Змей Мидгарда

Поутру на расстоянии длиной в три копья уже ничего невозможно было разглядеть.

— У меня горло болит, — возвестила Этне. — Кажется, я впервые в жизни заболеваю. Как это весело!

Завтракать путники не стали, но сразу поспешили вниз с горы к побережью, где было потеплее.

— Я узнаю эти деревья! — воскликнула Торгиль. — Там Скакки с Руной разбили лагерь. А вот там Эрик Красавчик подобрал и слопал дохлую чайку: то-то его наизнанку вывернуло! А вот пещера, где мы с Хейнриком Хищным…

Воительница умолкла на полуслове.

Пещера была завалена камнями. Внутрь не пробралась бы и мышь.

— Ох, Фрейя! Землетрясение… — прошептала Торгиль.

Бука ткнул в завал палкой; посыпался гравий.

— Тебе еще повезло, что ты жива осталась, — промолвил он.

— А где же все? — недоумевала воительница. — Они небось какое-нибудь временное пристанище соорудили? Не бросят же они товарищей по плаванию! Но корабль-то где?

Но уже в двух футах от берега море тонуло в тумане.

— Такой туман может не один день продержаться, — посетовал Джек, с сомнением оглядывая небо и прикидывая, сколько дождя выльется на землю, если он все-таки прибегнет к заклинанию. — Почему бы вам всем не поискать корабль дальше вдоль берега? А я тут сделаю, что смогу.

Джек устроился поудобнее и воззвал к жизненной силе. Он чувствовал: где-то здесь, совсем неподалеку — ясное небо. Туман стелется неширокой полосой; а отсюда, сверху, смахивает скорее на облако, объявшее землю. Дальше простиралось серо-зеленое море. На его поверхности не было ничего, кроме нескольких чаек.

В небе кружили и парили ласточки. Они ловко скользили по верхней границе тумана; Джек не мог не оценить силы их крыльев. Удивительные создания! А еще дальше, куда ласточки не залетали, мальчуган ощущал колыхание иных крыльев. Но что же это? Он не видел ничего, кроме воды, — да еще тут и там белые гребни волн.

Да это ветер, потрясенно догадался Джек. У ветра тоже есть крылья, он — точно стая невидимых птиц. Барду случалось призывать ветер, чтобы развеять летний зной над увядающими полями или прогнать затянувшуюся снежную бурю. Но Джека он этому искусству еще не учил.

«Я сам все понял!» — гордо подумал мальчуган.

Старик говорил, что стоит начать овладевать магией, и тебе будут открываться все новые и новые тайны. По большей части — опасные.

«Придите ко мне! — мысленно позвал Джек, заинтригованный своей новоообретенной силой. — Придите ко мне, духи воздуха».

Он направлял свой разум все дальше и дальше, наслаждаясь вихрями, водоворотами и шквалами, что бушевали вокруг него. А еще он — летел, летел птицей-вожаком, указывая остальным, что делать. Он был их королем. Гигантские воздушные птицы повернули и последовали за ним. Они откликнулись на зов, они идут!

Джек расхохотался, раскинул руки. Могучий порыв ветра разметал туман в клочья. Джек в жизни не видывал, чтобы туман таял так быстро! Это радовало — и вместе с тем пугало. Мгновением позже яростный ураган обрушился на него, сбил с ног, швырнул на песок. Подхваченная ветром водяная взвесь забивалась в рот и в нос.

Ураган налетал снова и снова, громко завывая, вырывая с корнем деревья. Волны с грохотом бились о скалы, брызги оседали на камне.

— Остановись! — закричал Джек, пытаясь совладать с безумной силой. Мальчуган отчаянно цеплялся за утес, чтобы не сдуло. — Уходи! Успокойся! Довольно.

Он перепробовал все, что приходило в голову, но ураган все трепал и трепал его, пока наконец не потерял всякий интерес к своей жертве и не улетел прочь. Казалось, ему просто прискучила забава, вот и все. Ветер взвился к небесам — и только его и видели.

Джек поднялся на ноги. Все тело ныло от синяков. Он продрог до костей, одежда вымокла — хоть выжимай. Повсюду, точно сухие сучья для растопки, валялись деревья.

— Джек! Джек! Ты в порядке? — кричала Пега, спеша по взморью впереди всех.

— К-кажется, — отозвался мальчик, стряхивая с себя мелкие веточки и песок.

Посох его застрял между камней у самого входа в пещеру.

— Что это было? — спросил Бука.

Хобгоблин чутко насторожил уши, кожа его от испуга сделалась ярко-зеленого цвета.

— Я… я не знаю, — отозвался Джек.

За миг до того, как ураган сбил его с ног, он видел, как из морской пучины воздвигся высокий белый столп.

— Похоже на гигантского змея, — подтвердила его мысли Пега. — Он раскачивался туда-сюда между водой и небом. Я пыталась предостеречь тебя, но он надвигался слишком быстро.

— Да это ж змей Мидгарда, — встряла Торгиль.

Все обернулись к ней.

— Он — один из детей Локи, — объяснила воительница. — Он вырос таким опасным и злобным, что Одину пришлось швырнуть его в море. И теперь он опоясывает Срединный мир, держа хвост в зубах. А когда он извивается, дрожит земля.

— Так вот здесь и случилось землетрясение, — кивнул Бука, указывая на каменные завалы в пещере.

— Вздорные суеверия, — фыркнул отец Север. — Всем известно: землетрясения случаются оттого, что Люцифер топает ногой в пол ада.

— Змей Мидгарда и Тор — заклятые враги, — продолжала Торгиль, не обращая на монаха внимания. — Тор любит порыбачить. Он отрезает бычью голову, насаживает ее на крюк, забрасывает наживку в море и ждет, пока глупая тварь не попадется на приманку. Одна и та же хитрость срабатывает снова и снова. Тор подтаскивает змея к борту лодки, но вытащить его из воды — сил не хватает. Вот что мы с вами видели: самый кончик хвоста Мирового змея, что в очередной раз попался на крючок.

— Вздорные фантазии, — поддразнил отец Север.

— Скальд Руна своими глазами видел, как это случилось в теплых морях, на юге; а Руна не из тех, кто врет, — возразила воительница.

В голосе ее отчетливо прозвучала нота угрозы.

— Никто и никогда не усомнится в словах Руны, — быстро откликнулся Джек.

Про себя он подозревал, что водяной смерч был поднят ветром, но ни словом не упомянул о своей догадке.

— А теперь, когда вышло солнце, можно и корабль поискать.

Заслоняя глаза рукой, все вглядывались в море, но даже Пега, самая зоркая из них, не видела ничего, кроме бескрайнего серо-зеленого простора. Все следы лагеря, если он и был, уничтожило смерчем. Джек пытался высвободить посох, который заклинило между валунами, слишком тяжелыми для мальчика.

— Дай я попробую, — предложил Немезида.

— Только смотри не сломай! — воскликнул Джек.

Дюжий хобгоблин отпихнул его в сторону.

— Оставь свои советы при себе. Я знаю, что делаю.

И Немезида выкатил из груды один из нижних валунов.

— Осторожно! — заорал Джек.

Мальчик едва успел выдернуть посох — и камни лавиной покатились вниз. Немезида отпрыгнул в сторону — проворно, как лягушка-бык от журавля.

— Видишь? Получилось! — возликовал хобгоблин.

— А это что такое? — спросила Пега, указывая на гору над пещерой.

На камне были вырезаны какие-то изображения. Но слишком высоко — не разберешь толком.

— Сейчас гляну, — откликнулся Бука.

И проворно вскарабкался по завалу: благодаря липким подушечкам на пальцах рук и ног труда ему это не составило.

— Тут три набора картинок, — сообщил он, взгромоздившись на высокий скальный выступ. — С одной стороны молоток и раскидистое дерево — работа довольно грубая в сравнении с хобгоблинской, но узнать можно. С другой стороны — корабль и, как мне кажется, конь, вот только ног у него многовато. А в середине — три переплетенных треугольника.

Торгиль пронзительно вскрикнула. Джек чуть из собственной шкуры не выскочил.

— Что случилось? Ты ранена? — встревожился он.

— Они уплыли! — простонала Торгиль. — Они уплыли за безбрежное море, думая, что я погибла.

Девочка свернулась в комочек на земле, точно так же, как в тот день, когда демон обжег ей руку.

— Ты уверена? — переспросил Джек.

Ему отчаянно хотелось обнять и утешить Торгиль, да только он не смел.

— Это же надгробия, — объяснила Торгиль. — Символ в середине, это «валькнут», «оковы разума»: он означает, что кто-то пал в битве. Молот — в честь Тора, а дерево — это Иггдрасиль. Это мои знаки. А прочие изображения — это для Хейнрика Хищного. Конь — это скакун Одина, Слейпнир. Хейнрик всегда говорил, что мечтает на нем прокатиться, да только для этого, понятное дело, сперва умереть надо. Ох, чтоб он провалился, этот Хейнрик! Он ведь в самом деле умер. Небось сейчас на Слейпнире катается. А я застряла здесь, и ни руки, ни корабля.

— Пойдем со мной в монахини, — радостно предложила Этне. — Будем вместе каяться — то-то весело!

Торгиль швырнула в нее горстью песка.

Отец Север опустился на колени рядом с воительницей. Джек побаивался, что та и на него кинется с кулаками. Но к монаху Торгиль испытывала странное почтение — хотя, казалось бы, не она ли когда-то помогала продать его в рабство?

— Все, что происходит в поднебесном мире, — часть Господнего замысла, — начал отец Север.

— Мы называем это судьбой, — кивнула Торгиль.

— Но нам не дано понять, как этот замысел ткется. Тебя должны были оставить на здешнем берегу. Не знаю зачем. Не знаю, зачем я сам здесь, но в этом мире нам назначено трудиться, исполняя свое предназначение. Жалеть самого себя — бессмысленно.

Джек затаил дыхание. Монах словно нарочно подбирал слова, способные вывести Торгиль из себя. Девочка побледнела, затем покраснела. Напряглась всем телом.

И вдруг — расхохоталась, к вящему изумлению всех.

— Ты пользуешься словами так, как Олав некогда орудовал кулаками, рабопоклонник. Но и я тоже могу воевать с помощью слов.

— Тогда я приветствую в тебе достойного врага, — отозвался отец Север.

Путешественники пробыли на взморье несколько недель, дожидаясь, чтобы отец Север поправился. Каждое утро Торгиль взбиралась на высокую скалу и сидела там, глядя на море. Время от времени она пыталась помогать по хозяйству, но любая работа напоминала ей о бесполезной руке. Тогда она в досаде бросала все, что делала, и убегала на свою «жердочку». У Джека не хватаю духу ее бранить.

Отец Север лежал под деревом. Казалось, он молча наслаждается счастьем, но Джека тревожили лихорадочные алые пятна на его щеках и вечный кашель.

— Порой мне кажется, за все то время, что я пробыл в Эльфландии, я ни разу глаз не сомкнул, — пробормотал себе под нос отец Север. — Наверное, поэтому я сейчас так измучен усталостью.

Джек хорошо его понимал. В Эльфландии везде просачивались чары, так что поди знай, спишь ты или грезишь. Даже его собственные воспоминания о Люси путались и расплывались. Неужто он в самом деле видел сестренку? И она не захотела с ним знаться? Или это был дурной сон? Отчего он даже лица Люси не в силах вспомнить?

— Иные называют Эльфландию Полой землей, — сказал отец Север, когда Джек поделился с ним своими мыслями. — Она создана из наших собственных желаний и вместе с тем — всего лишь отражение чего-то, существующего на самом деле. А ты музыку тамошнюю помнишь?

О да, только ее Джек и помнил ясно. Музыка словно повисала в воздухе, как последний отблеск солнца перед приходом кромешной тьмы.

— Я слушал их голоса каждую ночь, пытался преисполниться к ним презрения — и не мог, — вздохнул отец Север.

На берегу Пега соорудила затейливую пирамидку из камней, с углублением для огня внутри. И водрузила сверху плоский камень — для жарки. Джек собирал моллюсков, красные водоросли, дикий лук и чеснок. Что до рыбалки, здесь хобгоблины не знали себе равных.

Рыбачили они своеобразно. Бука усаживался на скальный выступ, далеко вдающийся в море, и болтал ногой в воде. Немезида ждал рядом с дубинкой. Пальцы у хобгоблинов были длинные и гибкие; Бука умел шевелить всеми пятью в разных направлениях одновременно. Он гордо продемонстрировал свои таланты Пеге; та в сердцах прогнала его прочь.

Снизу эти пальцы, по-видимому, казались выводком жирных червяков. И в глазах рыбы выглядели куда как аппетитно. Вскорости, впрочем, выяснилось, что рыб нужно приманивать, сообразуясь с их размером. Однажды гигантская треска заглотала ногу Буки целиком, и, не оглуши ее Немезида вовремя, все остальное последовало бы за ногой.

— Отменная треска, лучше во всем море не сыщешь, — похвалился король, швыряя рыбу наземь.

Глаза Пеги расширились от ужаса. Такой рыбины на всех хватит!

— Ты ранен! Это ведь кровь? — Девочка горестно охнула.

Там, где треска прокусила кожу, из ранок сочились желто-зеленые капли.

— Ты беспокоишься за меня! — возликовал хобгоблин, на радостях прошелся «колесом» вокруг своей дамы и запорошил ее песком.

— Беспокоиться — еще не значит любить, — буркнула Пега, смахивая песок с лица.

— Значит! Еще как значит! О, я так счастлив, что того и гляди глипчать начну!

— Не надо! — взмолилась девочка, но торжествующего хобгоблина было не унять.

Джек благоразумно убрался за пределы слышимости, подальше от мерзких звуков. Глипчанием хобгоблины выражали свой восторг — по мнению Джека, чересчур часто. А еще оно было заразительным. Стоило начать одному, как остальные тотчас же подхватывали: вот так в толпе зевнет один, глядишь — и все вокруг уже не в силах сдержать зевоты. Немезида, никогда особой веселостью не отличавшийся, негромко глипчал про себя, потроша рыбину.

Из Этне помощница была никудышная. Пега попыталась научить эльфийку плести корзинки, но плетение разваливалось в ее руках. Костер у нее гас, чайки растаскивали рыбу. Пега посылала ее за укропом, та возвращалась с беленой.

— Это же яд! — негодовала Пега, швыряя траву в костер. — Ты что, вообще ничего не соображаешь?

— В Эльфландии мы всякий день ели салат из белены, и ничего, — надула губы Этне.

В конце концов она подсела к отцу Северу и стала заучивать молитвы на латыни. Джек готов был поспорить, что латыни Этне не понимает, но, по крайней мере, так она ничего не натворит — да и отцу Северу развлечение.

Наконец однажды днем, после того как на обед был съеден жареный гусь (пальцы хобгоблинов и гусям казались очень даже аппетитными), Бука созвал совет.

— Нам всем пора отправляться по домам, — объявил он.

— Какой такой дом? — промолвила Торгиль. — Мои соратники уплыли, посчитав меня мертвой. Часто на рассвете, в одиночестве скорбном, оплакиваю я мой удел. Нет со мной сотоварища, некому излить душу.

Пиры в палатах постыли мне ныне,

Тень тоски тяготит душу,

Снова я слышу, от сна пробуждаясь,

Песнь победную пенного моря.

Приходят родичи — радостно сердцу!

Но тают тени в тиши бесприветной.

Джек, ценитель хорошей поэзии, пришел в восторг от чеканных строк. А отец Север воскликнул:

— Господи милосердный, воительница! Да ты просто упиваешься собственным горем!

— Вовсе нет!

— Настоящий воин с благодарностью принимает милость Господа. Ты могла бы утонуть в морской пучине. Или сгореть в пылающем доме. Тысяча демонов могли бы драться за твою душу — а в один прекрасный день так оно и будет! — а вместо этого ты сидишь на прекрасном взморье в окружении друзей. Позор тому, кто жалуется на судьбу!

— Вот я, например, потеряла дом, и что же? Ни капельки себя не жалею! — похвасталась Этне.

— Этне, нам давно пора очень серьезно поговорить с тобой о гордыне, — откликнулся отец Север.

— Возвращаясь к делам насущным; с приходом осени это взморье станет непригодным для жилья, — промолвил Бука.

— Может, построим лодку? — предложила Торгиль с проблеском надежды.

— Нет! — отрезал Немезида. — Хобгоблины никогда, никогда не садятся в лодки!

— Из-за келпи? — спросила воительница.

— Эти твари, почуяв лакомый кусочек, могут плыть за ним часами, — затравленно озираясь, прошептал Немезида. — Днем и ночью, не смыкая глаз, преследуют они добычу — не сдаваясь до последнего. Они неутомимы.

— Посмотри, что ты наделала! — упрекнул девочку Бука. — Произнесла то самое слово на «к».

Король хобгоблинов увел друга на прогулку, и по возвращении Немезида снова приобрел здоровый зеленый оттенок.

— Как я уже сказал, прежде чем меня перебили, нам всем пора по домам. По счастью, на этом берегу не одна пещера, — проговорил Бука.