Юридический патернализм

Помимо юридического морализма, «принципу вреда» Мил-ля противостоит и другая позиция — юридический патерна­лизм: принцип ограничения свободы, который оправдывает принуждение со стороны государства для защиты индивидов от нанесения вреда себе (упомянутая выше позиция Г. Харта), или (в крайней радикальной версии) для того, чтобы способст­вовать их благу, хотят ли они того, или нет. Родители оправды­вают свое вмешательство в жизнь детей (решая за них, что им есть, когда ложиться спать и т. д.) тем, что они лучше знают, что нужно для детей, чем сами дети.

Юридический патернализм, как может показаться, основан на представлении о том, что государство лучше знает, в чем интересы граждан, чем сами граждане, и, как отец родной, за­ставляет их следовать этим интересам. Или, как гласил один из лозунгов первых лет Советской России: «Железной рукой при­ведем человечество к счастью».

Представленный таким образом, юридический патернализм кажется очень опасной доктриной. Если со взрослыми людьми обращаться как с детьми, они и будут вести себя как дети. Ли-

* Ibid. Р. 167-173.

шенные права самостоятельно делать выбор, они разучатся ду­мать и принимать на себя ответственность. Даже детей надо постепенно избавлять от излишней опеки и контроля, иначе они никогда не станут разумными и ответственными людьми.

Но если мы полностью отвергнем патернализм и заявим, что благо индивида — недостаточное основание для принуж­дения его к чему-либо, нам придется бросить вызов здравому смыслу, а также многим из давно существующих законов и обычаев.

Например, в уголовном законодательстве свободное согла­сие жертвы на то, чтобы ее убили, не является оправданием для убийства. Не имеют юридической силы договоры о прода­же себя в рабство. Закон дает право прибегать к силе (в разум-' ных пределах) для того, чтобы помешать совершить самоубий­ство или изувечить себя.

Некоторые лекарства не предаются без рецепта врача, упо­требление наркотиков запрещено. Трудно найти какие-либо обоснования для подобных запретов, кроме того, что смерть, рабство, физические увечья, употребление наркотиков всегда пагубны для человека, осознает он это или нет, и многие ле­карства слишком опасны при употреблении их несведущими лицами*.

* Джеральд Дворкин в своей статье «Патернализм» (Dworkin J. Paterna­lism // The Monist 56. — N 1 (January). — 1972. — P. 65) приводит целый список патерналистских законов:

1. Законы, требующие от мотоциклистов носить шлемы.

2. Законы, запрещающие купаться на общественных пляжах в отсутст­вие спасателей.

3. Законы, запрещающие самоубийство.

4. Законы, запрещающие женщинам и детям работать на тех или иных работах.

5. Законы, регулирующие некоторые виды сексуального поведения, на­пример, гомосексуальные акты между взрослыми людьми.

6. Законы, запрещающие употребление наркотиков.

7. Законы, требующие обладания лицензией для занятия некоторыми видами деятельности.

8. Законы, требующие направлять часть доходов в пенсионный фонд.

9. Законы, запрещающие различные виды азартных игр.

10. Законы, ограничивающие процент, под который берутся займы.

11. Законы против дуэлей.

Главное — вовремя остановиться на этом пути, иначе сле­дует запретить водку, сигареты и жирную пищу, которые тоже вредят здоровью людей. Мы должны найти какой-то «средин­ный путь», как-то согласовать неприятие крайностей патерна­лизма и явную необходимость или, по крайней мере, разум­ность некоторых патерналистских предписаний. Для этого не­обходимо определить основания для применения принципа па­тернализма, которые бы вводили его в какие-то рамки. Разум­но отвергнуть и то, что патерналистское вмешательство всегда оправдано, так и то, что оно никогда не оправдано. Видимо, оно оправдано лишь при некоторых обстоятельствах, их-то

и нужно определить.

' Джоэл Фейнберг для этого постулирует несколько разли­чий*. Во-первых, это различие между теми случаями, когда человек прямо причиняет себе вред (то есть вред — явная и желаемая цель поведения), и случаями, когда он создает риск нанести вред себе в ходе деятельности, направленной на дру­гие цели. Допустим, человек сознательно глотает смертельную Дозу мышьяка. Он неизбежно умрет, и это является его целью. С другой стороны, езда на автомобиле с огромной скоростью не причиняет вреда непосредственно, но увеличивает риск того, что такой вред будет иметь место.

Второе различие — различие между разумным и неразум­ным риском. Нет такого вида деятельности (и даже бездейст­вия), который был бы не связан с некоторым риском. Мы часто имеем выбор между более и менее рискованными для жизни поведением, и благоразумие велит придерживаться менее рис­кованного. Однако это не всегда правильно. Для человека с бо­лезнью сердца не всегда более разумно увеличить продолжи­тельность жизни за счет бездействия, чем продолжать активно заниматься своим делом, рискуя получить сердечный приступ.

Хотя невозможно дать строгое определение того, что являет­ся разумным и что неразумным, некоторые решения являются явно неразумными. Глупо сопротивляться вооруженному гра­бителю для того, чтобы спасти кошелек, но это поведение мо­жет быть разумным как отчаянная попытка спасти свою жизнь.

* См.: Feinberg J. Social Philosophy. 1973.—Р. 45-52.

Englewood Cliffs: Prentice Hall,

Оценка разумности или неразумности риска предполагает учет многих факторов: вероятность причинения вреда себе в результате данного действия; серьезность возможного вреда;

вероятность достижения цели, из-за которой идешь на риск;

важность этой цели и необходимость риска (то есть нет ли ме­нее рискованных альтернатив). В любом случае, если государ­ству дается право препятствовать индивиду рисковать собой (и только собой), то это право должно быть на том основании, что риск слишком велик и, с учетом всего, явно неразумен.

Третье и последнее различие Д. Фейнберга — между пол­ностью свободной и не полностью свободной оценкой риска. Риск оценивается полностью свободно, когда человек делает это, будучи информирован о всех фактах и обстоятельствах, и в отсутствие принуждения или давления. Дезинформация, невроз, импульсивность или возбуждение, затуманенное со­знание (например, от алкоголя), несформированность или сла­бость мыслительных способностей делают его выбор не пол­ностью свободным.

Главный тезис Милля и других индивидуалистов о патерна­лизме заключается в том, что полностью свободный выбор ре­шения (например, согласие на действия другого лица) зрелого и рационально мыслящего человеческого существа в вопросах, касающихся только его интересов, настолько драгоценен, что никто другой (и особенно государство) не имеет права вмеши­ваться «для блага» этого человека. Несомненно, что это рас­пространяется и на почти полностью свободный выбор.

Однако весьма вероятно, что это не распространялось на полностью (или почти полностью) несвободный выбор. По­скольку выбор несвободен, он также чужд человеку, как и вы­бор, сделанный кем-то другим. Поэтому Милль позволял госу­дарству защищать человека от его собственного незнания, по крайней мере, в ситуации, когда есть хорошие основания пола­гать, что «непросвещенный выбор» человека будет отличаться от государственного «просвещенного».

«Если полицейский или кто-либо еще видит, как человек пытается пройти по мосту, который небезопасен, и нет време­ни предупредить его, они могут схватить его и повернуть на­зад, не покушаясь в действительности на его свободу; ибо сво-

7 Философия права-2

бода заключается в том, чтобы делать то, что желаешь, и он не желает упасть в реку»*.

Конечно, полицейский может не знать, что человек на мос­ту действительно желает упасть в реку или пойти на риск паде­ния ради других целей. Тогда, утверждает Милль, если чело­век должным образом предупрежден об опасности и тем не ме­нее желает пройти, это дело только его, несмотря на то что большинство людей предпочли бы избежать такого риска.

В других случаях человек тоже может нуждаться в защите от последствий своего несвободного выбора. Он может быть «...ребенком, находиться в бреду, или в некотором состоянии возбуждения, или погруженности в себя, которые несовмести­мы с полноценным использованием способности размышле­ния»**. Таким людям Милль не позволил бы переходить по опасному мосту (но нет никаких оснований препятствовать им идти домой по безопасной дороге).

Все вышесказанное позволяет Дж. Фейнбергу сделать вы­вод о том, что следует принять «слабую» версию патернализ­ма, а именно: государство имеет право предотвращать поведе­ние, угрожающее самому «деятелю», только когда это поведе­ние в значительной степени несвободно или когда временное вмешательство необходимо для того, чтобы установить, сво­бодно оно или нет***. Для иллюстрации этого тезиса он при­водит воображаемые диалоги между неким Ричардом Роу и доктором Доу:

Доу. Я не могу выписать вам лекарство X, так как оно при­чинит вам вред.

Роу. Но вы ошибаетесь. Оно не причинит мне вреда.

В случае, подобном этому, государство стоит на стороне доктора, так как полагает, что в вопросах медицины суждения должны основываться на профессиональных знаниях. Если не­профессионал не соглашается с врачом, мы исходим из того, что неправ непрофессионал, и если он решает действовать на

* Mill J. On Liberty, p. 117. ** Там же. *** FeinbergJ. Op. cit., p. 50.

основе своих ложных представлений, то его выбор не вполне свободен. Государство вмешивается для того, чтобы защитить его от его же невежества, а не от свободного выбора. Допустим, однако, что происходит следующий диалог:

Доу. Я не могу выписать вам лекарство X, так как оно при­чинит вам вред.

Роу. Именно. Это как раз то, чего я хочу. Я хочу нанести вред себе.

В этом случае Роу все правильно понимает, он не страдает от заблуждений. Но его выбор очень странен, поэтому разумно предположить, что он почему-то не в состоянии «полноценно использовать способность размышления». Если, однако, у па­циента не обнаружится никакой депрессии, возбуждения, по­мутнения сознания и т. д., и он сможет убедить нас, что его вы­бор действительно доброволен (что маловероятно), то «крите­рий Фейнберга» не позволит применять против него государ­ственное принуждение.

Рассмотрим третий вариант:

Доу. Я не могу выписать вам лекарство X, так как оно с боль­шой вероятностью причинит вам вред.

Роу. Меня это не волнует. Я получу столько удовольствия, что я готов пойти на риск. Если мне придется расплачиваться за удовольствие, я готов.

Это, по мнению Дж. Фейнберга, вариант, представляющий наибольшую трудность. Выбор Роу не является явно иррацио­нальным. Возможно, он убежденный сторонник философского гедонизма и принял принципиальное, хорошо обдуманное ре­шение прожить жизнь, пусть короткую, но полную сильных наслаждений. Если интересы третьих лиц не затронуты, госу­дарство не имеет права препятствовать ему.

С другой стороны, этот случай может быть воспринят ана­логично предыдущему. Если известно, что данный медика­мент вызывает легкую эйфорию в течение часа, а затем следу­ет мучительная смерть, риск выглядит настолько неразумным, что есть сильные основания предполагать несвободный выбор, пока не доказано обратное.

Если же после многих лет употребления данного медика­мента высока вероятность возникновения многочисленных за­болеваний, то риск также представляется неразумным, но нет явных признаков несвободы выбора. Многие нормальные, ра­зумные люди идут на подобный риск, например, во имя тех удовольствий, которые они находят в курении.

Чтобы обеспечить действительную добровольность подоб­ного выбора, государство должно постоянно напоминать ку­рильщикам о вреде курения. Оно может вводить налоги, огра­ничения и пропаганду для того, чтобы сделать курение и по­добные злоупотребления менее привлекательным. Но запре­тить его — означало бы сказать свободно и добровольно иду­щим на риск: «Ваши суждения о том, что стоит делать, менее разумны, чем суждения государства, и поэтому вы не имеете права действовать на основании ваших суждений». Это уже сильный патернализм, не ограниченный «критерием свободно­го выбора» и чреватый тиранией.

Но тогда мы должны разрешить и легкие наркотики, вред от употребления которых вполне сопоставим с вредом алкого­ля и табака. Предлагаемая Фейнбергом версия патернализма, действительно, значительно слабее, чем та, которая отражена в нашем законодательстве. По версии Фейнберга, мы должны разрешить любое нанесение вреда себе (употребление силь­ных наркотиков, отказ от ремней безопасности, обращение себя в рабство, продажа своих органов) тем людям, которые " идут на это действительно вполне добровольно и свободно. Как быть с этим?

Возможны различные решения этого вопроса. Либо мы дей­ствительно должны признать, что наше законодательство слишком патерналистично и отменить ряд запретов. (По этому пути уже идет Голландия, где законом разрешены эвтаназия, продажа и употребление легких наркотиков.) Либо мы должны показать, что законы, о которых идет речь, обоснованы не па-терналистски, но направлены на предотвращение вреда обще­ству (допустим, пристрастившиеся к сильным наркотикам уг­рожают безопасности других).

Мы также можем признать, что критерий Фейнберга слиш­ком слаб и что иногда допустимо вмешательство государства

даже тогда, когда действия индивида полностью свободны и добровольны. Требование использовать ремни безопасности в автомобиле кажется вполне разумным, хотя вполне возмож­но, что есть люди, которые отказываются это делать совершен­но свободно и добровольно, не страдая никакими дефектами мышления и воли. Но как должна выглядеть эта более сильная Версия патернализма и как избежать ее вырождения в крайний патернализм, пока не ясно.

Тема V. ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

Наказание людей по закону предполагает, что сила государ­ства используется в самой грубой форме. Наказание означает, что с людьми обращаются плохо, отнимая их собственность (штрафы), свободу (тюремное заключение), жизнь (смертная казнь). Необходимо серьезное обоснование для таких дейст­вий со стороны государства, нужен аргументированный ответ на вопрос: почему правильно так обращаться с людьми, при­чинять им зло? Рассмотрим некоторые варианты ответа на этот вопрос.