Глава 53

«До Трима миль десять – это немного», – подумала Скарлетт. Но дорога сильно петляла, меняла направление, как ей вздумается, затем, сделав наугад еще несколько петель, возвращалась, наконец, в нужную сторону.

Поэтому неудивительно, что Скарлетт горячо поддержала предложение

Колума остановиться в ближайшей деревне выпить чаю и перекусить. Они проехали до перекрестка и свернули на прямую широкую дорогу. Колум подстегнул пони и тот пошел быстрее, через несколько минут подхлестнул его еще разок, и, плавно покачиваясь, они поехали через большую деревню.

– Почему здесь так пустынно? – спросила Скарлетт, когда лошадка опять сбавила ход.

– Никто не живет в Баллихаре, это место пользуется дурной славой.

– Жаль, здесь красиво…

– Ты когда-нибудь была на скачках, Скарлетт?

– По-настоящему только один раз в Чарльстоне, но дома мы частенько устраивали скачки на короткие дистанции.

Папа просто с ума сходил. Он совершенно не мог спокойно ехать по дороге и разговаривать с попутчиком. Он устраивал скачки на каждой миле по Дороге.

Скарлетт засмеялась. Иногда Колум очень походил на папу.

– Они, должно быть, все перекрыли в Триме, – сказала Скарлетт, увидев толпу на беговом поле. – Да, все здесь!

Она увидела множество знакомых лиц.

Парни О'Хара стали махать руками и улыбаться. Скарлетт не позавидовала бы им, если бы старый Дэниэл узнал, что они были здесь. Ведь они еще не перекопали поле.

Земля была утрамбована на три мили. Рабочие как раз заканчивали последние приготовления. Колум привязал пони недалеко от беговой дорожки. И они стали прокладывать себе путь в толпе.

Все были в приподнятом настроении, все знали Колума, все хотели познакомиться со Скарлетт – «той маленькой леди, которая хотела знать, носит ли Роберт Донахью перчатки во время работы на ферме».

– Я чувствую себя королевой бала, – прошептала она Колуму.

– На кого лучше поставить? – через множество препятствий он вел ее к тому месту, где лошадей водили по кругу.

– Но, Колум, они великолепны. Что такие прекрасные лошади могут делать на скачках в этом захолустье?

Ему пришлось объяснять, что скачки не были захолустными. Победитель получает денежный приз до пятидесяти фунтов, это больше, чем годовой доход владельца лавки или фермера. А прыжки через препятствие – это настоящая проверка, которая позволяет выбрать лучшего. Победитель вполне может состязаться на самых крупных скачках в Пинчестоне, Голвее или даже в Дублине.

– Или выиграть любую скачку по всей Америке.

Он с улыбкой кивнул:

– Ирландские лошади – лучшие в мире, это признают все.

– Так же, как ирландское виски, я полагаю, – сказала дочь Джералда О'Хара. Эти две вещи она слышала с самого рождения. Барьеры казались ей очень высокими, так что, скорее всего, Колум прав. Эти скачки должны быть потрясающими. Да, действительно, лучших каникул и желать невозможно.

Какой-то приглушенный ропот пронесся в толпе.

– Драка! Драка! Колум вскарабкался на изгородь, чтобы посмотреть. Дикий оскал исказил его лицо. Он стукнул кулаком по раскрытой ладони левой руки.

– Ну, на кого ставишь, Колум? – спросил человек, стоявший рядом.

– Конечно, пять шиллингов на О'Хара.

Толпа возбужденно отхлынула от беговой дорожки. Колум спрыгнул вниз, схватил Скарлетт за руку и бросился бежать.

Три-четыре дюжины мужчин, молодых и старых, схватились врукопашную и, похрюкивая и повизгивая, дрались кулаками, ногами и локтями. Толпа обступила их неровным кругом, издавая одобрительные возгласы. Как бы в подтверждение того, что драка вспыхнула внезапно, верхняя одежда кучей лежала на одной стороне «ринга», некоторые пальто и куртки были сняты в такой спешке, что их рукава оставались вывернутыми наизнанку. На дерущихся же были одни рубашки, которые очень быстро краснели от крови хозяина или его противника. Не было никаких правил или порядка. Каждый бил того, кто оказывался ближе к нему, потом оглядывался в поисках следующего. Тех, кто был сбит с ног, быстренько поднимали и снова втягивали в драку.

Скарлетт никогда не видела, как дерутся на кулаках. Звуки падающих на землю тел и вид крови изо рта или носа наводили на нее ужас. Все четверо сыновей Дэниэла были там, и она умоляла Колума остановить их.

– Да! И потерять свои пять шиллингов? Ты что рехнулась, женщина?!

– Ты невыносим, Колум О'Хара, просто невыносим! Она повторила это позже Колуму, и сыновьям Дэниэла, и Майклу, и Джозефу – двум братьям Колума, с которыми она не встречалась прежде. Все сидели на кухне в доме Дэниэла. Кэтлин и Бриджид осторожно промывали им раны, не обращая внимание на нытье и жалобы. Колум только разливал виски по стаканам. «Все-таки это не так здорово, что бы они там ни говорили», – думала Скарлетт. Она не могла поверить, что для О'Хара и его друзей сам факт драки был неотъемлемой частью того удовольствия, которое они получили от ярмарки. В самом деле – «просто хорошее настроение!» Но девушки были хуже всех, когда начинали доводить Тимоти тем, что он отделался всего лишь синяком на глазу.

На следующий день Колум очень удивил ее, прискакав еще до завтрака на лошади и ведя за собой вторую.

– Ты говорила, что любишь кататься, – напомнил он ей. – Я взял для нас напрокат лошадей. Их нужно вернуть до обеда, так что быстренько прихвати вчерашнего хлеба, и поехали, пока гости не пожаловали.

– Так ведь седла нет, Колум.

– Цыц! Наездник ты или нет?! Возьми хлеба, Скарлетт, дорогая, а Бриди подсадит тебя на лошадь.

Скарлетт не ездила верхом без седла с детства. Она уже забыла это ощущение слияния в единое существо с лошадью. Но чувство это вернулось, будто она всегда так ездила, и вскоре ей уже не нужны были поводья, животное чувствовало малейшее нажатие колен и слушалось ее.

– Куда же мы едем? – они двигались по незнакомой тропинке.

– К Бойну. Я собираюсь показать тебе кое-что.

Река. Сердце Скарлетт забилось быстрее. Что в ней притягивало и в то же время отталкивало Скарлетт?

Начался дождь, и Скарлетт с благодарностью подумала о Бриди, которая заставила ее взять платок. Она покрыла голову и затем медленно поехала позади Колума, прислушиваясь к шуму дождя в листьях живой изгороди и медленному, размеренному цоканью копыт. Так все спокойно. Она совсем не удивилась, когда дождь вдруг прекратился. Теперь птицы, прятавшиеся в изгороди, могут опять выпорхнуть наружу. Дорожка закончилась, и вот она – река. Берега были такими низкими, что вода буквально выплескивалась.

– Вот это брод, где Бриди купалась, – сказал Колум. – Может быть, ты тоже захочешь принять ванну?

Скарлетт задрожала.

– Я же не такая смелая. Вода, наверное, ужасно холодная.

– Попробуй, ты можешь только слегка плеснуть водой. Мы сейчас будем переправляться. Держи поводья как следует.

Его лошадь осторожно ступила в воду. Скарлетт подобрала юбки и заткнула их за пояс, потом последовала за ним.

Достигнув противоположного берега, Колум спешился.

– Слезай и давай позавтракаем, – сказал он, – я привяжу лошадь к дереву.

Деревья росли здесь же неподалеку, и тень от них ложилась на лицо Колума. Скарлетт плавно соскочила на землю и передала Колуму поводья. Она выбрала солнечное местечко на тропе и села, прислонившись к стволу дерева. Берег был покрыт ковром из маленьких желтых цветочков с листьями, напоминающими по форме сердечко.

Она закрыла глаза и прислушалась к спокойному шуму реки, шелесту листьев, птичьему пению. Колум сел подле нее, и она медленно открыла глаза. Он разломил хлебную ковригу надвое и дал Скарлетт большую часть.

– Я хочу рассказать тебе одну историю, пока мы едем, – сказал он. —

Местность, где мы находимся, называется Баллихара. Двести лет назад, совсем недавно, это был дом наших людей. Это земли О'Хара.

От неожиданности Скарлетт выпрямилась и открыла глаза. Это? Вот эти земли принадлежат О'Хара? «Баллихара – разве не так называлась та опустевшая деревня, через которую они так быстро вчера проехали? Она нетерпеливо повернулась к Колуму.

– Теперь успокойся и ешь свой хлеб, Кэти-Скарлетт. Это долгая история, – сказал он.

Улыбка Колума не дала вопросам Скарлетт сорваться с губ.

– Две тысячи лет назад первый О'Хара поселился здесь и сделал землю своей собственностью. Тысячу лет назад викинги, или скандинавы, как мы их сейчас называем, открыли зеленые богатства Ирландии и захотели присвоить их. О'Хара, как и другие ирландцы, охраняли реку, когда по ней могли вторгнуться завоеватели на длинных лодках с драконами на носу. Они строили прочные укрепления против неприятеля.

Колум отломил кусочек хлеба и положил в рот. Скарлетт нетерпеливо ждала, пока он прожует. Так много лет она даже представить себе не могла. Что же происходило дальше, тогда, тысячу лет назад?

– Викинги отступили, – сказал Колум, – и О'Хара возделывали свою землю и поили свой скот еще лет двести или больше. Они построили укрепленный замок для себя и своих слуг. У ирландцев хорошая память, и они знали, что завоеватели могут прийти опять, как когда-то давно приходили викинги. Так оно и случилось. Но пришли не викинги, а англичане. Больше половины Ирландии было отдано им, но О'Хара выдержали их натиск за прочными стенами и сохранили свои земли еще на пятьсот лет до битвы на Бойне. Эта печальная история тебе известна. После двухтысячелетнего в падения О'Хара эта земля стала английской. Вдовы и дети О'Хара, которые остались в живых, переправились через брод. Один из этих детей вырос, стал фермером-арендатором и женился на нашей бабушке, Кэти-Скарлетт. И он уже мог смотреть с другой стороны темных вод Война на замок О'Хара, который был разрушен, и на выросшие на его месте дома англичан. Но название осталось прежним – «Баллихара».

Папа видел этот дом, знал, что эта земля принадлежала О'Хара. Скарлетт заплакала при мысли о папе, она поняла ту боль и ярость, которую видела на его лице, когда он рассказывал о Воинской битве. Колум подошел к реке, стал пить из ладони. Он вымыл руки, потом вновь набрал в пригоршню воды для Скарлетт. Когда она попила, он стер слезы с ее лица своими нежными влажными пальцами.

– Я не хотел тебе это рассказывать, Скарлетт…

Она сердито перебила его:

– Я имею право знать это.

– Я тоже так подумал.

– Я вижу по твоему лицу, что это не все, расскажи мне остальное.

Колум побледнел, как будто от боли.

– Да, это не все. Английская Баллихара была построена молодым лордом. Про него говорили, что он был прекрасен, как Аполлон, а сам он приравнивал себя к Богу. Он решил сделать Баллихару самым лучшим поместьем во всей Ирландии. Его деревня – Баллихара – принадлежала ему вся, до последнего камешка, она должна была быть больше всех остальных, может, даже больше Дублина. Так оно и было. Конечно, она оставалась меньше Дублина, но ее единственная улица была шире, чем центральная улица столицы. Конюшни у него были как собор, окна – чистые, как алмазы, сады его мягким ковром укрывали берега Бойна. Павлины расправляли свои великолепные хвосты на лужайках, и прекраснейшие женщины, все в драгоценностях, приезжали к ним в гости. Он был господин Баллихары.

Но у него была печаль: только один-единственный сын. Он дожил до того времени, когда родился внук. И внук этот тоже не имел ни брата, ни сестры. Он был красив и великолепен и стал господином Баллихары вместе со всеми ее конюшнями, похожими на соборы. Как потом и его сын.

Я помню молодого хозяина Баллихары. Я был совсем ребенком и думал, какой он чудесный и хороший.

Он ездил на высокой чалой лошади. Если его джентри вытаптывали наше зерно во время охоты на лису, он всегда бросал монетки нам, детям. Он сидел такой высокий и стройный в своем розовом плаще, белых бриджах и начищенных сапогах. Я не мог понять, почему отец забирал у нас монетки, ломал их и проклинал лорда.

Колум вскочил и начал ходить взад-вперед по берегу. Когда он продолжил, голос его был тонким и напряженным.

– Начался голод, люди болели и умирали. «Я не могу видеть, как страдают мои крестьяне, – сказал лорд. – Я куплю два крепких корабля, дам им свободу и отправлю в Америку, где есть еда и всего в изобилии. Мне все равно, что мои коровы ревут от того, что их некому доить, мне все равно, что мои поля заросли крапивой. Меня больше заботят мои люди, а не скот и зерно».

Крестьяне и поселенцы целовали ему руку и благодарили за заботу.

Многие собрались в дорогу. Но далеко не все могли вынести боль разлуки с

Ирландией. «Мы останемся, хотя и умираем от голода», – сказали они молодому лорду. Потом он объявил на всю округу, что всякому, кто попросит, дадут любой дом с радостью и совершенно бесплатно. Мой отец проклял его. Он очень разозлился на двух своих братьев за то, что те приняли дар англичанина. Но они настаивали на том, чтобы ехать… Они утонули вместе с остальными, когда гнилые корабли попали в первый же шторм. Корабли эти получили горькое название «гробы».

Мужчина из Баллихары лежал в конюшне и ждал. Ему было наплевать, что она похожа на собор. И когда молодой лорд пришел, чтобы оседлать свою высокую чалую лошадь, он схватил его. И он повесил золотоволосого хозяина Баллихары в башне близ Бойна, где когда-то один из О'Хара стерег корабли.

Скарлетт прикрыла рот рукой. Колум был очень бледен, он шагал и говорил не своим голосом. Башня! Это, должно быть, та самая. Рука плотно прижалась к губам. Она не должна говорить.

– Никто не знает, – продолжал Колум, – имя этого человека, что был в конюшне. Одни называют одно имя, другие – другое. Когда пришли английские солдаты, он уже покинул Баллихару, не оставив никаких следов. Англичане повесили всех за смерть молодого лорда.

В тени дерева лицо Колума было еще белее. Крик вырвался из его горла.

Нечеловеческий бессловесный крик.

Он повернулся к Скарлетт, и она содрогнулась, увидев его дикие глаза и искаженное мукой лицо.

– Вид? – выкрикнул он. Это прозвучало подобно пушечному выстрелу.

Он опустился на колени на желтый ковер цветов и наклонился, пряча лицо.

Его трясло.

– Прости меня, Скарлетт, дорогая, – сказал уже тот Колум, которого она знала, и поднял голову. – Моя сестра Молли просто заражена этим западным миром, поэтому говорит подобные вещи. Она всегда умела приводить меня в ярость.

Он улыбнулся, и его улыбка была убедительней всяких доводов.

– У нас есть еще время проехать через Баллихару, если ты хочешь посмотреть. Она пустует уже около тридцати лет, но никто ее не разорил. Никто даже близко не подходит туда.

Он разжал крепко стиснутые руки, и улыбка на его мертвенно-бледном лице стала естественной:

– Пойдем, лошади здесь.

Лошадь Колума вырвалась на тропинку через заросли куманики и спутанные ветви кустарников, и вскоре Скарлетт увидела гигантские камни в стенах башни прямо перед собой. Он выставил руку, чтобы предупредить ее, затем осадил лошадь, сложил руки рупором у рта.

– Сэакайн! – крикнул он. Этот странный звук эхом отразился от камней. Он повернул голову, и глаза его оживились, а щеки порозовели.

– Это гаэльский, Скарлетт, древний ирландский язык. Где-то здесь живет в хижине мудрая женщина. Говорят, что это ведьма, старая, как Тара, жена того человека, который сбежал от Пэдди О'Брайна из Трима двадцать лет назад. Ты, верно, слышала о нем. Я предупредил ее, что мы проезжаем. Я вообще-то не очень верю в колдунов, но это не значит, что мы не должны проявлять к ним уважения.

Они выехали на прогалину вокруг башни. Вблизи Скарлетт увидела, что между камнями нет известкового раствора и они не сдвинулись за все это время ни на дюйм. Сколько им лет, говорил Колум? Тысяча? Две тысячи? Не имеет значения. Она не чувствовала страха, хотя Колум ей рассказывал такие ужасные вещи. Эта башня была всего лишь строением, и Скарлетт никогда не видела работы прекрасней. Это место нисколько не пугало ее, напротив, даже приглашало войти. Она подъехала поближе.

– Ты очень смелая, Скарлетт. Я предупреждал тебя, что ходят слухи, будто в башне обитает призрак повешенного человека.

– Ха-ха! Привидений не бывает. Кроме того, лошадь не подошла бы так близко, если бы здесь что-то было. Все знают, что животные это чувствуют.

Колум расхохотался. Скарлетт прикоснулась к камням, они были гладкими от многовекового выветривания. Они впитали в себя солнечное тепло, холод ветра и дождя. В сердце ее воцарился необычный покой.

– Она действительно очень старая, – сказала Скарлетт, хотя знала, что слова пусты, потому это и не имело значения.

– Она выжила, как огромное дерево, – сказал Колум, – корни которого уходят глубоко, к центру земли.

«Корни уходят глубоко…» Где она слышала это раньше? Ну конечно. Ретт говорил это о Чарльстоне. Скарлетт, улыбнувшись, постучала по древним камням. Она могла бы рассказать ему кое-что о корнях, которые глубоко уходят. Нужно только подождать, когда он снова начнет рассказывать о том, как стар Чарльстон.

Дом в Баллихаре был тоже построен из камня, но еще и облицован гранитом. Каждая пластина была великолепно отшлифована, и все это выглядело надежно и крепко. Дом был огромный, каждое его крыло было больше, чем любой, даже очень большой дом. «Построен надолго, – сказала она себе. – Жаль, что никто здесь не живет».

– У лорда не было детей? – спросила она Колума.

– Нет, – спокойно ответил он. – Была жена, но она вернулась к своим родным или ушла в монастырь. Поговаривают, будто она сошла с ума.

Скарлетт почувствовала, что не стоит восхищаться домом при Колуме.

– Давай посмотрим деревню, – предложила она.

Это был целый городок, слишком большой для деревни. Но здесь не осталось ни одного целого окна или невыломленной двери. Скарлетт стало не по себе, она чувствовала, что ее прямо разрывает от ненависти.

– Как нам лучше поехать домой? – спросила она Колума.