Хватит отползать

Коска стоял перед зеркалом, в последний раз наводя лоск, поправляя чудный кружевной воротник, поворачивая все пять перстней так, чтобы драгоценные камни безукоризненно торчали наружу, укладывая каждый волосок бороды, так как ему нравилось. Чтобы полностью подготовиться у него ушёл час и ещё половина - по расчётам Дружелюбного. Двенадцать проходов бритвой по точильной ленте. Тридцать одно сбривающее щетину движение. Одна крошечная царапка под скулой. Тринадцать щипков пинцета, удаляя волосы из носа. Сорок пять пуговиц застёгнуто. Четыре пары коклюшек. Восемнадцать затянутых ремешков и закреплённых пряжек.

- И-и, всё готово. Мастер Дружелюбный, я собираюсь назначить тебя на должность первого бригадного сержанта.

- Я ничего не знаю о войне. – Ничего, кроме того, что она - безумие, и полностью вышибает его изо всех рамок.

- Тебе и не надо ничего знать. Твоей обязанностью будет держаться ко мне вплотную, хранить зловещее молчание, поддерживать меня и при необходимости следовать моим приказам, а прежде всего, присматривать за нашими спинами. Мир полон коварства, друг мой! Плюс некоторые задания по случаю. Порой - подсчитывать суммы выданных и полученных денег, переписывать численный состав, оружие и всякие мелочи в нашем распоряжении...

Всё буквально совпадало с тем, что Дружелюбный делал для Саджаама. В Безопасности и снаружи. - Это я умею.

- Лучше любого ныне живущего, не сомневаюсь! Не приступишь ли, начав с застёгивания для меня этой пряжки? Проклятые оружейники. Клянусь, они его туда засунули только чтобы меня взбесить. - Он ткнул большим пальцем в боковой ремешок позолоченной кирасы, вытянувшись, втянув живот и не дыша, пока Дружелюбный его затягивал. - Спасибо, друг незыблемый, ты глыба! Якорь! Стержень вкруг чего в безумии вращаюсь я. Что бы я без тебя делал?

Дружелюбный не понял вопроса. - То же самое.

- Нет, нет. Не то же. Пусть мы знакомы не долго, я ощущаю... взаимопонимание меж нами. Связь. Мы так похожи, ты и я!

Дружелюбного порой пугало каждое слово, которое ему приходилось произносить, каждый новый человек и каждое новое место. Лишь благодаря счёту всех и вся он, ломая когти, доползал из утра до ночи. Коска, прямая противоположность, без усилий плыл сквозь жизнь как листик на ветру. Его манера говорить, улыбаться, смеяться и порождать то же самое у других, казалась Дружелюбному таким же несомненным волшебством, как и зрелище образовывающейся из ниоткуда гурчанки Ишри. - Мы не похожи вообще никак.

- Ты совершенно верно уловил мою мысль! Мы полная противоположность, как земля и воздух, но у нас обоих... чего-то нет... того, что даровано другим. Какой-то детали механизма, который делает человека пригодным для общества. При этом у нас с тобой не хватает разных зубцов на валу. Настолько разных, что вместе мы можем составить, говоря между нами, неплохую личность.

- Единое целое из двух половинок.

- И даже выдающееся целое! Я никогда не был надёжным товарищем - нет, нет, не пытайся отрицать. - Дружелюбный не пытался. - Но ты, мой друг, постоянен, ясномыслящ, прям. Твоей... честности хватит... чтобы и я стал более честным.

- Я провёл в тюрьме большую часть жизни.

- Не сомневаюсь что среди особо опасных стирийских заключённых честность в ходу куда более чем у всех судей на континенте. - Коска шлёпнул Дружелюбного по плечу. - Честных людей так мало что их часто принимают за преступников, бунтовщиков, безумцев. Да в чём же заключались твои преступления, кроме как в отличии ото всех?

- Вначале разбой, и я отсидел семь лет. Когда меня снова поймали, на мне было сорок две статьи, в том числе четырнадцать убийств.

Коска вскинул бровь. - Но был ли ты в самом деле виновен?

- Да.

Тот на мгновение нахмурился, затем отмахнулся. - Никто не совершенен. Давай оставим прошлое позади. - Он в последний раз щелчком поправил перо и нахлобучил на голову шляпу под несуразно щёгольским углом. - Как я выгляжу?

Чёрные сапоги по колено с острыми мысами и приделанными золотыми шпорами в виде бычьих голов. Кираса воронёной стали с золотым узором. Чёрные бархатные рукава со вставками из жёлтого шёлка, манжеты сипанийского кружева свисали с запястий. Меч с пышным золочёным плетением и кинжал ему под стать, на нелепо низкой перевязи. Огроменная шляпа, чьё жёлтое перо грозило зацепиться за потолок. - Как съехавший на военной одежде сутенёр.

Коска разверз лучезарную ухмылку. - В точности такого вида я и добивался! Итак, за дело, сержант Дружелюбный! - Он выступил вперёд, откинул полог шатра и вышел под яркое солнце.

Дружелюбный держался вплотную к нему. Теперь это его работа.

* * *

В тот миг, когда он ступил на большой бочонок, грянули аплодисменты. Он приказал присутствовать на его выступлении каждому командиру Тысячи Мечей, и конечно все они здесь; хлопают, ухают, подбадривают и свистят в полную меру своих способностей. Впереди капитаны, дальше за ними сгрудились лейтенанты, в тылу роились прапорщики. В большинстве воинских соединений здесь должны находиться самые лучшие и выдающиеся, самые молодые и высокородные, самые отважные и возвышенные. Но это - бригада наёмников, и они - всё с точностью до наоборот. Самые долгослужащие, самые погрязшие в пороке, самые коварные перебежчики, самые опытные мародёры и самые быстрые удиральщики. Люди с наименьшим числом иллюзий и с наибольшим - предательств за душой. Другими словами, как раз те, на кого Коска и опирался. Сезария, Виктус и Эндике стали в ряд подле бочонка, все трое тихонько хлопали - крупнейшие и отвратительнейшие подлецы из всех.

- Нет, нет! Нет, нет! Вы, ребята, оказываете мне слишком большую честь! Своим восторгом и вниманием вы меня застесняли! - И он взмахами усмирил низкопоклонство, низведя его до выжидательной тишины. Сбор порезанных, угреватых, загорелых и нездоровых лиц, изготовившись, обратился к нему. Алчно, как бандитская шайка. Ею они и были.

- Отважные воины Тысячи Мечей! - звенел тёплым утром его голос. - Что ж, давайте лучше скажем, отважные мужчины Тысячи Мечей. Ладно, просто скажем - люди! - Посыпался смех, возгласы одобрения. - Парни, мой уклад всем вам известен! Кое-кто из вас сражался со мной бок о бок... ну или впереди меня, уж точно. - Смех усилился. - Остальные знают мою... безупречную репутацию. - И снова. - Вам всем известно, что я, прежде всего, один из вас. Да, солдат! Конечно, боец! Но такой, который первым делом вложит своё оружие в ножны. - И, слегка кашлянув, он поправил ширинку. - А уж вторым обнажает сталь! - И он шлёпнул по рукояти меча, распространяя волну веселья.

- Да не посмеет никто заявить, будто мы не бывалые мастера и подмастерья славного ратного дела! Никак не меньше всяких собачонок у сапог какого-нибудь лорда! Мужи, сильные телом! - И он хлопнул по громадной лапе Сезарии. - Мужи, с острым чутьём! - И он указал на немытую голову Эндике. - Мужи, жаждущие славы! - Он мотнул пальцем в сторону Виктуса. - Да не посмеет никто заявить, будто мы не идём на риск, преисполнившись отваги ради вознаграждения! И да будет риск как можно более скромным, а вознаграждение как можно более щедрым! - Очередной вал одобрения.

- Вашему работодателю, юному принцу Фоскару, не терпелось отправить вас через нижний брод сойтись с главными силами врага в решающей битве... - Тревожное молчание. - Но я сказал - нет! Несмотря на то, что вам заплатили, что б вы сражались, сообщил ему я, оплата для вас намного увлекательнее сражений! - Восторженные крики. - Таким образом, мы намочим сапоги выше по течению, при значительно более лёгком сопротивлении! И что бы ни случилось сегодня, каким бы ни показался вам расклад, вы всегда можете положиться на то, что я держу все ваши... помыслы близко к своему сердцу! - И он щёлкнул пальцами к ещё более громкому восторгу.

- Не стану оскорблять вас, взывая к отваге, стойкости, верности и чести! Я отлично знаю, что вы и так обладаете всеми этими качествами в превосходной степени. - Всеобщий гогот. - Итак, по ротам, офицеры Тысячи Мечей и ждать моей команды! Да пребудет со мной и с вами госпожа Удача! В конце концов, её влечёт к тем, кто её не заслужил! Да встретим мы ночную тьму победителями! Уцелевшими! И главное - богатыми!

Сокрушительный шквал оваций. Щиты и мечи, кольчуги и латный доспех, кулаки в боевых перчатках потрясали в воздухе.

- Коска!

- Никомо Коска!

- Генерал-капитан!

С улыбкой он спрыгнул с бочонка, когда офицеры начали рассасываться. С ними отправились Сезария и Виктус, готовить свои полки - или свои шайки подхалимов, воров и бандитов - к бою. Коска прогулялся до бровки холма, перед ним открылась живописная долина, клочья туманных облаков цеплялись за ложбины по её бокам. Осприя высокомерно взирала вниз со своей горы, при свете дня прекраснее, чем когда-либо, вся из кремовых оттенков камня, окаймлённого сине-чёрной кладкой. Медные крыши подёрнулись бледной патиной от старости, либо, на нескольких только что отремонтированных строениях, ярко сверкали в утреннем свете.

- Милая речь, - заметил Эндике. - Для тех, кому по душе речи.

- Спасибо, уважил. Например, мне.

- Ты всё ещё не утратил дар убеждать.

- Ах, друг мой, ты повидал, как приходят и исчезают генерал-капитаны. Тебе отлично известна та счастливая пора, сразу после того, как человека возведут в командирское звание, во время которой он в глазах своих людей не может ни сказать, ни совершить ничего дурного. Как сразу же после свадьбы муж в глазах новоиспечённой жены. Увы, эта пора недолго длится. Сазайн, я сам, Муркатто, злополучный Верный Карпи. Наши приливы с разной скоростью сменялись отливами, оставляя каждого из нас либо преданным, либо мёртвым. И вот снова мой черёд. Мне придётся потрудиться, чтобы заработать следующие аплодисменты.

Эндике оскалился зубастой ухмылкой. - Ты всегда умеешь воззвать к благородной цели.

- Ха! - Коска опустился в генерал-капитанское кресло, в пёстрой тени раскидистой оливы с чудесным видом на сверкающие броды. - Ненавижу сраные цели! Поводы и отговорки, да и только. Ни разу не встречал столько невежества, насилия и злого своекорыстия, как в людских поступках, побуждаемых правым делом. - Он скосил глаза на восходящее солнце, бриллиантом сверкавшее в ярко голубом небе. - Чему мы без сомнений станем свидетелями в грядущие часы...

* * *

Рогонт обнажил клинок, приглушенно зазвенела сталь.

- Вольный народ Осприи! Вольные люди Лиги Восьми! Великие соотечественники!

Монза отвернулась и сплюнула. Речи. Лучше быстрее двигаться и сильнее бить, чем тратить время на разговоры об этом. Если бы она обнаружила, что у неё есть время на речь перед битвой, она бы сочла, что прозевала свой миг, откатилась назад и искала бы схватки в другой раз. Полагать, что его слова в силах что-то существенно изменить, способен только человек с раздутым собственным я.

Поэтому не стало неожиданностью, что Рогонт хорошо проработал свою речь.

- Вы идёте за мной уже долгое время! Долгое время вы ждали тот день, когда могли бы явить свой боевой пыл! Благодарю вас за терпение! Благодарю вас за храбрость! Благодарю вас за веру! - Он встал в стременах и поднял меч высоко к небу. - Сегодня наш бой!

Он являл замечательное зрелище - никто не отрицал. Высокий, сильный и симпатичный, тёмные локоны топорщились на ветру. Доспехи инкрустированы сверкающими драгоценными камнями, сталь так ярко надраена, что на неё больно смотреть. Но и его люди тоже постарались. В центре тяжёлая пехота, в крепкой броне под лесом копий и широких мечей, зажатых в кольчужных кулаках. На щитах, голубых туниках, везде нашита осприйская белая башня. По флангам лёгкая пехота, все стоят напряжённо внимая, в клёпаном кожаном обмундировании, пики держат строго вертикально. Также и стрелки - арбалетчики в стальных касках, лучники в капюшонах. Далеко справа отдельный полк аффойцев слегка портил выверенную структуру разномастым оружием и немного покосившимися шеренгами, но всё равно отличная слаженность, чётче, чем у любой армии, которой когда-либо командовала Монза.

И всё это до того, как она повернулась к кавалерии, выстроенной позади неё. Сверкающий строй под сенью самой внешней из стен Осприи. Каждый благороден происхожденьем и душой, кони в шлифованной сбруе, шлемы с налепленными плюмажами, наточены и готовы обагриться славой полосатые копья. Всё в целом будто бы вышло из скверной книжонки.

Она высморкала сопли из самой переносицы и снова сплюнула. По её опыту, а опыта у неё хоть отбавляй, чистые люди впереди всех рвутся в бой и впереди всех начисто оттуда сваливают.

Рогонт не отвлекался, врубив свой пыл до невиданных высот. - Сейчас мы стоим на поле битвы. Через годы люди скажут - здесь воевали герои! Здесь, скажут люди, решилась судьба Стирии! Здесь, друзья, тут, на нашей родной земле! Под взорами окон наших родных домов! У древних стен гордой Осприи! - Воодушевлённые крики, доносясь от рот, оглушали даже самых ближних к нему людей. Ей не верилось, что остальные способны расслышать хотя бы одно его слово. Не верилось, что большинство способно хотя бы его разглядеть. А те, что могли - ей не верилось, что взгляд на яркое пятнышко где-то вдалеке сильно укрепит их боевой дух.

- Ваша судьба в ваших руках! - Их судьба была в руках Рогонта и он её разбазарил. Теперь она у Коски и Фоскара, и, похоже, обещается стать кровавой.

- За свободу! - В лучшем случае за более привлекательную на вид тиранию.

- За славу! - Доблестное местечко в грязи на дне реки.

Рогонт свободной рукой дёрнул поводья и вздыбил своего орехового боевого жеребца, тот замолотил в воздухе передними копытами. Эффект лишь малость подпортила пара увесистых кизяков, которых угораздило вывалиться сзади в тот самый момент. Конь умчался мимо массированных шеренг пехоты, каждая рота приветствовала проезжающего Рогонта, вздымая в унисон копья и издавая рёв.

Должно быть впечатляющее зрелище. Но Монза сто раз видела подобное прежде, и с печальным итогом. Хорошая речь не шибко компенсирует численное превосходство три к одному.

Герцог Глистоползучий прорысил к ней и остальному штабу, тому самому скопищу хорошо разукрашенных и плохо подготовленных людей, которых она уже выставила дураками в банях Пуранти. Теперь вместо парадного плаца, они выстроились на битву. Однозначно, к ней они не потеплели. Однозначно, ей было наплевать.

- Милая речь, - заметила она. - Для тех кому по душе речи.

- Спасибо, уважила. - Рогонт развернул коня и подвёл его к ней. – Например, мне.

- Ни за что бы не догадалась. Доспехи тоже ничего.

- Подарок юной графини Котарды. - Кучка дам собралась наблюдать с верха склона в тени городских стен. Они сидели в дамских сёдлах, броско разодетые и искрящиеся камнями, словно собрались прийти на свадьбу, а не на бойню. Сама Котарда, молочно бледная в струящихся жёлтых шёлках, застенчиво помахала рукой, и Рогонт без особого усердия вернул жест. - Я думаю у её дяди на уме поженить нас. Если конечно, я переживу этот день.

- Юная любовь. Моё сердце вспыхнуло.

- Охлади свою чувствительную душу, она не в моём вкусе. Я люблю женщин, которые слегка... кусаются. Всё равно, доспехи отличные. Безучастный наблюдатель может запросто по ошибке принять меня за героя.

- Хех. " Отчаяние печёт героев даже из прокисшего теста", писал Фаранс.

Рогонт испустил тяжкий вздох. - У нас нет времени, чтобы данная буханка успела подняться.

- А я думала все пересуды о ваших проблемах с поднятием - сплошь непристойные сплетни. - В одной из дам кружка графини Котарды было что-то знакомое. Одета проще остальных, изящная, с длинной шеей. Она повернула голову, а затем и лошадь, и поскакала вниз по склону в их сторону. Монзу пронзило головной болью и холодом узнавания. - Какого хрена она тут делает?

- Карлотта дан Эйдер? Вы её знаете?

- Я её знаю. - Если дать по морде в Сипани считается.

- Старая... подруга. - Он так произнёс слово, что вложил в него куда большее. - Она приехала ко мне в смертельной опасности, умоляя о защите. Не представляю ситуации, в которой я смог бы ей отказать.

- Если б она была уродиной?

Рогонт пожал плечами, чуть слышно звякнув сталью. - Признаюсь добровольно, я в точности такой же простак, как все остальные.

- Вы превосходите всех своей простотой, ваша светлость. - Эйдер подтолкнула лошадь к ним вплотную и изящно склонила голову. - А это кто здесь? Мясник Каприла! А я-то думала, что вы только воровка, шантажистка, убийца невинных и любительница инцеста! Теперь, похоже, вы ещё и солдат.

- Карлотта дан Эйдер, вот так сюрприз! Я-то думала, нас ждёт битва, а теперь чудится запашок как в борделе. Что же это всё-таки?

Эйдер вскинула бровь на многочисленные полки. - Судя по всем этим мечам, я думаю... первое? Но не мне опровергать ваше мнение специалиста. Я видела вас у Кардотти и вижу здесь - вам равно удобно одеваться и воином и шлюхой.

- Как-то странно выходит? Я ношу шлюшечью одежду, а как шлюха ведёшь себя ты.

- Взамен мне стоит наловчиться убивать детей?

- Да хватит уже, довольно! - резко оборвал Рогонт. - Я что, обречён всегда попадать в окружение задиристых женщин? На случай если вы обе не заметили, мне тут ещё битву проигрывать. И для полного счастья не хватает, чтобы эта исчезающая дьяволица Ишри выскочила из задницы моего коня. Вы бы тогда составили трио, и меня бы хватил удар! Моя тётка Сефелина была такой же, всегда всем доказывала, что у неё самый большой хер в палате! Если вам нужно встать в позу, займитесь этим за городской стеной и оставьте меня переживать падение в одиночестве.

Эйдер наклонила голову. - Ваша светлость, я не желаю навязываться. Я здесь лишь за тем, чтобы пожелать вам удачи.

- Не горишь желанием поучаствовать в сражении? - огрызнулась на неё Монза.

- О, есть и другие способы сражаться, кроме как кровавить грязь, Муркатто. - Она наклонилась в седле и прошипела. - Увидишь!

- Ваша светлость! - Взбудораженный зов, вскоре подхватили другие, среди конников распространилось волнение. Один из офицеров Рогонта указывал за реку, в сторону хребта на другом конце долины. Там на фоне бледных небес возникло движение. Монза тронула коня в том направлении, вытаскивая позаимствованную подзорную трубу и просматривая местность до того хребта.

Впереди шла цепь всадников. Эскорт, офицеры и знаменосцы высоко вздымали штандарты, белые флаги несли чёрный талинский крест, по краям красной и серебряной нитью вышиты названия битв. И навряд ли то, что она сама приложила руку к доброй доле побед, облегчало жизнь. Позади них продвигалась широкая колонна воинов, с копьями на плечах, твёрдо печатая шаг вдоль коричневой полосы Имперского тракта навстречу нижнему броду.

Впереди идущий полк остановился и примерно за полмили от воды начал развёртывание. Другие колонны стекались с тракта, образуя боевой строй поперёк долины. Их замысел, судя по увиденному, не содержал ничего заумного. Но на их стороне численный перевес. Им нет нужды умничать.

- Талинцы прибыли, - без надобности пробормотал Рогонт.

Армия Орсо. Люди, с которыми она год назад в это же время воевала вместе. Вела их к победе в Светлом Бору. Люди, которыми командовал Ганмарк, пока на него не рухнул Столикус. Люди, которыми теперь командует Фоскар. Тот игривый юноша с пушком усов, кто смеялся с Бенной в садах Фонтезармо. Тот игривый юноша, которого она поклялась убить. Она закусила губу, пока перемещала подзорную трубу по пыльным передним рядам. Всё больше и больше солдат стекалось с холмов позади них.

- На правом крыле полки Этрисани и Цезала, какие-то баолийцы на левом. - Идущие рваным строем люди в мехах и тяжёлых кольчугах, воины-дикари с гор и холмов дальнего востока Стирии.

- Подавляющее большинство - регулярные войска герцога Орсо. Но где же, где, ваши соратники из Тысячи Мечей?

Монза кивнула в сторону холма Мензеса, зелёного бугра испещрённого оливковыми рощами над верхним бродом. - Ставлю свою жизнь они там, за гребнем. Фоскар в полной мощи пересечёт нижний брод и не оставит вам выбора кроме как встретить его лицом к лицу. Как только вы ввяжетесь и увязнете, Тысяча Мечей, не встречая сопротивления, пересечёт верхний брод и ударит вам во фланг.

- Весьма вероятно. Каков будет ваш совет?

- Вам надо было вовремя подойти к Светлому Бору. Или к Мусселии. Или на Высокий Берег.

- Увы, на те битвы я и тогда-то опоздал. А сейчас уж опаздываю и подавно.

- Вам надо было нападать задолго до этого. Пойти на риск пока они двигались от Пуранти по Имперскому тракту. - Монза сурово оглядела долину, великое множество солдат по обеим берегам реки. - У вас меньше сил.

- Но лучше позиция.

- Ради неё вы отдали инициативу. Потеряли шанс на неожиданное нападение. Загнали себя в угол. Генералу в численном меньшинстве всегда желательно наступать.

- Столикус? И стоило звать тебя в гости ради книжной премудрости.

- Я своё дело знаю, Рогонт, в том числе и книги.

- Моя грандиозная благодарность тебе и твоему приятелю Столикусу за объясненье моих провалов. Быть может, один из вас представит выкладку, как мне сейчас добиться успеха?

Монза обвела взглядом местность, оценивая крутизну склонов, расстояние от холма Мензеса до верхнего брода, от верхнего брода до нижнего, от полосатых стен до реки. Позиция была хуже, чем казалась. У Рогонта слишком большой фронт обороны и недостаточно людей.

- Всё что вам остаётся сейчас - очевидно. Ударьте по талинцам залпом всех лучников, пока те переправляются, затем всей пехотой, как только их первый ряд ступит на твёрдую землю. Придержите кавалерию, чтобы по крайней мере притормозить Тысячу Мечей, когда те объявятся. Надейтесь быстро разбить Фоскара, пока он не вышел из воды, затем повернитесь к наёмникам. Они не пойдут до конца, если увидят, что игра не в их пользу. Но вот разбить Фоскара... - Она смотрела, как чудовищный людской монолит образует строй во всю ширину брода, а Имперский тракт извергал всё новые присоединяющиеся к ним колонны. - Если б Орсо счёл, что у вас есть шанс, он бы поставил более опытного и менее ценного полководца. Фоскар превосходит вас числом более чем вдвое, и всё что ему нужно - продержаться. - Она оглядела склон. Гуркские жрецы уселись наблюдать за ходом битвы невдалеке от стирийских леди. В ярко белых на солнце мантиях, с мрачными тёмными лицами. - Если пророк пошлёт вам чудо, теперь самое время.

- Увы, он послал лишь деньги. И слова участия.

Монза фыркнула. - Чтобы сегодня выиграть слов участия вам маловато.

- Нам маловато, - поправил он, - раз ты сражаешься вместе со мной. Кстати, а почему ты сражаешься вместе со мной?

Потому что она слишком измученна и слишком больна, чтобы по-прежнему сражаться в одиночку. – Кажется, я не в силах устоять перед попавшими в беду красавчиками. Когда расклад был за вас, я дралась за Орсо. Вот такая вот я.

- Вот такие вот мы оба. - Он сделал глубокий вдох и счастливо ухнул.

- И какого хрена вы так довольны?

- А что, надо пасть духом? - Рогонт улыбнулся ей, красивый и обречённый. Может одного без другого и не бывает. - Говоря начистоту, я в облегчении, что скоро всё решится, как бы не легли карты. Те из нас, кто несёт великую ответственность, должны научиться терпению, но меня оно всегда отвращало.

- Ваша репутация говорит об обратном.

- Люди куда более сложны, чем их репутации, генерал Муркатто. Вам бы стоило это знать. Мы уладим наши дела здесь, сегодня. Хватит ползти. - Он погнал коня прочь, обсудить что-то с одним из своих советников, и оставил Монзу плюхаться в седле, с безвольно обнимающими луку руками, насупившись вдаль, на холм Мензеса.

Она задумалась, а что если Никомо Коска сейчас там, наверху, щурится на них в свою подзорную трубу.

* * *

Коска щурился в подзорную трубу на скопление солдат на том берегу реки. На врагов, хотя лично он не испытывал к ним ненависти. Ненависти на поле боя не место. Голубые флаги несли над ними белые башни, а один крупнее других – был с золотой каймой. Штандарт самого Глистоползучего Герцога. Вокруг него рассыпались всадники, заодно и стайка дам, судя по всему, решили проследить за битвой, в самых лучших платьях. Коске даже почудилось, что он заметил несколько гуркских жрецов, хотя и представить себе не мог, что они здесь забыли. Он праздно задумался, там ли Монцкарро Муркатто. Мысль о ней, сидящей в дамском седле, в достойных коронации развевающихся шелках на краткий миг его развеселила. Веселью на поле боя определённо есть место. Он опустил трубу, отхлебнул из фляги и счастливо закрыл глаза, ощущая, как солнце мелькает в ветвях старой оливы.

- Ну что? - донёсся грубый голос Эндике.

- Что? А, да ничего. Всё ещё строятся.

- Риграт прислал весть, что талинцы начали наступление.

- Ах! Вот и они. - Коска выдвинулся вперёд, настраивая подзорную трубу на гребень справа от себя. Передние шеренги пехоты Фоскара уже близко к реке, упорядоченным строем рассредотачивались на усыпанном цветами дёрне. Слежавшаяся грязь Имперского тракта не видна под людской массой. Ему едва уловимо слышалась поступь их ног, разрозненные окрики офицеров, в тёплом воздухе растекалось мерное дум, дум барабанов, и он тихонько помотал рукой вперёд-назад. - Вот это я понимаю - отрада воинского духа!

Он сдвинул своё круглое окно в мир вниз к тракту, к переливающимся, лениво текущим водам, и через них на другой берег, вверх по откосу. Осприйские полки выстроились тем навстречу, шагах, наверно, в ста от реки. Позади них, на высоте, лучники образовали длинный ряд – стоя на коленях, приводят луки в боевую готовность. - Знаешь, Эндике... у меня чувство, что мы вскоре станем свидетелями кое-какого кровопролития. Скомандуй войскам передвинуться вперёд, прямо перед нами. Шагов так пятьдесят за бровку холма.

- Но... их заметят. Мы упустим неожиданность.

- Срать на неожиданность. Дай им посмотреть на битву, и дай битве посмотреть на них. Пусть они её вкусят.

- Но генерал...

- Командуй, воин. Не прекословь.

Эндике, помрачнев, отвернулся, и подозвал одного из своих сержантов. Коска откинулся с удовлетворённым вздохом, вытянул ноги и положил один начищенный сапог на другой. Добрая обувь. Сколько прошло времени, с тех пор как он носил хорошие сапоги? Первая шеренга людей Фоскара в реке. Бредут с озлобленной решимостью, не иначе, по колено в холодной воде, без удовольствия смотрят на увесистое скопление солдат, вытянутых стройными рядами впереди, с преимуществом в высоте. Ждут когда начнут валиться стрелы. Ждут, когда начнётся штурм. Незавидный приказ, форсировать такой брод. Он был вынужден признаться, что чертовски рад, что от него отбоярился. Поднёс морвееровскую флягу и промочил губы, чуть-чуть.

* * *

Трясучке послышались смутные вопли приказов, порыв щелчков пары сотен одновременно спущенных стрел. Первый залп выпустили стрелки Рогонта. Чёрные деревяшки взмыли и дождём опустились на талинцев, пока те пробивались по мелководью.

Трясучка сдвинулся в седле, легонько потёр чешущийся шрам, и увидел, как строй просел и изогнулся, показались дыры, поникли флаги. Некоторые бойцы замедлились, желая податься назад, другие ускорились, желая сильней надавить. Страх и злость, две стороны одной монеты. Никто не любит такую работу - идти тесным строем по неровной местности пока в тебя стреляют. Переступать через трупы. Может быть и друзей. Уповать на неверный случай, зная, что легчайший порыв ветра может означать разницу между стрелой, впившейся в землю рядом с твоим башмаком, и стрелой, пробившей твоё лицо.

Трясучка, конечно, навидался битв. Всю жизнь с ними. Он наблюдал за их ходом, либо улавливал их отзвуки, ожидая услышать клич и принять участие, изводился, угадывая свою судьбу, стараясь скрыть страх от своих начальников и от людей у себя под началом. Он помнил Чёрный Колодец, бег сквозь мглу, долбёжку сердца, шараханье от тени. Камнур, где он орал боевой клич с пятью сотнями других, когда они гремели вниз по длинному склону. Дунбрек, где он вслед за Руддой Тридубой набросился на Наводящего Ужас, почти, блядь, положив жизнь, чтобы не отступить. Битву в Высокогорье и бурлящих на равнине шанка, и чокнутый восточный народ, рвущийся на стены. Он бился спиной к спине с Девятью Смертями - выстоять или умереть. Воспоминания до того острые, что можно порезаться - запахи, звуки, осязание ветра на коже, отчаянная надежда и сумасшедшая злость.

Он увидел как отправился ввысь очередной залп, смотрел как огромная масса талинцев приближалась по воде, и не чувствовал ничего кроме обескураженности. Ни малейшей приязни ни к той ни к другой стороне. Ни жалости к павшим. Ни страха за самого себя. Он узрел, как люди падают под смертельным салютом, и рыгнул, и слабое першение в горле встревожило его куда сильнее, чем, если бы река внезапно разлилась и смыла каждую ихнюю сволочь в океан. Да утони мир нахуй - ему до пизды, чем всё закончится. Это не его война.

Вот поэтому он и задумался, зачем ему в неё вступать, и, почти наверняка, на стороне побеждённых.

Его глаз перескочил от зреющей битвы к Монзе. Та хлопала по плечу Рогонта, и у Трясучки защипало лицо как от пощёчины. На миг ветром откинуло назад чёрные волосы, открывая сбоку её лицо, твёрдо сжатую челюсть. Он не соображал, любит ли её, хочет ли её, или просто ненавидит за то, что та не хочет его. Она была коркой на ране, что он не мог прекратить отдирать, рассечением губы, что он не мог не прикусывать, вылезшей ниткой, что он не мог не вытягивать, пока рубашка не развалится на части.

Ниже в долине у переднего ряда талинцев возникли проблемы похуже, они, барахтаясь, выбирались из реки на берег, потеряв строй от изнурительной ходьбы под обстрелом. Монза что-то выкрикнула Рогонту, и тот подозвал своего человека. Трясучка услышал крики, поднимающиеся с нижних склонов. Приказ атаковать. Осприйская пехота опустила копья, мечи блеснули волной в едином взмахе. Затем пехотинцы начали движение. Сперва медленно, затем поживее, затем ринулись рысью, отрываясь от лучников, всё ещё перезаряжавшихся и стрелявших насколько могли быстро, вдоль по склону к искрящимся водам, а талинцы пытались как-то упорядочить построение на берегу.

Трясучка увидел, как обе стороны сходятся вместе, сливаются. Мгновением позже он услышал соприкосновение, нечётко донесённое ветром. Особый грохот, стук, звонкий гул металла, словно град по свинцовой крыше. Одновременно из ниоткуда неслись вой, рёв и стоны. Ещё один залп обрушился на отряды, по-прежнему пробивающиеся сквозь течение. Трясучка всё видел и снова рыгнул.

Штаб Рогонта притих, как вымер, все таращились в сторону брода, распахнув глаза и рты, побледнев и обеспокоенно стиснув поводья. Уже талинцы вывели арбалетчиков, настильно посылая с воды вал зарядов со свистом прорезавших лучников. Упал не один. Кто-то завизжал. Шальной болт ткнулся в дёрн недалеко от одного из офицеров Рогонта, конь вздрогнул и едва не выбросил того из седла. Монза подогнала своего коня на пару шагов вперёд, выпрямилась в стременах, чтобы лучше видеть. Её одолженные доспехи неярко отражали утреннее солнце. Трясучка насупился.

Так или иначе, он здесь ради неё. Драться за неё. Защищать её. Пытаться наладить дела между ними. Или может, ранить её так, как она ранила его. Он сомкнул кулаки, ногти впились в ладонь, костяшки саднило от выбитых зубов того слуги. Одно он знал наверняка - у них ещё не кончено.