Глава 21. До Озерков мы добрались за полтора часа

До Озерков мы добрались за полтора часа. Почти все это время я продремала, привалившись к Сашиному плечу. Конечно, я могла перебраться на заднее сидение, но там мне было бы скучно и одиноко. К тому же, мой водитель не возражал, что я все‑ таки взяла его под руку, и прижалась к его теплому боку. Возможно, я лишила Суворова свободы маневра, ведь если я проделывала такой же трюк с Сережей, он всегда делал мне замечание, что я ему мешаю следить за дорогой. Он принимался лезть ко мне с поцелуями, а порой, если позволяла обстановка, мы вдвоем на некоторое время переселялись на заднее сидение.

Конечно же, порой я сама провоцировала Сережу, но с Суворовым наоборот я сидела тихо, как мышка, и не заметила, как задремала.

Он что‑ то тихо насвистывал сквозь зубы, а мне снилось, что я взлетаю на качелях под самое небо, выше берез и выше остроконечных гор. И было так, радостно, так светло на душе. А внизу стояла Римма в голубом платье с широкой юбкой, которую ветер завивал вокруг ее ног. Еще я видела зеленую поляну, по которой носился Редбой, а Миша и Таня запускали в небо огромный змей, а рядом с ними стоял настоящий Добрыня Никитич, в кольчуге и в шлеме с шишаком, и смотрел в небо из‑ под огромной рукавицы. И хотя бородой он смахивал на доктора, но глаза у него были Сашины, и улыбался он точно так же, как Суворов…

— Вот и приехали! — вторгся в мой сон Сашин голос. — Аня, просыпайся! Озерки на горизонте!

Я подняла голову и поняла, что мы стоим на переезде. Шлагбаум был закрыт, и вскоре мимо нас прогрохотал товарный состав с лесом. Недавно прошел дождь, лужи еще не просохли, и джип, взметнув веер брызг, выехал на дорогу, которая бежала вдоль железнодорожного полотна. Станция оказалась не из крупных: всего с полсотни домов с прилегающими к ним огромными огородами и высокими стогами сена на задворках, обычные станционные постройки, крохотный вокзал, беленый известью туалет и выложенное из камней пожелание «Счастливого пути!» на газончике рядом с вокзалом.

По улице двигалось стадо коров. Коровы мычали, пастух оглушительно щелкал бичом. Пахло парным молоком, навозом, мокрой травой, землей и мазутом. Станция выглядела ухоженной, чистенькой. Все, что нужно, покрашено, побелено, подметено. Заросли сирени, черемухи и дикой яблони — дички огорожены низкой деревянной решеткой. На клумбах цвели львиный зев и настурции. На небольшой площади перед вокзалом с одной стороны располагался деревянный магазинчик, с другой — пара киосков, торгующих пивом и прочей мелочью для пассажиров. Две или три лавочки были заполнены людьми, с виду, дачниками. Вероятно, поджидали скорую электричку.

— М‑ да! — сказал Суворов, оглядывая площадь. — И как ты думаешь искать здесь эту девицу? Она могла пересесть на проходящую электричку или на автобус, и укатить в любую из окрестных деревень…

— Я как‑ то не подумала, — сказала я, стараясь не подать виду, что растерялась. И, правда, что помешало этой девице встретиться здесь с Сережей, и убраться в любом, только им известном направлении…

— Прости, ради Бога, — я виновато посмотрела на Суворова. — Я надеялась, что все будет проще… Но откуда мне знать точный адрес? Мне просто повезло, что Алька работает в билетной кассе, иначе, откуда бы я узнала про Озерки?

— Ладно, не переживай, — Суворов ободряюще улыбнулся. — Что‑ нибудь придумаем! Что мы за пограничники, если не выйдем на нужный след?

Он вышел из джипа и направился к вокзалу, наказав мне не покидать машину и не поддаваться на провокации местных любителей острых ощущений. Вероятно, «Ниссан» для Озерков был в диковинку, потому что все мужики и молодые парни, толпившиеся возле пивного киоска, постепенно подтянулись к джипу и, не слишком заботясь о выражениях, принялись обсуждать его достоинства и недостатки.

Через четверть часа я узнала, что здесь собрались исключительные специалисты по внедорожникам, и что эта японская «хренотень» ни в какое сравнение не идет с мотоциклом «Урал» и даже трактором «Беларусь». Попутно местные знатоки живо обсудили проблему Курильских островов, обозвали японского премьера хитрожопым самураем, и, исчерпав весь запас доводов в защиту отечественного автомобилестроения, отправились вновь к пивному ларьку, с энтузиазмом порицая царское правительство, допустившее гибель русской эскадры в Цусимском проливе.

Через некоторое время появился Суворов. Он почти бегом миновал расстояние от вокзала до машины. Судя по его довольному лицу, попытка выйти на след, оказалась удачной.

— Нам разведка доложила точно, — дурашливо пропел он, усаживаясь на сидение, — что известная тебе особа проживает в нескольких домах от вокзала. Но, — он посмотрел на меня, — дежурная сообщила мне, что Марина приехала с дитем, но без мужа.

— Как без мужа? — поразилась я. — А где тогда Сережа?

— Возможно, он приехал, но позже, — не совсем уверенно сказал Суворов. — Но я полагаю, для тебя лучше, чтобы он вообще не приехал?

— Тогда я ничего не понимаю, — совсем растерялась я. — Куда он мог подеваться?

— А мы сейчас это узнаем!

Суворов развернул джип, и через пару минут мы въехали на узкую грязную улицу.

— Ты ведь не передумала встретиться с этой девицей? Видишь, вон ее дом со скворечником на крыше. Дежурная мне попутно рассказала, что Марина дома не была лет пять, про мать совсем забыла. И даже не приехала на ее похороны три месяца назад. Говорит, что дом стоял заколоченный. Марина отодрала доски от одного окна и поселилась в доме. Никто не знает, откуда она появилась, и надолго ли вернулась. Из дому она почти не выходит, даже сходить в магазин и за молоком просит соседку. Похоже, боится кого‑ то, или чего‑ то?

— Понятно, чего боится! Милиции! — проворчала я, оглядывая старую, с провисшей крышей хибару. Окна ее были заколочены, а то, которое Марина освободила от досок, находилось, видимо, с противоположной стороны.

Мы вышли из машины.

— Как она здесь живет с ребенком? — Суворов показал мне на явно обрезанные провода, свисавшие со столба рядом с домом. — Ни света тебе, ни радио…

Мы подошли к покосившейся калитке, от которой осталось лишь название, точно также как от забора, огораживающего усадьбу. Несколько гнилых плах, видимо, не годились даже на дрова. Все вокруг, и двор, в том числе, щедро заросло лебедой, чертополохом и крапивой. Стены и крышу уже тронуло мхом, изба дышала на ладан, а от хозяйственных построек остались одни столбы. Вероятно, соседи разобрали их на дрова, а, может, и сама хозяйка постаралась. Во дворе я не заметила ни полена дров…

— Эй, есть, кто живой? Отзовись! — крикнул Суворов и постучал по доске, закрывающей ближнее к нам окно.

При этом он обжегся крапивой, шепотом чертыхнулся и велел мне отойти подальше.

— Марина! Выйди на минутку! — крикнул он еще громче. Но когда и этот клич остался без ответа, он с недоумением посмотрел на меня. — Не отзывается!

— Саша, смотри, кажется, к дому кто‑ то подъезжал? — Я поманила его и показала на заметный след в траве. — Совсем недавно, трава еще не успела подняться…

Суворов с веселым удивлением посмотрел на меня, покачал головой и принялся рассматривать след, оставленный колесами неизвестного транспортного средства. Одно я знала точно, это был не мотоцикл «Урал» и не трактор «Беларусь».

Суворов крякнул, но ничего мне не сказал, только быстро направился к калитке, вошел во двор, затем наклонился и что‑ то поднял. Какую‑ то тряпочку, как мне показалось, но Суворов крикнул:

— Детский носочек!

Я двинулась к нему, но Суворов махнул мне рукой и приказал:

— Оставайся на месте! Я сейчас! — и скрылся за углом избы.

Я прошлась по следу, оставленному неизвестной машиной. Мне хотелось разглядеть след протектора, и понять, наконец, был ли это Сережин «Вольво» или какая‑ то другая машина. Но я так ничего не сумела разглядеть и понять.

Суворов не показывался из избы, но я почему‑ то была уверена, что Марины в доме нет. Приближалась ночь, только что прошел дождь, а женщина с маленьким ребенком даже не удосужилась затопить печь.

С одной стороны меня ее отсутствие устраивало. Я вдруг поняла, что мне расхотелось указывать сопернице на ее истинное место, вне нашей с Сережей жизни, совершенно пропало желание ругаться, спорить, что‑ то кому‑ то доказывать. Я уже не испытывала того чувства беспросветного отчаяния, которое сразило меня при виде доказательств Сережина вероломства… Странное дело, но я успокоилась. И моя любовь к Сереже, и грядущее объяснение с ним предстали передо мной в совершенно других тонах. Мне уже не хотелось кататься по полу и рвать на себе волосы. Даже если нам придется расстаться с Сережей, жизнь на этом не остановится. А с другой стороны, возможно, прав Суворов, когда говорит, что я на десять лет выпала из общественной жизни.

— Выпала! — сердито подумала я. — Нагляделась на неприкаянную жизнь мамы и отца, и решила сделать все, чтобы мой ненаглядный муж и моя ненаглядная дочь купались бы в любви, обожании, заботе… И вот итог этой любви и заботы…

Тут я подумала, что сама себя обманываю. Не о чем я не жалею, просто слишком хороший образ подвернулся мне на глаза: разрушенная изба, как символ моей покосившейся семейной жизни, болтавшаяся на одной петле калитка… Один Суворов в эту безнадегу никак не вписывался. Он как раз появился во дворе и развел руками.

— Никого!

Я поспешила к нему.

— Так я и знала! Кто‑ то увез ее незадолго до нас!

— Ты говоришь, твой муж уехал на «Вольво», но здесь подъезжали на другой машине… — сказал Суворов, но не договорил и устремил свой взгляд поверх моей головы. — Эй, любезный! — окликнул он кого‑ то за моей спиной. — Можно вопрос задать?

Я обернулась. На крыльце соседнего двухквартирного дома появился невзрачный мужичонка в тельняшке, трусах и резиновых сапогах. Заметив нас, он замер на верхней ступеньке.

— С‑ слушаю вас, — сказал он учтиво, и, покачнувшись, ухватился за хлипкие перильца.

Мы приблизились к калитке. Мужик уставился на нас мутными глазами и икнул, затем повел рукой и, хихикнув, предположил:

— А, дачники! На озеро приехали? Добро пожаловать в наши края!

После столь долгой тирады он лишился последних сил, с размаху шлепнулся тощим задом на ступеньку и, привалившись щекой к балясине крыльца, закрыл глаза.

— Ну, вот! — Суворов посмотрел на меня, глаза его смеялись. — Как упоительны в России вечера… Этого уже упоили в стельку…

В этот момент на крыльце появилась полная женщина в пестром платье, обшитом по подолу грязным кружевом. Не обращая на нас внимания, он схватила мужика за шиворот и визгливо заорала:

— Петька, твою душу мать! Свинья не кормлена! Корову не встретил…

— Дама! — прервал ее Суворов. — Можно вас отвлечь на минутку!

«Дама» подняла голову и недружелюбно уставилась на нас.

— Чего надо? — спросила она, не выпуская из рук тельняшку своего супруга. Тот слабо барахтался у ее ног, пока не встал на четвереньки.

— Мы хотели узнать про вашу соседку, Марину, — вежливо сказал Суворов. — Дома ее нет. Куда она подевалась?

— Маринка? — Баба шмыгнула носом. — Так уехала Маринка. Часу еще не прошло, как свалила. Прикатили мужик с бабой, посадили ее с дитем на машину и убрались в одночасье.

— На какой машине? — вклинилась я.

— На «Ниве», — подал голос мужик и заголосил: — Синий, синий иней лег на провода, в небе темно‑ синем…

— Заткнись! — встряхнула его баба и пояснила: — На голубой «Ниве», номера, кажись, не иркутские…

Суворов многозначительно посмотрел на меня. Но я и без того догадались, что это была за «Нива». Выходит, Людмила нас опередила, но почему мы не встретили «Ниву» по дороге, если они повезли Марину в город? Или направились в какое‑ то другое место?

— Скажите, пожалуйста, — обратилась я к бабе, — как выглядела женщина, которая приезжала за Мариной?

— Лолита‑ а! Девушка моей мечты! — заорал мужик, пытаясь подняться с четверенек. Но баба треснула его по затылку, и проворчала:

— Сюзанна, дурак, а не Лолита!

Но я уже догадалась, кого он имел в виду, а баба только подтвердила, что я не ошиблась.

— На Лолиту она похожа, на певицу, только поздоровше, и выше меня на две головы, — прокомментировала она песенные показания своего супруга. — На Маринку шибко орала: «Сука, — говорит, — ты последнего разбора!», а мужик в это время дите на руках из избы вынес. Маринка к нему кинулась, плакала очень, хотела ребенка забрать, а Лолита эта ее толкнула, девка в траву упала… — Дальше я не видела, кошка со стола мясо утянула. Пока я ее лупцевала, оне уже уехали.

— Та‑ ак! — Суворов посмотрел на меня. — Уехали! — И снова перевел взгляд на бабу. — Вы, конечно, не видели, в каком направлении?

— Я видел, — снова вылез мужик. — На Кордовку они двинули. Только че там искать? Тупик, болота и дорога, не приведи Господь! — Он махнул рукой куда‑ то за полотно железной дороги. — Там оне!

— Странно! — сказала я. — Женщину, кажется, увезли силой, а вы никому не заявили… Вдруг ее похитили бандиты? У вас милиция есть?

Баба расхохоталась, следом за ней захихикал мужик.

— Какая милиция? Вы че, охренели? У нас тут, почитай, кажный день мордобои. Что ж, по каждому случаю милицию звать? Сами разберемся! А Маринку та баба правильно сукой обзывала! Сука она и есть сука! Мать от рака загибалась, куска хлеба купить не на что было, уж про лекарства я не говорю! На весь поселок орала от боли! А она даже на похороны не приехала, копейки не прислала, я знаю, сама ей телеграмму отбивала… — Она нецензурно выругалась: — Шалашовка, мать ее! И правильно, если бандиты ее накрыли! Дите жалко, а ей самой поделом!

— Все, Аня! — быстро сказал Суворов. — Надо срочно ехать за ними. Как бы чего не случилось! Что‑ то мне не нравится этот тупик и эти болота!

— Спасибо! — крикнула я женщине и ее голосистому мужу, и поспешила вслед за Суворовым к машине.

Мы отъехали метров на двести от дома Марины, и Суворов вновь остановил машину, затем достал сигарету и закурил.

— В избе все перевернуто вверх дном, даже детскую коляску искромсали ножом. Что они могли искать, Аня? Что им нужно? Судя по всему, твоя Людмила не пылает к Марине родственными чувствами?

— Я не знаю! Я ничего не знаю, Саша! — взмолилась я. — Я просто хотела узнать, действительно ли Сергей мне изменяет? И, как всякая женщина, которую обманули, я хотела увидеть свою соперницу. Я не подозревала, что все так закручено. Я теперь не сомневаюсь, что и бежевый «Москвич», из‑ за которого я залетела в арык, тоже их рук дело. И Клим… как он вовремя оказался на месте происшествия… — Хотя, — я задумалась на мгновение, — у него железное алиби. Я знаю точно, в это время он был на вечеринке у Риммы.

— За рулем «Москвича» мог находиться, кто угодно, если твой Ворошилов связан с Милехиным!

— Но причем здесь Сережа! — заплакала я. — Что им от него нужно? Подсунули ему эту девку и теперь шантажируют? Деньги с него тянут? Но какой им резон его шантажировать, если я и так все знаю? — Я схватилась за голову. — Господи, зачем я в это влезла? Нет было дождаться Сережу и выяснить все без свидетелей!

— Аня! — строго сказал Суворов. — Зачем голосить понапрасну? Неужели не понятно, что тебя намеренно спровоцировали? Не знаю, кто приложил к этому руку, но специально выбрали момент и подбросили всю эту гадость, на которую ты клюнула, как щука на живца. На твоего мужа устроили охоту, причем с твоей помощью. Ты не находишь?

— Я поняла, — обреченно сказала я. — Я его сдала с головой. И милиции, и Людмиле… Но я не знаю, где он скрывается, а Марина знает. И они увезли ее в лес, чтобы добиться от нее, где сейчас Сережа.

— Кажется, им не так нужен твой муж, как какие‑ то документы? — задумчиво сказал Суворов и выбросил окурок за окно. Взявшись за руль, он посмотрел на меня и приказал: — Прекращай реветь! Поехали!

— Но как ты узнал, что они искали бумаги? Какие документы мог Сережа доверить этой девке? — всполошилась я. — Он очень дорожит своей репутацией! Он никогда не доверит бумаги подозрительной особе!

Суворов молча покосился на меня, а затем сказал, как отрезал:

— Одно из двух, или ты абсолютно не знаешь своего мужа, или эта девица не совсем подозрительная особа. — Для него, я имею в виду!

— Но что это может быть? — я сделала вид, что не обратила внимания на его тон. — Какие‑ то финансовые документы? Контракты, договоры?

— Понятия не имею! — буркнул Суворов. — Но они распотрошили коляску, оторвали половицы, сорвали коврики со стен, выбросили тряпье из шкафа… Тебе этого мало? Что, по‑ твоему, они искали, если не документы? Не любовные же письма?

— Письма я нашла, — сказала я тихо и дотронулась до его руки. — Прости, что втянула тебя в эти дела. Подожди меня на вокзале. Я сама съезжу в Кордовку.

— Ну, уж нет! — произнес он сквозь зубы. — Не делай из меня подлеца! Кем бы она ни была, девку надо спасать!

— А если у них оружие? — спросила я.

— Аня, — Суворов бросил на меня короткий взгляд, — если ты решилась на эту поездку, дело надо довести до конца. Если ты боишься, я оставлю тебя на вокзале, но в Кордовку я поеду в любом случае, даже если ты не согласишься.

— Я согласна! — сказала я. — Давай уж, поехали в эту чертову Кордовку!