Глава VIII. Подождав, пока я разденусь, Ила несколькими отработанными движениями сбросила синюю тунику

Подождав, пока я разденусь, Ила несколькими отработанными движениями сбросила синюю тунику. Любуясь ею, я подумал: а может быть, именно женское белье наиболее полно воплощает разницу между Убежищем и внешней цивилизацией? Точеные круглые груди Илы поддерживала атласная лента; бедра были прихотливо обернуты кружевной тканью - ее разматывание, медлительно-томное, множило соблазн...

По знаку Илы я прилег на диван. Я не видел, чтобы она включала какой-либо радиоприбор, но разом со всех сторон замурлыкала музыка, вкрадчивая и дразнящая, соединявшая индийскую знойную негу с чувственной лихорадкою танго. Не как танцовщица на эстраде, но с интимным озорством Ила сделала несколько гибких движений - и я вдруг понял, что зверино, до темноты в глазах хочу ее. Так лишь нецелованным мальчишкою хотел Марлен Дитрих в «Голубом ангеле»; зубами скрипел, созерцая ее черные чулки с подвязками.

Улыбаясь скромно, почти смущенно, Ила отбросила свои набедренные кружева... Что за дьявол сидел в этой скуластой крутобедрой бабе с пегими волосами каракулем - парикмахерше Корпуса Вестников, адептке предварительного посвящения, не имевшей права носить черную одежду?!

В день, когда смертно затосковал я после разговора с терафимом, мне предложили весьма сильные способы «встряхнуться», - видимо, лишь волшебство Меру избавило меня наутро от кошмарного похмелья, душевного и телесного. С тех пор я побаивался вновь напрашиваться на развлечения. Но как-то утром явилась Ила - любезно хозяева прислали узнать, не хочу ли я подстричься? И - сам собою закрутился игривый разговор, шуточная пикировка; последовало полусерьезное предложение вечерком встретиться. Она пришла после ужина; мы сожгли в чаше шарик вещества с пьянящим запахом (очаровательная замена выпивки!), и теперь Ила преспокойно раздевается, небрежным танцем заставляет мою плоть напрягать до отказа - а я жалею, что не начал постигать тайные радости Убежища именно с этой стороны...

Мягко взяв за плечи, она пригласила меня откинуться на спинку; затем ее губы горячо, остро коснулись моего живота... В следующий миг я выгнулся дугою от наслаждения, равного боли при ударе ножом; свет затмился перед глазами. И - вот странность души! - одновременно в глубине сознания словно форточка открылась, потянуло ледяным ветерком.

Внезапно я постиг глубже прежнего, сколь изысканно-бесчеловечная культура сложилась в Агарти. Северному варвару в жизни не приобщиться к ней... Эта женщина не испытывала ко мне никаких чувств, - но я был посвященный более высокого ранга, и мне следовало угождать. Так мог бы «любить» терафим, обладай он телом... Илой управляла привычка к рабскому подчинению высшим Избранным - плюс многотысячелетний опыт любовной техники, наука, бледным оттиском которой стала в миру знаменитая «Кама Шастра».

Впрочем, открытие это не убавило моего мужского пыла, разве что заставило вздохнуть о несбыточном... Даже Генриху Птицелову, судя по его записям, некогда предстал «идеальный образ женщины, о которой мы, немцы, грезили в молодости, а становясь мужчинами, готовы были отдать за нее жизнь». Что делать, мы и вправду таковы! Неодухотворенная страсть мало радует германца, ему до седин видится любовь мистическая и возвышенная; единение тел и душ с прекрасным чистым существом... таким, как Ханна!

Немного привыкнув к блаженству, я опустил ладонь на жесткие волосы моей партнерши, погладил... Ила подняла лицо; жарко шепнув – «а теперь я хочу так!» - мигом оказалась верхом на мне и с места взяла бешеный темп. Она работала неутомимым тазом, порою нагибаясь и водя маленькими твердыми сосками по моей взмокшей труди, - но я, машинально двигаясь в ответ, думал об отвлеченном. Каким-то образом мои забавы с парикмахершей Вестников напоминали о космическом долге Избранных, людей эпохи приближения Луны. Творцы глобальной «Кама Шастры», холодные, но исполненные непостижимого влечения к чудовищной любовнице - Вселенной!..

По-моему, она заметила мою отчужденность - и вдруг сделала такое своим телом, одновременно целуя меня в губы, что я полностью забылся... Лишь оторвавшись от Илы, сообразил, что в спальне давно и настойчиво щебечет железногорлый дрозд аппарата связи...

Меня ввели в небольшую кубическую комнату, похожую на склеп. Здесь не было ложных окон, как в жилых покоях - рам с матовыми стеклами, за которыми световые приборы воспроизводили каждую пору суток. Честная, неприкрытая плоть камня; несколько кресел, на полу мозаикой выложена змея, глотающая свой хвост.

А на высоте двух человеческих ростов недвижно висел без опоры английский разведчик, Питер Баллард. Он точно сидел на невидимом стуле - очень прямо, сдвинув колени и придавив их ладонями, ни дать, ни взять сидячая статуя фараона; видимо, англосакс не имел возможности пошевелиться. Тело его было почти обнажено, если не считать спортивных трусов. С невольным одобрением я заметил, в какой хорошей форме держит себя этот крупный мужчина, наверняка склонный к рыхлости, как все белокожие, рыжие, веснушчатые...

Синеглазый красавец-бородач, приведший меня сюда, сказал, что Внутренний Круг узнал о пленнике все необходимое и теперь предоставляет Балларда моей воле. Может быть, у меня найдутся темы для разговора с британским коллегой?..

Избранный повернулся и вышел вон, а я сел в кресло и воззрился на беспомощного врага. Меня обуревали противоречивые чувства. Происходи наша встреча там, на краю бездны перед входом в Меру, а тем более где-нибудь на Западном фронте, где каждый из нас был бы в мундире своей армии, с оружием в руках, - что, кроме ненависти, желания уничтожить, мог бы я испытывать к этому человеку?! Но, право, хоть это и не похвала члену Ордена, - рядом с безоружными, скованными молчит мой боевой дух...

Баллард не выглядел измученным, не было на нем следов пыток; но я чувствовал, как он угнетен - свободный охотник, попавший в чужую страшную западню. Взгляд его, устремленный с высоты, казался надменно-презрительным. Да он и вправду презирал меня, считая фанатиком, тупоголовым эсэсманом...

- Мистер Баллард, - начал я, собирая в памяти английские слова. (Раджнарайян-бабу говорил исключительно на хинди и тибетском.) - Меня, в связи с вами, интересует лишь один вопрос: как? Каким образом вы узнали о самом факте моего... путешествия и его цели?

Он не торопился отвечать. Клянусь, я не желал ему зла: передо мною был смельчак и «хай-профи»[35], незримо прошедший головоломный путь в тысячи миль по самым недоступным на свете странам, - но слишком многое зависело от его ответов, и, не разговорись упрямый бритт добровольно, мне пришлось бы идти за помощью к умельцам-допытчикам Меру.

Наконец, он сказал - брезгливо, неприязненно:

- Можете мне не верить, но я понятия не имею, откуда наши все разузнали. Я просто получил задание. И выполнял его, как мог.

Звучало правдоподобно.

Организация, снарядившая Балларда, конспиративна до предела, доступного профанам. Как и наш германский Орден, в миру она известна под двумя буквами – «SS»... Я, конечно, штудировал «Наставление по английской секретной службе» с предисловием Генриха Птицелова, написанное для РСХА, но и оттуда мало что вынес. «Сикрет сервис» трудится во славу Соединенного королевства вот уже три сотни лет, и никто не знает ни подлинного ее названия, ни - кому же она, в сущности, подчинена?.. Зато плоды работы налицо. Стараниями двух «S» был разрушен наш завод тяжелой воды в Норвегии, и переправлены в Англию чертежи самолета-снаряда «Фау-I», и сорван план уничтожения «большой тройки» в Тегеране, и многое другое сделано в ущерб райху, на благо неполноценных рас, вновь затопляющих мир. Баллард - лишь ничтожный винтик этой грандиозной машины, и не ему знать планы ее надежно укрытых инженеров и механиков...

А все же, как они разнюхали?! Чтобы понять, надо начинать не с Берлина и не с Лондона. На землях Индии и сопредельных стран, где от века блюдет свои интересы британская корона, прекрасно обученные агенты «Секрет сервис», бесспорно, проникали и в среду духовенства. Входили в доверие к браминам и ламам, получали немалые степени посвящения... Зная муравьиное бесстрашие агентов, оттточенность их ума, можно не сомневаться: двойному «S» давно знакомы гималайские допотопные сверхубежища!..

- А вы-то на что надеетесь, Хильдемайстер, - можно узнать?

Я задумался, и внезапный вопрос пленника огорошил меня. Подвешенный, обязанный магическими путами, Баллард говорил со мною, будто сам вел допрос:

- Ладно, прикончите меня, перебьете еще уйму союзников... а дальше что? Неужели вы верите в чертовщину, образованный человек, сын учителя? В то, что они какой-нибудь своей йогой помогут вашему Адди выиграть в Европе?..

Настал мой черед молчать, обдумывая ответ. Спроста ли, от нехитрой своей протестантской души брякнул это Питер? Или не так он прост и, говоря о неспособности Меру влиять на ход войны, подразумевает некое встречное воздействие? Неужели, неужели за двумя «S» стоят… Но уж об этом, хочет того или не хочет Агарти, должен знать германский Орден!

Как можно суровее, собрав всю силу убеждения, я сказал:

- Прошу вас, Баллард, - ради вас самого прошу быть со мною предельно откровенным. Если вы не исполните мою просьбу, к вам будут применены другие меры дознания. В моей власти освободить вас или замучить до смерти... Итак, отвечайте прямо и не задумываясь: вам... (голос мой невольно дрогнул) вам известно что-нибудь о связях вашей службы с... Перевалом Майтрейи?

- Нет, - без запинки ответил Питер. - Вот уж о чем не слыхал никогда в жизни... Что это за перевал такой?

Я не усомнился в искренности его слов... Хотелось продлить нашу беседу и вместе с нею жизнь Питера, но что-то уже происходило вокруг нас, перемешивание света и теней, дрожь воздуха, колеблемого мощными басовыми струнами.

Вдруг рядом со мною оказался синеглазый бородач, сосредоточенный, словно хирург перед операцией. И вот я уже стою на ногах, а комната-склеп бредово меняется, делается шире - стены отступают, они теперь полупрозрачные, блестящие подобно слюде! Я теряю вес; как в первый день, я взмываю в воздух, и равнодушно-деловитые черные «медсестры», нажав мне на плечи и на колени, заставляют принять позу парящего на спине... Дикий ужас окатывает меня, чувство собственного насекомого ничтожества, - но рука синеглазого на моем плече, она дружески ласкова.

Низкий потолок подобен тусклому зеркалу: я вижу в нем себя и на расстоянии вытянутой руки справа - уложенного вверх лицом Балларда. Но я свободен, а он явно спеленат все теми же невидимыми узами: ступни сведены вместе, ладони придавлены к бедрам. Вздрагивают ресницы широко раскрытых глаз; у Питера смешные рыжие ресницы - таких немало в моей Саксонии...

В тишине начинает звучать высокая пронзительная нота. Сперва подобная звону в собственных ушах, она все громче, нестерпимее... Стоя у ног Балларда, синеглазый протягивает руки к его лицу. Нижняя губа Избранного прикушена, на лбу бисеринки пота. Я понимаю, что происходит, я слышал о таком; но я вовсе не хочу, чтобы это проделали с Питером, даже для моей пользы!..

Меня не спрашивали. Попытавшись что-то сказать, я убедился, что язык не повинуется мне и гортань омертвела. Синеглазый сверхйог - сиддха - продолжал свое дело, пошатываясь от натуги. И вот я увидел, как от переносицы Балларда потянулся к пальцам мага фосфорический, быстро удлинявшийся отросток... Из «грубого» тела разведчика, «стхула деха», утекала прана - субстанция жизни. О да, ее должны были передать мне, сообщив тем самым неслыханное здоровье и долголетие, - почему же я так внутренне сопротивлялся?..

Бело сияющий вырост, натянувшись, оторвался от головы Питера и толстым червем поплыл прямо в руки синеглазого... Даже если англосакс выживет, будет он глух и нем; его тренированный мозг станет слизью, вялым несмышленым куском мяса дотлеет свои дни капитан Баллард...

Что такое? Будто уловив чей-то оклик, маг вскинул голову... явно прислушался... и - бессильно уронил руки, поник взмокшим челом. Световой шнур, предоставленный сам себе, начал втягиваться обратно; бескровные щеки разведчика зарозовели, он порывисто вздохнул... Кто-то пощадил Балларда. Кто-то из имеющих здесь верховную власть. Неужели его тронул мой молчаливый крик?..

Сразу сделавшись усталым и подавленным, синеглазый без слова и жеста вышел прочь. За ним сомкнулись морозно-слюдяные двери. Строгие, смотревшие сквозь нас богини помогли встать мне и Питеру. Лишь одним коротким взглядом обменялись мы, прежде чем Вестники с жезлами развели нас по разным коридорам...

Оказавшись у себя и плюхнувшись на диван, - голова шла кругом от пережитого, - я скоро услышал уже ставший привычным щебет вызова. Нехотя подойдя к аппарату, провел над ним ладонью.

- Бруно, наконец-то! Где ты был, зачем тебя вызывали?

Голос Илы... Я молчал, почему-то вспоминая черных «медсестер» и то, как они укладывали меня в воздушное ложе.

- Бруно, почему ты не отвечаешь? Что с тобой?!

Я молчал.