Финансовый абсолютизм

Иногда смысл важных аспектов человеческой жизни кажет­ся предельно очевидным и даже само собой разумеющимся. Од­нако зачастую эта очевидность не более чем иллюзия, взлеле­янная омраченным леностью ума сознанием, представления ко­торого суть порождения элементарного невежества. Еще 2500 лет назад Сиддхартха Гаутама утверждал, что невежество есть ве­личайшее преступление, ибо оно является причиной всех чело­веческих страданий. Оно заставляет нас ценить то, что лишено всякой ценности, и принимать иллюзии за реальность, посвя­щая жизнь бесконечной погоне за фантомами собственного со­знания, и при этом пренебрегать действительно ценным, тем, без чего невозможно достичь счастья. Аксиологическое иска­жение реальности — первейшая причина того, что жизнь мно­гих людей превратилась в ад. Нередко то, что может стать из­бавлением от страдания, воспринимается нами как наказание. Прежде всего это касается того, чему мы отдаем большую часть нашей жизни. В данном случае речь идет о том, без чего человек просто немыслим и невозможен, речь идет о труде — основе всего человеческого.

В чем смысл труда? На первый взгляд ответ весьма прост. Труд — это форма осознанной деятельности, создающей мате­риальные условия физического и духовного существования че­ловека. Проще говоря, чтобы жить, надо есть, а чтобы есть, надо работать. Такова логика обыденного сознания, предназначение которого — быть глашатаем физиологических потребностей. Когда в своем развитии человек поднимается на более высокую ступень, смысл труда преодолевает узкие рамки материальной обусловленности и становится не только условием физическо­го существования, но и средством, позволяющим человеку объективировать свою индивидуальность в реальной действи­тельности путем творческого акта. В данном случае личность уже способна не только приспосабливаться к среде, а и форми­ровать ее в соответствии с собой, обретая божественную приро­ду Творца, т.е. труд превращается во внутренне присущую ду­ховную потребность. Как в первом случае, так и во втором смысл труда исходит из природы человека, а поэтому здесь имеет мес­то гармония.

Однако эта гармония разрушается, если смысл человечес­кой деятельности становится чуждым природе человека (в лю­бом ее проявлении). Иначе говоря, если потребность индивида в труде теряет свою самодостаточность, оказываясь зависимой от некого внешнего фактора, то он, этот индивид, низводится до уровня тягловой скотины.

На Западе таким внешним фактором оказались деньги как абсолютная сверхценность. В современном западном обществе чуть ли не все, что делает человек, он делает ради денег. Всякая другая мотивация либо полностью подавлена, либо пребывает в предельно угнетенном состоянии. В связи с этой странной ус­тановкой главной целью экономической деятельности на Западе стало получение максимальной прибыли в кратчайший срок, а не создание необходимых материальных основ физического существо­вания людей. Патологическая абсурдность этой ситуации при­водит к тому, что даже здоровье и жизнь человека по своей зна­чимости становятся вторичными в сравнении с возможностью получить максимальную прибыль. Правила игры в современ­ной экономической системе западного типа таковы, что мил­лионы людей могут быть списаны как устаревшее и ненужное оборудование, если этого потребует рентабельность.

Когда главная цель экономической деятельности —это до­стижение максимального дохода, реальное производство от­ходит на второй план, уступая место финансовой сфере, в ко­торой колоссальная прибыль извлекается за считанные минуты не из труда, а из денег, т. е. — из ничего. Именно поэтому отличительной особенностью экономической модели западного типа является абсолютное доминирование в ней финансовой сфе­ры. В связи с этим реальное производство вынуждено приспо­сабливаться к целям и закономерностям биржевых игр и ва­лютных спекуляций, ломая изначально присущие ему цели и методы.

Естественно, что в таких условиях экономика находится в, руках тех, кто контролирует ее финансовую систему. Контроль же над финансовой системой означает не что иное, как возмож­ность непосредственного регулирования производства денег. И менно это приносит астрономическую, ни с чем не сравнимую при­быль. Не секрет, что во многих западных странах печатный станок центрального банка нередко оказывался «приватизиро­ванным» частными лицами — членами олигархических кланов. К примеру, уже после наполеоновских войн, Натан Ротшильд заявил: «Ротшильды оставили контрабанду и продают един­ственно стоящий товар — деньги» [6, с. 286].

Руководствуясь этим основополагающим принципом, в 1913 году, путем создания Федеральной резервной системы США (ФРС), ряд олигархических кланов Запада захватили фи­нансовую систему Соединенных Штатов, т. е. получили право производить американский доллар. Однако уже тогда стремле­ние к мировому господству вывело их корпоративные финан­сово-экономические и политические интересы на глобальный уровень. США, обладавшие на тот момент потенциалом миро­вого лидера, были очень удачной добычей, которая при долж­ном подходе сулила сверхприбыли. Однако главная ценность Америки заключалась не в этом. К концу XIX века ведущие фи­нансовые династии Запада, обладавшие наиболее смелым стра­тегическим мышлением, смогли увидеть в Соединенных Штатах инструмент, при помощи которого можно установить контроль над материальными и людскими ресурсами всего земного шара. Именно это понимание породило концепцию «единого мира» (глобализации), проявившуюся на политическом уровне в идее Мирового Правительства, на экономическом — в международ­ном разделении труда, а на финансовом — в создании между­народной денежной единицы.

Последнее имело первостепенное значение, так как давало возможность регулировать по своему усмотрению производство международной валюты, а значит, контролировать финансово-экономические и социально-политические системы стран мира. Военная сила Соединенных Штатов сама по себе в современных условиях никогда не позволила бы транснациональной оли­гархии превратиться в экспроприатора мирового масштаба. От­крытое насилие всегда порождает сопротивление, которое со временем истощает агрессора. Создание же международной ва­люты позволило ей построить глобальный механизм экспро­приации, который заменил изживший себя колониализм, дер­жавшийся в основном на военной силе. Не авианосцы ВМФ США — главное оружие транснациональных финансово-поли­тических групп, стремящихся к окончательному установлению своего мирового господства, а американский доллар, который был выбран ими в качестве международного платежного сред­ства.

Более всего впечатляет то, что платой за глобальный финан­совый универсализм стали страдание и смерть миллионов людей. Мировые события между 1913 годом (созданием ФРС) и 1946-м (признанием американской денежной единицы в качестве международного платежного средства) выглядят слишком пос­ледовательными, чтобы быть случайностью.

1913 год — создание Федеральной резервной системы США.

1914—1918 гг. — Первая мировая война. Благодаря ей про­исходит кардинальное изменение сил на международной поли­тической арене в пользу США.

1917 год — радикально настроенные политические группы свергают российского императора, а затем погружают Россию в кровавый хаос Гражданской войны. Империя перестает суще­ствовать.

Необходимо отметить, что в руководящей верхушке боль­шевистской партии, осуществившей «русскую» революцию, практически не было русских. Причем перед переворотом ее ос­новной ударный актив был завезен в Россию тремя поездами из Швейцарии (во главе с В. Лениным) и пароходом из США (во главе с Л. Троцким). Активным спонсором большевиков бьут германский Генштаб¹, однако главный источник финансовой поддержки РСДРП(б) находился не в Германии, а в США, по

^{1 В 1950-е годы были опубликованы немецкие документы о финанси­ровании всех российских революционеров и сепаратистов по плану Гельфанда-Парвуса(вмарте 1915 года были выданы первые 2 млн.марок, а все­го около 70 млн). Как заявил 20 ноября 1917 года германский статс-секре­тарь фон Кюльмана: «Лишь когда большевики получили от нас постоянный поток денег... они были в состоянии укрепить свой главный орган «Прав­да», вести энергичную пропаганду и значительно расширить поначалу не­большую основу своей партии».}

адресу: Нью-Йорк, Бродвей 120. Как известно, там расположен Федеральный резервный банк Нью-Йорка.

В течение длительного времени, до, во время и после рево­люции, существовала постоянная рабочая связь между партий­ным банкиром большевиков Олофом Ашбергом (который в цар­ские времена был агентом Моргана в России и вел переговоры о русских займах в США) и контролируемой Морганом компа­нией «Guaranty Trust»¹ из Нью-Йорка. Более того, именно Аш-берг (на тот момент глава стокгольмского банка «Nia Banken») провел встречи с влиятельными представителями Уолл-стрита, на которых представил РСД РП(б) как наиболее вероятного пре­емника власти в России после падения монархии.

Что интересно, в 1923 году О. Ашберг становится главой «Роскомбанка», первого советского международного банка (предшественника «Внешэкономбанка»), а Макс Мэй (вице-президент «Guaranty Trust») — директором данной структуры и шефом ее иностранного отдела. При этом «Роскомбанк» назна­чает «Guaranty Trust» своим агентом в США.

Кроме того, существует документально фиксированное за­явление Уильяма Б. Томпсона (директора Федерального резер­вного банка Нью-Йорка, крупного акционера, контролируемого Рокфеллером «Chase Bank», и финансового коллеги Гугенгеймов и Морганов), что он (Томпсон) дал на большевистскую ре­волюцию 1 миллион долларов. По свидетельству же шефа бри­танской разведки тех лет сэра Бэзила Томпсона, Людвиг Мар­тене, первый советский «посол» в США, широко использовал средства компании «Guaranty Trust».

Огромные суммы перечислил еще один американский бан­кир, Якоб Шифф, старший партнер «Kuhn, Loeb & Company», давший Ленину 20 миллионов долларов США. Шифф являлся партнером П. Варбурга —на тот момент главы Федеральной ре­зервной системы США. Документы Госдепартамента США от 13 ноября 1918 года свидетельствуют, что в финансировании большевиков принимали активное участие и другие финансис­ты Уолл-стрит: Ф. Варбург, О. Кан, М.Л. Шифф, Д. Ханауэр, М. Врейтунг, И. Зелигман.

Интересным фактом является и то, что связь большевиков с финансовыми магнатами США не прекращалась и после ре­волюции. Американо-русский синдикат, образованный в 1918 году для получения концессий в России, поддерживали

^{1 Позже данная структура активно финансировала германских нацио­нал-социалистов во главе с Адольфом Гитлером.}

круги Уайта, Гугенгейма и Синклера. Директорами компаний, контролируемых этими тремя финансистами, были Томас У. Ла-монт («Guaranty Trust»), Уильям Бойс Томпсон («Федеральный резервный банк») и Гарри Пейн Уитни («Guaranty Trust»). Это дает весомые основания предположить, что синдикат был об­разован, чтобы большевики могли рассчитаться за поддержку американских банкиров в период революции. Кроме того, ком­пания «Guaranty Trust» в 1919 году финансировала Советское бюро¹ в Нью-Йорке².

Через год после октябрьского переворота происходит ре­волюция в Германии, а затем, не выдержав военно-политичес­кого перенапряжения, с политической карты Европы исчеза­ет Австро-Венгрия. Все три монархических государства были давнишними противниками англосаксонских демократий. Предельно ослабленные в экономическом и политическом плане, европейские государства постепенно уступают лидиру­ющие позиции Соединенным Штатам. Если до войны США были должны Европе около 6 млрд.долл., то к ее концу Европа уже имела долг перед США в 10 млрд. Одним из наиболее важ­ных итогов войны и череды революции стало перемещение миро­вого финансового центра из Великобритании в Соединенные Штаты.

1929-1933 годы. — Великая депрессия, которая втягиваете глубокую экономическую стагнацию весь Запад. Спровоциро­ванная финансово-политическими группами, объединившими­ся вокруг Федерального резерва, она позволила им захватить большую часть американской экономики и сконцентрировать в своих руках необходимые ресурсы для дальнейшей борьбы на мировой арене.

Вот что заявил американский конгрессмен МакФэдден после того, как биржевой крах 1929 года миновал: «Денежные и кре­дитные ресурсы Соединенных Штатов отныне полностью кон­тролировались банковским альянсом — группой «First National Bank» Дж. П. Моргана и «National City Bank» Куна-Леба».

23 мая 1933 года МакФэдден выдвинул обвинения против

^{1 Советская организация, которая осуществляла дипломатические фун­кции в Соединенных Штатах до официального признания ими большеви­стского режима.}

^{2 Используя документы архивов, Энтони Саттон в своем фундамен­тальном исследовании «Уолл-стрит и большевистская революция» подроб­но описал, как финансовый капитал США поддерживал РСДРП(б) в ее борьбе с русской монархией, а также оказывал посильную помощь комму­нистам после захвата ими власти в России.}

правления Федерального резерва, учреждения, которое, по его мнению, вызвало биржевой крах 1929 года. Среди прочих обви­нений были и такие: «Я обвиняю их... в присвоении более вось­мидесяти миллиардов долларов правительства Соединенных Штатов... <...> Я обвиняю их... в произвольном и незаконном повышении и понижении цены наденьги... увеличении и умень­шении объема денежной массы в обращении в частных интере­сах... Я обвиняю их... в заговоре с целью передачи иностранцам и международным ростовщикам права собственности и управ­ления финансовыми ресурсами Соединенных Штатов...».

МакФэдден дорого заплатил за свои попытки объяснить причины депрессии и биржевого краха. Два раза наемные убий­цы пытались его застрелить, а в итоге он умер через несколько часов после банкета, где почти наверняка был отравлен.

1933 год — приход к власти в Германии Адольфа Гитлера. Его победа была бы невозможной без поддержки со стороны наиболее крупных финансовых и промышленных магнатов этой европейской страны. Однако, что характерно, инвестиции США в германскую промышленность уже к 1929 году составили 70 % всех иностранных капиталовложений, т. е. перед приходом Гит­лера к власти большая часть германской экономики принадлежа­ла различным американским финансово-промышленным группами.

Среди корпораций США, вкладывавшихденьги в промыш­ленность Германии 20-30 годов, были: «General Motors», «Standard Oil», «Ford», «General Electric», «Texaco», «International Harvest», «International Telegraph and Telephone» (ITT) и IBM. Многие из этих компаний продолжали свою деятельность в Гер­мании во время войны, именно поэтому союзническая авиация не бомбила те германские заводы, которые фактически при­надлежали представителям финансового и промышленного ка­питала США.

Лидировал среди американских инвесторов финансовый клан Моргана. Банковскому дому Моргана принадлежала вся химическая промышленность Германии, 40 % ее телефонной сети, 30 % акций авиастроительной фирмы «Fokker Wolf». Че­рез «General Electric» Морган контролировал германскую радио-и электротехническую промышленность, а также владел авто­мобилестроительным концерном «Opel».

К моменту прихода Гитлера к власти транснациональные финансово-политические группы (среди которых преобладали американцы) управляли нефтепереработкой и производством синтетического горючего, контролировали химическую, авто­мобилестроительную и авиационную отрасли, также им принадлежали радиоприборостроение и электротехнические пред­приятия Германии и значительная часть ее машиностроения. Всего транснациональный капитал контролировал около 278 германских фирм и концернов, а также ключевые банки, такие как «Deutsche bank», «Dresden bank», «Donat bank» и ряд других.

Рокфеллеровская «Standard Oil»¹ распоряжалась всей гер­манской нефтеперерабатывающей промышленностью и произ­водством синтетического бензина, причем, несмотря на начало Второй мировой войны, продолжала сотрудничество с «1C Farben Industrie» до 1943 года. Также с этим германским кон­церном активно сотрудничала американская компания «Du Pont». Тесный стратегический союз был установлен между ста­лелитейными трестами США и Германии. Среди других финан­совых и промышленных компаний США, которые активно ин­вестировали Германию, были «Chase Bank», «Davis Oil company», «Bendix», «Sperry Gyroscope». После того как в 1933 году Адольф Гитлер стал канцлером Германии, финансовая политика Уолл­стрита не изменилась, в связи с чем посол США в Германии в 1930-е годы Уилльям Е. Додд был вынужден заметить, что «кли­ка американских промышленников тесно сотрудничает с фа­шистскими режимами в Германии и Италии».

Кроме того, между 1924и 1930 годам и, в рамках так называ­емого «Плана Дауэса», США предоставили Германии колоссаль­ные на то время кредиты, на общую сумму в 2, 5 млрд.долл. (от Великобритании — 1, 5 млрд). В итоге размер иностранных кре­дитов значительно превысил объем репараций, которые вып­лачивала Веймарская республика.

После прихода Гитлера к власти в 1933 году Яльмар Шахт в качестве президента Имперского банка² посетил Соединенные Штаты, где встретился с американским президентом, министра­ми и крупнейшими финансистами. В результате этого III Рейх получил от США дополнительно займы и инвестиции на об­щую сумму в 1 млрд.долл. (по ценам тех лет данная сумма была эквивалентна 4, 7 млн.килограммов чистого золота).

^{1 На данный момент эта компания называется «Exxon».}

^{2 В 20-х годах был главным германским представителем финансового клана Дж. Моргана. С 1930 года начал оказывать поддержку нацистскому движению, способствовал сближению А. Гитлера с крупными монополис­тами. В 1933 году стал президентом Имперского банка, а в 1936 году также занял пост имперского министра экономики. В целом именно Я. Шахт за­ложил основы германской военной промышленности, которая позволила III Рейху вести войну.}

В июне 1933 года в Лондоне проходит международная эко­номическая конференция. Я. Шахт представляет на ней Герма­нию и ведет переговоры с директором Английского банка Мон­тегю Норманом, в результате III Рейх получает уже от Велико­британии кредит на общую сумму в 1 млрд.фунтов стерлингов.

После войны Я. Шахт заявил американцу доктору Джильберту следующее: «Если вы хотите предъявить обвинение про­мышленникам, которые помогли перевооружить Германию, то вы должны предъявить обвинение самим себе. Автозавод «Оппель», например, ничего не производил, кроме военной про­дукции. Владела же этим заводом ваша «Дженерал моторе»...». Очевидно, его аргументы были слишком весомыми, потому что обвинение Нюрнбергского трибуналадаже не попытал ось их оп­ровергнуть. В итоге Я. Шахт был оправдан.

В 1932 году насодержание СА и НСДАП расходовалось око­ло 300 млн.марок. Примерно одна шестая этой суммы поступа­ла от членских взносов и пожертвований членов партии. Что касается остальных денег, то в конце 1933 года одно очень со­лидное голландское издательство опубликовало отчет, состав­ленный на основе изучения финансовых документов, в кото­ром были названы имена тех, кто выступал основным спонсо­ром НСДАП. Вскоре после публикации этот доклад исчез из продажи, во время оккупации Голландии Германией все доку­менты были уничтожены, а автор книги Схоуп ликвидирован гестапо.

В вышеупомянутом отчете упоминались 10 млн.долл. и 15 млн.долл., поступивших через банк «Mendelson & company» в Амстердаме. Аналогичные суммы проходили через банки «Kuhn, Loeb & Company», «J.P. Morgan & Company» и «Samuel & Samuel» (Severin Reinhard (Sonderegger), «Spanischer Sommer», Aftoltern/Schern 1948).

Швейцарец Рене Зондереггер (Северин Рейнгард) расска­зывает в своей книге «Испанское лето» (которая вышла в 1948г. в Швейцарии), кто предоставил Национал-социалистической рабочей партии эти деньги: «Человеком, которого банкиры по­слали в Германию, чтобы изучить вопрос о немецкой револю­ции, был молодой Варбург, человек умный, образованный и хо­рошо знавший немецкий язык, так как он несколько лет рабо­тал в банке своего дяди в Гамбурге. Наделенный самыми высокими рекомендациями, Варбург приехал в Германию. Вско­ре после этого он встретился в Мюнхене с Гитлером, который охотно ударил по рукам с богатым американцем».

Особую пользу принес тогда представитель фирмы «Royal

dutch Shell» сэр Генри Детердинг, деньги которого поступали че­рез лондонский банк «Samuel & Samuel». И после прихода Гит­лера к власти этот нефтяной магнат продолжал жертвовать ему большие суммы. Как потом стало известно, за сэром Генри Детердингом стоял основатель фирмы «Shell» Маркус Сэмюэль.

Не меньшую финансовую поддержку Гитлер получил непос­редственно от представителей немецкого крупного капитала. Крупнейший германский производитель стали концерн «Thyssen AG»¹ финансировал Гитлера с 1923 года, глава горно­добывающей промышленности Рура Кирдорф — с 1927 года.

Не менее интересным фактом является то, что одним из ди­ректоров вышеупомянутого немецкого концерна «IG Farben Industrie» был американец Джон Фостер Даллес (будущий гос­секретарь США), брат которого — Аллен, во время Второй ми­ровой войны был резидентом американской разведки в Евро­пе, ас 1953 по 1961 год возглавлял Центральное разведыватель­ное управление США.

Любопытно, что после окончания Первой мировой войны, именно благодаря усилиям братьев Даллес, Германия получила кредиты в золоте для выплаты репараций от клиентов амери­канской юридической компании «Sullivan and Cromwell» (дан­ная структура обслуживала в числе прочих клан Рокфеллеров), в которой они работали как консультанты по международным финансовым вопросам (в 1927 г. Джон Фостер Даллес стал стар­шим партнером в этой компании, а затем ее руководителем). За свое золото американские кредиторы получили долговые обя­зательства и векселя, подкрепленные акциями швейцарских холдинговых компаний, владеющих контрольными пакетами акций немецких банков. Этим банкам, в свою очередь, принад­лежали акции крупнейших немецких корпораций. Когда же курс марки стабилизировался и немецкая экономика в 30-х годах начала быстро развиваться, прибыли от американских инвес­тиций были колоссальными. Создав транснациональные хол­динговые компании (с сентября 1939 по декабрь 1941 г.), клиен­ты «Sullivan and Cromwell» стали получать прибыль по обе сто­роны фронтов Второй мировой войны.

Таким образом, можно сделать вывод, что за стремительным восхождением к власти НСДАП (как в свое время большеви­ков) стояли создатели Федерального резерва. Им была необхо-

^{1 Фриц Тиссен связал себя с нацистским движением в начале 20-х го­дов. Именно через его банки американский финансовый магнат А. Гарриман снабжал А. Гитлера значительными денежными суммами.}

дима большая война, и Гитлер стал ее гарантом. В «Mein Kampf» он заявил: «Мы должны освободиться от всяких «традиций» и предрассудков, должны найти в себе мужество объединить весь наш народ и двинуться по той дороге, которая освободит нас от нынешней тесноты, даст нам новые земли и тем самым избавит наш народ от опасности, либо вовсе погибнуть, либо попасть в рабство к другим народам» [53, с. 548]. «Уроки прошлого еще и еще раз учат нас только одному: целью всей нашей внешней по­литики должно являться приобретение новых земель...» [53, с. 551]. Политику с такой программой действий надо было просто помочь прийти к власти; и война в Европе стала бы неизбежно­стью. Что в общем-то и случилось.

1939—1945 годы — Вторая мировая война. Ее итогом стало предельное военно-политическое и финансово-экономическое ослабление Европы. Под давлением идеологемы о «советской угрозе» западноевропейские государства были вынуждены при­знать абсолютное лидерство США.

1946 год — американский доллар на основе бреттонвудской системы получает статус мирового платежного средства.

В итоге Федеральная резервная система США получает бес­прецедентное право производить деньги для всего мира. Иначе го­воря, транснациональные финансово-политические кланы достиг­ли очень важной стратегической цели — установили свой полный контроль над финансовой системой мира. Это, в свою очередь, дало им реальную возможность постепенного захвата всех материаль­ных ценностей и ресурсов планеты.

Последним сдерживающим фактором на пути к этому была привязка доллара к золотому запасу Соединенных Штатов. Что­бы ликвидировать данное препятствие, в 1971 году американс­кий президент Никсон объявил, что отныне доллар перестает быть конвертируемым в золотой эквивалент. С этого момента владельцы Федерального резерва получают возможность про­изводить международную валюту по собственному усмотрению, без всяких ограничений. Печатая деньги для всего мира, ФРС превратилась в одну из самых могущественных организаций -эффективный инструмент транснациональной олигархии, при помощи которого она обрела возможность осуществлять мир­ным путем глобальную экспроприацию. Предоставляя иност­ранным государствам доллар как универсальную, но при этом аб­солютно условную ценность, в обмен на него транснациональные финансово-политические группы, стоящие за ФРС, получили в свое распоряжение их реальные материальные ценности (природные ре­сурсы и продукты труда).

Чтобы понять эту странную ситуацию, необходимо вспом­нить, что доллары — это фактически долговые расписки Соеди­ненных Штатов. То есть владение ими дает лишь право на тре­бование определенной части национального продукта Амери­ки. Но в настоящем общий объем выпущенной долларовой массы давно не соответствует не только золотому запасу США, но и всем материальным ценностям, которые находятся на их территории. Более того, как свидетельствует немецкий эконо­мист Рафаэль Фриц, на мировом уровне ценовое соотношение между товарами и долларовой массой сегодня достигло предель­но допустимого уровня. Это соотношение составляет 1: 25 и про­должает возрастать. И это притом, что долг США изданный мо­мент достиг 17 триллионов (!).

Суть механизма глобальной финансовой экспроприации со­стоит в следующем: менеджмент ФРС печатает столько долла­ров, сколько необходимо владельцам Федерального резерва для сво­его непрерывного обогащения, а чтобы предотвратить инфляцию в самой Америке, «лишние» деньги «сбрасываются» в качестве международного платежного средства на внутренние рынки других стран в обмен на ресурсы. Всякая попытка любой страны вый­ти за рамки этой системы жестко наказывается искусственно создаваемыми финансовыми кризисами или в крайнем случае военной силой США.

Колоссальная концентрация международной валюты в ру­ках узкого круга транснациональных финансовых магнатов и возможность беспрепятственной манипуляции ею превратили доллар в мощное оружие невероятной разрушительной силы. Ис­пользуя его, они получили возможность вести широкомасштаб­ные финансовые войны против любого национального государ­ства с целью разрушения или захвата его экономической систе­мы, осуществляя агрессию путем перемещения огромных долларовых масс по принципу: приток — отток — приток. Как это происходит, можно понять на примере финансового кризи­са в Юго-Восточной Азии.

Где-то с 1990 года в этот регион начался мощный «вброс» долларовых инвестиций, иначе говоря, — долговых расписок Федеральной резервной системы. Уже к 1996 году на азиатских фондовых рынках циркулировало около 250 млрд.долл. США, хотя еще шесть лет назад эта цифра едва достигала 40 млрд. Же­лание инвесторов получить сверхприбыли в Азии было настоль­ко сильным, что накануне обвала, как писала «New York Times», земля под императорским дворцом в Токио стоила дороже всей Флориды. Котировки ценных бумаг азиатских предприятий

стремительно и неестественно возрастали. На первичные цен­ные бумаги выпускалась огромная масса вторичных. В 1997 году на фондовом рынке на 1 доллар реальных вложений приходи­лось «бумаги» на 10 условных долларов. Рынок раздулся до 360 триллионов, которые в десять раз превысили совокупный ми­ровой продукт. За это время фондовый рынок «всосал» в себя прибыли частных лиц, деньги пенсионных фондов, государ­ственные бюджеты стран этого региона и т.п. Потом были спро­воцированы паника и обвал фондовых рынков. Произошел мощный отток долларовой массы — бегство капиталов. Держа­тели принялись в массовом порядке продавать ценные бумаги («долговые расписки» азиатских предприятий), т. е. менять их на доллары («долговые расписки» ФРС). Но такого количества долларов никто предоставить не мог. Поэтому котировки акций азиатских компаний стремительно обвалились.

После этого (в том же 1997 г.) Федеральная резервная систе­ма США произвела эмиссию в 200 млрд.долл. Большая часть из них сразу пошла на покупку казначейских облигаций США. А в следующем 1998 году глава ФРС Аллен Гринспен сообщил о профиците госбюджета США в 70 млрд.долл.

Естественно, что после подобного фондового обвала сто­имость промышленных предприятий той страны или региона, где он произошел, становится минимальной. Вот тогда (если это целесообразно) главные творцы кризиса, манипулировавшие основной массой долларов, возвращаются на разгромленный фондовый рынок и скупают наиболее прибыльные предприя­тия по бросовым ценам. Так была захвачена небольшой финан­совой группой, спровоцировавшей Великую депрессию, амери­канская промышленность, так происходил и происходит захват или разгром национальных экономик транснациональными фи­нансово-политическими кланами на данный момент.

Вот что по этому поводу пишут Мартин и Шуманн: «Дей­ствующие в мировом масштабе торговцы валютой и ценными бумагами направляют непрерывно растущий поток свободного капитала и могут тем самым приносить счастье или горе целым странам, что они и делают, в значительной степени избегая го­сударственного контроля. <...> Все чаще и чаще политики и электораты по всему миру видят, как анонимные действующие лица денежных рынков берут на себя управление их экономи­кой, вследствие чего политике остается лишь роль беспомощ­ного стороннего наблюдателя» [2, с. 74].

Таким образом, постепенное обособление денег от золота и материально-производственной сферы превращает их в самодовлеюшую и господствующую силу мира. Разрушение же всех тра­диционных издержек, ограничивающих возможность манипу­ляции деньгами, превратило последние в наиболее эффектив­ный источник сверхприбылей.

Как уже было замечено выше, получение наибольшей при­были за минимальный промежуток времени является главной целью экономики западного типа. В подобных условиях при­были от финансовых спекуляций во много раз превысили про­изводственный сектор. Лишь 10-12 % всей мировой финансо­вой системы связано с реальным производством и товарообме­ном. Вся другая ее часть не имеет реального материального наполнения и ориентированна лишь на финансовые манипу­ляции [2, с. 14]. По подсчетам Рене Пассе, чисто спекулятив­ные операции на валютных рынках достигают сегодня объема в 1, 3 трл. долл. в день, что в 50 раз превышает мировой торговый оборот и почти соответствует тем 1, 5 трл. долл., которыми оце­ниваются резервы всех «национальных банков» мира. «Таким образом, — комментирует Пассе, — ни одно государство не мо­жет сопротивляться спекулятивному давлению «рынков» более нескольких дней» [54].

С 1989 по 1995 год номинальная цена фьючерсных сделок на мировых финансовых биржах удваивалась каждые два года и достигла в масштабах всего мира (по свидетельству Постоян­ного комитета по евровалюте Группы «десяти» при БМР) вели­чины в 41 трл. долл. Эта цифра, по мнению Мартина и Шуманна, «сигнализирует о разительной перемене в природе финан­совых сделок, лишь от 2 до 3 процентов которых в настоящее время напрямую служат для страхования рисков торговли и про­мышленности. Все остальное — это пари, заключаемые между собой теми, кто колдует на рынке» [2, с. 82].

«В 1971 году, — пишет Н. Хомский, — 90 % международных финансовых сделок относились к реальной экономике — к тор­говле или долгосрочным инвестициям, а 10 % были спекулятив­ными. К 1990 году процентное соотношение изменилось на про­тивоположное, а к 1995 году около 95 % значительно ббльших сумм были спекулятивными, с ежедневными потоками, как пра­вило, превосходящими общие резервы для международного об­мена семи крупнейших индустриальных держав более чем на один триллион долларов вдень и весьма краткосрочными: около 80 % сумм возвращались назад за неделю и менее того» [33, с. 34].

Таким образом, в мировой экономической системе сложи­лась ситуация, при которой наибольшую прибыль получает тот, кто имеет дело с чистыми финансами. В 1996 году акционеры

семи крупнейших американских денежных центральных бан­ков (money center banks) получили в среднем абсолютную при­быль в 44 %. Специализирующие на финансах взаимные фон­ды (mutual fonds) — абсолютную прибыль в среднем в 26, 5 %, существенным образом превзойдя все остальные производства. Фонды, специализирующиеся на акциях much-touted technology, вышли на второе место с 21 %.

Поэтому можно констатировать, что финансовая сфера не только стала самостоятельной и самодовлеющей, но и напала до­минировать над сферой производства, подчиняя ее своим внутрен­ним императивам. Более того, под давлением финансовой сис­темы произошла деформация сферы производства и даже по­давление ее развития.

Наиболее важным фактором, обеспечивающим существо­вание вышеуказанного положения вещей, является распрост­раненная в мире практика предоставления кредитов под про­центы. Взимание ссудного процента является фундаментальной основой современной финансовой системы западного типа и вто­рым (после возможности производить международные деньги) главным условием мирового господства транснациональной оли­гархии. Генрих Шнее, в своем исследовании династии Ротшиль­дов, констатировал, что уже в XIX веке «пять братьев выпуска­ли государственные займы почти для всех стран, что дало дому Ротшильдов возможность превратиться в абсолютную финан­совую монархию»¹ [6, с. 229]. С появлением же мировой валю­ты добиться подобной цели стало гораздо проще.

Вместе с тем из-за взимания ссудного процента экономи­ческая система теряет свою целостность и эффективность. Она создает ситуацию, при которой возникает две категории субъек­тов экономической деятельности: первая категория существует за счет создания материальных ценностей, а вторая — за счет процентов, получаемых от кредитования производства. Понят­но, что последняя группа непосредственно заинтересована в том, чтобы размер ссудных процентов был максимально боль-

^{1 С учетом того, что династия Ротшильдов с завидным упорством со­блюдала верность иудаизму (что бесспорно достойно уважения на фоне повального принятия европейскими евреями в XIX веке христианства), можно понять источник сформировавший их мировоззрение, которое стало идейной основой финансового успеха семьи: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего другого, что можно отдавать в рост, иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост». (Второзако­ние, 23: 19) «...и будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы». (Второзаконие 28: 12.)}

шой. Для производителя эта ситуация не является выгодной, так как плата по процентам делает продукцию более дорогой, а не­которые ее виды вообще нерентабельной. Но вместе с этим ему нужны деньги как составная, функциональная часть процесса производства, а потому он вынужден брать кредиты под про­центы.

Однако бремя процентных поборов ложится не только на производителя. Цена каждой единицы произведенной продукции в рамках финансово-экономической системы западного типа име­ет долю процентного долга. Причем чем больше размер задей­ствованного капитала, тем больше она в цене товара.

Так, например, доля издержек оплаты процентов по кре­дитам (капитальных затрат) в плате за вывоз мусора в городе Аахен (Германия) составляет 12 % (1983); в плате за питьевую воду и канализацию (Северная Германия 1981 г.) доля затрат уплаты процентов составляет уже 38 % и 47 %>, а для уплаты за использование квартир социального и жилищного фонда она составляет 77 %. В среднем доля процентов или капитальных затрат для цен на товары и услуги повседневного спроса дос­тигает 50 % [55].

В таких условиях все западное общество становится жерт­вой ростовщичества в глобальном масштабе. Причем пользует такой системы перераспределения денег получают лишь 20 % населения. То есть 80 % платят по процентам больше, чем полу­чают, 10 % получают немного больше, чем платят, и лишь пос­ледние 10 % получают в два раза больше, чем платят. К этой пос­ледней категории относятся представители западных олигархи­ческих кланов, причем 1 % из них имеет доходы в десятикратном размере, а 0, 1 % имеет стократную прибыль [55].

Еще в 1919 году Г. Федер, исследовав особенности финан­совой системы западного типа и выявив центральное значение в ней ссудного процента, констатировал: «Процент — источ­ник силы большого капитала. Именно процент, этот безустан­ный и бесконечный поток благ, просто из области денег, не тре­буя приложения никаких усилий, дает силу роста мировым де­нежным столпам. Кредитный процент — дьявольский принцип, из которого и родился золотой интернационал. Всё повсюду заемный капитал присосал к себе. Как голодный волк, окружил большой ссудный капитал все государства, все наро­ды мира. <...> Самым трагичным в этом денежном обмане яв­ляется... тот факт, что всего лишь сравнительно малое число крупных капиталистов получает из всего этого огромные ба­рыши, а весь рабочий народ, включая средних и малых капиталистов, торговлю, ремесла, промышленность, должны оп­лачивать проценты» [56].

Таким образом, можно сделать главный вывод: фундамен­тальной основой современного мирового могущества транснацио­нальной олигархии является обретение ею, в ходе долгой и упорной борьбы, права производить международные деньги и давать их в долг под проценты. Бели по какой-то причине она утратит это право, ее безграничной власти придет конец.

Борьба с взиманием ссудного процента настолько же древ­няя, как и сами деньги. Многие народы считали ее злом, несу­щим бедствия, страдания и разрушения. Уже Аристотель в сво­ей «Политике» писал: «Ростовщика ненавидят совершенно справедливо, ибо деньги у него сами стали источником дохо­да, а не используются для того, для чего были изобретены. Ибо возникли они для обмена товаров, а проценты делают из денег еще больше денег. Отсюда и их название (рожденные). А рож­денные похожи на родителя. Но проценты — это деньги от де­нег, поэтому они всего противнее природе из всех родов заня­тий». В древнем Риме, финансовом центре огромной Римской империи, в 332 году до н.э. Lex Gemicia наложил полный зап­рет на этот способ обогащения. Во времена кайзера Юстиниа­на было запрещено использовать сложные проценты, при этом нельзя было требовать проценты, если их неуплаченная сумма выросла до величины одолженного капитала. Если перевести дословно текст греческого оригинала, то в Евангелии от Луки можно прочесть: «И взаймы давайте, не ожидая ничего», а Никейский собор, состоявшийся в 325 году от Рождества Хри­стова, запретил всем духовным лицам взимать проценты. На­казанием, преступившим запрет, было немедленное лишение сана. В 1139 году Второй Латеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви и принимает­ся обратно после строжайшего покаяния и с величайшей ос­торожностью. Взимателей процентов, не вставших перед смер­тью на Путь истины, нельзя хоронить по христианскому обы­чаю». Мартин Лютер (1483—1546) много раз страстно обличал ростовщиков: «И потому ростовщик и скряга — это и правда не человек; он и грешит не по-человечески. Он, должно быть, оборотень, хуже всех тиранов, убийц и грабителей, почти та­кая же скверна, как сам дьявол. Сидит он не как враг, а как друг и согражданин, под защитой и покровительством общи­ны, но отвратительнее он, чем любой враг и убийца-поджига­тель. Потому если колесуют и обезглавливают уличных граби­телей, убийц и преступников, то сколь же больше нужно сначала колесовать и пытать всех ростовщиков, изгонять, прокли­нать и обезглавливать всех скряг...»

Очевидно, в те суровые времена извести племя менял не уда­лось, и то, что столько столетий считалось в Европе страшным грехом, в середине XIX века было благосклонно разрешено¹, а в XX веке превратилось в добродетель.

Но были ли так глупы ветхозаветные мудрецы «избранного народа», запрещавшие отдавать «в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего другого, что можно отдавать в рост», или неис­товый Лютер, призывавший колесовать тех, кто живет за счет ссудного процента? Сомнительно. Вероятней всего, они хорошо знали, что рост денег под проценты (точнее, под «сложные про­центы») происходит по экспоненте, и с его скоростью не может сравниться никакой другой тип роста. Как заметил немецкий экономист М. Кеннеди, в природе такой рост, как правило, про­исходит там, где болезнь и смерть. Например, экспоненциаль­ную динамику роста имеют клетки рака. Сначала рост происхо­дит медленно. Из одной клетки развивается две, из двух — 4, по­том 8, 16, 32, 64, 128... т. е. темп роста постоянно ускоряется.

То же самое касается кредитов под так называемые сложные проценты (compound interest), выплачиваемые на любые ранее вып­лаченные проценты, а также на основную сумму, взятую в долг. При взимании 3 % годовых вложенная сумма возрастет в два раза через 24 года, при 6 % — через 12 лет, при 12 % — через 6 лет. Ника­кая экономическая деятельность не может дать подобной прибыли, так как способна развиваться лишь в рамках линейного роста.

Данную особенность ссудного процента иллюстрирует из­вестная притча о персидском царе. Он был в таком восторге от шахмат, в которые его научил играть один мудрец, что пообе­щал тому выполнить любое его желание. Мудрец оказался че­ловеком, осведомленным в математике, и попросил царя в ка­честве вознаграждения положить на первый квадрат шахматной доски одну хлебную зернинку, а на каждый следующий в два раза больше, и то количество зерна, которое получится в итоге, отдать ему. Сначала царь обрадовался такой скромной просьбе, но потом понял, что во всем его царстве не хватит зерна, для того чтобы удовлетворить просьбу мудреца. Как заметил М. Кеннеди, его общее количество составило бы 440 мировых урожаев, собранных в 1982 году [55].

^{1 Например, все ограничения во взимании процентов были отменены: в Англии в 1854 году, в Дании в 1856-м, в Бельгии в 1865-м, в Австрии в 1868 году.}

Вышеизложенная арифметика достаточно проста даже для ученика начальных классов средней школы, но тем не менее институт взимания ссудного процента продолжает существо­вать, и благодаря ему миллиарды людей становятся с каждым годом беднее в пользу нескольких сотен «избранных» семей, чья алчность и воля к власти не знает границ.

Огромный, постепенно увеличивающийся разрыв между пер­выми и вторыми был вынужден констатировать один из наиавто­ритетнейших социологов Запада Мануэль Кастельс — «новая сис­тема характеризуется тенденцией возрастания социального нера­венства и поляризации, а именно — одновременного роста верхушки и дна социальной шкалы» [57, с. 499]. Как следствие это­го: «Основная масса родовой рабочей силы не имеет постоянного места работы, циркулируя между различными источниками заня­тости (которая носит главным образом случайный характер). Мил­лионы людей постоянно находят и теряют оплачиваемую работу, часто включены в неформальную деятельность, причем значитель­ное их число вовлечено в низовые структуры криминальной эко­номики. Более того, потери стабильной связи с местом работы, слабые позиции работников при заключении контрактов приво­дят к более высокому уровню кризисных ситуаций в жизни их се­мей: временной потере работы, личным кризисам, болезням, при­страстию к наркотикам/алкоголю, потере сбережений, кредита. Многие из этих кризисов связаны друг с другом, порождая спи­раль социального исключения...» [57, с. 499-500].

Таким образом, все сферы человеческой жизнедеятельности в западном обществе оказались в рамках тотальной системы финансовой экспроприации. Что бы ни делал человек, чем бы ни занимался, он обязательно отдает определенный процент сво­их средств неизвестным творцам этой системы. Так крепнет мо­гущество транснациональной олигархии.

Подобная ситуация прежде всего связана с тем, что финан­совая сфера является полностью закрытой и самодовлеющей. Группы, определяющие ее функционирование, лишены конт­роля как со стороны государства, так и со стороны общества. Более того, как государство, так и общество оказались в их по­стоянно крепнущей власти. В связи с этим Томислав Сунч за­мечает: «Сегодня большая иллюзия либеральной демократии состоит в том, что последняя не исходит более из народной воли, но противопоставлена народу. В современной большой поли­тике сами массмедиальные персоны политического класса на­много важнее, чем их же политические решения (синдром ма­тери Терезы и леди Дай); истинное средоточие власти находится где-то в иных местах, часто — в анонимных центрах финан­сового капитала. Нынешняя либерал-глобальная пантомима зависит от крупных финансовых групп. Это типичная «вуду-политика», — как отметил один левый французский писатель. Подписывающие чеки делают и большую политику (Christian de Brie, Le Monde diplomatique, Mai 1997). В особенности в Аме­рике крупные и влиятельные политики управляются с Уолл­стрит — как, к примеру, сенатор Альфонсод'Амато или министр финансов Роберт Рубин, сам происходящий с Уолл-стрит (Serge Halimi, Le Monde diplomatique, Mai 1997)» [58].