Глава 7. – Да, миссис Батлер, мне нужна работа, – сказал Джо Коллтон.

– Да, миссис Батлер, мне нужна работа, – сказал Джо Коллтон.

Это был низкий худой мужчина лет сорока. Он выглядел немного старше, так как его пышные волосы были белы, как снег, а лицо задубело от ветра и солнца. Он хмурился, и большие складки на бровях затеняли его темные глаза.

– Мне нужна работа, но не в такой степени, чтобы я принял ее от вас.

Скарлетт почти уже повернулась, чтобы уходить; она не собиралась проглатывать обиды от какого-то выскочки. Но ей нужен был Коллтон. Он был единственным честным строителем в Атланте, она узнала это, когда поставляла им всем лес в годы строительного бума после войны. Ей хотелось топнуть ножкой. Это все вина Мелли. Если бы не это глупое условие, что Эшли не должен знать, что она помогает ему, она могла бы прибегнуть к услугам любого строителя, потому что она бы следила за ним, как ястреб. Как бы ей хотелось этим заняться!

Но нельзя, чтобы видали, что она принимает в этом участие. А она не могла никому доверять, за исключением Коллтона. Он должен согласиться взяться за эту работу, она заставит его согласиться. Она прикоснулась своей маленькой ручкой к его руке. Она выглядела крошечной в тугой детской перчатке.

– Мистер Коллтон, если вы мне откажете, это разобьет мое сердце. Мне нужен особенный человек…

Она посмотрела на него с взывающей беспомощностью. Очень плохо, что он не такой высокий. Трудно быть маленькой хрупкой леди с человеком твоего роста. Зато, нередко эти задиристые маленькие мужчины были лучшими заступниками за женщин.

– Я не знаю, что я сделаю, если вы мне откажете.

Рука Коллтона напряглась.

– Миссис Батлер, вы однажды продали мне сырой лес, уверив меня, что он просушен. Я не связываюсь дважды с теми, кто обманывает меня.

– Это должно быть была ошибка, мистер Коллтон. Я сама только училась лесопильному делу. Вы вспомните, каково было в те дни. Янки сидели на нашей шее. Я все время боялась до смерти.

Ее глаза заполнились слезами, а слегка накрашенные губки задрожали. Она била маленьким, заброшенным человеком.

– Мой муж – мистер Кеннеди, – был убит.

Его прямой, знающий взгляд обескураживал. Его глаза находились на уровне ее глаз, и они были тверды, как мрамор. Скарлетт убрала руку с его рукава. Что она будет делать? Она не может проиграть. Он должен согласиться на эту работу.

– Я пообещала у постели умирающей, моей лучшей подруги. – Ее слезы не были запланированы. – Миссис Уилкс просила меня помочь, а теперь я прошу вас.

Она рассказала всю историю, как Мелани все время защищала Эшли… нерасторопность Эшли в делах… его попытку похоронить себя в могиле жены… штабеля непроданного леса… необходимость секретности.

Коллтон поднял руку, чтобы остановить ее.

– Ладно, миссис Батлер. Ради миссис Уилкс я возьму эту работу. Вы получите отлично построенные дома из лучших материалов.

Скарлетт вложила свою руку в его.

– Спасибо, – сказала она. Она почувствовала, что одержала победу.

Только несколько часов спустя она осознала, что эти несчастные дома обойдутся ей в целое состояние из ее собственных денег. Она не заработает даже хорошего отношения к себе, помогая Эшли. Все так и будут захлопывать двери перед ее носом.

Конечно, не все. У нее полно собственных друзей, и они намного веселее этих старомодных стариков.

Она отложила эскизы, которые принес ей для изучения Джо Коллтон. Она куда более была бы заинтересована, если бы он принес ей цифры своих приблизительных подсчетов, какая разница, как будут выглядеть дома, или где будет расположена лестница.

Она вытащила из ящика свою обтянутую вельветом книжку гостей и стала составлять список. Она собиралась задать вечеринку. Большую, с музыкантами, с рекой шампанского и горой лучшей, самой дорогой еды. Теперь, когда у нее закончился глубокий траур, настало время известить друзей о том, что ее можно приглашать на вечеринки, и лучший способ сделать это – пригласить их к себе.

Она быстро пробежала фамилии старинных семейств Атланты. Все думают, что я должна быть в глубоком трауре по Мелли, нет смысла звать их. И также нет необходимости укутываться в черное. Она не была моей сестрой, только свояченица, и в этом я даже не уверена, ведь Чарльз Гамильтон был моим первым мужем, а после него у меня было еще два.

Плечи Скарлетт тяжело опустились. Чарльз Гамильтон тут ни при чем, как и черная одежда. Она по-настоящему горевала по Мелани. Она была одинока. Скарлетт приехала из деревни только два дня назад, но уже познала достаточно одиночества, чтобы в ее сердце зародился страх.

Она могла бы рассказать Мелани о том, что Ретт уходит, Мелани была единственным человеком на земле, кому бы она доверила такую ужасную весть. Мелли сказала бы ей то, что ей хотелось услышать: «Конечно, он вернется назад, дорогая, он любит тебя так сильно». Именно эти слова произнесла она перед смертью: «Будь умницей с капитаном Батлером, он так тебя любит».

Даже мысль о словах Мелани заставила Скарлетт почувствовать себя лучше. Если Мелли сказала, что Ретт любит ее, значит, он действительно любит. Скарлетт стряхнула с себя тоску, выпрямила спину. Ей необязательно быть одинокой. И не важно, если «старая гвардия» Атланты больше никогда не будет с ней разговаривать. У нее полно друзей. Список приглашенных уже занимал две страницы, а она дошла только до буквы «л».

Друзья, которых Скарлетт собиралась развлекать, были самыми удачливыми из ватаги разгребателей грязи, высадившейся в Джорджии во времена правительства Реконструкции. Многие уехали после смены правительства в 1871 году, но большинство осталось, наслаждаясь большими домами и огромными состояниями, накопленными ими. У них не было стремления уехать «домой». Их происхождение было преспокойно забыто.

Ретт презирал их. Он называл их «отбросами» и уезжал из дома, когда Скарлетт устраивала свои щедрые вечеринки. Скарлетт думала, что он вел себя глупо, и говорила ему это.

– Богатые намного веселее бедных. Их одежды, экипажи, драгоценности намного прекраснее, и они угощают тебя вкусными обедами, когда ты заезжаешь к ним в гости.

Но приемы, которые устраивала Скарлетт, были самыми шикарными, а этот, она была абсолютно уверена, будет самым лучшим из них. Она начала новую страничку списка, озаглавленного «не забыть», с заметки заказать дичь, десять ящиков шампанского и новое платье. Ей придется поехать к портнихе сразу после того, как она завезет приглашения переписчику.

Она в восхищении тряхнула головкой, любуясь белыми хрустящими складками шляпки в стиле Марии Стюарт. Шляпка подчеркивала черные дуги ее бровей и светящиеся зеленые глаза. Ее шелковые волосы выбивались из-под складок. Кто бы подумал, что траурный наряд может так идти ей.

Она поворачивалась в разные стороны, разглядывая свое отображение в зеркале. Струйки бисера и кисточки поблескивали.

«Обычный» траур был не таким ужасным, как «глубокий», при котором вы не могли показать ослепительно белую кожу в глубоком вырезе черного платья.

Она быстро подошла к трюмо и слегка надушила шею и плечи. Нужно поспешить, гости вот-вот придут. Она слышала, как музыканты настраивают инструменты. Скарлетт взглянула на белые карточки, брошенные в беспорядке среди ее расчесок и ручных зеркал. Приглашения стали поступать, как только друзья узнали, что она возвращается в водоворот жизни. Она будет занята многие недели. А затем последуют другие приглашения, и она устроит очередную вечеринку, а может, танцы в сезон Рождества. Да, все будет просто замечательно. Она волновалась так же, как молоденькая девочка, впервые пришедшая на праздник. Но это и не удивительно. Уже больше семи месяцев она не появлялась в свете. За исключением поездки к Фонтейнам после возвращения Тони домой. Она улыбнулась, вспоминая Тони. Она бы хотела, чтобы он был у нее сегодня. У всех бы глаза полезли на лоб, если бы он показал им свой трюк с шестизарядками!

Ей надо идти – музыканты уже играют.

Скарлетт спешно спустилась по покрытым красным ковром ступенькам, с удовольствием вдыхая запах цветов, в огромных вазах расставленных в каждой комнате. Ее глаза светились радостью, когда она ходила из комнаты в комнату, убеждаясь, что все готово. Все было безупречно. Слава небесам! Панси вернулась из Тары, а она очень хорошо умела заставлять работать других слуг.

Раздался звонок. Она ослепительно улыбнулась и пошла в коридор встречать гостей.

Дом заполнялся шумом голосов, запахом духов, яркими цветами шелков и сатина, рубинов и сапфиров.

Скарлетт двигалась через толпу, улыбаясь, слегка заигрывая с мужчинами, принимая неискренние комплименты женщин. Они были так счастливы увидеть ее снова, они так скучали по ней, никакие другие вечеринки не были так хороши, как ее, ничей дом не был так красив, ничье платье не было так модно, ничьи волосы так не блестели, ничья фигура не была такой юной.

«Я прекрасно провожу время, это великолепная вечеринка».

Она взглянула поверх серебряных блюд и Подносов на длинном полированном столе: пополняют ли их слуги. Количество еды было очень важно для нее, так как она никогда не забудет, что значит голодать. Ее подруга Мамми Барт уловила этот взгляд и улыбнулась. Полоска жирного соуса капнула из уголка ее рта на бриллиантовое ожерелье. Скарлетт в отвращении отвернулась. «Мамми станет однажды такой же здоровой, как слониха. Слава Богу, я могу есть все, что мне захочется, и не пополнеть ни на грамм».

Взрывы смеха привлекли ее внимание, и она направилась в сторону веселящейся троицы. Ей бы очень хотелось услышать что-нибудь смешное, даже если это одна из шуток, которые было не положено понимать леди.

– …и я говорю себе: «Билл, паника одного человека приносит выгоду другому, и я знаю, кем из этих людей будет старина Билл».

Скарлетт отвернулась. Она хотела хорошо провести время, а разговоры о панике не входили в ее представление о веселье. Хотя, может быть, она узнает что-то. Она была умнее даже в полудреме, чем Билл Уэллер в свои лучшие дни, она была твердо уверена в этом. Если он делал деньги на панике, она хотела бы знать, как он это делал. Она бесшумно подошла поближе.

– …эти тупые южане, они были проблемой для меня с того момента, как я приехал сюда, – признавался Билл. – Ты просто ничего не поделаешь с человеком, у которого нет природной человеческой жадности, так что все облигации и сертификаты, умножающие деньги втрое, которые я высыпал им, легли на дно без дела. Они работали больше, чем когда-либо работали даже негры, и откладывали каждую заработанную ими монетку на черный день. Оказалось, что многие из них имели полные коробки облигаций, выданных правительством Конфедерации. – Смех Билла заглушал смех остальных.

Скарлетт кипела. «Тупые южане» – действительно! У ее дорогого Па была коробка, полная облигаций Конфедератов. И у других в округе Клейтон. Она попыталась уйти, но была задержана группой людей, которых тоже привлек смех собравшихся вокруг Билла Уэллера.

– Я скоро просек, что к чему, – продолжал Уэллер. – Они просто больше не верили в бумажки. И ни во что другое. Сказать вам, мальчики, это ранило мою гордость.

Он сделал печальное лицо, затем широко усмехнулся, показывая три золотых зуба.

– Я не буду вам говорить, что мне не пришлось бы нуждаться ни в чем, даже если бы я ничего не придумал. В старые добрые времена, когда республиканцы держали Джорджию в руках, я нахватал достаточно на железнодорожных контрактах, так что мы бы могли жить припеваючи на заграбастанное, даже если б я был полнейшим дураком, чтобы строить эти железные дороги. Но Люла стала раздражаться от того, что я шатался по дому без дела. Потом – слава ей – настала паника, и все республиканцы забрали свои сбережения из банков и положили деньги под матрасы. Каждый дом, даже лачуга стали золотым шансом, который я не мог упустить.

– Перестань нести чепуху, Билл. Я не могу дождаться, когда ты перейдешь к главному. – Амос Барт выразил свое нетерпение плевком, который не долетел до плевательницы.

Скарлетт тоже испытывала нетерпение, ей не терпелось выбраться оттуда.

– Обожди, Амос, я подхожу к этому. Каким же способом можно было пробраться к этим матрасам? Проповедники – это не мой тип, я люблю сидеть за своим столом, пока мои служащие быстро действуют. Именно этим я и занимался, сидя на кожаном вращающемся стуле, и, выглянув из окна, увидел похоронную процессию. Это было как озарение. Нет ни одной крыши в Джорджии, где бы не горевали по своим ушедшим любимым.

Скарлетт с ужасом уставилась на Билла Уэллера, разглагольствующего о своих мошенничествах.

– Легче всего с матерями и вдовами. Они, не моргнув глазом, достают свои денежки из матрасов, когда мои мальчики рассказывают им, что ветераны конфедератов возводят мемориал на полях сражения, ради того, чтобы имя их мальчиков тоже было высечено там.

– Ты – хитрый старый лис, Билл, это просто гениально! – воскликнул Амос, а мужчины рассмеялись еще громче.

Скарлетт почувствовала себя тяжело больной. Несуществующие железные дороги и золотые прииски ее не интересовали, но матери и вдовы, которых обманывал Билл Уэллер, были ее близкие. Он мог послать своих парней прямо к Беатрисе Тарлтон, Кэтлин Калверт, Димити Манро или к любым другим женщинам в округе Клейтон, которые потеряли своих сыновей или мужей.

Ее голос, словно нож, разрезал смех мужчин, окружавших Билла:

– Это самая низкая, грязная история, которую я когда-либо слышала. Ты противен мне, Билл Уэллер. Все вы противны мне. Что вы знаете о южанах? Вам в голову ни разу в жизни не приходила ни одна разумная мысль, вы не сделали ни одной приличной вещи за всю свою жизнь!

Она протолкнулась сквозь пораженных мужчин и женщин, вытирая руки об юбку от омерзения прикосновения к ним.

Столовая с изысканными блюдами на сверкающих серебряных подносах была прямо перед ней, пресыщение выросло в Скарлетт при виде и запахе жирных подливок и заплеванных плевательниц. Она представила освещенный лампами стол Фонтейнов, простую еду – по-домашнему приготовленную ветчину, кукурузный хлеб и выращенную дома зелень. Она принадлежала им, они были ее народом, они, а не эти вульгарные, грязные, жирные женщины и мужчины.

Скарлетт повернулась лицом к Уэллеру и его группе.

– Отбросы! – прокричала она. – Вот кто вы такие. Отбросы! Убирайтесь вон из моего дома, с глаз долой, меня тошнит от вас!

Мамми Барт совершила ошибку, попытавшись ее успокоить.

– Перестань, милая, – сказала она, протягивая свою руку, всю в драгоценностях.

Скарлетт отшатнулась, прежде чем до нее успели дотронуться.

– Убирайтесь! В особенности ты, жирная свиноматка.

– Ладно, я никогда, – голос Мамми Барт дрожал, – никогда, черт, я не стерплю такого разговора. Я бы не осталась, даже если бы ты упрашивала меня на коленях, Скарлетт Батлер.

Началось поспешное бегство гостей, и менее чем через десять минут комнаты были пусты. Скарлетт прошла мимо опрокинутой еды, пролитого шампанского, разбитых тарелок и бокалов. Она должна держать голову высоко, как учила ее мама. В мыслях она перенеслась назад в Тару и представила себя поднимающейся по лестнице с балансирующим на голове тяжелым томом романов – прямая, как деревце. Как леди. Так учила ее мать. У нее в голове поплыло, ноги тряслись, но она поднималась, не останавливаясь. Леди никогда не показывает, что устала или расстроена.

– Вовремя она это сделала, – сказал кларнетист.

Оркестр играл на многих приемах Скарлетт.

Один из скрипачей аккуратно сплюнул в горшок с пальмой.

– Слишком поздно, я бы сказал. Поспишь с собаками, наберешься вшей.

Над их головами на застеленной шелком кровати лежала Скарлетт и рыдала, у нее разрывалось сердце. Она так надеялась хорошо провести время.

Ночью Скарлетт спустилась вниз за спиртным, чтобы избавиться от бессонницы. Все свидетельства вечеринки исчезли, за исключением изысканных букетов цветов и наполовину сгоревших свечей в канделябре на обеденном столе.

Скарлетт зажгла свечи и задула свою лампу. Почему она должна красться в полутьме, как какой-то воришка? Это был ее дом, ее бренди, и здесь она может делать все, что ей нравится.

Она выбрала рюмку, поставила ее рядом с графином, уселась в кресле во главе стола.

После бренди по телу разлилось приятное тепло. Скарлетт вздохнула.

Слава Богу! «Еще одна рюмка, и мои нервы перестанут дергаться». Она наполнила рюмку снова и быстро выпила ее. «Не надо спешить, – подумала она, снова наливая. – Это не по-женски». Мелкими глотками она выпила третью рюмку. «Как мило горят свечи». Золотые огоньки отражались на полированной поверхности стола. Грани пустой рюмки радужно сверкали, когда она поворачивала ее в руке.

Было тихо, как в могиле. Звон стекла, когда она наливала бренди, заставил ее вздрогнуть.

Свечи догорели, графин постепенно опустел, и Скарлетт теряла контроль над собой. С этой комнаты все начиналось. Стол был также пуст, на нем стояли только свечи и серебряный поднос с графином и рюмками. Ретт был пьян. Она никогда не видела его таким пьяным, он воздерживался от спиртных напитков. Он был пьян в ту ночь, несмотря на это, и жесток. Он говорил ей ранящие ее слова, и он больно повернул ее руку так, что она вскрикнула от боли.

Но затем… затем он отнес ее наверх в комнату и овладел ею. Скарлетт ожила после его прикосновения к ней, когда он целовал ее губы, ее шею и тело. Она вся горела, когда он прикасался к ней, она кричала: «Еще…»

Ни одна леди не почувствовала бы такого дикого желания, которое чувствовала она. Скарлетт попыталась не думать об этом, но ей это не удавалось, так как она слишком много выпила.

«Это случилось, – кричало ее сердце, – это действительно было. Я не придумала это».

Мать приучила ее думать, что у леди не может быть животных порывов, но мозг не смог контролировать страстные потребности тела.

Она уронила руки на стол, голову на руки и застонала. Желание и боль заставили ее корчиться, кричать в пустоту, освещенную свечами:

– Ретт, ох, Ретт, ты нужен мне.