Послеавгустовский этап российско-грузинских отношений

Если исходить из уроков истории, то из них с силой очевидности следует, что региональные войны служат сильнейшим фактором укрепления позиций власти внутри страны (страной можно управлять более жёсткими методами и народ всё равно будет консолидирован вокруг лидеров), что, в свою очередь, способствует укреплению этих позиций и вовне (поддержка народом своих лидеров ослабляет попытки скорректировать позиции власти извне). С самого же начала своего президентства Путин утверждал свой авторитет лидера на фоне чеченской войны и взрывов жилых корпусов в Москве. С самого же начала своего президентства Буш оказался тем лидером, который должен был принять вызов терактов 11 сентября и объявить глобальную «войну с терроризмом», главной составляющей которой стала иракская операция. Ни социально-экономические и никакие другие показатели внутри страны, как бы тревожно они не выглядели, не могли помешать повторному избранию этих лидеров, настолько власть уже была укреплена фактором мобилизации против внешней угрозы. Что касается ситуации в Грузии, Саакашвили в этом отношении был более уязвим: волна разочарования, развившаяся в народе после «революции роз», расправа с демонстрантами 7 ноября 2007 года и последовавшие за ней внеочередные выборы президента, в которых он с минимальным перевесом одолел не так уж и сильного оппозиционного противника, не давали уверенности в достаточной консолидированности внутриполитической ситуации.

Ситуация резко изменилась после пятидневной войны 2008 года. Вместе с уходом с политической сцены Виктора Ющенко и победой в президентском марафоне Украины Виктора Януковича грузинская политика в отношении России потеряла главную опору в ареале, называемом Россией ближним зарубежьем. Страны восточной Европы, включая Польшу, отпали ещё раньше, и остаются лишь балтийские государства, которых трудно рассматривать как часть пост-советского пространства, так как они интегрировались в объединённую Европу уже вскоре после распада СССР, и стали также членами НАТО. Инициаторы «цветных революций» рассчитывали на то, что под их воздействием «демократическая дуга» замкнётся вокруг России, окажет серьёзное влияние на протекающие в ней процессы и в конечном счёте определит весь геополитический расклад в пост-советском пространстве в пользу чётко прозападной ориентации. В конечном счёте всё возможно так и произойдёт, но попытка форсированно сжать исторические рамки раскручивания этой грандиозной схемы до «пятилетнего плана» оказалась нереальной. И в Вашингтоне и в Брюсселе (здесь под влиянием в основном Парижа и Берлина) вскоре после августа возобладали новые тенденции – перезагрузка, сотрудничество, конструктивное вовлечение и последний к моменту написания этих строк тезис о том, что «безопасность Европы не может быть обеспечена без России». Правда, не следует забывать, что всё это происходило и происходит на фоне сохраняющегося недоверия перед «непредсказуемой Россией» и страха возобновления «газовых войн». Соответственно, место Грузии в международном арсенале средств взаимного воздействия перешло в периферию.

Когда Владимир Путин заявил осенью 2008 года, что не будет разговаривать с Михаилом Саакашвили (добавив ещё кое-что, что он собирается с ним сделать), он замкнул российско-грузинские отношения в рамках определённой конфигурации, которая отражала послеавгустовские реалии и должна была зафиксировать новый статус кво простейшим и безболезненным способом, вместо того, чтобы переводить всё в плоскость длительных переговоров и разборок, да ещё возможно при чьём-то посредничестве. Российским лидерам определённо требовалось время для стабилизации ситуации – и особенно международного имиджа - после августовского кризиса, и вeроятность реакции грузинской стороны на заявления Путина и Медведева была хорошо просчитана. Стабилизационный период нужен был и грузинскому руководству, и схема срабатывала и в их пользу. Здесь снова проявилась т.н. «хорошая алхимия» (“good chemistry”), по выражению Йохана Гальтунга, когда враждебная риторика и демонстративное противостояние прекрасно уживаются с синхронными действиями властных лидеров по обеспечению тыла друг для друга и самих себя.

В настоящее время ситуация та же, но условия и среда по сравнению с пост-августовскими совершенно другие. И со стороны международного и со стороны экпертного сообществ высказывается серьёзная озабоченность затянувшимся периодом молчания сторон. Международное сообщество озабочено тем, что отсутствует процесс диалога, ввиду чего затруднена деятельность международных и межправительственных структур по многим направлениям, и в результате возрастает риск вооружённых провокаций и резкого осложнения систуации в регионе, в том числе, в плане осуществления крупных энергетических проектов. Ни Абхазия, ни Южная Осетия не могут основывать своё будущее лишь на мощи российских баз, бдительности пограничного режима и поддержании жупела внешней угрозы со стороны грузинского государства. Даже руководителям Российской Федерации приходится в последнее время делать проиглашающие к диалогу жесты, дабы не выглядеть в глазах мира зачинщиками кризиса и генераторами тупиковой ситуации6. Единственным инвариантом в этой картине выглядит линия грузинского руководства, постоянно требующего большей активности международного сообщества с целью привлечения России к ответу за содеянное и отрицающего возможность «вести какие-либо переговоры с агрессором», пока продолжается «оккупация грузинских земель». Большинство грузинских оппозиционных партий не решаются форсировать вопрос о диалоге, из страха перед маргинализацией, навешиванием ярлыков и обвинением в непатриотичности.

Получается интересный вывод. Грузия малая страна, но она порождает властные феномены, развивающиеся по модели больших стран и даже использующие черты, характерные для систем правления супердержав. Первым опытом подобного рода была власть Гамсахурдия, но она не продержалась, и не могла продержаться долго. Шеварднадзе был типичным правителем малой и слабой развивающейся страны, его амбиции в целом соответствовали реально доступным стране ресурсам, и даже временами отставали от них. И наконец, Саакашвили демонстрирует не просто черты авторитарного правителя, но правителя виртуальной крупной державы, чья потенция и ресурсы представлены в сильно гипертрофированном виде в сравнении с реальностью. Команда Саакашвили нашла тот баланс внешних и внутренних стабилизирующих факторов, который позволяет минимизировать критику Запада – ранее более громкую - по поводу нездоровой избирательной системы, несвободной масс-медии и судопроизводства. Команда президента, мастерски используя пиар-технологии и медиа-эффекты, создаёт на внутриполитической арене впечатление экономической динамики и собственной растущей популярности в населении, а сам президент продолжает сохранять на Западе имидж прогрессивного реформатора, немного эксцентричного, борющегося вместе со своей командой с тяжелым наследием лишённого привилегий и доходов постсоветского коррумпированного сообщества и пророссийской пятой колонны в лице обанкротившейся оппозиции и недовольной реформами отсталой интеллигенции7. Самая трудная часть спин-докторинга – задача оформления, переинтерпретации и усиления любых сигналов, способных если не снять, то хотя бы сгладить в сознании людей ощущение неразрешимости как территориальной проблемы, так и достижения гарантий безопасного и демократического развития, но и это пока удаётся сделать.