Правителям современной России посвящается. 1 страница

Из полевого блокнота:

«...Все мы, пробитые войной, стали частью слепого пятна.

Подобно тому, как отверстие, пробитое в черепе пулей, становится частью черепа, более того — его третьим глазом, широко открытым в небытие...»

Станислав Божко

«Время года — Война»

24 сентября 1999 г.

10: 05 утра.

Нас немножко бомбили сегодня. И соседи уже не пошли на работу, оттого что боятся. А я с мамой пойду на рынок — торговать. Я ей помогаю. В моей школе слух о ее закрытии.

Все говорят: «Война».

14: 05

Слышен рев самолетов. Они бросают бомбы, но пока — далеко. В центре Грозного, где находится рынок, я ощущаю лишь дрожь земли. И все. Никуда не ухожу.

А куда мне идти?

Я тут.

Полина

25 сентября 1999 г.

Дралась сегодня в очереди за хлеб. Азербайджанцы, которые привозили в наш город свой товар, — уехали. Торговать будет нечем!

Еще решила написать рецепт пышек с сыром.

Они такие вкусные!

Я испеку их из свежих продуктов, когда будет мир.

26 сентября 1999 г., воскресенье

На рынок мы не пошли — засорилась канализация в доме. Кто-то из соседей засорил и не признается. Мы вызывали слесаря. Слесарь был русским, пьяным, и ему стало плохо — пришлось бежать за медсестрой и делать ему уколы. Он чуть не умер от сердечного приступа...

И забитая канализация продолжила свое существование.

27 сентября 1999 г., понедельник

В нашем Старопромысловском районе бомбили остановку «Березка», это от нас совсем недалеко. Бомбили с утра...

(дальше записи в дневнике размыты)...

Буду читать Шекспира. У нас в библиотеке его 12 книг.

Книги старинные, изданные в начале ХХ века. Их покупал мой дедушка-журналист кинооператор. Он погиб в 1994 году, в начале первой войны, в момент обстрела больницы на улице Первомайской.

Сегодня ночью мне снились жуткие сны.

Поля

Продолжаю:

Вечер.

Мы с мамой торговали на рынке.

29 сентября 1999 г., среда

Бомбят.

Видела Витязя Воды. Он купил мне мороженое.

Моя любимая соседка тетя Марьям уехала в Ингушетию.

Больше новостей нет.

30 сентября 1999 г., четверг

Бомбили мосты.

Еще: по радио передали, что ориентировочно 10 октября будут заходить танки федеральных войск.

Я подумала и решила, что если уж война, надо пойти и купить себе черное белье, чтоб не стирать так часто.

Взяла хлеб в драке. Люди словно сошли с ума...

П.

1 октября 1999 г.

Вчера и позавчера — бомбили. По слухам на рынке, попали в больницу № 7. Местное радио передало: убито 420 человек, ранено около 1000.

Город полнится слухами. Часто эти «сведения» противоречат друг другу.

О том, что будет новый виток войны, в августе, нас предупреждал профессор В. Нунаев — знакомый врач кардиолог. Но мы ему не поверили.

Закупили новый товар.

Шестого августа мы узнали: из города Грозного выехала вдова погибшего президента Д.Дудаева.

Столько информации! Верить можно только тому, что увидел сам, своими глазами.

И ни в коем случае не доверять ушам!

30 сентября нас опять затопила канализация. Вызвали слесарей, но никто не пришел. Мучились сами. А «дорогие» соседи продолжают все лить вниз. Мы выносим за ними ведрами...

На рынке люди менялись адресами, кто с кем подружился. На случай, если сильно будут бомбить или если разбомбят совсем, чтобы было куда уйти, где жить. Нам адрес дал Назар. Он вместе с женой торгует продуктами: Микрорайон, улица Косиора №8, квартира 66. Автобус 29.

Также адрес дала русская женщина, имя ее — Леля. Сказала:

«Вдруг вы в центре города будете, и начнется авианалет?

Бегите по проспекту Победы, к дому №5 “А” (это рядом с рынком), у нас во дворе есть большой подвал».

Сразу погибнуть, наверное, не так страшно, страшно лежать в завалах и мучительно умирать...

Я помню, так умирали русские старики в 1994 году в центре Грозного. Не было техники разгрести бетонные плиты.

Их дом разбомбил самолет, а они были на верхних этажах и оказались внутри завала.

Люди разных национальностей тогда приходили, плакали у этой горы плит, слыша их стоны. Так прошло несколько дней. А потом все стихло.

Это очень страшная смерть.

Еще я думала над разными религиями. Все они по-своему хорошие, только люди плохо выполняют законы Бога.

У Фатимы — соседки из среднего подъезда нашего дома, умер сын, совсем маленький мальчик.

5 октября 1999 г., вторник

Пока живы!

Газа давно нет. Бомбят.

Наш четырехэтажный дом от сотрясений стал оседать.

В комнате отошли стены от потолка.

Сегодня самолеты кружили над рынком. Многие убежали.

В том числе здоровый светлый парень — «Вандам», который учится на юридическом факультете. Он периодически разрешает мне и маме торговать в его деревянной будке.

Это удобно под дождем.

Но я его не люблю.

Дома мы варили картошку в электрическом самоваре. Электричество бывает, но уже не всегда. Газ отключили. Это на случай обстрела, чтобы было меньше жертв. Дома горят, люди гибнут.

Патошка

11 октября 1999 г., понедельник

Воюют. Далеко слышны раскаты, похожие на гром.

Мы решили дополнительно торговать газетами. Тетя Таня и ее дочь Юлька злятся.

Они торгуют печатной продукцией давно и неплохо. Теперь мы — конкуренты.

У нас выхода нет. Товар не идет. На еду денег не хватает.

Позавчера я пошла и «экспромтом» познакомилась, с женой Сулима. Того человека, что привозит газеты и журналы оптом. (Я приврала, что дружу с Юлькой. Она этим товаром торгует давно. Когда-то мать Юльки работала с моей мамой. Только дружбы нет. Знакомство.) Женщина представилась — Соня. Сразу дала мне под реализацию журналы.

Вчера соседка по рынку, та, что торгует лекарствами, подошла к нашему

столу с товарищем своего сына. Незнакомый парень подарил мне красивую маленькую книжку. Женщину зовут Кусум.

Кусум пытается подружить меня со своим сыном. Ее сын очень высокий, потому сутулится. Он скромный, стеснительный. Зовут Дауд. Ходит на подготовительные курсы. Готовится в Нефтяной институт. Всегда учебники по химии в руках. Дауду 21 г., а мне — 14 лет.

Мама говорит, что замуж мне еще рано. Твердит: «Надо учиться!»

А Кусум соблазняет:

«Ты единственная девушка, на которую мой сын обратил внимание. Если ты станешь его официальной невестой, мы подождем, пока окончишь 9 классов школы», — по чеченским меркам, это лестное предложение.

Я вижу: парень хороший! Но мне больше понравился его друг, тот, что подарил книжку.

Мать Дауда купила мне красивую летнюю майку и торжественно вручила.

«Как первой девушке, которая понравилась сыну!» — так она объяснила свой подарок.

Нашего соседа, веселого гуляку по прозвищу «Буратино», не видно уже несколько дней.

Он чудесный рассказчик книг и фильмов. Торгует музыкальными кассетами недалеко от нас.

Дает мне кассеты домой, «напрокат». Совершенно бесплатно, послушать. Живет в городе Урус-Мартане.

Пусть с ним и с нами все будет хорошо!

Патошка

12 октября 1999 г., вторник

В школу я не хожу. Занятий нет.

Я помогаю маме.

Кто-то позавчера, под проливным дождем, облил дерево керосином и поджег. Вот идиот!

Получился кострище!

В это время как раз прилетел самолет и долго кружил. Люди боялись. Вдруг он сбросит бомбу?

Но обошлось.

Женщина, торгующая лекарствами, познакомила меня со своими сестрами.

Говорит, что я всем нравлюсь. Но мне нужно ходить в платке, чтобы не узнали, что у меня мама русская, лучше ко мне относились.

Эти взрослые — разговорчивые. Всегда что-нибудь мне дарят, по мелочи.

Может, теперь я не буду одинока? У меня появятся друзья?

Я очень люблю косынки и платки. Мне не нравятся эмансипированные женщины Запада.

Любая одежда с шарфом в тон — романтика, нежность и тайна.

Носить платок мне советовал друг моей мамы. Объяснял:

«Тогда я смогу за тебя заступиться. Ты взрослеешь... Тебе защита нужна!»

Они не знают, что отец моего отца — чеченец. И если считать по мужской линии, то я чеченка. Мамина фамилия у меня потому, что за семь месяцев до моего рождения мама рассталась с моим отцом. Мириться не захотела.

Позднее мама достала у врача справку, что я — семимесячный ребенок! Записала меня на себя.

Забавнее всего, что мать моего отца, моя бабушка, — еврейка. Значит, он еврей? Ха-ха.

А у них считается все по материнской линии. Поэтому я считаю, что я дитя мира.

Своего отца я, правда, ни разу не видела.

Знаю, у него есть сын от первой жены, тоже от русской. Женщину зовут Таня.

Мне с раннего детства твердили: «Папа умер!» — а мне хочется верить,

что это неправда.

Сегодня к нашему торговому месту подошла моя любимая, моя дорогая тетя Лейла.

Это она привезла из больницы меня новорожденную и мою маму к дедушке.

Лейла всегда помогала нам. Она когда-то работала с мамой на большом заводе «Красный молот». Только моя мама в отделе «Снабжение», а Лейла — в отделе «Сбыт». Замечательная женщина, лучшая из людей!

Лейла пообещала принести варенье и повидло собственного приготовления.

Именно она предложила назвать мою маму на чеченский манер.

Теперь на рынке и дома все зовут маму — Лейла.

Давняя мамина подруга, едва подошла к нам, стала уговаривать уехать.

Мама и ухом не повела. Говорит:

«Я не знаю, где какие люди. Как живут в других местах? Ни обычаев, ни правил. У меня нигде нет близких родственников! Знакомых тоже нигде нет. Здесь вся моя жизнь прошла,

с 15 лет! Здесь — две родных могилы, бабушки и моего отца. Свое жилье имею, что очень важно. Руслан есть.

Пусть неофициальный брак, но опора. Защита. Привыкла, не первый год...

Уеду с ребенком. И что?! “Бомжевать” в одиночестве буду?»

Лейла качала головой и повторяла:

«Покоя нет. Жить не дают. То одни! То другие! Хотелось бы, чтоб наша девочка рано замуж не пошла. В домашнее рабство не попала. Впрочем, неизвестно, где лучше?! Наша молодежь скромнее...»

У Лейлы ее родная дочь живет в семье своего отца. Они видятся редко. Лейла второй раз вышла замуж, но своих детей больше нет.

Именно поэтому она меня любит. Считает меня как бы своей родной дочерью. Дарит мне подарки.

Я страшно обиделась на чеченца по прозвищу «Вандам». Он увидел меня в платке

и расхохотался: «Для кого ты так нарядилась? Куда собралась?» И нарочно плюнул, свинья.

Как-то он подсылал к нам тетю. Знакомиться.

Его тетя обхаживала мою маму, угощала ее. Так положено на Востоке, чтоб завести знакомство и подружить парня и девушку. Она даже в открытую просила меня племяннику

в жены.

Они скрывали, что одна жена у него уже есть!

А другие люди — рассказали...

Мне «Вандам» не нравится. Светлый, сероглазый чеченец.

Внешне — деревенский русский «Ваня». Крупный парень, но... трусоват.

П.

13 октября 1999 г.

По ночам слушаем орудийную канонаду. Днем — торгуем.

Я поругалась с Таней и с Юлькой. Соня стала относиться к нам хуже.

Не знаю, это я ей надоела своими просьбами?

Или наши конкуренты что-то наговорили?

Теперь я ношу платок, как тетя Кусум. Кусум часто меня хвалит. Подсядет к нам на рынке

и волосы мне расчесывает. Зовет:

«Пойдем, сделаем тебе завивку — химию!»

Друг Дауда снова подходил. Купил мне мороженое. Я ему понравилась?

Знала бы об этом Кусум, мать Дауда!

Этот парень спросил меня: «Сколько тебе лет?»

Услышав, что только четырнадцать, удивился: «Ты такая маленькая!

Я думал, ты взрослее... Знаешь, ты очень похожа на царевну Будур из моей любимой сказки!»

Тогда я осмелела и заявила, что он — «Аладдин»!

Мы долго смотрели друг на друга и молчали.

Я удивилась своей смелости.

Раньше с парнями я помалкивала, только слушала, а тут — заговорила...

У Аладдина красивые глаза. А волосы — черные, кольцами, до плеч.

Он действительно как принц!

Я вспомнила, что видела его во сне! Давно. Когда была ребенком и еще не ходила в школу.

Аладдин сообщил: ему 23 года. У его отца — другая семья. Есть мать и сестра (или сестры, я не поняла). Они живут в селе.

Смутившись, Аладдин долго рассматривал свои туфли и, не прощаясь, ушел.

Полина

14 октября 1999 г.

Утром я проведала свою школу. Возможно, учиться мы не будем до весны.

Из школы я сразу поехала к маме на рынок

Мама ждет моего отчима. Он ушел помочь с отправкой вещей другу, давно, 19 сентября. С тех пор мы ничего не знаем о нем.

Главное — распродать товар. Забрать новую одежду, любимые книги и уехать.

Наша торговля еле дышит. Покупаем еду, отложить совсем ничего не можем.

Тревожат газетные статьи о том, как беженцы половину дороги идут пешком, сгибаясь под своими вещами. Как они мерзнут. О том, что машины с ними расстреливают по дороге. Путь из города очень опасен!

Денег, чтобы надолго снять себе «в беженцах» квартиру, — нет. Мы по закупочной стоимости отдаем свой товар, привезенный из города Баку. Даже с потерей! Лишь бы собрать денег!

Вся молодежь надела военную форму. Многим форма идет! Но оружия в руках нет. Только рации. Автоматы у взрослых мужчин. Кому тридцать лет и больше.

Кусум плачет, рассказывает, что ее сын ушел из дома. Просит мою маму помочь его вернуть. Просит разрешения сказать, что я согласна выйти за него замуж. Только бы он оставил своих новых знакомых! Вернулся домой!

Мы поддержали идею Кусум. Я предупредила, что потом уеду, но обязательно помогу.

Однако Кусум не решилась брать меня в дорогу. Поехала к нему одна. Но вернулась без сына. Дауд заявил ей, что у него надежные товарищи. И что он не оставит их до конца...

Мы все плакали.

Царевна Будур

20 октября 1999 г.

Сегодня утром я долго не могла сосредоточиться, прийти в себя

Снился обвал в горах. Большой обвал!

Погибло много людей! Я видела, как летели огромные каменные глыбы.

Давили, рушили. Я пряталась, бежала, падала...

Мелкие камешки больно ударяли меня.

Проснулась в ужасе. Долго лежала не шевелясь. Занемели руки и ноги.

Ну и натерпелась же я страха во сне!

А потом был сильный обстрел в реальности. Но все в порядке.

П.

22 октября 1999 г., пятница

Нас с мамой ранило 21 октября. Так неожиданно и страшно сбылся мой сон.

Я видела: за столом сидела убитая женщина. Раненые прятались в кафе и в подъездах домов. Мужчины — добровольные спасатели подбирали жертв обстрела, распределяли по машинам. В первую очередь — тяжелораненых.

А началось все неожиданно, около пяти часов вечера. Мы собрали свой оставшийся товар — 2 сумки. Одна — мне, вторая — маме. Тут встретили Кусум с маленьким ребенком. Стояли, разговаривали.

Вдруг яркая вспышка осветила еще светлое небо. Последовал сильный грохот.

Мы, от испуга, перекатились за свой стол. Присели между железными ларьками. Другого укрытия рядом не было. Взрыв! Потом еще... Похоже на то, что одно и то же взрывается много раз. Мы побежали, теряя свой товар, во двор «Дома моды». Это самый центр Грозного. Улица Розы Люксембург.

Когда я бежала, огромный осколок, словно эхо очередного взрыва, просвистел совсем рядом. Он рассек не меня, а время, словно теплую воду, которая ушла куда-то вниз, и я стояла в сухом русле, сразу поняв, что ни мама, ни другие люди не могут спасти меня от Смерти, если я закричу о помощи.

Смерть и я — только мы оказались связаны друг с другом в этом мире. Нет ничего, что могло стать между нами и закрыть собой.

Мне стало смешно и не нужно все — вещи, сумки и всякие ценности. Я поняла, что ничего, совсем ничего не возьму с собой Туда.

Сильный удар и... время вернулось вместе с огненными искрами, которые осколок высек из кирпичной стены дома рядом с моей головой. А ноги мне рвали чьи-то маленькие металлические челюсти, но я по инерции продолжала бежать.

Только спустя несколько шагов — упала... Меня подняли.

Мы бросились в подъезд жилого дома, но там вместо второй двери была решетка.

Выбежали во двор, в шоковом состоянии, метнулись в другой подъезд, в жилой дом, рядом.

Там, где раньше был магазин «Рыболов».

Когда я присела, забившись в угол, пронизывающая боль в ногах дала о себе знать.

В этот же подъезд мама и Кусум втолкнули, забросили девушку - чеченку.

У девушки разворотило калено. Я впервые увидела, что кость внутри белая.

Она была в шоке и говорила только: «Больно! Больно! Больно!»

В подъезде были женщины и дети. Мама сказала, что у нее дырочка в кармане пальто и немножко «горит» бедро.

Другой осколок попал к маме в карман.

Когда в наш подъезд заглянули мужчины, то все закричали, что первую надо увозить девушку без ноги. Она потеряла много крови.

На вид девушке было 17–20 лет. Ее увезли.

В подъезд снова заглянули добровольные спасатели. Молодые парни.

Среди них был Аладдин.

Меня решили доставить на перевязку в аптеку, на проспект Победы (в бывший хлебный магазин).

Аладдин нес меня на руках и шептал мне:

«Не плачь, моя царевна! Не бойся! Помощь — будет!»

Маму вели сзади. Не забыли и наши сумки с товаром — не растерялись в суматохе.

Наш путь лежал через двор «Дома моды».

В нем я как-то жила с мамой у моего деда — журналиста.

Когда меня тащили под обстрелом, я увидела троих убитых. Они лежали отдельно друг от друга. Их кто-то накрыл картоном.

Одна была женщина, один — мужчина, а кто третий, я точно не поняла. По-моему, ребенок.

Нас отнесли в аптеку, и незнакомая женщина вытащила осколок из бедра у мамы. А мне только перевязали ноги, так как один осколок был глубоко внутри, а другие тоже вынимать было больно. Аладдин меня жалел, гладил по голове и грыз пряник.

Решили, что нужно домой, что в больницах все переполнено ранеными людьми, так как на рынке торгуют в основном старики, женщины и дети. Мужчин там очень мало. Практически нет.

Мы ведь были далеко от эпицентра, почти за три квартала. Сколько же там убитых?

Нас доставили домой на своей машине, какие - то совершенно незнакомые люди.

Я частично оглохла на оба уха — были сильный звон, и полуобморочное состояние...

Все вокруг плыло.

Я услышала, как кто-то несколько раз сказал:

Кто сделал Полинке добра — увидит его,

Кто сделал Полинке зла — увидит его...

По - моему, это часть молитвы. И на самом деле звучит так:

Кто сделал на вес пылинки добра — увидит его,

Кто сделал на вес пылинки зла — увидит его.

Но в ушах звенело, и мне слышалось в полубреду свое имя в этих словах...

К утру боль в ноге усилилась.

Я пила обезболивающие таблетки и снотворное. Но боль становилась все страшнее.

Едва я задремала, как наша кошка, почувствовав сквозь бинты кровь, пролезла под одеяло и вцепилась зубами мне в правую ногу.

Это было ужасно. Я ее прогнала тумаками.

Едва мы позавтракали, мама стала просить соседей отвезти меня к врачам.

Верхние жильцы согласились. В их «шестерке» мы отправились в больницу № 9. Это наша центральная больница.

Врачи сразу объяснили: «Вам нужен рентген. Его нет. Отключили электроэнергию, а дизель куда - то пропал в суматохе».

Но меня все равно направили в операционную.

В операционной, грязной и темной, на первом этаже гулял полосатый кот. Он терся о ножки стула и мурчал.

В распахнутых дверях, на пороге стояли заплаканные люди. Все было в крови. Обрывки одежды, какие-то простыни...

Бегали люди... Они искали своих родственников и знакомых.

Легко раненные, ждали в очереди к врачу, со вчерашнего дня. Сидя на полу и на стульях.

Глухо стонали близкие тех людей, которые уже умерли в больничных стенах. Страшно кричала какая-то чеченка. У нее убило детей.

Женщина средних лет просила денег на операцию сыну, на лекарства.

Ей подавали.

Врач, который смотрел меня, устал. Он еле стоял на ногах. Он рассказывал, что ночью, в момент операций, несколько раз отключали электричество, что прооперировали десятки человек. Много умерло...

Молодой корреспондент немец в очках и в клетчатой рубашке спрашивал докторов о количестве пострадавших и умерших ночью. Каких ранений больше?

А меня о том, страшно ли было?

Врач называл цифры. Говорил, что в суматохе не записали всех. Оттого такая путаница и многие не могут отыскать потерявшихся людей.

Я не запомнила эти данные точно, поэтому указать их не могу.

Мне забыли сделать обезболивание, когда обрабатывали рану.

Я заревела. Кричать было стыдно. Врач спохватился и сделал мне уколы.

Все лекарства и шприцы тут же, в ларьке, купила моя мама.

Дополнительно — прививку от столбняка. Осколки искали, но не нашли.

«Без рентгена помочь не можем. Расковыряем ногу зря, — повторяли врачи: — Ищите, где работает рентген».

Удалили только мелочь.

У мамы к этому моменту на бедре стоял пластырь. Она ходила.

Мы приобрели болеутоляющие средства, много бинтов, хирургических салфеток и зеленку.

Будур

23 октября 1999 г. (вечер)

Вчера произошло замечательное событие!

Во второй половине дня к нам, совсем неожиданно, явились гости.

Кусум и Аладдин!

Это Аладдин нес меня раненую через двор моего детства!

Адреса у них не было. Нас нашли, опрашивая о пострадавших от взрыва.

Они знали только район города. Пришлось долго искать. Оба сильно устали.

Мама подала чай.

Кусум принесла фрукты. Аладдин дал 70 рублей на бинты.

Больше денег у него не было. Он все время молчал. Я — тоже.

Друг на друга мы не смотрели, отводили глаза.

Говорили взрослые — моя мама и тетя Кусум.

П.

25 октября 1999 г., вторник

Я плачу. По вечерам моя раненая нога болит сильнее. И со второй ногой непорядок! Царапины на ней воспалились! Припухли, вокруг краснота.

Мама утешает:

«Прививку против столбняка мы сделали. Это пыль попала. Пройдет!»

Все эти дни соседи из дома напротив ходили в город, по ночам?

Среди них были Сулейман и его жена Золина.

Многие описывают большую ракету, без «хвоста».

Говорят, что там, где она лежит, сильная радиация!

В городе много иностранных корреспондентов.

Сумели пробраться! Кто-то счетчиком замерял излучение.

Люди специально приезжают на рынок, смотреть ракету - смерть.

Я прошу маму:

«Уговори соседей свозить меня туда! Хочу узнать, как выглядит гадость, которая принесла мне боль».

Российская сторона отказывается комментировать обстрел рынка.

Но у чеченцев таких огромных ракет нет.

Говорят, тех, кто был вблизи ракеты, разорвало на кусочки, и теперь родные узнают их по частям вещей: пуговицам, заколкам и кусочкам одежды.

Сегодня Резван, самый младший сын соседки Нуры, после обеда возил нас в больницу № 4. Свет был, но не вышел на работу врач - рентгенолог.

Мама купила несколько батонов хлеба. Раздала всем соседям, стоящим у нашего подъезда, «за мое выздоровление».

Мама нашла палку бабушки Юли, что осталась нам вместо наследства.

Это коричневая деревянная «клюка», как у сказочной Бабы Яги...

Я учусь с ней ходить по комнате. Повторяю, что желаю посмотреть ракету, убившую людей и ранившую меня!

Мама ноет, что мы все деньги уже прокатали, за операцию и за лекарства платить нечем.

Сегодня она торговала до 12 часов дня и ракету видела!

Будур

26 октября 1999 г.

Рано утром, пока мало людей (я стесняюсь ходить с палкой - клюкой), мы с мамой пошли на рынок. Я посмотрела на «останки» ракеты.

Очень большая!

По ракете лазили мальчишки. Они сообщили, что она «заразная», поэтому ее должны убрать. Ракета смела вокруг все. Плакали люди, которые ничего не нашли на тех местах, где стояли их мать, дочь или сестра.

Абсолютно ничего! Собирали, искали лоскуты от одежды родных...

Некоторые наши знакомые пришли торговать. Они раскладывали свой товар и спрашивали о моем самочувствии:

«Осколки достали?»

Мама просила допродать наш товар, тот, что мы не растеряли до конца, чтобы он не пропал.

Но люди боялись и не согласились.

«Сильное воровство», — объяснили они. И рассказали очень подробно о том, что было после взрыва: «Двенадцать человек расстреляли прямо на месте из-за хищений!

Мародеры ведь лазили и днем и по ночам! Забирали с убитых вещи, золото и плащи, обувь, одежду, косметику.

Это делали под видом поиска пропавших членов семей.

Некоторые приходили воровать с детьми!

Папа с ребенком “искал” маму. А мама, с другим своим отпрыском, здесь же “искала” отца. Не сразу дежурные - чеченцы поняли эти хитрости.

Начали проверять документы. Многие из числа раненых были обкрадены!»

Одного знакомого человека постигла такая участь: его ранило в грудь, и он крикнул, падая от боли: «помогите!» А пробегающая мимо женщина выхватила у него сумку с кошельком...

Зато другая наша соседка по рынку отличилась невиданной храбростью. Сама она русская, светленькая, и торговала недалеко от нас, в параллельном ряду. После взрыва ракеты она на руках тащила раненую чеченку, а в это самое время воришки украли весь ее товар. Но она нисколько не жалеет об этом. Я с ней говорила. Она — молодец!

Сейчас наш рынок стал маленьким. Утром всего два ряда. Столы расставили вдоль проспекта Мира. Люди решили — здесь кафе, парикмахерские, жилые подъезды.

Можно успеть в укрытие.

Увидев меня с палкой клюкой, прохожие и торговцы шутили:

«Молоденькая бабушка!»

Все желали мне быстрейшего выздоровления.

Репродуктор в районе проспекта Мира, который летом звучал музыкой, повторял одно и то же:

«500 человек пропали без вести. Около 1000 человек раненых.

Учета людей, вывезенных в села и в сельские медпункты, нет».

Мы расплакались, узнав, что в киоске для продажи конфет погибла девочка — моя ровесница. Ее старшая сестра и ее мама — обе ранены!

Убита соседка Роза, продававшая капусту на восьмом месяце беременности. У нее остались сиротами семь детей, и многие другие.

Заплаканные, мы купили хлеб, поехали домой.

В автобусе ревели не мы одни...

Пришли. Разогрели чай.

Почти сразу явился Аладдин. Говорить не хотелось. Он сказал, что был у сестры.

Говорил с ней обо мне. Сестра пообещала сделать мне подарки. Пересмотреть те платья и халаты, что купила себе недавно, летом.

Аладдин стал прощаться. Неожиданно моей растерянной маме он успел вложить в руки конверт:

«На операцию и на лекарства, — сказал он. — Или на питание, на крайний случай...»

— Мы вернем! — крикнула я, когда он выходил. Нам было стыдно.

Понимали, что брать у малознакомого человека деньги — нехорошо.

Но выхода у нас не было. Без денег — не лечат. В конверте оказалось 200 рублей!

Аладдин попросил меня, чтобы я называла его «Старшим братом». Мне понравилось, я согласилась.

Вечером, совсем поздно, пришла тетя Кусум — мать Дауда. Она подарила мне черную юбку с красивыми карманами.

Мы хотели оставить гостью у себя, так как на улице было темно.

Но тетя Кусум заявила:

«Кроме Бога я ничего не боюсь!»

Рассказала: «Днем бомбили в центре. Снова есть погибшие».

Вовремя мы ушли!

Еще Кусум сказала, что решила держаться рядом с Даудом, а своего младшего сына она оставит у родных. Что ее старший сын — ей особенно дорог.

Вторая попытка увезти его не удалась! Даже Москва и обучение в столичном вузе не соблазнили его. Дауд заявил, что он все равно сбежит к своим друзьям!

В случае насилия над его волей и над личным его решением он навсегда забудет о семье...

После ухода тети Кусум в нашу дверь постучала соседка Фатима, та женщина, у которой умер маленький сын.

Она принесла нам вкусный суп, на помин его души.

Сейчас канонада. Мама ушла за водой. Я сижу и глажу своего кота Чипса.

Надеюсь снова увидеть Аладдина.