Опыт собирания церкви в служении свщисп. Романа Медведя и возглавляемого им московского Союза ревнителей православного возрождения

Максим Дементьев

Опыт служения о. Романа Медведя в годы гонений после 1917 года высоко оценивается современными исследователями наследия новомучеников и исповедников. В «Православной энциклопедии» в статье об истории православных братств в XX века он упоминается наряду с такими известными именами, как о. Алексий и о. Сергий Мечёвы, еп. Серафим (Звездинский), еп. Арсений (Жадановский) в Москве и области, священники (впоследствии епископы) Иннокентий (Тихонов), Гурий (Егоров), Мануил (Лемешевский) в Петрограде, еп. Макарий (Опоц-кий) в Новгороде. Ещё в конце 1990-х годов, житийное свидетельство о нём составил иг. Дамаскин (Орловский), которое вошло как в его многотомное собрание «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия», так и было издано отдельными брошюрами. В частности, в указанной статье из «Православной энциклопедии» приводятся следующие сведения. Братство было создано о. Романом по благословению патриарха Тихона. Постоянных братчиков насчитывалось не менее двухсот, а общее число достигало 5 тыс. человек.

Отец Роман ежедневно служил, проповедовал не только в своем, но и во многих других храмах. Три раза в неделю устраивались беседы с братчинами, с молодежью, с новоначальными христианами. По темам бесед братчики готовили сообщения, которые публично зачитывались. Все в храме делалось бесплатно. Члены Братства ухаживали за больными, инвалидами, одинокими, опекали семьи репрессированных, собирали продукты и отсылали их в лагеря и тюрьмы. Так (с большей или меньшей интенсивностью) продолжалось до весны 1931 года, когда о. Роман и 24 члена братства были приговорены к различным срокам заключения и ссылки; сам о. Роман был отправлен на Соловки. В том же году был закрыт и Св.-Алексиевский храм.

Также яркое свидетельство об о. Романе и Св.-Ллексиевском братстве приводит С. Бычков в своём очерке «Православные церковные братства (1917-1945)», впервые опубликованном в 1980 году в «Вестнике РХД» под псевдонимом Н. Шеметов.

В первые годы советской власти прозвучал призыв патриарха Тихона: «Не теряйте же времени, собирайте вокруг себя стадо, по одному, по два, собирайте их на пастырские беседы. Отбирайте сначала лучших людей. Не пренебрегайте беседами с благочестивыми женщинами, которые часто удерживают своих мужей и братьев от безумных поступков и защищают Церковь Божию. Составляйте из благонамеренных прихожан братства, советы что найдете полезным по местным условиям...» Церковные ведомости. 1918 г. № 5.

<...>

О. Роман знал повадки новой власти. Обладая ярким проповедническим даром, он отказался от публичных проповедей, дабы не привлекать в храм большого количества народа, а следовательно, и опеки властей. <...> Вот образец его работы: окончилось богослужение, народ разошёлся, остались верные прихожане. В храме устанавливаются скамьи, рассаживаются люди. На солею выходит о. Роман и читает святоотеческие творения. Затем начинает толковать. Толкование перетекает в беседу, где каждый волен высказать собственное мнение, наболевшие вопросы, воскрешая общинный дух. <...> После собрания, присматриваясь к людям, о. Роман отбирал из числа постоянных прихожан наиболее надёжных. Из них возникали небольшие общины.

...Священник обязывал старших братчиков опекать младших. Младшие вели своеобразные дневники, где записывали, как прошёл день, что случилось, какие помыслы беспокоили. Старшие регулярно просматривали дневники и, если встречалась проблема, которую им разрешить было не по силам, обращались к о. Роману. Так, с одной стороны, он не выпускал никого из виду, с другой, старшие приучались к ответственности за ближнего, умению работать с людьми. Братчики ухаживали за больными, инвалидами, одинокими, опекали семьи репрессированных, собирали продукты, бельё и отсылали в лагеря и тюрьмы.

О. Романа арестовали (по крайней мере, во второй раз и теперь на длительный срок — М.Д.) в 1931 г. <...> Перед арестом успел передать братство еп. Варфоломею (Ремову), жившему тогда на покое в Петровском м-ре. <...> Мне посчастливилось встретиться с братчиками — поразила атмосфера любви и взаимоуважения, царящая в среде людей уже преклонного возраста. Привыкнув к тому, что в храме старушки часто злобны и неприветливы, я был изумлён благожелательством их сверстниц. Жизнь разбросала их по разным уголкам страны, много им пришлось перенести. Мне они казались выросшими где-то за пределами нашей страны так терпимо и любовно они относились друг к другу. До сих пор они встречаются, помогают больным и инвалидам, сохраняя молитвенное общение между собой и своим пастырем, память которого они свято чтят.

В последнее время, когда происходит «новое обретение» материалов, связанных с опытом Н.Н. Неплюева и основанного им Крестовоздвиженского трудового братства, по-новому можно и нужно оценить конфликт, возникший между о. Романом и данным братством, в которое он был рукоположен в качестве священника в самом начале своего священнического служения. В частности, этот конфликт подробно рассматривается в одной из недавних работ, посвящённых истории неплюевского братства. Упоминание об этом эпизоде важно по нескольким причинам. Во-первых, в официальном жизнеописании (у иг. Дамаскина) он однозначно трактуется в пользу о. Романа. Однако более широкое освещение этого конфликта не дает оснований для столь односторонней оценки. Во-вторых, рассмотрение служения о. Романа после 1917 года в рамках деятельности московского Св.-Алексиевского братства дает повод предположить, что он вынес определенный положительный опыт из истории своих непростых отношений с Крестовоздвиженским братством.

Также, не принижая роли и значения руководства о. Романа в деле служения Св.-Алексиевского братства, всё же хотелось бы напомнить об одном известном, но, пожалуй, до настоящего времени не получившем широкого осмысления факте. В пред- и послереволюционный период стремление к обновлению жизни пронизывало не только светское российское общество, но и все слои церковной среды: и иерархию, и священство, и мирян. Хотя в самые первые месяцы после февраля 1917 года и наблюдались некоторые поспешные излишне «демократические» методы при решении церковных проблем, уже к лету 1917 года спокойствие и трезвенность в церковной среде вновь стали возобладать. В связи с этим интересно проследить по отдельным документам, насколько это позволяет формат данной краткой заметки, активность мирян, в дальнейшем непосредственно связанных с деятельностью Св.-Алексиевского братства.

Особенно интересен один документ, характеризующий церковную обстановку в Москве того времени. Это прошение прихожан церкви свт. Алексия митрополита на Глинищах (место учреждения будущего одноимённого братства) еп. Иасафу — с просьбой о разрешении совершать богослужения на русском языке. Нельзя не обратить внимания на убедительность аргументации и несомненную глубокую заинтересованность авторов прошения в положительном решении своего вопроса - а именно, в благословении священноначалия совершать богослужение на русском языке.