Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Путь рассуждений
Эту мысль я довольно долго развивал еще в 1975 году, однако, с одной стороны, не получил одобрения со стороны коллег, а с другой – слоговой подход не опирался ни на какие наблюдения. Однако лет 10 назад, при работе над монографией о слоговом письме, у меня неожиданно появилось несколько аргументов по поводу первичности слогового письма относительно буквенного, и я их сейчас приведу. Цитата будет длинной. «Cлоговая структура славянского языка. Подлинным носителем информации является предложение, реализующее коммуникативную функцию языка. Словосочетания и слова уже выделяются более произвольно, в них силен момент условности, часто между ними трудно провести грань (например, “мало помалу” – это слово или словосочетание?), однако слово выступает как некоторая мельчайшая единица номинации, как ее квант. Еще сложнее обстоит дело с морфемами, которые часто просто решительно ничем не отличаются от служебных слов, например, предлогов и частиц и привносят собой минимальные семантические различия. Что же касается выделения слогов и звуков, то это пример полной отстраненности от языка, это просто физика речи, ее акустическа сторона. С этих позиций выделение звуков внутри слога есть такая же абстракция от смысла речи, как выделение слогов в слове или слов в словосочетании – все они звучат в предложении слитно. В этом смысле пиктография как мыслепись и графика как звукопись развивались параллельно: в рисуночной фиксации мыслей каждый знак со временем все меньше походил на оригинал; иными словами, его визуальная семантика со временем стиралась, заменяясь семантикой условной; подобным же образом стиралась со временем и звуковая семантика слога, исходно бывшего словом, затем морфемой и, наконец, неким сочетанием гласных и согласных звуков. Тем самым, вопрос о характере письма – словесного (логографического), слогового (или переходного к буквенному – консонантного) и фонетического (как его вариант – фонематического) – это вопрос об уровне абстрагирования, на котором находится тот или иной народ. Логография предполагает фиксацию звучания целого слова; она наглядно демонстрирует, что предложение состоит из отдельных слов, и тем самым прямо раскрывает коммуникативную функцию языка. Это – наиболее естественный способ записи речи. Переходя к силлабографии, мы переходим к уровню фиксации отдельных морфем, а вместе с тем и к номинативному отношению к языку. Нам теперь важно разобраться в том, как устроено слово из его составных кирпичиков, а тем самым иы гораздо более сложно фиксируем и предложение. Переход к записи отдельных звуков в буквенном письме – это полная десемантизация письменной речи, это такой же отстраненный и отвлеченный подход к информации, как к любым бесмысленным шумам или к музыкальным звукам. Так хорошо описывать чужой язык, не вызывающий в нас ни малейших эмоций, например, язык порабощенных или зависимых от нас народов. Разумеется, так можно достаточно точно описать язык с точки зрения его звучания, но, вероятно, так теряются все давние семантические традиции, весь опыт данного этноса по осмыслению своей речи. Как и во многих других областях, западная цивилизация предпочла подобный сугубо формальный подход. Восток остался верен традиции, передающей душу языка – его семантику, как новую, так и в особенности старую, древнюю. Ну, а России досталась, как всегда, промежуточная роль – изображать речь не конкретно-лексически, но и не абстрактно-фонетически, а слоговым способом. Рассмотрим, насколько современный русский язык ушел от состояния, когда слоги практически совпадали с морфемами. Правила переноса. Согласно им, нельзя переносить или оставлять на строке одну букву, а слоги желательно оставлять открытые. Поэтому слово ПОТОП нельзя переносить как П-ОТОП, ПОТО-П или ПОТ-ОП, а можно только единственным способом: ПО-ТОП. Напротив, в английском языке следует разделить слово на закрытые слоги, например, ИМ-ИДЖ, и так его переносить (с позиций русского языка это слово вообще неделимо). Иными словами, даже сегодня русские слова как бы делятся на древние морфемы, звучащие как открытые слоги, и мы их оставляем на строке так, чтобы удовлетворить как бы требованиям древнего читателя, если бы он ухитрился дожить до наших дней. Разумеется, на самом деле это всего лишь традиция, но такая, которая оказалась сильнее сегодняшнего понимания семантической ненаполненности слога. Правда, эти правила переноса доживают последние годы, ибо уже сегодня в связи с компьютерным набором многих текстов в печатных изданиях иногда возникают очень странные переносы, не только формирующие закрытые слоги, но и оставляющие на строке по одной букве. В конце ХХ века требования к переносу открытых слогов выглядят немотивированным анахронизмом. Это означает, что только к концу II тысячелетия н.э. исчезают последние остатки некогда существовавшей слоговой организации славянского письма. Слоговая организация письма. Русская графика пока во многом удерживает слоговое изображение слова. До сих пор в русских буквах сохранились чисто слоговые знаки - Я, Ю, Е, Ё, передающие слоги ЙА, ЙУ, ЙЕ, ЙО при единичном употреблении этих знаков или при их постановке в начале слова или, иногда, слога; слоговым еще в начале ХХ века был и знак И в словах ИХ и ИМ (произносилось ЙИХ и ЙИМ). В школьной грамматике эти знаки называют буквами для обозначения гласных звуков, что, вообще говоря, неверно, ибо при отдельном расположении, как уже упоминалось выше, они образуют слоги. Однако после согласных они действительно обозначают гласные звуки и в этом смысле они омографичны буквам. Следовательно, даже современная русская азбука содержит силлабографы, слоговые знаки, хотя и в небольшом количестве. Далее, в современном русском написании мы встречаем согласные с несобственными буквами Ь и Ъ (эти диакритические знаки нельзя считать буквой, ибо в наши дни перед согласным они не обозначают никакого звука, а лишь смягчение предшествующего согласного, хотя перед гласным они обозначают звук Й и тогда являются буквой), а до реформы написания в 1918 году сфера применения диакритического Ъ была шире. Так что хотя в наши дни предлоги и частицы В, К, С, ЛЬ понимаются как один звук, в графике начала ХХ века они выглядели слогами ВЪ, КЪ, СЪ, ЛЬ, а тысячу лет назад и произносились как открытые слоги, где Ъ обозначал краткий (сверхкраткий) звук А/О, а Ь - сверхкраткий Е/И. В пословицах и народных песнях сохранились предлоги с гласными полного образования: “не КО двору”; “СО вьюном я хожу”, “ВО поле береза стояла”. Так что современная графика сохранила нам слоговой облик ряда слов, которые уже много веков произносятся как отдельные согласные звуки. Другие народы с кирилловской графикой ушли от слогового изображения согласных; так, у сербов появились две лигатуры, Љ и Њ, обозначающие единый звук, а болгары ушли от мягкого ЛЬ и произносят НОРМАЛНО, ПРАВИЛНО. Более того, для мягких (палатальных) вариантов согласных в русском гражданском шрифте используются не особые буквы и не диакритические знаки над буквами (как в западнославянских языках, принявших латиницу), а как раз силлабографы. Тем самым мы не можем оценить, твердый или мягкий вариант согласного помещен в соответствующем слове, пока мы не увидим после согласного знак Ь или его отсутствие. Иными словами, в современном русском языке мягкость согласного обозначается не буквенным, а слоговым способом. Правда, в некоторых случаях этот принцип проводится непоследовательно (Ь отсутствует всегда после Щ и иногда после Ч и ЖЖ, но присутствует после уже отвердевших Ш и Ж), но тем не менее он существует. Приведенные примеры, а равно и правила переноса указывают на то, что русская графика по своему строению и до сих пор во многом сохранила свою слоговую организацию, хотя сами слоги теперь изображаются гласными и согласными буквами. Этого не могло бы произойти, если бы славяне сразу стали писать буквами, но это вполне закономерно, если считать, что славяне перешли от слоговой письменности к буквенной, сохранив уже укоренившиеся навыки. Слоговая организация чтения. Многие взрослые, пытавшиеся самостоятельно научить своих детей чтению, сталкивались с парадоксом: дошкольники могут превосходно усвоить начертания букв и прекрасно произносить их в порядке читаемого слова, но при этом знакомого акустического образа у них не возникает, и, например, сочетание Б, Е, Г, И, К, О, М, Н, Е совершенно не воспринимается как нечто осмысленное. Оказывается, для получения смысла слово или словосочетание должно быть прочитано не по буквам, а по “складам”, то есть по слогам, например, БЕ-ГИ-КО-МЪ-НЕ. Только тогда возникает до некоторой степени привычное звучание слов. Это и понятно: уже разбивка слова на слоги есть определенная акустическая деформация речи; разбивка же его на отдельные звуки приводит к полной десемантизации и разрушению не только коммуникации, но даже и номинации. Поэтому до революции 1917 года в школах существовала практика заучивания слогов: БУКИ + АЗ = БА-БА; ВЕДИ + АЗ = ВА-ВА; ГЛАГОЛЬ + АЗ = ГА-ГА и т.д. Кроме того, есть пример и более древнего изучения слогов в школе. Прежде всего, – это надпись на донце туеса мальчика Онфима из Новгорода [17, c. 216, рис. 1], относящаяся к первой трети XIII века, рис. 1-1, в крупном виде на рис. 1-2. После изображения азбуки здесь находится изображение слогов, сначала с А: БА-ВА-ГА-ДА-ЖА…, затем с Е и И. Другая надпись – конца XIV-начала XV века из Новгорода [18, с. 27, грамота 623], рис. 1-3. Это означает, что и в древности изучению слогов уделялось большое внимание, а туес Онфима демонстрирует, что слоги изучались тотчас же за изучением букв, как прямое продолжение изучения азбуки. В современных школах этот этап овладения чтением завуалирован тем, что в букварях помещают специальные тексты, прекрасно членящиеся на открытые слоги. Так что вместо схоластических, абстрактных слов ВА-ВА, ГА-ГА современные школьники читают более понятные фразы: МА-МА МЫ-ЛА МА-ШУ. Однако принцип слогового чтения в этих примерах никоим образом не нарушен. Более того, современные буквы имеют слоговое чтение в аббревиатурах, причем иногда это чтение отличается от названия буквы в азбуке. Так, Б читается как БЭ, В – как ВЭ, Г – как ГЭ и т.д., но Ф читается как ФЭ (в аббревиатуре ФРГ–ФЭЭРГЭ), а не ЭФ, как положено, Р читается РЭ, а не ЭР и т.д. По сути дела мы сталкиваемся здесь с двумя интереснейшими пережитками слоговой традиции: со слоговым названием современных букв азбуки, и со слоговым же чтением аббревиатур (правда, аббревиатуры читаются иногда и по буквам, но это производит комический эффект, например, «СССР» или «КПСС»). Слоговое название букв. Оно стало настолько привычным, что вытеснило их прежние названия, в виде значимых слов – АЗ, БУКИ, ВЕДИ … Однако тут есть любопытные отклонения: если основное большинство букв называется или по их произношению (гласные), или открытым слогом (согласные), например, БА, ВА, ГА, то ряд согласных назван иначе – прежде всего это группа ЭЛЬ, ЭМ, ЭН, а затем ЭР, ЭС. Вероятно, тут сказываются очень древние традиции (ими же объясняется и совершенно внесистемное чтение Ъ, Ы и Ь как ЙЕРЪ, ЙЕРЫ, ЙЕРЬ). Другой пережиток – это аббревиатуры; если в них встречается гласный звук, они читаются по буквам: вуз, ГУМ, ЛОМО, Но когда гласный звук отсутствует, в ход идут более древние типы озвучивания, так что при консонантной записи происходит слоговое чтение: СССР читается как ЭСЭСЭСЭР, ДДТ как ДЭДЭТЭ, ДНК как ДЭЭНКА, ВДНХ как ВЭДЭЭНХА. Более того, при наличии гласного звука на конце аббревиатуры побеждает все-таки не буквенное, а слоговое прочтение: МГУ–ЭМГЭУ, США–СЭШЭА; то же и при гласном звуке в начале слова: АМН–АМЭЭН, АЗЛК–АЗЭЭЛКА. Иначе говоря, отдельные буквы мы все же воспринимаем как слоги. Это поможет нам понять наших далеких предков, которые создавали славянскую азбуку из слогов, понимая букву как один-два слога (хотя на первый взгляд это абсурд, мы привыкли понимать слог состоящим из звуков, и потому слоговой знак для нас естественно должен разлагаться на буквы, а не наоборот)» [4, стр. 18 – 20]. Итак, выделено четыре основания для того, чтобы можно было перейти к исследованию слоговой письменности. О когда я ее исследовал и составил силлабарий руницы, появилось пятое и самое решительное основание для утверждения о том, что слоговой принцип языка предшествовал не только буквенному, но и морфемному: наличие слоговой письменности русских.
|