Старый новый генерал-капитан

Монза навидалась ран без счёта, во всём их дивном разнообразии. Наносить их было её ремеслом. Она наблюдала воочию все мыслимые способы телесных увечий. Разбившиеся, располосованные кнутом, сожжённые, повешенные, освежёванные, выпотрошенные и посаженные на кол. Но глубокий рубец Коля Трясучки с полным правом способен считаться наихудшим, виденным ею на лице живого человека.

Он начинался розовой отметиной в уголке рта, нарастал рваной выемкой толщиною в палец под скулой, затем ширился потоком рябой, истаявшей плоти льющимся навстречу глазу. Воспалённо красные морщины и язвы расползались из него по щеке, сбоку вдоль переносицы. Была тонкая черта косого пореза на лбу, отсекавшего полброви. Наконец сам глаз. Он был больше уцелевшего. Ресницы исчезли, иссохли веки - нижнее провисало. Когда он моргал правым глазом, левый лишь конвульсивно подёргивался, оставаясь открытым. Некоторое время назад он чихнул, тогда глаз собрался в складки, как заглатывающая пасть, а мёртвый эмалевый зрачок всё так же глядел на неё сквозь розовое отверстие. Она через силу сдержала рвоту, и всё же её, охваченную притягательностью ужаса, так и подмывало каждый раз смотреть, не случиться ли такое снова, тем более, что она знала - он не замечает её взглядов.

Ей полагалось чувствовать себя виноватой. Ведь она причина всему, не так ли? Ей полагалось чувствовать сострадание. У неё и свои шрамы есть, и притом весьма уродливые. Но чем ближе она была к нему, тем сильнее росло отвращение. Ей хотелось, чтобы выезжая, она оказалась от него с другого бока, но сейчас уже слишком поздно. Ей хотелось, чтобы он не снимал бинтов, но вряд ли она сможет велеть ему намотать их обратно. Она твердила себе, что рана может зарасти, может стать лучше, и скорее всего так и будет.

Но не намного, и она об этом знала.

Внезапно он повернулся, и ей стало понятно, почему он уставился в седло. Правый глаз смотрел прямо на неё. Левый, посреди всей этой расщелины, по-прежнему смотрел строго вниз. Должно быть, съехала эмаль, и теперь из-за разнонаправленных глаз его будто перекосило замешательство.

- Чего?

- Твой, ээ... - Она указала на его лицо. - Он сполз... чуть-чуть.

- Опять? Ну, поебень. - Он приложил к глазу большой палец и подкрутил его в обратную сторону.

- Лучше? - Теперь тот, который фальшивый, застыл строго по курсу, тогда как настоящий свирепо глядел на неё. Чуть ли не хуже чем было.

- Гораздо, - сказала она, стараясь улыбнуться.

Трясучка что-то выплюнул на северном наречии. - Неземной результат, сказал он? Если мне случится вернуться в Пуранти, я загляну к этой глазодельной сволочи...

Первый пикет наёмников показался возле изгиба пути - горстка сомнительно выглядящих мужчин в совершенно несочетаемых доспехах. Она узнала старшего. Её делом было знать всех ветеранов Тысячи Мечей и знать на что они способны. Этого звали Секко, матёрый старый волк, лет шесть или больше служил капралом. Когда они перешли на шаг, он наставил на неё копьё. Вокруг него собратья. Арбалеты, мечи, топоры - всё наготове. - Кто идёт...

Она откинула капюшон. - А ты как думаешь, Секко?

Слова застыли у него на губах, и он встал столбом, копьё поникло, когда она проехала мимо. Дальше в лагере, люди занимались своими утренними ритуалами, доедали завтрак, готовились выступать. Кое-кто поднял голову, когда они с Трясучкой пробирались своей дорогой, или во всяком случае широченной лентою грязи, между палаток. Из них кое-кто начинал пристально всматриваться. Затем кое-кто ещё - наблюдая, держась на расстоянии, кучкуясь вдоль её пути.

- Это она.

- Муркатто.

- Жива?

Она ехала мимо них в своей обычной манере, плечи назад, подбородок кверху, на губах насмешка, даже не утруждаясь осматриваться. Словно они для неё ничто. Словно она более благородное животное, чем они. И всё это время беззвучно молилась, чтоб до них не допёрло то, что пока не дошло ни до кого, но она до печёнок боялась, что дойдёт.

То, что она понятия не имела, какого чёрта творит, и что нож зарежет её точно также насмерть, как и любого другого.

Но ни один не заговорил с ней, не говоря уж о попытках остановить. Наёмники в массе своей трусы, даже более большинства людей. Убивающие просто потому что для них это самый лёгкий заработок. Наёмники, в массе, не бывают верны по определению. Своим командирам и то не шибко, а уж нанимателям и того меньше.

Вот на это-то она и рассчитывала.

Шатёр генерал-капитана взгромоздился на возвышении посреди большого расчищенного поля, с его самого высокого шеста вяло свисал красный вымпел, изрядно выше несуразицы плохо натянутых холстин. Монза пришпорила лошадь, заставив пару солдат поспешно убраться со своего пути, пытаясь не выставить напоказ вскипающую в горле нервозность. Её авантюра и так крайне рискованна. Покажи хоть крупицу страха - и Монзы больше нет.

Она соскочила с лошади, тщательно обмотала поводья вокруг ствола молодого деревца. Обошла боком козу, которую тут кто-то привязал, и зашагала к полотнищу входа. Нокау, изгнанник-гурк, охранявший в дневное время суток шатёр ещё со времён Сазайна, стоял и таращился, даже не вытащив свой большой ятаган.

- Уже можно закрыть рот, Нокау. - Она склонилась ближе и пальцем в перчатке закрыла его отвисшую челюсть, так что клацнули зубы. - Тебе б не хотелось, чтоб птицы свили там гнездо, а? - И она прошла сквозь полог.

Тот же самый стол, пусть карты на нём и изображают другую местность. Те же самые развешанные на холсте флаги, кое-какие из них добавила она, победив в Светлом Бору и Высоком Береге, в Мусселии и Каприле. И, разумеется, кресло, то, что Сазайн предположительно похитил из пиршественного зала герцога Цезала, в день, когда создал Тысячу Мечей. Оно стояло на паре ящиков, пустое, в ожидании задницы нового генерал-капитана. Её задницы, если Судьбы проявят доброту.

Хотя надо признать, с ними такое случалось редко.

Трое самых влиятельных капитанов, оставшихся служить в доблестной бригаде, стояли возле сляпанного из подручных средств помоста, и перешёптывались друг с другом. Сезария, Виктус, Эндике. Трое тех, кого Бенна уломал сделать её генерал-капитаном. Трое тех, кто уломал Верного Карпи занять её место. Этих троих ей необходимо уломать вернуть его ей обратно. Они огляделись, заметили её и напряглись.

- Так, так, - прогремел Сезария.

- Так, так, так, - пробормотал Эндике. - Да это же Талинская Змея.

- Мясник Каприла собственной персоной, - проскулил Виктус. - Где Верный?

Она взглянула ему прямо в глаза. - Не придёт. Вам, пацаны, надо нового генерал-капитана.

Трое обменялись быстрыми взглядами, и Эндике громко причмокнул сквозь жёлтоватые зубы. Привычка, которую Монза всегда считала малость отвратной. Одна из множества отвратных штучек этой прилизанной крысы. - Так уж вышло, что меж собой мы пришли к тому же выводу.

- Верный правильный был мужик, - громыхнул Сезария.

- Чересчур правильный, чтобы был толк, - произнёс Виктус.

- Порядочный генерал-капитан должен, минимум, быть злобный хер.

Монза оскалила зубы. - По-моему, в любом из вас троих злобы хоть отбавляй. И в Стирии нет других, настолько охеревших. - Она не шутила. Ей надо было скорее прикончить этих троих, а не Верного. – Правда, слишком охеревших, чтобы подчиняться друг другу.

- Всё верно, - кисло произнёс Виктус.

Сезария запрокинул голову назад и уставился на неё поверх плоского носа. - Нам бы кого-нибудь новенького.

- Или кого-нибудь старенького, - сказала Монза.

Эндике ухмыльнулся своим сотоварищам. - Так уж вышло, что меж собой мы пришли к тому же выводу, - повторил он.

- Молодцы. - Всё шло куда более гладко, чем она надеялась. Она командовала Тысячей Мечей восемь лет, и знала как обрабатывать подобных этой троице. Грубых, привередливых и жадных. - Я не из тех, кто позволит малюсенькому кровопролитию встать на пути доброй уймы денег, и, ё-моё, прекрасно знаю, что не из таких и вы. - Она поднесла к свету монету Ишри, гуркскую монету с двумя орлами - с одной стороны изображён император, с другой Пророк. И швырнула её Эндике. - Тем, кто пойдёт за Рогонта, таких достанется немерено.

Сезария изучал её из-под густых седых бровей. - Драться за Рогонта против Орсо?

- С боями пройти обратно через всю Стирию? - Цепи на шее Виктуса гремели, пока он мотал головой. - По той самой территории, что мы завоёвывали последние восемь лет?

Эндике поднял глаза с монеты на неё, и сдул свои угристо-рябые щёки. - По ходу дела нам придётся немерено драться.

- Когда я вас вела, вы побеждали и при худших шансах.

- О, нельзя отрицать. - Сезария жестом указал на лохматые флаги. - С тобой в этом кресле мы обрели всю нашу славу и всю нашу честь.

- Вот только шлюхи их не берут. - Виктус ухмылялся, а этот хорёк раньше не ухмылялся ни разу. Что-то не то с их улыбочками, что-то в них издевательское.

- Послушай. - Эндике вольно водрузил одну руку на подлокотник генерал-капитанского кресла, а другой смёл пыль с сиденья. - Мы ни на миг не усомнились, что когда дело доходит до драки, ты самый охрененный генерал, лучше и пожелать нельзя.

- Тогда в чём вопрос?

Лицо Виктуса исказилось сердитым рыком. - Мы не желаем драться! Мы хотим... захуяривать... бабки!

- Да кто ж вам хоть раз заработал больше меня?

- Хм, - прямо в ухо прилетел чей-то голос. Монза рванулась, оборачиваясь, и заледенела, рука замерла на полпути к рукояти меча. Позади неё, с бледной смущённой улыбкой, стоял Никомо Коска.

Он сбрил усы, и вдобавок все свои волосы, лишь чёрно-серая щетина торчала на морщинистом черепе и острых скулах. Сыпь спала до тускло-розовых пятнышек по одной стороне шеи. Глаза заметно менее впалые, лицо больше не дрожит и не покрыто капельками пота. Но улыбка осталась прежней. Тоненькая улыбочка с игривым отблеском тёмных глаз. Тем самым, что был у него прежде, когда она впервые его встретила.

- Радостно видеть вас обоих в здравии.

- У, - прохрипел Трясучка. Монза поняла, что удушливо кашляет, не выдавив при этом ни слова.

- Моё сверкает подобно бриллианту, спасибо, несказанно тронут вашей заботой.

Коска вразвалочку прошёл вглубь, шлёпнув по спине обескураженного Трясучку. Другие капитаны Тысячи Мечей вваливались через полог следом за ним и разбредались по углам шатра. Мужи, чьи имена, лица, качества, или отсутствие оных были ей хорошо знакомы. Коренастый человек, сутулый, в поношенной куртке и почти совсем без шеи вошёл последним. Проходя, он поднял на неё массивные брови.

- Дружелюбный? - прошипела она. - Ты, вроде, возвращался в Талинс.

Он пожал плечами, как будто речь шла о совершенных пустяках. - Не одолел весь путь.

- Заебись.

Коска взошёл на упаковочную тару и с цветущим самодовольством повернулся к собранию. Он где-то раздобыл величественную чёрную кирасу с золотыми завитками орнамента, меч с позолоченной рукоятью и нарядные чёрные сапоги с блестящими пряжками. Он усаживался в кресло генерал-капитана с помпой, не меньшей, чем император на трон. Возле ящиков встал, скрестив руки, бдительный Дружелюбный. Как только задница Коски коснулась деревянной поверхности, шатёр разразился учтивыми аплодисментами, всяк капитан постукивал пальцами по ладоням, элегантно, будто изысканные леди посетили театр. Точно также как тогда, когда креслом завладела Монза. Если бы её внезапно не замутило, она была б готова почти что рассмеяться. Коска отмахивался от восторга, тем самым явно его поощряя. - Нет, нет, в самом деле, совершенно не стоит. Но так приятно вернуться назад.

- Да как же нахрен...

- Я выжил? Как выяснилось, рана вовсе не была столь фатальной, сколь все мы полагали. Талинцы, за счёт моего мундира, приняли меня за своего, и отнесли прямо к великолепному хирургу, коему удалось остановить кровотечение. Я две недели прожил на постельном режиме, а потом удрал в окно. В Пуранти я наладил связь со своим старым другом Эндике, который, по моим сведениям, мог бы заинтересоваться сменой командного состава. Тот согласился, равно как и все его благородные собратья. - Он жестом указал на рассредоточенных по палатке капитанов, а затем на себя. - И вот я здесь.

Монза захлопнула рот. Такое не входило в план. Никомо Коска, олицетворение непредсказуемости. Да уж, план, слишком хрупкий, чтобы сгибаться вместе с обстоятельствами хуже, чем вообще никакого. - Ну тогда мои поздравления, генерал Коска, - удалось проскрипеть ей. - Однако моё предложение по-прежнему в силе. Золото гурков в обмен на вашу службу герцогу Рогонту...

- А, - сморщился Коска, всосав сквозь зуб воздух. - К сожалению, есть одна крохотная проблемка. Я уже подписал новый боевой договор с великим герцогом Орсо. Ну, или точнее с его наследником, принцем Фоскаром. Многообещающий юноша. Мы двинемся на Осприю, как до своей скоропостижной кончины и намеревался Верный Карпи. - Он тыркнул пальцем в пространство. - Отплатим Лиге Восьми! Примем бой с Герцогом Глистоползучим! В Осприи дохрена всякого добра. Его план был просто замечательный. - Одобрительный гул капитанов. - Зачем придумывать новый?

- Но ты ненавидишь Орсо!

- О, я глубоко его презираю, это всем известно, но против его денег не имею ничего. Они в точности такого же цвета как у любого другого. Тебе ли не знать – поди он мало тебе их выплатил!

- Старая пизда, вот ты кто, - заявила она.

- На самом деле, не надо со мной так разговаривать, - Коска надул на неё губы. - Я зрелый муж сорока восьми лет. К тому же я отдал за тебя жизнь!

- Ты нихуя не сдох! - выругалась она.

- Что ж. Слухи о моей смерти часто преувеличиваются. Лакомые мыслишки для множества моих врагов.

- Начинаю понимать, каково им.

- Ой, да ладно тебе, что ты себе вообразила? Благородная гибель? Я? Очень уж не в моём стиле. Я собираюсь уйти, сняв сапоги, с бутылкой в руке и бабой на кукане. - Он вздёрнул брови. - Ты ведь пришла не по поводу последнего, или как?

Монза скрипела зубами. - Если вопрос в деньгах...

- Орсо целиком обеспечен банковским домом Валинт и Балк, а обширнее кармана ты нигде не найдёшь. Он платит с лихвой, и даже ещё лучше. Но на самом деле вопрос не в деньгах. Я подписал контракт. Я дал своё торжественное слово.

Она вытаращила глаза. - Когда хоть раз слово значило для тебя больше куска дерьма?

- Я изменился. - Коска выудил из заднего кармана фляжку, отвинтил пробку и сделал долгий глоток, не сводя забавляющихся глаз с её лица. - И должен признаться, что этим обязан тебе. Я оставил позади прошлое. Вновь обрёл принципы. - Он осклабился своим капитанам, а те осклабились в ответ. - Немного замшелые, но мы придадим им глянец. Ты выстроила с Орсо добрые взаимоотношения. Верность. Искренность. Стабильность. Погано было б сливать в сортир твой тяжкий труд. Вдобавок как же не принять во внимание первое правило солдата, правда, парни?

Виктус и Эндике ответили в унисон, прямо как раньше, прежде чем она села в кресло. - Никогда не сражайся на стороне проигравших!

Усмешка Коски вытянулась шире. - У Орсо на руках все козыри. Осилишь раздать себе хороший расклад - мои ушки всегда на макушке. Но пока что мы с Орсо.

- Как прикажете, генерал, - заявил Эндике.

- Как прикажете, - эхом откликнулся Виктус. - Здорово, что вы вернулись.

Сезария наклонился, что-то бормоча на ухо Коске. Новый генерал-капитан отшатнулся, как ужаленный. - Выдать их герцогу Орсо? Ни в коем случае! Сегодня счастливый денёк! Радостное событие для всех и каждого! Никаких убийств, не здесь, не сейчас. - Он вскинул руку в отгоняющем жесте, словно шуганул кошку вон из кухни. - Ступайте. Всё же завтра лучше не появляйтесь. В дальнейшем мы можем оказаться не такими радушными.

Монза сделала шаг ему навстречу, изо рта уже начало вылетать проклятие. Был стук и лязг металла, когда разносортица капитанов потянула своё оружие. Дружелюбный заступил ей дорогу, расправляя плечи, опуская руки вдоль тела, ничего не выражающее лицо повернулось к ней. Она остановилась и замерла. - Я должна убить Орсо!

- И если у тебя получится, брат снова будет жить? - Коска вызывающе вздёрнул голову. - У тебя исцелится рука? Или нет?

Её всю бросило в холод, по коже ползли мурашки. - Он должен получить по заслугам!

- А, так ведь и большинство из нас. И, безотносительно, все мы получим. А тем временем, скольких иных ты ещё затянешь в водоворотик своей кровавой резни?

- Ради Бенны...

- Нет. Ради себя. Не забывай, я тебя знаю. Я стоял там, где ты стоишь сейчас, побитый, преданый, оплёванный, и без гроша в кармане. Пока у тебя остаются те, кого надо убить, ты прежняя Монцкарро Муркатто, великая и ужасная! Без них, да кто ты такая? - Коска свернул губы в трубочку. - Одинокая калека с дурным прошлым.

Слова душили её. - Пожалуйста, Коска, ты обязан...

- Я не обязан ни хрена. У нас всё ровно, помнишь? Более чем, скажу я. С глаз моих долой, гадюка, пока я не отправил тебя в кувшине герцогу Орсо. Ищешь работу, северянин?

Трясучкин целый глаз пополз по Монзе, и на миг она уверилась, что он скажет да. А затем он медленно покачал головой. - Я останусь с тем вождём, который у меня есть.

- Преданность, ого? - Коска фыркнул. - Ты с такими глупостями завязывай, с ними долго не живут. - Раскат хохота. - Тысяча Мечей - не место для преданности, да, пацаны? У нас таким ребячеством не страдают! - Снова хохот, пара десятков суровых усмешек нацелились на Монзу.

Её замутило. В шатре стало одновременно и слишком ярко и слишком темно. Нос уловил какую-то струю запаха - потных тел, или крепкой выпивки, или отвратной стряпни, или вырытых слишком близко к командирской ставке выгребных ям - и желудок перевернулся, отрыжка плеснула в рот. Покурить, о, пожалуйста, покурить. Она как-то нетвёрдо повернулась на каблуке, протолкнулась между парой хихикавших мужиков и вышла за полог прочь из палатки, в яркое утро.

Снаружи стало намного хуже. Солнечный свет резал. Хари, дюжины их, сплылись воедино в глазастое месиво, напряжённо глядящее на неё. Суд отбросов. Она пыталась смотреть вперёд, всегда вперёд, но заставить веки не колыхаться мелкой дрожью не могла. Она пыталась идти с поднятой головой, как раньше, но колени так тряслись, что все наверняка слышат, как они хлопают об изнанку штанов. Всё так, будто она сняла с себя весь свой страх, свою слабость и боль. Сняла, сложила высокой стопкой, а теперь всё это рухнуло ей на голову и накрыло её, беспомощную, единой огромной волной. Кожа заледенела от стылого пота. Руку ломило до самой шеи. Они увидели, кто она на самом деле. Увидели, что она пропащая. Одинокая калека с дурным прошлым, в точности как выразился Коска. Внутренности свело, и она подавилась, горло запершило от желчи. Мир пошатнулся.

Держаться так долго помогала лишь ненависть.

- Не могу, - прошептала она. - Не могу. - Ей было не важно, что дальше, лишь бы её не сдвигали с места. Нога зацепилась, она начала заваливаться и почувствовала, как Трясучка поймал её руку, обхватил и поставил на ноги.

- Иди, - прошипел он на ухо.

- Не могу...

Его кулак тяжело ткнулся ей в подмышку, и от боли мир на миг прекратил вращаться. - Иди, или нам пиздец.

Хватило сил, чтобы с трясучкиной помощью добраться до лошадей. Хватило, чтобы сунуть в стремя сапог. Хватило, чтобы стеная от боли, залезть в седло, развернуть лошадь и направить её морду в нужную сторону. Как они уезжали из лагеря, она не помнила. Великий генерал-капитан, звезда-по-идее-смерти герцога Орсо, болталась в седле, как кусок дохлятины.

Ты закаляешь себя, становясь чересчур твёрдой, и одновременно становишься хрупкой. Чуть треснет - и всё на куски.