цКЮБМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ яКСВЮИМЮЪ ЯРПЮМХЖЮ
йюрецнпхх:
юБРНЛНАХКХюЯРПНМНЛХЪаХНКНЦХЪцЕНЦПЮТХЪдНЛ Х ЯЮДдПСЦХЕ ЪГШЙХдПСЦНЕхМТНПЛЮРХЙЮхЯРНПХЪйСКЭРСПЮкХРЕПЮРСПЮкНЦХЙЮлЮРЕЛЮРХЙЮлЕДХЖХМЮлЕРЮККСПЦХЪлЕУЮМХЙЮнАПЮГНБЮМХЕнУПЮМЮ РПСДЮоЕДЮЦНЦХЙЮоНКХРХЙЮоПЮБНоЯХУНКНЦХЪпЕКХЦХЪпХРНПХЙЮяНЖХНКНЦХЪяОНПРяРПНХРЕКЭЯРБНрЕУМНКНЦХЪрСПХГЛтХГХЙЮтХКНЯНТХЪтХМЮМЯШуХЛХЪвЕПВЕМХЕщЙНКНЦХЪщЙНМНЛХЙЮщКЕЙРПНМХЙЮ
о НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ В СВЯЗИ С ВОПРОСОМ О РЕАБИЛИТАЦИИ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II АЛЕКСАНДРОВИЧА И ЧЛЕНОВ ЕГО СЕМЬИ
|
|
Обращение к вопросу о реабилитации Государя Императора Николая Александровича и Его Семьи требует, естественно, хотя бы краткого анализа российского законодательства, регулирующего соответствующие отношения, законодательства, к сожалению, весьма противоречивого. Основным нормативным документом здесь является закон Российской Федерации от 18 октября 1991 года № 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий». Констатируя тот факт, что «за годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признаком», законодатель провозгласил целью данного закона реабилитацию «всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории Российской Федерации с 25 октября 1917 года, восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального ущерба». Отметим, что согласно данному положению реабилитированы должны быть все (!) жертвы политических репрессий. Однако, давая в главе «Общие положения» понятие политических репрессий, закон неоправданно суживает круг лиц, подлежащих реабилитации.
Согласно ст. 1 рассматриваемого закона «политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями». И дело, в данном случае, не в том, что в начале определения употребляется настоящее время («меры принуждения, применяемые», а в конце – прошедшее («органами, наделявшимися»).
Проблема в другом, и проблема гораздо более важная. Если в начале определения под политическими репрессиями понимаются меры принуждения, применявшиеся «государством» в целом, т.е. независимо от того какими органами или в каком прядке были приняты соответствующие решения либо осуществлены сами репрессивные действия, то в конце лишение прав или ограничение в правах осуществленные не теми государственными органами, которые указаны в статье, или в ином, чем в административный, порядке, исключаются из понятия политических репрессий. Как будто бы лишение или ограничение прав в нормотворческом порядке, но по политическим мотивам, является правомерным. А ведь такое лишение и ограничение имело место и, именно, с самого начала советской власти, которая законодателем, кстати, возведена чуть ли не в имя собственное – в анализируемом законе пишется с прописной буквы.
Уже на второй день тоталитарной диктатуры, 26 октября 1917 года принятым II Всероссийским Съездом Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов «Декретом о земле», точнее Наказом, являвшимся приложением к Декрету, была отменена частная собственность на землю, причем, на всю, в чьем бы владении эта земля не находилась. Десятки миллионов наших дедов и прадедов, включая крестьян и рабочих, именно в нормотворческом порядке, а на данную дату никаких «органов исполнительной власти», даже созданного на следующий день Совета Народных Комиссаров, ещё просто не существовало, были лишены права частной собственности на землю. Согласно Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа, вошедшего в первую Конституцию РСФСР, принятую 10 июля 1918 года, «эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти». Статья 65 этой же Конституции лишала ряд категорий активного и пассивного избирательного права, в частности «монахов, духовных служителей церквей и религиозных культов (пункт «г»), служащих и агентов бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также членов царствовавшего в России дома (пункт «д»)». Эти ограничения были, само собой разумеется, обусловлены идеологическими и политическими мотивами. Но, при буквальном толковании закона, они политическими репрессиями признаны быть не могут. Вот так, в самой первой статье законодатель устанавливает изъятия, противоречащие им же самим провозглашенной цели. Но дальше, ещё хуже. Кажется, дано определение политических репрессий, заявлено, что реабилитированы должны быть все, им подвергшиеся. Круг лиц определен - все. Но уже в статье 3 закона дается исчерпывающий перечень лиц, подлежащих реабилитации как репрессированные по политическим мотивам. Он ещё более ограничивает сферу действия закона. Так, подлежат реабилитации только те, кто были:
а) осуждены за государственные и иные преступления, т.е. при наличии приговора суда;
б) подвергнуты уголовным (?) репрессиям по решениям органов ВЧК, ГПУ – ОГПУ, УНКВД – НКВД, МГБ, МВД, прокуратуры и их коллегий, комиссий, «особых совещаний», «двоек», «троек» и иных органов, осуществлявших судебные функции (здесь, как видим, необходимо некое «решение», причем не любых государственных органов, даже и исполнительной власти, либо их должностных лиц, а только поименованных; опять же не понятно, почему речь идет об «уголовных» репрессиях, когда закон регулирует отношения, связанные с репрессиями политическими);
в) подвергнуты в административном порядке ссылке, высылке, направлению на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, в том числе в «рабочих колоннах НКВД», а также иным ограничениям прав и свобод (здесь речь опять идет только об определенных видах «мер принуждения» - лишенные свободы во внесудебном прядке выпали из понятия «все репрессированные»);
г) необоснованно помещены по решениям судов и несудебных органов в психиатрические учреждения на принудительное лечение (это, впрочем, к нашей сегодняшней теме не относится);
д) необоснованно привлечены к уголовной ответственности и дела на них прекращены по нереабилитирующим основаниям (здесь тоже требуются какие-то «дела», причем не просто дела, а «на них», да и речь идет снова об уголовной ответственности).
И, наконец, пункт «е» статьи 3 признает подлежащими реабилитации тех, кто были признаны социально опасными по политическим мотивам и подвергнуты лишению свободы, ссылке, высылке по решениям судов и внесудебных органов без предъявления обвинения в совершении конкретного преступления. Здесь, к сожалению, также не обошлось без ошибки в юридической технике - в тексте закона было бы правильнее заменить соединительный союз «и» разъединительным «или», иначе создается впечатление, что одновременно необходимо два решения – судебного и внесудебного органов). Но это не главное. Поскольку режим содержания Государя Императора и Его Семьи в екатеринбургском Доме Особого Назначения (ДОН) свидетельствует о том, что это было именно лишение свободы, а не ссылка или высылка, и лишены они были свободы по решению внесудебных органов, без предъявления обвинения и по политическим мотивам, данное обстоятельство является бесспорным основанием для реабилитации.
Вместе с тем, поразительно другое. Детальный анализ статьи 3 данного закона свидетельствует о том, что из состава подлежащих реабилитации лиц исключены те, кто был по решению внесудебных органов «лишен жизни». Поучается, что лишение Государя и Его Семьи свободы – основание для реабилитации, а Их расстрел – нет. А ведь это относится не только к екатеринбургской трагедии. Рабочие, расстрелянные в 1962 году на площадях и улицах Новочеркасска, также были «лишены жизни», лишены, поскольку военнослужащие советской армии получили соответствующий приказ, государством. Но и они, при буквальном применении положений закона, не могут быть реабилитированы. Не могут быть также реабилитированы и подвергшиеся по решению внесудебных органов ограничению или лишению прав. Здесь уже прямое противоречие первой и третьей статей закона. Согласно статье 1 политические репрессии имели место, но по статье 3 жертвы этих репрессий реабилитации не подлежат.
Одной из основных причин такой противоречивости данного закона представляется совершенно необоснованное применение современных представлений о разделении властей к принципам советской действительности, особенно в 1917 – 1918 годах. Советы были, подобно парижской коммуне, органами, осуществляющими все властные функции – нормотворческую, административную и судебную - не только с точки зрения коммунистической идеологии. Хотя и идеологические установки большевиков ещё в 1917 году вошли в состав законодательства – Декретом Совнаркома РСФСР от 24 ноября 1917 года «О суде» было постановлено что «отмененными признаются все законы, противоречащие… программам минимум Р.С. – Д. Р. Партии и Партии С.Р.».
Полновластие Советов, наделение их полномочиями во всех вопросах государственной жизни было закреплено законодательно. Уже 28 октября 1917 года Декретом «О полноте власти Советов» было провозглашено: «Вся власть отныне принадлежит Советам». Согласно Принятой III Всероссий1ским Съездом Советов Рабочих и Солдатских Депутатов 13 января 1918 года Декларации «О правах трудящегося и эксплуатируемого народа» Россия была объявлена «Республикой советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит этим советам». Напомним, что эта декларация стала Разделом первым Конституции РСФСР от 10 июля 1918 года. Статья 12 первой советской Конституции закрепляла следующее: «Верховная власть в Российской Социалистической Федеративной Советской Республике принадлежать Всероссийскому съезду Советом, а в период между съездами – Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету Советов», тому самому ВЦИК, Президиум которого признал правильным решение о расстреле Императора Николая II и Его Семьи.
Согласно ст. 24 Конституции РСФСР 1918 года Всероссийский съезд Советов являлся высшей властью в стране, а в период между съездами такой властью был ВЦИК. По ст. 31 Конституции ВЦИК являлся высшим законодательным, распорядительным и контролирующим органом РСФСР. Одним из основных свойств всякой высшей, верховной власти является её единство, неразделенность в своих проявлениях. Власть, не имеющая полномочий хотя бы в одной области: законодательной, судебной или исполнительной, в принципе не может именоваться верховной. Кстати, до конца 80-х – начала 90-х годов ХХ века то, что ныне называется органами исполнительной власти именовалось органами государственного управления, а законодательные органы – органами государственной власти.
Функциональная нераздельность власти Советов нашла своё отражение и главе девятой Конституции – «О предметах ведения Всероссийского съезда Советов и Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов». Положения статьи 49, в которой подробно излагается компетенция данных органов, дополняются нормой статьи 50: «Сверх перечисленных вопросов ведению Всероссийского съезда Советов и Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов подлежат все вопросы, которые они признают подлежащими их разрешению». Местные Советы, в том числе и Уралсовет, принявший решение о расстреле Государя Императора Николая Александровича и членов Его Семьи, с учетом положения первой Конституции РСФСР, что на местах, как и в центре, Советам принадлежит также вся власть, а задачей Советов на местах по статье 61-ой Конституции являлось «объединение всей советской деятельности в пределах данной территории», также являлся одновременно органом не только нормотворческим, но и распорядительным, обладающим в том числе и судебными функциями. Изложенное, с нашей точки зрения, в достаточной мере доказывает несостоятельность доводов о невозможности реабилитации Государя Императора Николая Александровича и членов Его Семьи в связи с якобы превышением Уралсоветом и Президиумом ВЦИК их полномочий и, следовательно, общеуголовном характере убийства Царственных Новомучеников.
В заключение, хотелось бы обратить внимание на ещё один, просто бесподобный недостаток закона «О реабилитации жертв политических репрессий». В нем дается понятие репрессий, объясняется, почему они являются политическими, но в нем совершенно отсутствует определение самого понятия «реабилитация». Девять статей закона посвящены порядку реабилитации. Подробно излагаются последствия реабилитации: восстановление в правах, званиях, возвращение наград, возмещение материального ущерба (4 000 рублей за движимое и 10 000 рублей за движимое имущество и жилые дома, а национализированное имущество вообще возврату не подлежит, равно как его стоимость - компенсации). Но вот, что такое реабилитация сама по себе, закон умалчивает. Впрочем, определение реабилитации косвенно дано в другом, ранее принятом нормативном акте – Законе РСФСР от 26 апреля 1991 года № 1107-1 «О реабилитации репрессированных народов».
Декларируя, что «обновление советского общества в процессе его демократизации и формирования правового государства в стране требует очищения всех сфер общественной жизни от деформации и искажения общечеловеческих ценностей», признавая, между прочим, под репрессиями проведение на государственном уровне политики клеветы, установление режима террора и насилия, данный закон постановляет «реабилитировать все репрессированные народы РСФСР, признав незаконными и преступными репрессивные акты против этих народов». Не отмена какого-либо документа, а, именно, признание репрессивных незаконными и преступными – в этом суть реабилитации. Закрепленные статьей 150 Гражданского кодекса такие нематериальные блага, как достоинство личности, честь и доброе имя могут защищаться репрессированными или их наследниками и в гражданско-правовом порядке (п. 1 и п. 6 ст. 152 ГК РФ). Жертвы же политических репрессий должны быть реабилитированы в порядке публично-правовом, с признанием и репрессивных документов, и, во всяком случае, самих репрессивных действий, всё это охватывается понятием «акты», преступными. Сам же факт расстрела Государя Императора Николая Александровича и членов Его Семьи по решению государственного, советского органа и по политическим мотивам очевиден, общеизвестен и не требует доказательства. И если для реабилитации, для достижения провозглашенной законодателем цели, исходя из которой и следует применять закон, если во имя справедливости необходимо отказаться от буквального, больше похожего по своему стремлению на ограничительное, толкования некоторых до непозволительности казуистичных норм, то это и надо сделать, повинуясь не мертвой букве, а живому Духу закона и голосу совести. «Да будет слово ваше: да, да, нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого», - сказано в Евангелии (Мф. 5: 37).
В противном случае, кощунством окажутся слова преамбулы закона об осуждении многолетнего террора и массовых преследований нашего народа как несовместимых с идей права и справедливости, о выражении Федеральным Собранием Российской Федерации глубокого сочувствия жертвам необоснованных (sic!) репрессий, их родным и близким, о неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека. В противном случае, трудно поверить в искреннюю приверженность современной российской власти идее права, в её идеологическую беспристрастность и просто человеческую порядочность.