Государство и мы

Немедленный и однозначный ответ на поставленный выше вопрос, по-видимому, пока что невозможен. Для этого нужно предварительно разобраться - что же мы такое представляем из себя в настоящее время: сложились ли мы, русские, в нацию или процесс этот еще не завершился, а если не завершился, то насколько он далек от завершения? И если тот процесс идет, то в каком направлении? И что влияет на него - какой контекст? Ответить на все эти вопросы трудно, потому что, как и сто лет назад (и больше), страна наша по-прежнему " покрыта канцелярской тайной" и мы узнаем обо всем в ней происходящем по " рукописной литературе" да по " сочинениям об нас иностранцев". Но будем надеяться, что В. Муравьев был прав, сказав об отношении интеллигенции к народу: " Мы ощущаем его изнутри".

Бесспорным, по-видимому, является тот факт, что носители первоначальной этнической культуры нашего народа локальные общины разложились окончательно, и мы имеем некоторое большое социальное целое (охватывающее кроме нашего собственного еще ряд этнически не похожих на нас народов), объединенное и скрепленное государством. С этой очевидной истины и следует начать: государство мы имеем, причем государство это - вполне современной, общепризнанной на данный момент во всем мире формы, устроено по западноевропейскому образцу, как и в большинстве стран " передовых" и " развивающихся". Можно предъявлять претензии к содержанию, вкладываемому в эту форму, но форма сама - западноевропейская.

Однако государство - это только один, весьма узкий срез общества. Государство можно было бы назвать жесткой фиксацией некоторых основных параметров данного общества в определенном его состоянии. Основа, на которой государство функционирует - закон, писаное право, - составляет лишь часть коллективных представлений, которые являются каркасом для всей социальной группы, называемой обществом. Эта твердая и неподвижная суша окружена непрестанно движущимся морем, в волнах которого кишат живые организмы: они рождаются, развиваются и, умирая, откладываются на дне, давая начало новым островам.

Именно это море - общественное сознание, всегда живое и подвижное, - осваивает новые ситуации, в которые попадает общество. Трудности могут возникать из-за материально-технических факторов, из-за отношений с окружающими обществами или общества с личностью (вспомним, что Дюркгейм считал, что в нас как бы два сознания: одно - это " общество внутри нас", другое - это наши индивидуальные состояния; вот эти индивидуальные состояния обществом уже не являются, они - вне его и составляют его " окружение"). Все эти трудности должны по ходу дела преодолеваться, общество должно постоянно адаптироваться к окружению, в том числе и его фиксированные параметры - государственные структуры.

Для этого государство " оборудовано" приводными ремнями - различными организациями, начиная от солидных, устойчивых и сильно формализованных (партии, профессиональные и прочие союзы), которые и основываются для того, чтобы влиять на политику, т. е. непосредственно на государство, и до небольших, слабо формализованных (типа различных обществ охраны природы, книголюбов и прочих), которые тем не менее пытаются проводить в жизнь какие-то отдельные комплексы коллективных представлений и, следовательно, также время от времени " вмешиваются", требуя что-то изменить в соответствии с этими представлениями.

Такие " приводные ремни" в нашем государстве также имеются. Они существуют и даже функционируют, но вряд ли хоть один человек, знакомый с этими организациями, рискнет утверждать, что они что-то с чем-то связывают. И ни один здравомыслящий человек, собираясь на профсоюзное собрание, вовсе не ожидает, что кто-то там будет высказывать собственное мнение, а остальные будут это мнение обсуждать и совместно вырабатывать решение. Ежу известно, что все решения подготавливаются заранее, что все речи пишутся и редактируются ответственными за это лицами, что все предварительно срепетировано, а то, что происходит на самом собрании, - спектакль, имитация деятельности. Это - совершенно пустая форма.

Основатель нашего государства В. И. Ленин горячо доказывал, что профсоюзы - это " приводные ремни", связывающие " партию" с " массами". В данном случае великий вождь отождествлял партию с государством, но гораздо интереснее, что он считал " массой", т. е. неоформленной группой индивидуальных единиц, все, что оставалось за пределами государства, и даже еще уже - партии. Для него не было никакого общества, помимо государства, в котором, таким образом, и предполагалось сосредоточенным все общественное сознание, весь динамический момент, " мотор", порождающий энергию и идеи. Связь с массами через " приводные ремни" с неизбежностью должна была получиться односторонняя, отсюда профсоюзы одновременно и " школа коммунизма": они должны учить, воспитывать, доводить до сведения масс решения, принятые " наверху", в " центре", в мозге. Именно на эту функцию до сего дня и ориентированы все " приводные ремни" нашего государства, из этого на 90% состоит их деятельность.

Но если государство - структура жестко формализованная и статичная (а с этой его природой ничего не может поделать даже наша всесильная ленинская партия), то все, что идет от него к обществу, неизбежно должно превращаться в директиву, инструкцию, бумагу, в циркуляр. А циркуляры, как известно, не обсуждаются, они суть принятые решения, и нет ничего более бессмысленного, чем обсуждать принятые решения.

По форме же видно, что она, форма, предназначена для другого - для обсуждения и оформления каких-то мнений и оценок, а следовательно, для доведения их от общества к государству. Именно для этой цели сложились указанные формы в той культуре, из которой они нами позаимствованы в западно-европейских обществах. Почему же у нас они действуют так нелепо? Только ли потому, что вождь и учитель так своеобразно представлял себе социальный процесс и так неудачно ориентировал в общем-то неплохие формы выражения общественного мнения?

Я думаю, что он не хуже нас всех " чувствовал" свой народ " изнутри" и он, по-видимому, хорошо понимал, что тот субстрат, который может и будет вырабатывать сознание этих " масс", не будет соответствовать тому материалу, на котором построено государство, что коллективные представления нашего народа не смогут уложиться в приготовленные государственные формы. Массированная пропаганда по всем каналам от государства к обществу и имела своей целью подавить эти коллективные представления, изначально присущие народу, и постепенно заместить их другими, более " передовыми" и " революционными". В этом основная и самая истинная суть лозунга - " воспитание масс".

Эта пропаганда ведется с неослабевающей силой уже не один десяток лет. Целые поколения выросли под ее воздействием. Всеобщее среднее образование еще более расширило поле ее деятельности, удерживая человека в школе, а следовательно, в сфере ее действия, довольно продолжительный срок. Все средства массовой коммуникации мобилизованы для этой цели. Главные хранители этнического начала в народе - его религия и фольклор - тщательно изолированы, " закупорены" в отведенных им узких сферах как индейские племена в резервациях.

Судя по интенсивности и продолжительности этой бурной пропагандистской деятельности, мы давно должны были уже утратить все свои этнические особенности и адаптироваться наконец к этим заимствованным извне формам жизни. Так ли это? Об этнических особенностях мы поговорим ниже - с ними не все очевидно. Но что касается адаптации нас к государственным формам, то она происходит весьма странным способом: на уровне механическом мы осваиваем процедуры, которые необходимы нам повседневно, что же касается самих форм, то мы их попросту не знаем. И степень незнания в этой области у нас воистину фантастическая.

Как-то пришлось мне ехать в купе с двумя попутчиками-шоферами. Зашел у них разговор о каком-то, если правильно вспоминается мне, особом способе соединения двух деталей в автомобиле определенной марки. Один доказывал, что такой способ соединения нигде больше не встречается и не может встретиться, и доказывал почему, разбирая дотошно всю механику взаимодействия окружающих частей. Другой говорил, что в принципе можно такой способ применить также и в других автомобилях, и не менее дотошно объяснял как. Когда в английском фильме или повести мне попадается сцена разговора нескольких человек о политике, то я почему-то всегда вспоминаю этих шоферов-попутчиков: именно так толкуют англичане о государственных вопросах. Они в них разбираются. Когда же два русских человека заводят такой разговор, то это скорее напоминает препирательство крестьян вокруг трактора, которые, согласно известному анекдоту, не могут сообразить, с какой стороны в него запрягается лошадь.

Мы не только слабо представляем себе распределение функций между различными учреждениями, способы их взаимодействия и соподчиненности, мы часто отказываемся признавать даже сам принцип их деятельности: мы очень долго стараемся " обходиться" без них, решая проблему собственными " средствиями". Когда же это нам явно не удается, мы вламываемся в первое попавшееся, более или менее подходящее по смыслу учреждение и начинаем немедленно требовать решения своего дела по возможности без всяких бумаг, без обращения в другие инстанции, без предварительных процедур. Если же это не удается, то возмущаемся, ругаем учреждение за бюрократизм, волокиту и требуем, чтобы с нами обращались " по-человечески". Чем и доказываем, что формальные отношения мы вообще исключаем в своем сознании из сферы " человеческого".

И это не только наше отношение к этому государству, оно имеет очень древнее происхождение. В. Вейдле в " Мыслях о русской душе" пишет: " Пусть иногда бестолково и невпопад, но в " должностном лице" у нас всегда склонны были искать человека, а не найдя, впадали в отчаяние или в негодование. Глупая чеховская старуха, сующаяся с челобитной не по адресу, путающая учреждения по неспособности видеть что-либо, кроме живых людей, - лишь карикатурное отражение этой склонности. Для русской литературы губернатор, околоточный, делопроизводитель - либо исчадия ада, либо человеческие существа, начисто изъятые из того мира, к которому они принадлежат по должности. Толстой ненавидит суд, Салтыков администрацию, Чехов терпит лишь тех профессионалов, которые не терпят своей профессии. Понятие городового в уме русского интеллигента приобрело метафизический смысл, зачеркнувший его бренное естество: февральская революция, как известно, была " бескровной", хотя трупы городовых, сложенные, как дрова, на невском льду, исчислялись сотнями. Наши террористы были добрые молодые люди, готовые даже и жизнь положить за будущее счастье человечества, но для которых представитель государства уже не был частью человечества" ¹⁰⁶.

Государство изначально противостоит русскому человеку как нечто враждебное, и на него, как на врага, не распространяются моральные запреты: его можно обманывать, у него можно красть; обещания, данные государству, можно не выполнять. С ним можно бороться разными способами, но при этом почему-то не имеет силы самое главное для военных правило: чтобы победить врага, надо его знать. Знать свое государство мы не хотим. Сделав дело и выходя из учреждения, мы немедленно забываем начисто все, что нам пришлось узнать о порядке и способах его функционирования. И это забывание удивительно характерно. Я знаю немало людей, которые, приезжая из командировки, каждый раз с проклятьями приступают к заполнению финансового отчета, так как заново обучаются всем правилам его составления, но, сдав бумаги в бухгалтерию, немедленно опять их позабывают.

Существует гипотеза, что освоение иностранного языка требует от человека в несколько раз больше усилий, чем нужно для запоминания слов и правил построения предложений на изучаемом языке. И причина заключается в том, что психика человека оказывает сопротивление этому процессу: она " гасит" приобретенные навыки и стирает знание, " выбрасывает" все это из памяти как ненужное и враждебное, как мешающее ей.

Наши отношения с собственным государством чем-то напоминают этот процесс освоения чужого языка. Заложенные в наше сознание первоначальным семейным воспитанием бессознательные культурные структуры - " социальные архетипы" - начинают угнетаться этим чуждым.языком, основанным на других принципах, и тогда психика восстает на это знание и выталкивает его вон, чтобы оно не мешало нам жить. " Социальные архетипы" более важны, так как они представляют собою матрицу наиболее часто встречающихся, наиболее интимных и важных для нас систем отношений - систем, на основе которых функционируют все наши неформальные группы.