Томпсон Дж. Б.

Идеология и современная культура*

Предлагаемая ниже концепция идеологии изначально ориентиро­вана на выявление путей и способов того, как символические формы взаимосвязаны с отношениями власти. Фокус подхода сконцентриро­ван на вопросе о том, как происходит мобилизация смысла в совре­менном мире и как это способствует поддержанию власти индивидов и групп. Таким образом, изучение идеологии предполагает анализ того, как значение и смысл служат установлению и поддержанию отноше­ний доминирования. Идеологические формы являются выразительны­ми символическими феноменами. Именно поэтому, при определенных исторических обстоятельствах они содействуют доминированию. Важ­но подчеркнуть, что символические феномены или конкретный сим­волический феномен сами по себе не являются идеологическими. Они становятся таковыми лишь постольку, поскольку способствуют в кон­кретных условиях поддержанию отношений доминирования. (...)

Характеризуя символический феномен как идеологический, ана­литик вовсе не обязан демонстрировать, что те или иные черты его являются “ложными”. Т. е. мы не интересуемся изначальной истинно­стью или ложностью символических форм. Нас прежде всего интересу­ет как эти формы в конкретных условиях способствуют установлению и поддержанию отношений доминирования. И совсем неверным будет считать, что символические формы помогают доминированию только за счет своей ложности, ошибочности или иллюзорности. (...)

Хотя Маркс и был прав, выделяя значимость классовых отноше­ний как базы неравенства и эксплуатации, он оставлял без внима­ния прочие важные моменты. Сюда можно отнести отношения между

* Thompson John В. Ideology and Modern Culture. Critical Social Theory in the Era of Mass Communication. Oxford: Polity Press, 1990. PP. 56-66.

Томпсон Дж. Б.

Хрестоматия

полами, этническими группами, индивидами и государством, между национальными государствами, между блоками национальных госу­дарств. Предполагалось, что классовые отношения формируют струк­турное ядро современных обществ и, поэтому, преобразование этих отношений является ключевым моментом будущего освобождения от доминирования. Эти предположения не могут быть приняты сегодня в качестве самоочевидных. В современном мире классовое доминиро­вание и подчинение продолжают оставаться важными. Однако сейчас оказываются распространенными и другие формы конфликта. Причем в ряде случаев они имеют равное или даже большее значение. (...)

Символические формы являются не просто репрезентациями, с помощью которых артикулируются или затеняются социальные от­ношения или интересы, которые сущностно формируются на до-символическом уровне. Скорее, символические формы оказываются включенными в процесс конституирования социальных отношений как таковых. В этой связи я предлагаю определять идеологию в терминах путей и способов, в которых значение, мобилизованное посредством символических форм, служит установлению и поддержанию отноше­ний доминирования. Установление здесь понимается в том плане, что значение может способствовать поддержанию и воспроизводству от­ношений доминирования через непрерывный процесс производства и приема символических форм. (...)

Под символическими формами мы понимаем широкую совокуп­ность действий и высказываний, текстов и образов, которые создаются и узнаются субъектами, равно как и узнаются другими в качестве неко­торых смысловых конструкций. Лингвистические выражения и фразы, сказанные вслух или только обозначенные, являются наиболее важ­ными в этой связи. Кроме того, символические формы могут быть не-лингвистическими или квази-лингвистическими по своей природе (визуальные образы, сочетания образов и слов).

Анализ смыслового характера символических форм возможен в терминах четырех типичных аспектов или характеристик. Мы опреде­лим их, как “интенциональный”, “конвенциональный”, “структурный” и “референциональный” аспекты символических форм. Существует также и пятый “контекстуальный” аспект символических форм. Суть его состоит в том, что символические формы всегда оказываются укоренными в социально-структурированных контекстах и процессах. Говоря о том, что контексты и процессы являются социально-струк­турированными, будем иметь в виду наличие дифференциации, асим­метричности в доступе и распределении различного рода ресурсов. Находящиеся в социально-структурированном контексте индивиды, уже в силу своей позиции имеют неодинаковые возможности доступа и распоряжения наличными ресурсами. Социальная позиция индиви­дов, а также права, определяемые этой позицией в рамках социаль-

ного поля или института, наделяют их различной степенью “власти”. Здесь власть понимается как социально или институционально обусло­вленная возможность, позволяющая индивидам принимать решения, достигать целей или реализовывать свои интересы.

Мы можем говорить о “доминировании”, когда существующие отношения власти являются “систематически асимметричными”. Это предполагает ситуацию при которой, конкретный агент или группа агентов оказывается в течение продолжительного периода обеспечен­ной властью. Причем последнее означает исключение или низкую до­ступность власти для других агентов или группы агентов, независимо от того, на какой основе это исключение происходит.

Существует бесчисленное множество вариантов того, как смысл в конкретно-исторических условиях служит поддержанию доминиро­вания. Адекватный ответ на этот вопрос возможен только на основе тщательного изучения взаимосвязи значения и власти в конкретных условиях социальной жизни. В этой связи может быть полезным вы­делить общие способы действия или оперирования идеологии, а также описать некоторые пути, посредством которых они могут быть связа­ны в конкретных условиях со со стратегиями создания символических форм. (...)

Может быть выделено пять общих способов, посредством кото­рых оперирует идеология: “легитимация”, “сокрытие”, “унификация”, “фрагментация” и “реификация”. В таблице 7 отражены некоторые пути, посредством которых эти способы могут быть связаны с различ­ными стратегиями символического конструирования.

Перед подробным рассмотрением каждого из них необходимо сделать три замечания. Первое касается того, что приведенные пять способов являются отнюдь не единственными проявлениями форм оперирования идеологии. Причем эти способы оперируют зачастую не изолированно, скорее они взаимосвязаны друг с другом. Второе замечание связано с тем, что общие способы и типичные стратегии создания символического содержания могут находиться и в других, отличных от приведенных сочетаниях. Здесь показаны наиболее ти­пичные группировки последних. (...) Третье замечание касается того обстоятельства, что при рассмотрении отдельных стратегий символиче­ского конструирования, я отнюдь не настаиваю на идеологичности этих стратегий как таковых. Нет такой стратегии, которая изначально явля­ется идеологической. Является ли данная стратегия символического конструирования идеологической зависит от того, как сконструиро­ванные с помощью этой стратегии символические формы способству­ют в конкретных условиях поддержанию или разрушению отношений доминирования.

Начнем с рассмотрения стратегии легитимации. Отношения до­минирования могут быть установлены и поддерживаться, как было

Хрестоматия

Таблица 7. Способы действия (оперирования) идеологии

Общие способы

Легитимация Сокрытие

Унификация

Фрагментация

Реификация

выявлено Максом Вебером, будучи представленными легитимными, т, е. справедливыми и заслуживающими поддержки. Представление отношений доминирования легитимными может рассматриваться как претензия на легитимность, которая имеет определенные основания, выражена в конкретных символических формах и которая, в данных обстоятельствах, может быть в той или иной степени эффективной. Легитимация, по Веберу, может иметь три типа оснований: рацио­нальные, традиционные и харизматические. Основанные на этом ти­пологические стратегии символического конструирования могут быть следующими.

Рационализация является результатом построения некоторой ло­гической цепочки утверждений. Посредством этого автор пытается защитить или обосновать справедливость тех или иных социальных отношений или институтов и, таким образом, убедить аудиторию в це­лесообразности их поддержки. Другую стратегию можно назвать уни­версализацией. Суть ее состоит в представлении институциональных образований, служащих интересам лишь отдельных индивидов в каче­стве всеобщих. Претензия на легитимацию также может быть выражена через стратегию нарративизации. В данном случае происходит обраще­ние к различным повествованиям, позволяющим пересмотреть опыт прошлого и рассмотреть настоящее в качестве составляющей некото­рой вневременной и чрезвычайно важной традиции. (...)

Вторым из способов оперирования идеологии является сокрытие. Суть ее состоит в том, что отношения доминирования могут поддержи­ваться за счет отрицания, затемнения, отвлечения внимания от реально

Некоторые типичные стратегии символического конструирования

Рационализация

Универсализация

Наративизация

Замещение

Эвфемизация

Метафоризация

Троп

Стандартизация

Символизация единства

Дифференциация

Исключение

Натурализация

Погружение во вневременное состояние

Номинализация/пассивизация

существующих процессов и явлений. Идеология, осуществляемая че­рез способ замещения, может реализоваться посредством различных стратегий. Одной из них является следующая. Термин, принятый для обозначения какого-то объекта или индивида, используется для обо­значения другого объекта. Таким образом, положительные или отрица­тельные коннотации автоматически переносятся на другого индивида или объект. (...) Другой стратегией, ориентированной на сокрытие со­держания сложившихся социальных отношений является эвфемизация. В рамках этой стратегии социальные действия, отношения или инсти­туты определяются или переопределяются в терминах, в которых из­начально снимается негативный и усиливается положительный акцент. Примеры этого хорошо известны: “подавление протеста” определяется как “восстановление порядка”, “тюрьмы” - как “реабилитационные центры” и т. п. (...)

Существует еще один ряд стратегий, относящихся к общему спосо­бу сокрытия. Стратегии эти мы определим как троп, т. е. использование слова или выражения в переносном значении для достижения большей выразительности. Наиболее часто встречающимися примерами тропа являются синекдоха, метонимия и метафора, каждая из которых может быть использована для сокрытия отношений доминирования. Синек­доха представляет собой семантическое объединение части и целого: возможно использовать термин, относящийся к части чего-либо, для обозначения целого и наоборот. (...) Метонимия есть распростране­ние характеристик, лишь косвенно относящихся к предмету, на сам предмет. (...) Метафорой является приложение термина или фразы к объекту или действию, к которому они буквально не относятся. (...)

Третьим способом оперирования идеологии является унификация. В этом случае отношения доминирования могут поддерживаются по­средством конструирования на уровне символов таких форм единства, которые обеспечивают индивидов некоторой коллективной идентично­стью независимо от присущих им различий. Типичное проявление это­го связано со стратегией стандартизации, когда символические формы адаптируются к некоторому стандарту, который подается и продвига­ется в качестве общепринятой и приемлемой основы символического обмена. Такая стратегия реализуется, например, государственными вла­стями, старающимися расширить использование национального языка при наличии разнородных в лингвистическом отношении групп. (...) Унификация также может быть достигнута за счет стратегии символиза­ции единства. Эта стратегия предполагает создание символов единства, коллективной идентичности и идентификации, которые распростра­няются среди членов группы или совокупности групп. Наиболее оче­видными проявлениями символизации единства являются, например, национальные флаги, гимны, эмблемы, разного рода лозунги. (...)

Уоллакотт Дж.

Хрестоматия

Четвертый общий способ действия идеологии состоит в том, что отношения доминирования поддерживаются не за счет объединения индивидов или групп, а наоборот, посредством их разделения. Это предполагает фрагментацию индивидов или групп, способных принять вызов со стороны доминирующих, или ориентирование сил потенци­альной оппозиции в направлении целей, представляемых в качестве вредных и угрожающих. Типичной стратегией здесь является диффе­ренциация, т. е. усиление акцента на различиях, что, в свою очередь, ослабляет возможности для объединения и организации противодей­ствия сложившимся отношениям. Другой стратегией, о которой умест­но говорить в данном случае, является “вычеркивание”, исключение, выведение за скобки. Формируется образ врага, осуществляется “дья-волизация” предмета, всячески подчеркивается неуместность какого-либо обсуждения. Цель подобной стратегии состоит в объединении людей перед лицом грозящей опасности. (...)

Пятый способ осуществления идеологии назовем реификацией. Содержание его состоит в том, что условия доминирования могут поддерживаться посредством представления состояния дел или ситуа­ции в конкретный исторический момент, как некоторого постоянного, вневременного состояния. Процессы изображаются таким образом, что затушевывается или исчезает полностью социальный и историче­ский характер явлений. (...) Такой способ оперирования идеологии может выражаться в стратегии натурализации, когда какое-либо явле­ние, являющееся результатом определенных социально-исторических процессов, представляется как неизбежное следствие “естественных” законов. Примером этого может быть представление социально и ин-ституциализированно обусловленного разделения труда между муж­чинами и женщинами, как продукта физиологических особенностей и различий между полами.

Сходной по сути своей стратегией является погружение во вневре­менное состояние. Здесь социально-исторический феномен лишается своего исторического характера, будучи показанным в качестве посто­янного, неизменного, регулярно повторяющегося. (...) Реификация может быть также реализована с помощью различных грамматических и синтаксических конструкций, определяемых нами, как стратегия но-минализации/пассивизации. Номинализация предполагает, что пред­ложение или его части, описывающие действия или участников, транс­формируются в существительные. Так, вместо предложения “премьер министр решил наложить запрет на импорт” говорят - “наложение запрета на импорт”. Пассивизация происходит тогда, когда глаголы используются в пассивной форме. Например, когда вместо того, чтобы сказать “полицейские чины расследовали деятельность подозреваемо­го”, говорят - “деятельность подозреваемого расследовалась”.

Уоллакотт Дж. Сообщения и значения*

(...) Отличительной особенностью производства в сфере массовой ин­формации является то, что оно предполагает создание и артикуля­цию сообщений в пределах специфических знаковых систем. Причем правила и смысл этих систем обычно принимаются как сами со­бой разумеющиеся. Сообщения массовой коммуникации формируются и интерпретируются в соответствии с определенными правилами или кодами. Когда мы получаем информацию о событии по телевидению или смотрим фильм, то перед нами не “живое” событие, а сообщение об этом событии. Мы читаем и интерпретируем событие, прини­мая правила и коды, в соответствии с которыми происходит чтение и интерпретация (...) Т.е. анализ сообщений и их значений очевид­но является ключевым для понимания массовой коммуникации. По мнению С. Холла, “нам следует учитывать, что символические формы сообщения занимают привилегированную позицию в коммуникацион­ном обмене. Моменты " кодирования" и " декодирования", несмотря на их " относительную автономию" в процессах коммуникации в целом, являются решающими моментами”³. (...)

Традиционным методом, ориентированным на выявления смысла сообщений массовой коммуникации, является контент-анализ. Кон-тент анализ предполагает формирование определенных категорий, с по­мощью которых исследуется содержание сообщений. Это происходит посредством количественной оценки наличия или отсутствия категорий в материалах сообщений. Причем степень сложности категорий являет­ся изменяющейся. Контент анализ применяется с различным успехом исследователями различных школ. Акцент делается на изучении яв­ного, очевидного содержания как наиболее важной области научного социального исследования. (...) Контент анализ очевидно имеет пре­имущества систематического исследования больших массивов инфор­мации. Известное исследование воздействия радиопостановки “Втор­жение с Марса” (проведенное Кэнтрилом) было связано с анализом одного подобного материала. Если бы перед исследователем стояла за­дача анализа 200 постановок, то и это было бы возможно в рамках кон-тент анализа. Вместе с тем, возможности этого метода являются весьма ограниченными при определении смысла конкретных сообщений.

* Woollacot J. Messages and Meaninigs. In: Gurevitch M., Bemett Т., Woollaeott J. Culture, Society and the Media. L.: Methuen, 1982.

³ Hall S. Encoding and decoding in the television discourse. CCS occasional paper, 1973. P. 2.

Уомакотт Дж.

Хрестоматия

В ходе последующих исследований концептуализация проблемы понимания сообщений массовой коммуникации получила новое раз­витие. Основу семиологических или структуралистских подходов соста­вляют в значительной степени лингвистические представления. Здесь сообщения предлагается рассматривать как структурированное целое, а не как количественно выраженные составляющие внешних проявле­ний отдельных частей сообщений. Семиология, по мнению Бургелина, не только редко сама бывает количественной, но и содержит неявную критику количественной ориентации контент анализа.

“Кроме всего прочего, нет никаких оснований полагать, что наи­более часто встречающаяся в ходе контент анализа тема является самой важной или значимой. В тексте как структурно целом образовании бо­лее важным является то место, которое занимают его составляющие, нежели частота их появления. Представим себе фильм, в котором дей­ствия героя-гангстера представлены длинной чередой исключительно порочных поступков. Однако при этом показан один поступок, свиде­тельствующий о наличии у него тех или иных чувств. В рамках контент анализа деятельность гангстера может быть проанализирована с приме­нением двух оппозиций: плохое/хорошее и частое проявление/редкое проявление. Оппозиция плохое/хорошее очевидно, и, потому, не тре­бует квантификации. Более того, нет необходимости в перечислении порочных поступков (нет разницы десять или двадцать подобных по­ступков). Суть же дела, по-видимому, состоит в следующем: какое значение следует приписать совокупности порочных фактов в связи с тем, что они рядоположены с единственным положительным по­ступком? Только приняв во внимание структурные отношения этого, единственного положительного поступка со всей совокупностью по­рочного поведения гангстера, мы будем иметь возможности сделать выводы о фильме в целом”⁴.

Этот весьма распространенный сюжет гангстерских фильмов, ут­верждает Бургелин, не может быть понят в терминах квантификации явного содержания. Необходимо изучение связей различных частей сюжета, а также способа, посредством которого они организованы в сложное сообщение с различными уровнями значений.

Некоторые ранние гангстерские фильмы, такие как “Обществен­ный враг” (1931) вызвали серьезную озабоченность в связи с проблемой насилия. Позднее телевизионные программы о преступности и другие жанры, например, вестерны или фильмы о шпионах также вызва­ли озабоченность. Это способствовало тому, что исследователи стали концептуализировать процесс массовой коммуникации в терминах би­хевиористской модели. В последней, как известно, предполагается, что

⁴ Burgelin О. Structuralist Analysis and Mass Communication. In: McQuail D. (ed.) The Sociology of Mass Communication. Harmondsworth: Pengin, 1972. P. 319.

показ насилия прямо влияет на мнения и действия индивидов, соста­вляющих аудиторию. Контент анализ часто используется в этой связи как инструмент исследований. Его фокус на уровне явного содержа­ния позволяет напрямую связывать насилие на экране с конкретными проявлениями правонарушений, перестрелками, хулиганством.

В рамках семиологических исследований больший акцент делают на фильме как дискурсе, на фильме как коммуникации о насилии, не­жели чем на насилии как таковом. Т. е. ракурс исследования смещается к системам правил, которые в целом и управляют дискурсом, в частно­сти гангстерского фильма, а не специфическими эпизодами насилия. В рамках этой методологии, управляющие коды придают различным эпизодам насилия различное значение. На самом деле, акт насилия может быть понятным только в контексте других элементов фильма и в терминах адекватных его жанру. Такие действия не могут рассма­триваться как имеющие исключительно одно фиксированное значение. Напротив, с их помощью происходит обозначение различных ценно­стей, представление различных кодов поведения. Причем это зависит от того, каким образом они оказываются артикулированы как знаки среди других означающих элементов дискурса.

Семиологические исследования сопряжены со своими собствен­ными трудностями и недостатками. Не в последнюю очередь это связа­но с тем, что семиология, в отличии от контент анализа не представляет собой метода, а является некоторой совокупностью исследовательских подходов в искусстве, литературе, антропологии, массовой коммуни­кации, которые, в свою очередь, базировались на использовании или развитии лингвистической теории. Как философия, как теория, как совокупность концепций и как метод анализа семиология имеет мно­жество проявлений и является предметом различных интерпретаций, дебатов и полемики. (...)

В рамках изучения методов семиологии, которые оказываются применимыми к исследованию массовой коммуникации, обратим вни­мание на присущие им проблемы. Семиология выделяется в связи с ее нацеленностью на изучение знака. Это предполагает исходное разделе­ние означающего как объекта исследования от означаемого. Последнее достаточно просто понять, когда исследуется язык и оказывается бо­лее сложным для понимания, когда в качестве объекта исследования выступает невербальная знаковая система.

Одним из известных структуралистских антропологических иссле­дований является анализ родства, проведенный Леви-Строссом. Здесь автор рассматривает правила брака и системы родства в ряде “прими­тивных” обществ в качестве “типа языка”. Язык этот представляет со­бой “совокупность операций предназначенных для обеспечения опре-

Уоллакотт Дж.

Хрестоматия

деленного вида коммуникации между индивидами и группами”⁵. Сооб­щение, например, может представлять собой женщину группы, которая “циркулирует” между кланами, династиями и фамилиями, тогда как в языке это будет “словом группы”, которым индивиды обменивают­ся между собой. Первичность языковых аналогов, как в приведенном выше случае, является типичным при семиологическом рассмотре­нии, будь это анализ систем родства, фурнитуры или моды, фильмов и телевизионных программ или игрушек и машин. Соссюр, положив­ший начало семиологии как “науки о знаках”, указывал на следующее преимущество лингвистического подхода. Здесь оставляют в стороне видимую натуралистичность действий или объектов и показывают, что их смысл основывается на разделяемых предположениях или обычаях. В этом плане, методы лингвистики принуждают исследователя изучать системы правил, лежащие в основе речи, а не внешние влияния или детерминанты.

Другой характерной чертой семиологического анализа, как следует из приведенного ранее примера с гангстерскими фильмами, является фокус внимания на внутреннем структурировании текста или сообще­ния. (...)

Внутренние отношения любой структуры являются тем, что при­дает значение любому элементу структуры. Отсюда, если определенное действие является, например, невежливым, то это отнюдь не потому, что таковыми являются его внутренние качества. Напротив, это связано с его относительными чертами, которые позволяют отделить вежли­вые действия от невежливых. В структурном анализе акцент делается на подобных бинарных противопоставлениях как на эвристическом методе. Это является “техникой стимулирующей восприятие в слу­чае, когда перед ним оказывается масса внешне однородных данных неразличимых для разума и глаза. Это является способом заставляю­щим нас самих понять различия и идентичность в целиком новом для нас языке, звуки которого мы не можем отделить друг от друга. Это представляет собой декодирующее или дешифрующее устройство, или альтернативную технику изучения языка”⁶.

Акцент семиологии на анализе внутренних связей текста сопряжен с определенными проблемами. Многие исследования русских фор­малистов, например, были ориентированы на изучение внутренней структуры литературных произведений. В исследовании “Морфология сказки” В. Проппом сделана попытка выявить нарративную структу­ру русской народной сказки. Автор был противником классификации

Jameson F. The Prison-House of Language. New Jersey: Princeton University Press, 1972. P. 111.

⁶ Jameson F. The Prison-House of Language. New Jersey: Princeton University Press, 1972. P. 113.

сказок в соответствии с типом животных, действующих в них; развер­тывающихся в них оргий; наличию в них магических фигур и т. п. По мнению Проппа, в сказке особенности характеров и ландшафта, равно как и природа препятствий и трудностей является менее важной, неже­ли чем их функция. (...) Повествование развертывается в соответствии с некоторой схемой. Сказка начинается либо с оскорбления жертвы или с отсутствия какого-либо важного объекта. Завершение сказки предполагает кару за нанесение оскорбления или обладание ранее от­сутствующим. Этапы событий, происходящих с героем, оказываются следующими:

1. Он встречает жертвователя (жабу, ведьму, старого бородатого человека и т. п.), который после “проверки” героя снабжает его маги­ческим посредником. Последний обеспечивает победное шествие героя через суровые испытания.

2. Герой встречается в решающей схватке со злодеем или ока­зывается перед необходимостью выполнения ряда заданий. Наличие посредника позволяет герою успешно решить стоящие перед ним за­дачи.

(...) Пропп выделяет 31 нарративную функцию, с помощью которых возможна классификация сказок.

Основная проблема данного подхода состоит в том, что здесь теряется специфика контекста сообщения, посредством которого фор­мируется значение этого сообщения. Имеется в виду контекст как его производства, так и его потребления - чтения. Русские сказки стано­вятся неразличимыми с недавними эпизодами “Атрофии мускула” из “Звездных войн” или с романом Раймонда Чандлера.

На самом деле, проведенный Умберто Эко анализ повествователь­ной структуры романов о Джеймсе Бонде зафиксировал следующее. Романы формируются как последовательность акций, инспирирован­ных кодом бинарных противопоставлений. Причем эта последователь­ность в значительной мере близка к типам повествования, выявленным Проппом. Эко предложил следующую повторяющуюся схему романов о Джеймсе Бонде.

А. М дает задание Бонду.

В. Злодей предстает перед Бондом (может быть в различных фор­мах).

С. Бонд создает первые препятствия злодею, либо тот создает первые препятствия Бонду.

D. Женщина представляет себя Бонду.

Е. Бонд использует женщину: овладевает ей или начинает ее обо­льщение.

F. Злодей берет в плен Бонда (вместе с женщиной или без нее).

Постман Н.

Хрестоматия

G. Злодей подвергает пыткам Бонда (вместе с женщиной или без нее).

Н. Бонд побеждает злодея (убивает его или его представителя или помогает в его убийстве).

I. Бонд выздоравливает, наслаждаясь женщиной, которую он затем теряет⁷.

Что выводит анализ Эко за некоторые универсалии сказки? Эко показывает, что кодированная схема, которая составляет основу для всех романов Бонда (за исключением “Шпиона, который любил ме­ня”), является тесно связанной с серией противопоставлений. Таким образом, противопоставления Бонда и злодея сопровождается проти­вопоставлением западного мира и Советского Союза, Британии и не англо-саксонских стран, идеализма и алчности, шанса и планирова­ния, эксцессов и взвешенности, извращения и невинности, лояльности и нелояльности. (...)

Проведенный Эко анализ отражает присущую семиологии на­пряженность между формальным текстуальным анализом и сферой означаемого, а также между различными текстами и различными зна­ковыми системами. Именно в этой сфере семиология оказывается глубоко связанной с идеологией. Главным концептуальным средством соссюровской лингвистики был знак, а также представление о знаке и его отличиях от других элементов речевого процесса. В современной классической формулировке это выглядит так: Означающее - Знак - Означаемое.

Показанные здесь отношения характеризуют связи не между ми-эом и реальным миром, а между означающим (звуковым образом, например) и означаемым (концептом). В этом смысле, семиология исключает из своего рассмотрения “реальный мир”. В то же время тредставление о знаке неизбежно предполагает реальность сверх са-ное себя. Кроме того, в семиологических исследованиях наблюдается тределенное противоречие между анализом знаковых систем, таких сак массовые коммуникации - внутренне и логически структури-юванных, и одновременным поиском структур, лежащих в основе тредмета анализа. Теоретики пытаются выявить эти структуры в са-, шх различных областях - от “литературности” до универсальных качеств сознания человека. Теоретический альянс семиологии и марк-; изма в сфере изучения массовой коммуникации привел к появлению 1ргументов, обосновывающих, что подобной основополагающей струк-урой является “миф” или “идеология”.