем почти нет.

Снился сон:

Я побывала на планете, где живые существа прозрачные. Состоят из солнечных зайчиков... Из бледно - золотого огня. Невероятно, но я там была! И эти «существа» возвели меня в четвертую степень по моим знаниям!

Еще в своем сне я видела Пророка Магомеда! Он ругал меня за мои занятия йогой.

Говорил, что и йога и все знания принадлежат Аллаху.

Осколок изнутри колет, режет мою ногу. Мешает мне ходить.

Пока!

Будур

4 ноября 1999 г.

Мои стихи посвящены замечательному человеку, художнику и другу моего дедушки, Леониду Ивановичу Царицынскому. Узнику лагеря «Бухенвальд».

В этих строчках я стараюсь описать его работы:

... Изображение Луны —

Лишь отраженье, не Луна,

Но в горном озере видны

Людей исчезнувших дома,

В обвале, в земляных слоях,

Хранятся звуки мудрых слов...

И...отпечатки тел людских

Искавших счастье и любовь!

В фигурах — плавность запятых,

Плащи — багрянец с золотым,

И дерево из игл сухих,

И женщина вампир под ним...

Золина, жена дяди Сулеймана, собирается уезжать. Денег у них нет.

Соседи решили собрать, сложиться, кто, сколько может, потому что у них маленькие дети.

Мама тоже дала. Мало, только 20 рублей.

Жалко детей! Ночью была пушечная канонада. Снаряды через наш дом пролетали, куда-то в сторону Заводского района. Было светло, как днем.

Наверное, там не осталось ни одного целого дома!

Брат Марьям, строгий и славный дядя Хамзат, говорит, что в ясную погоду русских солдат видно на горах.

Он полагает, что в городе война окончится примерно через месяц. Но вообще будет продолжаться долго...

Поля

7 ноября 1999 г.

Вчера, 6 ноября, приходил «Старший брат». Он предложил учить меня арабскому языку. Показал интересные буквы, как рисунки. Я согласилась.

Сейчас школы нет. Историю, весь учебник, я уже прочитала дважды!

«Старший брат», он же Аладдин, подарил нам два платья.

Одно, голубое, он вручил мне. Такое же, но зеленое, —

моей маме. Дополнительно принес для меня большой белый платок, привозной, из Мекки!

О таком я мечтала давно! У нас самые богатые женщины покрывают ими голову! Платок белый и вышит белым. Он очень большой, как шаль.

Аладдин притащил книги. Разные. Много. Говорит:

«Вы читать любите, а за книгой быстрее время идет. Здесь детективы».

Он такой... непредсказуемый!

Это события вчерашнего дня.

А сегодня беру тетрадь, где я пишу буквы, открываю, а там деньги!

Они неожиданно сыплются на меня. Я едва в обморок не упала!

Всего 160 рублей! Зачем?!

Мы ему и так рады.

И всю нашу жизнь будем благодарны за свое спасение.

Это лишнее!

Неужели я совсем ему не нравлюсь? Аладдин обращается со мной, как с маленькой. Дружелюбен, и только.

Вчера бомбили. Мы с мамой «прогулялись» за хлебом.

Попали под обстрел. Прятались у женщин внизу, на «Березке», в большом доме на первом этаже. Женщин было три. Все молодые чеченки. Одинокие. Красивые.

Они, как и мы, пускали посторонних людей с улицы спасаться от стрельбы.

Одна из женщин твердила: «Нас всех тут положат!» — и плакала.

Вторая жаловалась моей маме:

«Не знаем, что нам делать? Какая торговля между войнами?

На один, на два дня на еду! На дорогу средств нет. За сумки с одеждой платить нечем! Наверное, мы возьмем, что у кого есть, и пойдем в подвал. Тот, где общежитие от четвертого хлебозавода.

Это недалеко. Два квартала от нашего дома.

Там вода рядом. В подвале уже живут люди!»

Мы пересидели обстрел. От чая отказались. Благополучно вернулись домой.

Дома принялись за уборку.

Продолжаю:

12: 00. День.

Какой сейчас был обстрел!

Дальнобойные снаряды летели через наши дома и в зоне видимости разрушали частные постройки. Грохот адский! Некоторые из снарядов, наоборот, не долетали.

Попадали в сады. Один разорвался совсем близко от дороги, в крайнем саду.

В это время трое: Султан — отец моей подруги Хавы, высоченный дядя Валера, и седой Николай, — возвращались с рынка. Обстрел застал мужчин на пустыре.

Какой-то снаряд упал в нескольких метрах от них.

Мужчины успели повалиться на землю, на секунду раньше. Спаслись! Никого не ранило. Затем соседи дружно прыгнули, в свежую воронку.

Мужчины понадеялись, что дважды в одну точку не попадут. Оказались правы! Другие снаряды падали рядышком...

Соседи живы и продукты целы. Они вернулись домой!

В этот момент мы с мамой сидели в коридоре, в своей «нише» за дополнительной стеной

от окон. Наши несчастные коты спрятались под ванну!

Они сильно испугались стрельбы. Мяукали.

Осколок мой болючий «замолчал», дал мне передышку.

Сегодня седьмое ноября — революционный праздник бывшего СССР.

Наверное, потому всем " весело"!

Патошка-Будур

(из страшной сказки о городе Грозном)

8 ноября 1999 г.

6: 00 утра.

Вчера вечером был ужасный тарарам!

Ракеты и снаряды летели во двор. Били минометы и пулеметы.

Стены нашего дома ходили ходуном. У всех вылетели остатки оконных стекол.

У нас они много раз заклеены бумагой «крестами», потому остались! Когда мы клеили, некоторые из жильцов, потешаясь, ехидничали:

«Кресты, как у русских на могиле!»

Мама не реагировала. Она давала добрые советы:

«Фильмы про войну с немцами смотрели? Какие там окна?! Для сохранности все заклеены крест накрест. Делайте так же!»

Единственное, что почерпнули из ее подсказки окружающие, сразу стали называть русских военных «немцами»...

Я нашла хорошие стихи:

Есть в рыцарях убийств и риска

Ребяческой вдруг грусти взрыв,

И плачет навзрыд террористка,

Жука случайно раздавив.

Не помню, чьи это строчки?!

К вечеру пришел Аладдин. Вытащил меня «за шкирку» из ниши в коридоре.

И стал учить читать. Удивился, как быстро я запомнила все буквы, легко пишу их под диктовку.

Аладдин явился весь в глине. Объяснил, что когда шел — обстреляли наш пустырь.

Ему пришлось с какой-то серой кошкой полежать в пустом окопе. Кошка вырывалась.

Пыталась бежать. Она его оцарапала.

Оказалось, это мой кот — Чипс! Аладдин спасался вместе с ним?!

Мы нагрели воды, чтобы наш гость на кухне мог помыться и помыть голову. Постирали его одежду. Мама заявила, что все мокрое и что в ночь она его не отпускает.

Он сопротивлялся для приличия, но просиял и остался!

Нам с мамой пришлось тесниться на бабушкиной кровати, а гостю мы одолжили диван.

Мы рассказали «Старшему брату»: временно рядом с нами живет семья с четвертого этажа. Чеченцы.

Раньше с молодой веселой женщиной из этой семьи мы дружили. Особенно в «летнюю» войну, в 1996 г. Но теперь времена окончательно переменились. Соседка и ее родственники держатся надменно. С неприязнью к нам и другим русским людям. Терпим. Помним их горе. В дни летней войны у подъезда погиб сын соседки, 19 лет! Дочь и сама Тамара были ранены. Мы в этом не виноваты, но... вина на нас, так как стреляли по двору из русской воинской части.

Аладдин объяснил: «Неприязнь и ненависть — неизбежны!

Вы должны быть к этому готовы. Понадобится много терпения, чтобы вынести незаслуженные обвинения и обиды!»

И признался:

«Мои знакомые не понимают меня, когда я говорю, что иду проведать русскую семью. Рассказываю о том, что подружился с вами. Что вы нормальные. Мне не верят».

Вечером в тишине я, соскучившись по улице, выглянула во двор.

Увидела там осколки величиной с руку! Такой пополам рассечет.

Они как большие «поленья» для растопки печи.

Царевна Будур

9 ноября 1999 г.

Мой «Старший брат» Аладдин ночевал у нас! Мы долго говорили. Он кормил меня конфетами, которые вынул из карманов.

Аладдин брался убирать в квартире, вообще вел себя как действительно брат или родственник. Я многое о нем узнала. О его детстве, школьных проказах, друзьях.

Потом на него «нашло». Произошли резкие перемены.

Он начал ругать меня за то, что я неправильно ем, неправильно ношу головной платок.

Очень медленно складываю буквы, когда читаю.

Я поняла. И его тоже временами раздражает моя славянская кровь...

Моя русская мама вступилась. Заявила, полушутя полусерьезно, что он «нудный».

Добавила:

«Когда гость делает замечания хозяевам — его пора выгонять!»

Аладдин обиделся. Не завтракал. Ушел. Но я знаю — вернется!

Он не хочет привыкать к нам, а все равно привыкает.

Мама его жалеет. Добра к нему.

Аладдин зовет ее «матушка!», а она его «мой сынуля!»

Утром я повторяла правила по русскому языку. Мы с мамой писали диктант.

Сейчас мама дремлет. Я сижу тихо. Нашла несколько старых газет — читаю.

Уезжает женщина из дома Раисы, рядом. За ней приехали на машине, торопят.

Женщина предложила нам купить у нее сигареты «Астра», самые дешевые и паршивые.

Всего 96 пачек, по тридцать копеек за одну.

Мама купила. Говорит: «Продадим — на хлеб будет.

Много не набавим — стыдно! Один два рубля. На рынке сигареты дороже.

И наверняка еще подорожают».

Будур

10 ноября 1999 г. 14 лет

Вчера выпал снег.

Нет, неправильно я написала. Это была метель, как в феврале! Все деревья белые.

Маме плохо с сердцем. Приняла лекарство — капли.

Добавила традиционный «валидол». Она лежит.

Советую ей поспать, воспользоваться тишиной.

Хлеба нет, но есть вчерашние вареники с травой из огорода.

Научила делать Раиса.

Раиса — молодая женщина, армянка. Раньше мы никогда не дружили. Не знали друг друга. Не здоровались. Теперь в спокойный промежуток времени, без стрельбы,

Раиса приходит. Читает те книги, которые нравятся моей маме. Гадает нам. А мы гадаем ей, при помощи карт. Раиса помогает мне делать перевязки — компрессы.

Эта женщина живет в соседнем четырехэтажном доме, рядом.

Зашел попрощаться мужчина из нашего дома, из сред него подъезда.

Он не постоянный житель. Мы не знаем его.

Особая желтоватая бледность. Нет одной кисти руки.

Изящные, болезненно тонкие черты лица. Весь двор зовет его «Черная перчатка».

Впервые он обратил на нас внимание несколько дней назад. Случайно увидел, как меня, раненую, вынесли из машины. «Загружали» домой.

Мы не были знакомы с этим человеком.

Потому он представился, сказал, что иностранец, приехал из Греции.

«Черная перчатка» знал со слов соседей: мы занимаемся йогой. Разгадываем сны. Он попросил дать объяснения тому, что ему привиделось:

«Гонятся собаки! И большие и маленькие. Хотят разорвать. Я-то бегу, а то нет. Растерян!.. Не знаю, что делать?

Мне страшно! Собак очень много, целая стая!» — рассказал гость.

Мы поняли его сон так:

«Враги. В большом количестве. Остаться означает гибель. Надо быстро уезжать. Идет охота!»

Этот человек сообщил: он отбывает в Грецию. Любимую мной страну!

И... тут же сказал, что в Египет(?!)

Прощаясь, у самой двери, мужчина тихо произнес:

«Я вернусь сюда. Лет через пять, шесть. Там у меня семья...»

На столе мы увидели плитки шоколада.

Чувствую головокружительную надежду: все будет хорошо!

Так дети ждут подарки от новогоднего Санта-Клауса.

Или в море, когда гибнет корабль, вдруг, за пеленой дождя и шторма, люди различают берег...

Маме плохо с сердцем. Сейчас 14: 35.

Мама напилась таблеток. Но не помогает. У нее стынут губы, кисти рук, ноги.

Я повторяю ей: «Надо поспать!»

Дала маме в руки бутыль с горячей водой — замена грелки.

Вторую, такую же, положила к ее ногам.

Перед глазами у меня — Аладдин!

Я веду с ним воображаемую беседу...

Сижу на диване. Стреляют. Пока далеко. Из установки

«Град».

Уже в третий раз заряжают!

Это оружие типа «катюши» в Отечественную войну.

За хлебом мы не пошли. Слышу: воет самолет. Звук близится.

Сосульки за окном, словно маленькие сталактиты.

Небо ясное, синее.

Аладдин пообещал мне принести котенка с синими глазами, белого, белого, как вчерашний первый снег.

Ночью я видела сон: в темном подвале я веду бой со Смертью. Она черная, в плаще с капюшоном, в кисти руки ее — меч, а под ногами у нас — топь. И столько народу уже по грудь в топи — им не вырваться и не спастись...

Никому. Я размахнулась и ударила Смерть тростью по голове. Я ощутила реальный удар, будто ударила что-то живое и настоящее... Она отшатнулась,

и я сумела выскочить из подвала на свет.

Рассказала сон маме. Она посмеялась и сказала:

— Значит, в эту войну ты не умрешь!

Царевна Будур

11 ноября 1999 г.

14: 10

Был сильный обстрел из «Града».

Сидели в коридоре. Думала — наши стекла вылетят.

Нет. Пока держатся.

Секунды тишины. «Красные» или «белые» перезаряжают установку «Град». Звуки эти трудно, с чем-либо перепутать. Мы с мамой спешим.

Утепляем окно клеенкой, со стороны комнаты.

Прибежала из среднего подъезда пенсионерка Маня.

Говорит: «Одна не могу! Боюсь!»

Это старая женщина, с тяжелым прошлым, из неблагополучной семьи.

Мы ее прогонять не стали. Сейчас будет обстрел. Неизвестно куда угодит.

Усадили Маню в нишу. Угостили вареньем.

Аза (из дома, напротив) постучала к нам. Ей срочно нужны весы. Сказала, что они с Линой нашли «сыпучую» еду. Надо делить! Аза забрала у нас своего толстого кота.

Кот — круглый, как его хозяйка.

Утром мы умудрились без приключений сходить за хлебом. Я с палкой.

Шла бойко, быстро.

Вот опять мой сон:

Привиделось, будто у меня не пять пальцев на руке, а шесть!

Сон повторялся несколько раз за ночь.

К чему бы такое?!

«Пальцы — это дети! В твоем случае, наверное, друзья!

Те, кто тебе дорог!» — пояснила мама.

«Пальцы — люди самые близкие, родные. Возможно, кому - то хочется породниться...»

Она хитро посмотрела на меня: «Сон не плохой!»

Умирает котенок от голода, рыжий, по имени Рысь. Я это предвидела. Смерть заранее приходила за ним в моем сне.

Не хочет хлеб, даже моченный в супе и жеванный мной! Он и лепешку не желает!

У нас еда: помидоры и варенье, суп с «галушками» и с пареным луком.

Больше ничего нет.

Котенок маленький. И есть, такое не может!

Я заболела. Температура и боль в печени.

Опять обстрел. Сильный!

Маму я забрала с ее кровати. Она спала под самым окном.

Мы сидим в коридоре. Все коты сбежались к нам, перепуганные, жмутся к ногам.

Руки мерзнут. Я спала в перчатках.

Будур

12 ноября 1999 г.

13: 10

Клянусь! Я не верила, что останусь жива.

То, что сейчас я пишу, — восьмое чудо света!

Дело вот в чем.

С утра мы пошли на Березку, на небольшой рынок. Надеялись найти картофель. Хотя бы два килограмма. Если увидим, решили — купим хлеб. У нас мало муки. Меньше половины мешка. Мука — на экстренный случай.

Мы миновали первый от нас «зеленый» детский садик, вошли в злополучный двор, в котором нам всегда достается!