Ответственность за сохранение аскетической традиции в церкви

Сергей Озерский

Дорогие братья и сестры, мне кажется, что моё сообщение очень своевременно, поскольку внимать говорящим без аскетического усилия уже нет никаких возможностей. Знакомясь с аскетической традицией в опыте новомучеников и исповедников, я понял, что главный принцип, который они исповедали, - это жить по евангельскому слову «милости хочу, а не жертвы» (Мф 12: 7). Я хочу сразу оговорить один момент. Мне придётся буквально на несколько лет выйти за хронологические рамки, которые мы установили, т.е. 20-30-е годы, потому что этого требует логика моего сообщения. До того, как я начал готовиться к этому семинару, я, безусловно, знал о существовании в период гонений на Русскую православную церковь различных тайных монашеских общин и даже подпольных монастырей. Но подготовка к семинару показала мне, насколько это явление было масштабным. Раньше я не мог даже предположить, что, например, существовал подпольный монастырь Тихоновского направления в Тянь-Шане, т.е. в безлюдной местности, устроенный еп. Петром (Ладыгином). Этот монастырь насчитывал около 300 насельников. Его обнаружили с помощью вертолёта в 1951 году, и все его обитатели были арестованы.

В сообщении К. П. Обозного прозвучало упоминание о такой форме жизни монашеских общин, как «коммуна», коллективное хозяйство. Действительно, есть примеры таких общин. Так, в начале 20-х годов в Ярославской области в Первомайском районе женский монастырь маскировался под коммуну им. Надежды Крупской. Организацию этого монастыря благословил архим. Никон (Чулков), бывший настоятель Свято-Троицкой Павло-Обнорской обители под Вологдой. Конечно, для того, чтобы была возможность существования такой общины, приходилось идти на компромиссы и некоторые участники коммуны (вернее, участницы) по послушанию даже вступали в партию. Но известно, что перед этим событием они совершали сугубые покаянные молебны, понимая, что это компромисс. Интересно, что это хозяйство - коммуна им. Н.Крупской - настолько окрепло, что в 1927 году на Всесоюзном смотре колхозов-коммун получила третью премию. Под конец её существования в ней насчитывалось 104 человека, имелись большое хозяйство, 8 благоустроенных домов, пасека, крупный рогатый скот, овцы, лошади, кролики, валенокатательный, кожевенный, дегтярный и кирпичный цеха, ветряная мельница, электрический генератор и купленный в кредит трактор. Когда начался процесс коллективизации, коммуне было настоятельно предложено объединиться с упадочным колхозом. Монахини, естественно, отказались, и тогда с ними начали разбираться. Когда выяснилось, что это за коммуна, в апреле 1931 года были арестованы наиболее активные её работницы. Остальные - кто рассеялся, кто остался и продолжал жить в той же местности, но уже, конечно, в другой форме.

Надо сказать, что для органов ГПУ НКВД существование таких монашеских общин было поводом для разоблачения контрреволюционных организаций. Мы знаем много таких следственных дел. К.П. Обозному, наверное, будет интересно узнать, или, может быть, он уже знает о существовании такой небольшой монашеской общины в Псковской области, в Пушкинских горах. Она была при Казанской церкви, где служил священник Иоанн Савицкий. В неё входило 10-12 монахинь, которые поселились вместе после закрытия Святогорского монастыря. Надо сказать, что такие общины организовывались или из числа монахов и монахинь, которые вынуждены были искать возможности жить вместе после закрытия монастырей, или из тех людей, которые принимали монашество и организовывали общины с нуля. Сохранились протоколы допроса о. Иоанна Савицкого. Следователь спрашивает его:

Признаёте ли себя виновным в содержании подпольного монастыря?

О. Иоанн Савицкий: Нет, не признаю. После закрытия Святогорского монастыря иконы из него перенесли в эту церковь, и у некоторых сложилось мнение, что церковь стала преемником монастыря.

Следователь: А монахини?

Савицкий: Вокруг церкви прижилось несколько старушек-монахинь, и они прислуживают церкви, тем и кормятся.

Следователь: Значит, признаёте существование подпольного монастыря?

Савицкий: Нет, не признаю.

Дальше начинается настоящая фантасмагория:

Следователь: Расскажите о своей контрреволюционной связи с Николаем Чудотворцем и Георгием Победоносцем, и какие задания Вы от них получали?

Конечно, на эти вопросы батюшке было трудно ответить. В результате 5 декабря 1937 года Иван Михайлович Савицкий был приговорён тройкой НКВД к 8 годам лагерей.

Известно воспоминание протоиерея Александра Меня об одной из его духовных наставниц схиигуменьи Марии и о подпольном женском монастыре в Сергиевом Посаде, в то время - Загорске. Эта община, которую возглавляла схиигуменья Мария, окормлялась её духовным отцом, старцем Ионой. Кроме него общину окормляли о. Серафим (Батюгов) и иеромонах Иеракс (Бочаров).

Интересно, что старец Иона вместе ещё с несколькими подвижниками провёл несколько десятилетий в самых настоящих, а не фигуральных катакомбах. На берегу Волги существовала сложнейшая система многокилометровых подземных ходов, которые были вырыты грабителями и бродягами, чтобы скрываться от правительственных войск. Когда старец Иона благословил мать Марию на создание монастыря, то сам вместе с двумя подвижниками скрылся под землёй. Подземные ходы вместили и пещерную церковь, и зимнюю печь, дым из которой выходил через многокилометровый лаз далеко в стороне в глухом лесу. Пещера имела выход на поверхность в саду деревенского дома, где жила одна из духовных дочерей старца Ионы. Через эту духовную дочь старцы общались с внешним миром. Сестры из тайной общины Сергиевского Посада переписывались со старцами, посылали им носильные вещи и продукты. Схиигуменья Мария ничего не делала без указания старца Ионы.

Когда в послевоенные годы на Волге строили гидроэлектростанцию, то место с пещерами ушло под воду. Местные жители неоднократно подавали старцам условный знак, звонили в колокольчик у входа в пещеру, но отшельники не отзывались. Они, видимо, умерли, предпочтя смерть переселению на новое место. И. Семенко и И. Басин, из статьи которых взят этот рассказ, уверяют, что это не церковный фольклор, а настоящее свидетельство очевидца.

Вот вкратце рассказ о тайных церковных формах жизни, причём я хочу сказать, что таким образом существовали не только монашеские общины " непоминающих"», но и Тихоновские общины. После войны такие общины преимущественно состояли из последователей ИПЦ, из истинно-православных христиан.

Далее я хотел сказать несколько слов о том, как развивались события, когда после Великой Отечественной войны многие исповедники стали возвращаться из заключения и включаться в ту церковную жизнь, которая воссоздавалась после начала второго патриаршества. В связи с этим я приведу рассказ о конфликте в Глинской пустыне, когда туда после освобождения из лагеря был назначен настоятелем архим. Таврион (Батозский).

Сразу после своего назначения о. Таврион захотел восстановить прежний афонский устав, по которому жили в монастыре до его закрытия. По этому уставу полунощница совершалась в полночь, и монахам приходилось спать совсем немного. Это нововведение и другие, которые вводил о. Таврион, желая миссионерствовать с помощью богослужения, вызвали неудовольствие у монахов. Причём не только у тех монахов, которые были новопостриженными, т.е. постриженными в послевоенный период, но и у старых монахов, которые вернулись после лагерей. Кстати, новопостриженных монахов о. Таврион называл «шантрапой», он говорил: «Это не монахи, это шантрапа». С. Бычков, который, как известно, выпустил книгу об о. Таврионе (Батозском), предполагает, что причиной этого недовольства было то, что уставшие после лагерей люди хотели найти в монастыре тихую гавань и желали себе послаблений. Известно, что в то время в монастыре начал распространяться порок пьянства. Видимо, из-за послабления.

Недовольство нововведениями переросло в довольно острый конфликт. Однажды о. Таврион во время полунощницы говорил проповедь, а старые монахи, стоя близ амвона, демонстративно стучали посохами, мешая ему говорить, и бурчали: «Бог с ним. Сам не спит, и нам спать не даёт». Один из братьев спросил о. Тавриона: «Где Вы учились не спать?» Отец Таврион ответил: «Когда мы находились в заключении, кого-нибудь одного ночью выводили, и мы не знали, вернётся ли он живым. Остальные молились, чтобы вызов не был неожиданным, чтобы встретить смерть подготовленными».

О. Таврион следил за личной жизнью монахов и приказал снять занавески с окон, для того чтобы было видно, что происходит в кельях. Если он находил банки варенья под кроватями, то приказывал возвращать их на кухню. Конечно, всё это обостряло ситуацию. Интересно, как сам о. Таврион аргументировал свои действия. Например, о необходимости служения полунощницы в 12 часов ночи он писал так: «Величайшее явление в мир - Рождество Христово - совершилось в глубокую полночь. Он же придёт судить живых и мёртвых в полуночный час, как повествует Евангелие, и как содержала и содержит святая Церковь. " Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, Его же обрящет бдяща". В этом идеологически-нравственная основа полунощницы в двенадцать часов ночи». Это цитата из записки о. Тавриона, адресованной священноначалию в качестве оправдания за конфликтную ситуацию в монастыре.

Однажды, когда местный епископ приехал в Глинскую пустынь на праздник в 9 часов утра, то не застал в храме монахов ни на клиросе, ни среди молящихся. В результате в той же оправдательной записке о. Таврион пишет: «Если спят на утрене, то это не от трудов и усталости, а скорее от безразличия и беспечности. В воскресенье в 9 утра владыка прибыл в храм, а в храме ни на клиросах, ни в храме, как певчих, так и молящихся монахов нет. Так точно и в других проявлениях жизни братства монашеского, как например, послушании, чинности, труде, чтении проявляется отсутствие усердия и самоотречения». Эта история, как известно, закончилась тем, что о. Таврион был устранён, определён на другое место служения.

Интересен опыт самого С. Бычкова, которым он делится в своей книге «Страдный путь архимандрита Тавриона» и который связан с пребыванием о. Тавриона в Латвии. Известно, что там о. Таврион устраивал Светлые седмицы, которые были наполнены богослужением, общением, учением. С. Бычков, будучи тогда ещё молодым человеком, приезжал в Пустыньку, и вот что он пишет об этом: «Две недели, проведённые в Пустыньке, оказались для меня тяжёлыми физически и напряжёнными духовно. В среду Светлой седмицы ощутил, что горло безнадёжно воспалено. После вечерней службы, выйдя из храма почувствовал, что подкашиваются ноги. Сел на скамеечку близ храма, пока не отдышался. На ужине выпил, обжигаясь, два стакана горячего чая, немного поел. Утром усталость как рукой сняло. На литургии вновь прозвучали обжигающие слова о. Тавриона " Надо целиком отдаться Господу. Некоторые вычисляют, строят планы, задумываются до того, что сходят с ума, и запирают их в больницы, в дома умалишённых. А что ты знаешь, человек? Сегодня ты здоров, а завтра болен. Не думай, припади к груди Господа, Он Отец наш, а мы - его дети. Доверься Ему, Он всё устроит! ". Ещё одно воспоминание того же автора: «Перед отъездом я беседовал со старцем, расспрашивал его о молитве. Он слушал спокойно, но когда я начал рассуждать о молитвенных позах, рекомендуемых при занятиях Иисусовой молитвой, внезапно рассердился: " Нет в Вас евангельской простоты. Мудрите, рассуждаете, пока с ума не сойдёте. Нам старцы заповедали - читай всегда и везде: Боже, милостив буди мне, грешному. Л как появились слёзы, значит, увидел своё недостоинство, свою жуткость"». Для нас этот опыт особенно ценен, поскольку о. Таврион является одним из наставников о. Георгия, и через него - всех нас.

Ещё я хотел остановиться на опыте о. Алексия и о. Сергия Мечёвых, дать буквально пару зарисовок из воспоминаний Марии Николаевны Соколовой, монахини Иулиании, которая была духовной дочерью Мечёвых, сначала о. Алексия, потом о. Сергия. Она обратилась в 30-е годы к о. Сергию Мечёву за благословением на монашеское пострижение. Сразу скажу, что постриг она приняла в итоге только в 1970 году, т.е. по прошествии довольно большого периода времени. Вообще Мария Николаевна была одной из видных фигур в мечёвских общинах. О. Сергий говорил своим духовным чадам, что если нет поблизости священника, то обращаться нужно за советом к Марии Николаевне, и она всегда даст чёткий и ясный ответ.

Вот цитата из письма о. Сергия в ответ на вопрос Соколовой о принятии монашества: «Отречение от мира шире пути иноческого. Иночество есть один из видов этого отречения, его высшая форма. Заживите по-настоящему для Господа и Его жизнью, и почувствуете, что идёте тем же путём, что и иноки. Только не забывайте, что сейчас время особенного служения ближним. Пусть в Вашей мере это служение будет Вашей молитвой и Вашей жизнью в Нём и с Ним. Никогда ещё не страдали так Его братья меньшие, как теперь. Главное, живите для Бога и в Нём с людьми, выполняя всё положенное каждому христианину. Тогда в своё время, если благословит Господь, войдёте легко и в лик ангелоподобных. Только так, а не иначе». Здесь говорится о существе христианской жизни, которая и в монашестве, и вне монашеской жизни одинакова.

Ещё замечательный пример, о котором не могу не сказать, опыт той же матери Иулиании, уже в военные годы. В 1943 году она пишет одной из своих корреспонденток: «Я уже не имею того звериного голода (понятно, 1943 год. - С. О.), какой был прошлой осенью и зимой, когда была готова есть из помойки. Могу терпеть голод и спокойно уже смотрю на хлеб. В связи с этим стали уже приходить мысли о посте. Хочу с тобой поделиться опытом своим в этом отношении. В прошлый Великий пост решила я отделять от своего кусочка хлеба маленькую дольку, может быть, граммов 15-20, для нищих. Этому последовал потом Женя. Так что эти кусочки мы могли подать случающимся нищим. Главная трудность была не в том, что голодно после, такой крошкой всё равно не наешься, но трудно сделать именно так, как решила. Нечто вроде, несколько иначе я проделала в Петровске, и видела в этом для себя большую пользу. Душа встаёт в какое-то положение трудящейся, бодрствующей, трезвящейся, и так как это трудно, то она чаще прибегает к сердечной просьбе и молитве к Господу о помощи, чтобы выдержать, не сдать. А от частой сердечной молитвы пробуждается сознание и ощущение везде присутствия Божия. Вот как всё одно за другое цепляется. А начинается с такого маленького и казалось бы ничтожного».

Конечно, очень ценным для нас является опыт архим. Сергия (Савельева). Известно, что Василий Петрович Савельев принял монашество, как и его жена Лидия, и его сестра, и несколько ближайших членов его общины. Стоит упомянуть, какие мотивы были для этого у о. Сергия и его супруги. Отец Сергий пишет в своей известной книге «Далёкий путь»: «Развитие жизни нашей духовной семьи ставило перед нами всё новые задачи. Ещё в Москве передо мной и Лидой встал вопрос о смысле нашей родственной семейной жизни. В это время уже ясно обозначилось, что, помимо нашей семьи, около нас создалась другая семья (т.е. духовная. - С. О.), состоявшая из молодых девушек и молодых людей. Она нам была очень дорога, и в ней отражался отблеск будущей жизни.

После рождения Катюни (дочери о. Сергия и Лидии. -С. О.) встал вопрос: как жить дальше? Перед нами было два пути. Первый путь - продолжать свою родственную, семейную жизнь в обычных условиях.

Но такая жизнь уже не соответствовала нашим духовным идеалам. Другой же путь заключался в том, чтобы ради Христа и святой любви отказаться от родственных, семейных уз. Мы с Лидой без особых колебаний избрали этот второй путь, который не только определялся нашей жизнью, но также жизнью всей нашей большой семьи. Наше решение о жизни на духовно-нравственных основах было вполне закономерным в развитии всей и личной, и семейной, и общей жизни.

То, что я не проявил колебания, не так удивляет. Но то, что Лида тогда всем сердцем поддержала меня, - это меня всю жизнь удивляло, умиляло, и это возвысило мою любовь к Лиде на недосягаемую в обычных условиях высоту.

При выборе пути имело значение ещё одно обстоятельство. В то время (в 20-30-е годы. - С. О.) происходило крушение старых духовно-нравственных основ жизни, и в сознании людей образовалась зияющая пустота, в которую хлынули потоки неудержимых плотских похотей под видом «свободной любви. <...> Надо было спасаться, и наша новая жизнь и большая семья (т.е. семья духовная. - С. О.) представляла для этого хорошую основу».

Когда о. Сергий и некоторые другие члены его общины находились в ссылке, в заключении, то они переписывались между собой. Отец Сергий писал о том, на каких основах надо строить их внутреннюю жизнь. Во-первых, он выделял утреннее время для молитвы как особое время. В ответ на письмо Лидии, в котором она пишет о том, что тем, кто остался на воле, казалось, что 1гужно специально терпеть какие-то лишения, голод, жить в нетопленом помещении, для того чтобы через это проявить свою солидарность с теми, кто в заключении, о. Сергий замечает (это очень важный пример, потому что он излагает некоторые принципы аскетической жизни. - С. О.): «Родные мои, это - заблуждение. Живите проще и добрее. " Милости хощу, а не жертвы". Будьте сыты и живите в тепле, не забывая благодарить Господа за это, а если случится по нужде и по грехам нашим пожить в голоде и холоде, - от чего да сохранит вас Господь! - то благодушно потерпите это и не ропщите на Господа. Мы продолжаем искать мученических переживаний, а нам нужно от них бежать. Когда мы научимся в минуты таких переживаний ложиться спать, а в повседневной жизни бодрствовать и со смирением нести свой крест, благодаря за всё Господа, тогда, родные мои, мы будем истинные герои и над нами уже будет венец Христов».

Мое самое последнее свидетельство - об архиеп. Афанасии (Сахарове). Как известно, он был строгим постником. На его примере я хотел показать, как по-разному могли поступать в схожих ситуациях исповедники веры и мученики. Как пишет Сергей Иосифович Фудель в книге «У стен церкви», для того чтобы показать, насколько пост угоден Богу, еп. Афанасий как-то рассказал про себя: «Особенно я старался в тюрьме соблюсти именно Великий пост как подготовку к Пасхе, и заметил, что на пасхальные дни Господь всегда посылал мне в пище великое утешение и обилие. Вот однажды было так: перед Пасхой меня отправили на этап, перевод на другое место. И на этапе я не выдержал, поел рыбных консервов. И вот это была самая трудная и самая скудная для меня Пасха»".

В той же книге С.И. Фудель приводит воспоминание другого архипастыря (его сегодня уже вспоминали), митр. Кирилла (Смирнова), который свидетельствовал об обратном. Он говорил о том, что ему приходилось в тюрьме постом, хотя он тоже был монахом, есть похлёбку из мяса. Конечно, такой разный опыт говорит о свободе. О том, что эти люди вели себя свободно в трудных ситуациях, и у них не было служения букве. Про еп. Афанасия известно, что когда он получал продуктовые передачи, то старался ими делиться. Один раз он послал из продуктовой передачи большой поднос с котлетами сидевшей вместе с ним группе эсеров, т.е. людям, чуждым ему по духу. Когда эсеры получили передачу от еп. Афанасия, то устроили собрание. Их вожаки организовали сходку, для того чтобы решить вопрос, позволительно ли принимать помощь от церковника. В это время остальные рядовые эсеры сидели и ждали, чем кончится это собрание. Один из эсеровских лидеров настоял на том, чтобы принять передачу и внёс рядовому составу поднос с котлетами со словами: «Владыка благословил рыбкой!»

Это последний эпизод, о котором я хотел рассказать. Конечно, все эти свидетельства, этот опыт, чрезвычайно важны для нас, так как сейчас возрождаются различные аскетические традиции. Но нам стоит хорошенько подумать, насколько они соответствуют опыту мучеников и исповедников.