Глава 10. Приняв решение, Скарлетт радикально изменилась

Приняв решение, Скарлетт радикально изменилась. У нее теперь была цель, и вся ее энергия была направлена на ее достижение. Она подумает позже, как именно она собиралась заполучить Ретта обратно, после приезда в Чарльстон. Сейчас ей надо было готовиться к поездке.

Миссис Мэри воздела свои руки и заявила, что невозможно сшить полностью новый гардероб за несколько недель; дядя Генри сложил кончики пальцев вместе и выразил свое неодобрение, когда Скарлетт сказала ему, что ей было надо от него. Их столкновение зажгло глаза Скарлетт радостью битвы, и, в конце концов, она выиграла. К началу ноября дядя Генри взял на себя финансовое руководство магазином и салуном с гарантией, что деньги пойдут Джо Коллтону. В спальне Скарлетт царил хаос: ее новые наряда были выложены для упаковки в дорогу.

Она все еще была худенькой, а под глазами были круги, так как ночи были для нее пытками из-за бессонницы и яростных усилий противостоять графину бренди. Но она выиграла и эту битву, и к ней вернулся нормальный аппетит. Ее лицо пополнело так, что уже стали появляться ямочки, когда она улыбалась, а ее грудь стала соблазнительно округлой. С умело нанесенной краской на губы и щеки, она выглядела снова почти, как девочка, она была уверена в этом.

Настало время ехать.

«До свидания. Атланта, – сказала про себя Скарлетт, косца поезд тронулся со станции. – Ты попыталась меня сразить, но я не далась. Меня не волнует, одобряешь ты меня или нет».

Она не боялась, ни чуточки. Она проведет замечательное время в Чарльстоне. Не говорили ли люди, что это самый праздничный город на всем Юге? И не было никаких сомнений, что она будет приглашена повсюду. Ее тетушки знали всех. Они знают все о Ретте: где он живет, куда он уехал, что он делал.

Нет смысла думать об этом сейчас. Она примет решение, когда доберется туда. Если она будет думать об этом сейчас, она может разнервничаться. Как будто Чарльстон был краем света. Да. Тони Фонтейн уехал в Техас, миллион миль отсюда, так же легко, как будто это была только прогулка в Декатур. Она была уже в Чарльстоне. Она знает, куда едет…

Ничего не значит, что она его ненавидела. Она была такой юной тогда, всего семнадцать лет, и молодой вдовой с ребенком к тому же. У Уэйда даже не прорезались зубки. Это было более двенадцати лет назад. Все совершенно изменилось сейчас. Все будет просто отлично, так, как она хотела.

– Панси, сходи к кондуктору, попроси его подвинуть наши вещи, я хочу сесть поближе к печке. Из окна дует.

Скарлетт послала телеграмму со станции в Огюсте, где она пересаживалась на ветку железной дороги Южной Каролины:

ПРИБЫВАЮ ЧЕТЫРЕ ВЕЧЕРА ПОЕЗДОМ ТЧК ОДНА СЛУЖАНКА ТЧК ЛЮБЛЮ СКАРЛЕТТ

Она все продумала. Точно десять слов, и не было риска, что ее тетушки телеграфируют обратно, придумав какую-нибудь причину, удержать ее от приезда, так как она уже была в дороге. Вряд ли они хотели бы так сделать. Элали молила ее ухе вечность приехать навестить их, а гостеприимство было неписаным законом на Юге. Но нет смысла играть, когда можно действовать наверняка, и у нее будет дом ее тетушек и их защита для начала. Чарльстон был очень высокомерным местом, а Ретт очевидно пытался настроить людей против нее.

Нет, она не будет думать об этом сейчас. Она полюбит Чарльстон в этот раз. Она четко решила. Все будет по-другому. Вся ее жизнь будет другой. «Не смотри назад», – все время говорила она себе. Вся ее жизнь была позади нее, все больше удаляясь с каждым поворотом колес. Все дела были в руках дяди Генри, ее обязанности по отношению к Мелани были выполнены, ее дети пристроены в Таре. В первый раз в течение ее взрослой жизни она могла делать все, что захочет. Она докажет Репу, что он был неправ, когда отказался верить, что она действительно любит его. Он увидит. И тогда он пожалеет, что оставил ее. Он обнимет ее, поцелует, и они будут счастливы. Даже в Чарльстоне.

Задремав, Скарлетт не замечала мужчину, который сел в поезд в Риджвиле, пока он не качнулся на ручку ее сиденья. Она отшатнулась, будто он ударил ее: он был одет в голубую форму армии Союза.

Янки! Что он делает здесь? Те дни прошли, и ей хотелось забыть их навсегда, но вид униформы оживил воспоминания о них. Страх, когда Атланта была в осаде, вероломство солдат, когда они собирали жалкие запасы еды и поджигали дома, брызги крови, когда она застрелила отставшего солдата, попытавшегося ее изнасиловать… Скарлетт чувствовала, как ее сердце забилось снова от ужаса, и она чуть было не закричала. Будь они прокляты за то, что заставили ее почувствовать себя беспомощной и испытать страх. Она ненавидит это чувство и ненавидит их!

«Я не позволю этому расстроить меня, не позволю. Ничто не может беспокоить меня теперь, когда мне нужны все мои силы для Чарльстона и для Ретта. Я не буду смотреть на янки и не буду думать о прошлом. Только будущее в счет». Скарлетт решительно уставилась из окна на холмистый пейзаж, такой похожий на окрестности Атланты. Красные дороги, идущие через островки темных сосновых лесов и подмерзшие поля. Она находится в дороге уже более дня. «Спеши, – поторапливала она поезд, – спеши».

– Как выглядит Чарльстон, мисс Скарлетт? – спросила в сотый раз Панси, когда свет за окном стал угасать.

– Очень мило, тебе он понравится, – ответила в сотый раз Скарлетт. – Там! – она указала на пейзаж. Видишь то дерево с чем-то болтающимся на нем? Это испанский мох, о котором я тебе рассказывала.

Панси прижалась носом к стеклу.

– У-у-у-у, – захныкала она, – кажется, что движутся привидения. Я боюсь привидений, мисс Скарлетт.

– Не будь дурочкой! – Скарлетт вздрогнула.

Длинные, дрожащие, серые клочья мха были жуткими в сером свете, и ей не нравилось, как все это выглядело. Однако это означало, что они въезжали в низкую местность, ближе к морю и к Чарльстону. Скарлетт посмотрела на свои часы. Пять тридцать. Поезд опаздывает более чем на два часа. Ее тетушки подождут, она была уверена. Но она все равно не хотела бы приехать в темноте. В ней есть что-то недружелюбное.

Станция в Чарльстоне была плохо освещена. Скарлетт вытянула шею, ища своих тетушек или их кучера. Вместо этого она увидела с полдюжины солдат в голубой униформе с ружьями через плечо.

– Мисс Скарлетт, – Панси тянула ее за рукав, – здесь солдаты ПОВСЮДУ.

Голос молодой служанки дрожал.

Ее страх заставил Скарлетт казаться храброй.

– Просто веди себя, как будто их нет вообще. Они не могут причинить тебе вреда. Война окончена уже десять лет назад. Пошли.

Она сделала жест носильщику, который толкал тележку с ее вещами.

– Где я могу найти экипаж, который ожидает меня? – спросила она.

Он повел их наружу, но единственным экипажем там оказался ветхий багги, с дряхлой лошадью и расстрепанным кучером. У Скарлетт упало сердце. Что, если тетушки уехали из города? Они могли поехать в Саванну навестить отца. Что, если телеграмма лежит в пустом, темном доме?

Она глубоко вздохнула. Ей наплевать, в чем дело, но ей надо уехать со станции от этих янки. «Я разобью стекло, если надо будет пролезть в дом. Почему не должна? Я просто заплачу, чтобы его починили, так же, как я заплатила за починку крыши». Она присылала тетушкам деньги на жизнь с тех пор, как они потеряли свои состояния во время войны.

– Положи мои вещи в эту колымагу, – приказала она носильщику, – и скажи кучеру, чтобы он сошел помочь тебе. Я еду в Баттери.

Волшебное слово «Баттери» оказало именно такой эффект, на который она надеялась. Оба, кучер и носильщик, стали более уважительными и желающими услужить. «Значит, это все еще один из наиболее модных районов в Чарльстоне, – подумала Скарлетт. – Слава небесам! Было бы ужасно, если бы Ретт услышал, что я живу в трущобах».

Как только багги остановился, Полина и Элали распахнули двери своего дома. Золотой свет падал на дорожку, ведущую к дому, и Скарлетт побежала через него к прибежищу, которое он обещал.

«Боже, как они постарели! – подумала она, когда приблизилась к своим тетям. – Я не помню, чтоб тетя Полина была худа, как тросточка, и такая сморщенная. И когда тетя Элали так располнела? Она выглядит, как воздушный шарик».

– Посмотрите на нее! – вскричала Элали. – Ты так изменилась, Скарлетт, я едва узнаю тебя.

Скарлетт вздрогнула. Не постарела ли она? Она ответила на объятия теток и выдавила улыбку.

– Посмотри, сестра, – болтала Элали, – Скарлетт очень похожа на Эллин.

Полина фыркнула.

– Эллин никогда не была такой худой, сестра, ты ведь знаешь это.

Она взяла Скарлетт за руку и оттащила ее от Элали.

– Хотя есть удивительное сходство.

Скарлетт улыбнулась на этот раз счастливо. Не было лучшего комплимента для нее, чем этот.

Тетушки болтали и спорили об устройстве Панси на половине слуг и о чемоданах Скарлетт.

– Не вздумай браться за что-нибудь, милая, ты, наверное, вымоталась за такую долгую дорогу, – сказала Элали.

Скарлетт уселась на диванчике в гостиной подальше от суматохи. Теперь, когда она доехала сюда, лихорадочная энергия, с которой она готовилась к поездке, казалось, испарилась, и она поняла, что ее тетя была права: она вымоталась.

Она почти засыпала за ужином. У обеих ее тетушек был мягкий голос с характерным местным акцентом, который вытягивал гласные и сглаживал согласные. Несмотря на то, что их разговор состоял в основном из мягко выраженного несогласия во всем, звук его был убаюкивающим. Она узнала то, что ей было нужно, как только она переступила порог: Ретт живет в доме своей матери, но сейчас он уехал из города.

– Поехал на Север, – с горьким чувством сказала Полина.

– Но с хорошей целью, сестра, – напомнила ей Элали. – Он в Филадельфии покупает семейное серебро, которое украли у них янки.

Полина смягчилась.

– Приятно видеть, как он предан матери.

На этот раз Элали стала критиковать.

– Он мог показать эту преданность намного раньше.

Скарлетт была занята своими собственными размышлениями: когда она может пойти спать. «Бессонница не будет мучить меня сегодня», – подумала она.

И она была права. Теперь, когда ее жизнь была у нее в руках и она была на пути к тому, что она хотела получить, она спала, как ребенок. Утром она проснулась с чувством удовлетворения, чего уже давно не испытывала. Она была хорошо принята тетушками, ее не гнали, она не была одинокой, как в Атланте, и ей не надо было даже думать, что сказать Ретту при встрече. Она сможет отдохнуть, дожидаясь, когда он вернется из Филадельфии.

Но прежде чем она успела допить первую чашечку кофе за завтраком, Элали заставила Скарлетт вскипеть.

– Я знаю, что тебе не терпится увидеть Кэррин, милая, но к ней допускают посетителей только по вторникам и субботам, так что мы запланировали кое-что другое на сегодня.

«Кэррин! – Губы Скарлетт сжались. Ей вовсе не хотелось ее видеть. – Предательница! Отдать свою часть Тары, будто она ничего не значила… Но что она скажет тетушкам? Они никогда не поймут, что сестра может не сгорать от нетерпения увидеть другую сестру. Да, они живут вместе, они близки. – Я должна притворяться, что хочу увидеть Кэррин больше всего на свете, а когда настанет время идти, разыграть головную боль».

Внезапно до нее дошло, что говорила Полина, и у нее сильно застучало в висках.

– …так мы послали служанку с запиской Элеоноре Батлер. Мы навестим ее сегодня, – она потянулась за сиропом. – Ты не передашь сироп, Скарлетт?

Скарлетт автоматически протянула руку, но опрокинула сироп, разлив липкую жидкость по столу. Мать Ретта… Она еще не была готова встретиться с ней. Она видела ее только однажды, на похоронах Бонни, и она почти не сохранила ничего в памяти о ней, только то, что миссис Батлер была очень высокой, полной достоинства и величественно молчаливой. «Я знаю, что мне придется увидеть ее, – подумала Скарлетт, – но еще не сейчас. Я не готова». Ее сердце бешено колотилось, и она неловко промокала салфеткой липкую жидкость на скатерти.

– Скарлетт, дорогая, не втирай так пятна в материю.

Полина положила ей свою руку на запястье. Скарлетт отдернула руку. Кто может волноваться об этой дурацкой скатерти в такое время?

– Я извиняюсь, тетушка, – пересилила она себя.

– Все в порядке, дорогая. Ты просто делаешь дырку, а у нас осталось так мало приятных вещей… – голос Элали горестно затих.

Скарлетт скрипнула зубами. Ей хотелось кричать. Какое значение имела скатерть, когда ей придется увидеться с мамой Ретта, которую он обожал? Что если он сказал ей правду, почему он оставил Атланту?

– Я лучше пойду, разберусь в моих платьях, – сказала Скарлетт через спазм в горле. – Панси придется гладить складки на платье, которое я решу надеть.

Ей надо избавиться от Полины и Элали, она должна привести себя в порядок.

– Я прикажу Сюсси разогреть утюги, – предложила Элали. Она позвонила в серебряный колокольчик, который лежал рядом с ее тарелкой.

– Ей бы лучше постирать скатерть, прежде чем заниматься чем-то другим, – сказала Полина. – Раз пятна высохнут…

– Ты могла бы заметить, сестра, что я еще не закончила свой завтрак. Не думаешь ли ты, что я позволю ему остыть, пока Сюсси будет вытирать стол?

Скарлетт выскользнула из комнаты.

– Тебе не понадобится эта тяжелая меховая накидка, Скарлетт, – сказала Полина.

– На самом деле, – добавила Элали. – Сегодня типичный зимний день в Чарльстоне. Да, я бы тоже не надела эту шаль, если бы у меня не было простуды.

Скарлетт отстегнула накидку и протянула ее Панси. Если Элали захотела, чтобы все остальные простудились тоже, она будет рада доставить ей удовольствие. Ее тетки должно быть принимают ее за дурочку. Она знает, почему они не хотят, чтобы она надевала эту меховую накидку. Они совсем, как Старая Гвардия в Атланте. Человек должен быть таким же потертым, как и они, чтобы быть уважаемым. Она заметила, как Элали разглядывала ее модную отделанную перьями шапочку, и ее скулы напряглись. Если ей придется встретиться с мамой Ретта, то по крайней мере она сделает это в стиле.

– Тогда, тронулись, – сказала Элали, сдаваясь.

Сюсси растворила настежь большую дверь, и Скарлетт проследовала за своими тетушками на улицу. Она задохнулась, когда сошла вниз с крыльца. Было, как в мае, а не в ноябре. Солнце ослепительно отражалось от поверхности дорожки и покрывало ее плечи невесомым одеялом. Она подняла свой подбородок, чтобы ощутить его на лице, и ее глаза закрылись в чувственном удовольствии.

– Ах, тетушки, это так замечательно, – сказала она. – Я надеюсь, у вашего экипажа складывающаяся крыша.

Тетки засмеялись.

– Милый ребенок, – сказала Элали. – Ни у одной живущей в Чарльстоне души нет экипажа, кроме Салли Брютон. Мы пойдем пешком. Все так делают.

– Есть экипажи, сестра, – поправила Полина. – У саквояжников они есть.

– Ты едва ли можешь называть саквояжников «живущими душами», сестра. Бездушные они, иначе бы они не были саквояжниками.

– Хищники, – согласилась, сопя, Полина.

– Канюки, – сказала Элали.

Сестры рассмеялись. Скарлетт вместе с ними. Замечательный день опьянял ее с наслаждением. Ничто не может быть плохо в такой прекрасный день. Внезапно она почувствовала большое расположение к своим тетушкам, даже к их безобидному ворчанию. Она следовала за ними через широкую улицу.

Бриз растрепал перья у нее на шапке и коснулся ее губ солоноватым привкусом.

На дальнем конце набережной коричневато-зеленые воды чарльстонского залива простирались перед ней до горизонта. Слева от нее развевались флажки на мачтах кораблей, стоящих у причала. Справа ярко светились зеленые деревья низкого длинного острова. Солнечный свет сверкал на гребнях маленьких волн, как бриллианты, перекатывающиеся по воде. Три ослепительно белые птицы прорезали безоблачное небо, бросившись вниз, чтобы коснуться гребешков воды. Казалось, что они играют в беззаботную игру. Слабый солоноватый бриз ласкал шею Скарлетт.

Она была права, что приехала, она была в этом уверена теперь. Она повернулась к тетушкам.

– Это чудесный день.

Набережная была такой широкой, что они шли втроем вдоль нее. Дважды они останавливались: при встрече с пожилым мужчиной в старомодном сюртуке и касторовой шляпе, затем с дамой, сопровождаемой мальчиком, который краснел, когда с ним заговаривали. Каждый раз они останавливались, и тетушки представляли Скарлетт.

– …наша племянница из Атланты. Ее мать была нашей сестрой, она замужем за мальчиком Элеоноры Батлер, Реттом.

Старый джентльмен поклонился и поцеловал руку Скарлетт, дама представила своего внука, который вытаращился на Скарлетт, будто он был поражен молнией. День становился все лучше с каждой минутой для нее. Затем она заметила прогуливающихся в голубых униформах.

Ее походка стала неровной, она схватила руку Полины.

– Тетушка, – прошептала она, – там солдаты-янки приближаются к нам.

– Продолжай идти, – четко произнесла Полина. – Им придется убраться с нашей дороги.

Скарлетт в шоке посмотрела на Полину. Кто бы подумал, что эта худенькая старенькая тетушка может быть столь храброй? Ее собственное сердце так громко стучало, что она боялась, как бы янки его не услышали, но она заставила свои ноги двигаться.

Когда их разделяло только три шага, солдаты отошли в сторону, прижавшись к металлической ограде, окаймлявшей край дорожки около воды. Полина и Элали проплыли мимо них, как будто их там и не было. Скарлетт подняла свой подбородок, чтобы выровнять его с наклоном тетушкиных и проследовала за ними.

Где-то впереди оркестр наигрывал «Ох, Сюзанна» Веселая мелодия была такой же легкой и солнечной, как и день. Элали и Полина ускорили свой шаг в такт музыки, но ноги Скарлетт были, как свинец. «Трусиха!» – ругала она себя. Но не могла остановить дрожь внутри себя.

– Почему здесь так много проклятых янки? – сердито спросила она. – Я видела несколько и на станции.

– Моя дорогая, Скарлетт, – сказала Элали. – Ты не знала? Чарльстон все еще оккупирован военными. Они кажется никогда не оставят нас в покое. Они ненавидят нас потому, что мы их вышвырнули из форта Самтер, а затем удерживали его против всего их флота.

– И Бог знает, против скольких полков, – добавила Полина.

Лица сестер гордо сияли.

– Матерь божья, – прошептала Скарлетт.

Что она наделала? Пришла прямо в лапы врага. Она знала, что такое военное управление: беспомощность и ярость, постоянный страх, что они конфискуют твой дом или бросят тебя в тюрьму, или расстреляют. Военное правительство было всемогущим. Она жила под его капризным правлением долгие пять лет. Как она могла быть такой дурой, чтобы нарваться на него снова?

– Но у них приятный оркестр, – сказала Полина. – Следуй за нами, Скарлетт, мы переходим здесь. Дом Батлеров – тот, что недавно выкрашен.

– Везучая Элеонора, – сказала Элали, – у нее такой любящий сын. Ретт действительно преклоняется перед своей мамой.

Скарлетт посмотрела на дом. Не дом, а имение. Ослепительно белые колонны поддерживали крышу над большими верандами, идущими вдоль высокого, величественного кирпичного дома. Скарлетт почувствовала слабость и коленях. «Она не может войти, не может. Что она скажет женщине, которая живет в таком великолепии? Женщине, которая могла бы разбить все ее надежды».

Полина держала ее под руку, поторапливая перейти улицу. Скарлетт позволила вести себя, как лунатика. Через какое-то время, она очутилась за дверью перед высокой элегантной женщиной с ослепительно белыми волосами, обрамлявшими вытянутое миловидное лицо.

– Дорогая Элеонора, – сказала Элали.

– Вы привели Скарлетт, – прервала миссис Батлер. – Мое дорогое дитя, ты выглядишь такой бледной!

Она легко положила свои руки ей на плечи и наклонилась поцеловать ее в щечку.

Скарлетт закрыла глаза. Легкий аромат лимонной вербены окружил ее, распространяясь мягко от шелкового платья и шелковистых волос Элеоноры Батлер. Это был запах, который все время был частью Эллин О'Хара, запах комфорта, любви, спокойствия довоенной жизни.

Скарлетт почувствовала, что у нее невольно льются слезы.

– Ну вот, вот, – говорила мама Ретта, – все в порядке, моя дорогая, все в порядке теперь. Ты приехала домой, наконец. Я страстно желала, чтобы ты приехала.

Она обняла свою невестку и крепко прижала ее.