Глава V. Расцвет Русского могущества. 4 страница

" А и будет Волх во двенадцать лет,

Стал себе Волх он дружину прибирать,

Дружину прибирал в три годы,

Он набрал Дружины себе семь тысячей;

Сам он Волх в пятнадцать лет

И вся его дружина по пятнадцати лет...

Волх поил, кормил дружину хорабрую,

Обувал, одевал добрых молодцев"....

И так Святослава повел в Болгарию по-преимуществу молодые полки, для которых конечно в числе различных добыч, какими всегда обогащались ратные люди, не последнее место занимали и добрые девицы, красавицы-невесты (ср. выше стр. 159), тем более, что и по домашним обычаям невесты обыкновенно добывались умыканием, кражею, пленом. Пленение людей было коренным законом тогдашней войны. Это была первая и очень важная добыча. Из договоров с Греками мы видели, что пленные составляли рядовой товар, имевший даже определенную ходячую цену, как калач.

Во всех тогдашних войнах больше всего подвергались плену женщины и дети, ибо мужчины и в плену были опасны, а потому в затруднительных случаях, когда невозможно было их сторожить они чаще всего избивались, как опасная сила. Мы видели также, что выше других ценились добрые юноши и девицы, меньше ценились средовичи, а старики и дети в половину против юношей. При многочисленном пленении, конечно, самым дешевым товаром оставались все-таки женщины, о чем всегда с усмешкою поговаривают и наши былины, прибавляя, что добрых молодцов полонили станицами, красных девушек пленицами, добрых коней табунами. Пленицею называлось связка плотов, вообще плетеница, сплетенье, как, вероятно, и водили связанных пленных. Таже былина о Волхе знакомить нас и с прямою мыслью молодой дружины при выборе пленных. Волх с дружиною вторгнулся в славное царство Индейское.

А всем молодцам он приказ отдает:

" Гой еси вы, дружина хорабрая!

Ходите по царству Индейскому,

Рубите старого, малого

Не оставьте в дарстве на семена;

Оставьте только вы по выбору,

Не много не мало семь тысячей,

Душечки красны девицы....

И тут Волх сам царем насел,

Взявши царицу Азвяковну,

А и молоду Елену Александровну;

А и та его дружина хорабрая

И на тех на девицах переженилася.

Святослав совершил два опустошительные похода в Болгарию и в оба похода возвращался в Киев с бесчисленною добычею. Побежденный, он возращался домой тоже с бесчисленным полоном, как уведомляли Печенегов Болгары, которые на этот раз быть может и преувеличивали свое показание, но тем самым свидетельствовали вообще, что Русь без полона домой не возвращалась. Во всяком случае можно с достоверностью полагать, что русская молодая дружина добыла себе в этих походах, не только невест, но и простых рабынь и привела с собою не малое число и других пленников. Сам Святослав привел сыну Ярополку в жены красавицу -- черничку. Сын был еще малый отрок, но вероятно и черничка-болгарыня была еще отроковица.

Болгары уже целые сто лет были христианами, а потому завоевывание Болгарии в некотором отношении было завоеванием христианских понятий, христианских порядков жизни, христианских нравов и обычаев, которые привезены были в Киев именно вместе с пленниками и распространились по городам и всюду, куда разошлись по домам храбрые дружинники. Известно из Истории, какие услуги оказаны распространена христианства между варварами-язычниками, преимущественно женщинами, посредством царственных браков, а более всего путем браков от плена.

С другой стороны сама дружина, ходившая по Болгарии, жившая там почти четыре года, желавшая совсем там остаться, -- сама дружина от беспрестанных домашних и общественных сношений с христианами, должна была во многом поколебать свои языческие понятия и нравы и тем вполне подготовить себя к великому событию, совершившемуся спустя только 20 лет после ее возвращения в Киев, хотя бы и в незначительном остатке. Как бы ни было, но жизнь в Болгарии не могла пройти бесследно для переработки русского дружинного общества. Если об этом ни слова не говорить летописные известия, то громко говорят последующие события Русской истории и главным образом водворение христианства, совершенное с таким спокойствием, какое возможно только нри достаточной и очень давней подготовке умов, понятий и самых нравов народа.

Нам уже известно, что Святославу уходя совсем в Болгарию, оставил Русскую землю трем своим сыновьям, по возрасту еще отрокам, которые конечно не могли сами владеть и держать в своих детских руках розданных им княжений: Киевское Древлянское и Новгородское. Примерно старшему из них, Ярополку, было теперь не более 12 -- 15-ти лет.

Предержащая власть, таким образом, и во время отсутствия Святослава, и теперь, после его смерти, оставалась в каждом княжестве в руках старших людей дружины. О самом малолетнем княжиче, Владимире, летопись прямо говорить, что он находился на руках дядьки Добрыни, который и подговорил Новгородцев взять его себе князем. Он должно быть знал вперед, что может случиться. К Ярополку воротился отцовский воевода Свентельд. Об Олеговом воеводе не сохранилось известия. Одно верно, что теперь Русскою землею владела и управляла дружина, разделенная на три доли и разобщенная особыми выгодами трех отдельных волостей. Еще при Игоре, Древлянскою данью пользовался Свентельд. Теперь ею владел княжич Олег с своею дружиною. Не далее как через два года случилось, что сын Свентельда, именем Лют, выехал из Киева на охоту и гоняя за зверем, вероятно по старому данничему пути своего отца, забрался в Древлянские леса. Там увидел его Олег, который тоже творил ловы, гонял зверя; спросил, что это за человек и узнав, что это Свентельдич обехал его и убил, как зверя. Быть может, прав быль Олег, убивши заехавшего в чужую волость ловца зверей, но по уставу кровавой мести прав был и Свентельд, не забывая такой обиды. С той поры встала ненависть Ярополка на Олега. Отец убитого, неизменно обязанный мстить за сына, неотступно стал говорить Ярополку: " Пойди на брата и возьми его волость". Есть прямое свидетельство, что Свентельд поссорил их именно за звериные ловища. -- Однако только еще через два года представился повод к походу. Полки сошлись. Олегов полк не выдержал и быстро побежал с своим князем в город Овруч, где у самых ворот на городском мосту, от тесноты и давки, Олег упал под мост в дебрь -- болото и быль задавлен падавшими туда же людьми и конями. Труп его полдня искали под грудами погибших: он был на самом дне; наконец нашли, вынесли на верх и положили на ковре. Ярополк горько заплакал над братом и вымолвил Свентельду. " Гляди! вот чего ты хотел! " Олега похоронили у города Овруча. Есть и теперь там могила его, прибавляет летописец.

Ярополк завладел Древлянскою землею, т. е. завладела ею Ярополкова или Киевская дружина с Свентельдом во главе.

Устрашился этого дела и Владпмир в Новгороде, опять по причине того же кровавого устава мести. Ведь он оставался единственным мстителем за кровь брата. Ярополк должен был ожидать от него расправы каждую минуту. В таких обстоятельства и заводчики крови сами вперед поспешали разделаться с своими мстителями и старались спасти себя поголовным их истреблением. Владимир в страхе побежал за море к Варягам. Так скоро разносились вести по днепровскому пути из Варяг в Греки. Ярополк посадил в Новгороде своих посадников. Киевская дружина поборола всех, и Ярополк остался единовластцем всей Руси как был его отец и дед, и к чему всегда стремилась дружина всякого сильного города, находя в этом свои прямые выгоды.

Владимир убежал к Варягам, потому что был слаб, потому что на самом деле оставаться было опасно. Но он не думал спасаться только бегством. Он побежал собирать у Варягов войско с тем, чтобы придти и отмстить смерть брата.

Между тем киевская дружина, именуемая Ярополк, делала свое дело. У ней стояла на очереди месть за погибель Ярополкова отца, Святослава, за погибель отцов и братьев, потерявипих свои головы в порогах у Печенегов.

На другой год после смерти Олега, Ярополк ходил на Печенегов, победил их и возложил на них дань. Это так подействовало на кочевников, что один печенежский князь, Илдея, конечно, с целым своим полком или родом пришел бить челом Ярополку и просился в службу. Ярополк принял его, дал ему в кормленье города и волости и стал держать его в великой чести. Быть может, Печенеги в это время враждовали между собою и каждый, особенно из слабых, искал себе доброго приюта где либо по соседству. Об них за это время ничего не слышно и в греческом летописаньи. В тот же год к Ярополку присылал послов и новый греческий царь, Василий, возобновил с ними мир и любовь, подтвердив и уплату обычной дани, как было при отце и деде киевского князя. Возобновлять старые договоры, когда владыкою царства в Греции или великого княжества на Руси являлось новое лицо -- было делом неотложного обычая и первою потребностью в международные отношениях, ибо каждый из владык мог отвечать только за себя. Поэтому греческое посольство к Ярополку при новом царе показывает только, что в мире и любви больше Руси нуждались Греки. В самом деле царь Василий в первые 10 лет своего царствования претерпевал величайшия беспокойства, и от внутренних смут, и от войны с Болгарами, и естественно мог искать дружбу у далекой Руси. Договоры Игоря и Святослава обязывали Русь помогать Грекам военною силою и если они были возобновлены и подтверждены, то необходимо были возобновлены и те стипендии, субсидии, уклады, для сбора войска, которые Русь называла данью. Впрочем греческое посольство могло иметь и другие цели. В Киеве в это время заметно усиливалось христианство. Сам Ярополк, воспитанник христианки Ольги, женатый на гречанке -- чернице, своими поступками обнаруживал большую наклонность к христианским кротким нравам. По свидетельству Ольгина Жития, он с братьями не был крещен только из боязни, чего бы не сотворил непокорный Святослав, следовательно по воспитанно он был уже христианин. А город Киев уже более ста лет со времен Аскольда наполнялся христианами, и после болгарских походов должен был во многом изменить свой язычески облик. Вот достаточные причины, почему в это время в Киев явилось не только греческое посольство, но с каким-то замыслом приходили послы и из Рима, от Папы. Естественно, что Русь больше всего тянула к Царьграду, а не к Риму. В Риме у ней не было никаких дел, а в Царьграде гнездилась ее торговля, постоянно живали ее родные и знакомые. Очень вероятно, что и греческие, и римские послы приходили к Ярополку за одним и тем же делом, стараясь склонить готовую Христову паству к своей стороне; и конечно Греки должны были успеть в этом скорее Римлян.

Но пока шли переговоры и толки о перемене веры, пока мысли Киевлян колебались, язычество, по естественному ходу вещей, должно было постоять за себя. Горячим его покровителем явился Владимир или его близкая дружина с Добрынею во главе. Он был тоже внук Ольги, но остался после нее малюткою. О влиянии Ольги на младенца сказать ничего нельзя, но святая рука, носившая этого младенца должна была совершить свой подвиг и на нем. Малюткою он был увезен в Новгород, где язычество господствовало в полной силе, где оно с горячностью поддерживалось сношениями с языческим Варяжским заморьем. Если в Киеве от частых сношений с христианами-Греками трудно было уклониться от влияния христианских понятий, то в Новгороде от постоянных сношений и связей с язычниками Варягами, точно также было трудно устоять против обольщений крепкого язычества. Эти две украйны первоначальной Русской земли представляли две особые и разнородные силы для внутреннего развития Руси. Есть много признаков, что между ними время от времени поднималась темная борьба, о которой летописец не намекает ни словом, но которая становится очевидною из хода событий. Мы упоминали, что завоевание Киева Олегом могло быть предпринято с целью не дать особой воли возникшему там христианству; вообще с целью отнять у христианства всенародное владычество. Тоже самое мы можем усматривать и в первых подвигах Владимира. У Варягов-Славян на Балтийском поморье подобные же отношения существовали между Рутенами или Русскими (Ругенцами) и Штетинцами. Когда в начале XII века в Штетине была принята Христова Вера без совета с Ругенцами, то между последними это произвело такую ненависть и вражду к Штетине, что они тотчас же прервали с нею всякие торговые и другие сношения, отогнали от своих берегов ее корабли, наносили ей частая обиды и наконец вторгнулись войною в ее землю ¹³⁶.

По летописи, Владимир слишком два года жил у Варягов заморем, собирая рать на Ярополка. Мы не сомневаемся, что он жил не у Шведов, а у Славянских поморян, быть может на самом острове Ругене, у тамошних Руссов, или в Штетине, или собственно у Славян в Славонии ближе к устью Вислы. В X веке все это были ярые язычники.

В 980 г. он пришел с Варягами в Новгород, захватил его, конечно, без всякого труда и сказать посадникам Ярополка: Идите к брату и скажите ему: Владимир идет на тебя, пристраивайся на битву". Так говаривал его отец Святославу всегда веровавший в свою силу и отвагу; так говорил теперь Владимир, вероятно потому, что вполне надеялся на свою варяжскую силу и на хитрые замыслы дружины. У Ярополка в это время уже не было старого Свентельда, первого заводчика крови. Его место, то есть место первого и старшего дружинника занимал воевода, именем Блуд. Как только подошел Владимир к Киеву, этот воевода потянул на его сторону и стал руководить Ярополком сообразно своим замыслам. Конечно, такое поведение воеводы вполне подтверждает ту истину, что он давно уже сносился с новгородскою дружиною и давно готовился предать своего князя. " Был он прельщен Владимиром", говорить летопись, но могло быть, что в этих обстоятельствах он только защищал свою сторону, стоял за язычество, не хотел его покинуть и предупреждал готовившуюся опасность, видя в Ярополке и в киевской дружине большую податливость к принятью христианства ¹³⁷.

Выслушав гордые речи Владимира, Ярополк смутился и стал было собирать войско, да и сам быль храбр не мало, замечает летопись и тем объясняешь, что старший князь способен был побороть меньшего брата. В этом смысле говорил и воевода Блуд. " Не может случиться, говорил он Ярополку, чтобы Владимир пошел на тебя воевать. Это все равно, как бы синица пошла воевать на орла. Чего нам бояться и не зачем собирать войско. Напрасный будет труд и для тебя и для ратных! "

Между тем Владимир уже подступил к Киеву. Ярополк, не собравши войско, не мог его встретить в поле и затворился в городе. Владимир тоже не совеем надеелся на свои силы и укрепил свой стан окопом ¹³⁸. Отсюда он повел разговоры с Блудом, как способнее достигнуть общей цели. Лаская и приманивая к себе воеводу, он обещал ему, вероятно еще из Новгорода, что если погубит брата, то поставить ему честь как отцу родному, будет его чтить вместо отца, будет он первым у него человеком. " Не я ведь начал побивать братью, говорил Владимир, но Ярополк, а я, побоявшись себе смерти, теперь пришел на него". Эти слова лучше всего объясняют тогдашнюю практику жизни, по которой убийца, боясь мести, должен был истреблять и мстителей; а мстители, знал вперед это жизненное правило и спасая себя, точно также, по естественной необходимости, должны были волею-неволею нападать на убийду. Да и вообще в древнее время защищать себя значило первому же и нападать на врага. Владимир прямо говорить, что пришел из боязни, ожидая себе того же убийства, и говорить это себе в оправдание, как бы утверждая, что его призывает нравственный закон жизни. Точно такие же дела между князьями-братьями делывались и в других Славянских землях.

Воевода Блуд часто посылал к Владимиру, а Владимир к нему: все рассуждали, как бы покончить с Ярополком. Сначала они решили убить его на приступе, для чего Владимир должен был напасть на город. Но раскрылось, что граждане Киевляне хотят постоять за своего князя. Тогда Блуд придумал лучшее: он стал клеветать на Киевлян, говоря, что они ссылаются с Владимиром, зовут его: " Приступай к городу, мы Ярополка выдадим! " Советовал ему не вылезать из города на битву, а лучше тайком убежать в другой город. В виду такой опасности, Ярополк послушался и перебрался в Родню, на устье Реи, поближе к Печенегам. Владимир свободно занял Киев и осадил брата в Родне.

Предатель Блуд так устроил, что в Родне запасов не хватило. Ярополк в осаде испытывал страшный голод, так что после осталась пословица на Руси: " Без хлеба, аки в Родне", или " Беда, аки в Родне". Теперь Блуд советовал князю идти на мир. " Видишь говорил он, сколько войска у брата. Нам их не перебороть. Мирись лучше с братом. Иди к нему, покорись, скажи ему: " Что дашь мне (из волостей), то и возму! " " Будь по твоему" -- ответил Ярополк. А Блуд тем временем послал к Владимиру с вестью: " Сбылась твоя мысль! Я приведу к тебе Ярополка, устраивай, как его убить."

Владимир сел с дружиною в отцовском теремном дворе, будто желая принять своего брата с честью и любовью. Ярополк вовсе не помышлял о засаде, шел прямо и не послушал даже своего верного дружинника, по прозванию Варяжка, который хорошо понимал, что может случиться и говорил князю: " Не ходи князь, убьют тебя. Побежим лучше к Печенегам и приведем войско! Как только Ярополк полез в двери терема, два Варяга, стоявшие по сторонам, мгновенно подняли его мечами под пазухи, а Блуд тотчас притворил двери, дабы не вошел кто из дружинников несчастного князя. Так был убит Ярополк. Верный его дружинник Варяжко от дверей терема побежал прямо в степь к Печенегам. Надо полагать, что с ним побежали и другие Ярополковы дружинники, не ожидавшие себе добра от Владимира. С той поры у Владимира была беспрестанная рать с Печенегами. Варяжко страшно отомстил убийце своего князя, не давая Киеву покоя многие годы. Владимир едва мог умирить его давши клятву не мстить и никакой беды ему не сделать.

Эти две личности, Блуд -- предатель, запазушная змее, как называл его Варяжко, и этот Варяжко, достославный выразитель высокой дружинной чести и преданности своему князю, мстивший за своего князя до последних сил, на первых же страницах нашей истории вполне обрисовывают и худое и хорошее в старинных дружинных нравах.

Если к этим лицам присоединим Свентельда, первого заводчика теперешних кровавых событий, запятнавшего христианский нрав Ярополка кровавым злодейством, и дружину Игоря, вынуждающую князя беззаветно грабить народ, собирая с него чрезвычайные дани, то получим довольно полный облик тех дружинных нравов, от которых столько терпела Русская земля в течении многих столетий и которые до конца оставались одни и те же.

Наговор, наушничество и предательство заводили кровь, а месть и дружинная честь разливали ее по всей Земле бесконечными потоками. Сами князья, стоящие посреди этих потоков, являлись только знаменами, орудиями и не более как выразителями дружинных пронырств во имя чести и мести.

Наше чувство отвращается от предателя Блуда и естественно влечется к честному храбрецу Вяряжко; но от его благородного и честного подвига больно досталось Земле, которую он своими Печенежскими набегами, как увидим, отбивал от родных полей и загонял все ближе к одному Киеву, заставивши Владимира сильно укрепить границу городами и валами по Рост, по Суле, по Стугне. Его благородная месть вмешала Печенегов в русские отношения, разманила их на добычу, указавши им, что они народ надобный для русских кровавых дел.

Описывал княжение Ярополка, когда, после убийства Олега, он сделался единовластителем, летописец прежде всего поминает, что была у него жена Грекиня-черница, за красоту лица приведенная ему в жены отцом Святославом. Точно также, доведя свой рассказ до того времени, когда и Владимир после убийства брата стал единовластцем, летописец опять прежде всего вспоминает, что Владимир взял себе в жены эту Грекиню-черницу. Намерение летописца, по-видимому, заключалось в том, что бы указать, что от черницы произошел новый братоубийца Святополк еще больше ненавистный, так как он был уже христианин; что вообще это был сын великого греха: во первых рожден черницею, во вторых рожден от двух отцов, от двух братьев.

Неповинная и забытая именем черница для истории имеет свое значение. Если нравы Ярополка, по рассказу того же летописца, были достаточно проникнуты христианским чувством, то история может это объяснять не только влиянием матери Ольги, при которой Ярополк был еще малолетен, но еще более влиянием красавицы жены, которая, по всему вероятию, как черница, была старше его, по крайней мере на столько, что могла с первого же времени руководить его мыслями по христианскому закону. Когда язычник Владимир сделался полным хозяином в Киеве, то первым его делом по тогдашнему обычаю было завладеть красавицею-женою брата. Летописец обозначаете этот захват прелюбодеянием, но он смотрит на это со стороны христианского закона, которого Владимир еще не понимал, не признавал и почитал законом языческое многоженство. Черница стала женою Владимира и конечно принесла с собою не только покорность жены, но и свой христианский нрав, христианские понятия и мысли, которые необходимо, хотя бы в малой мере, но постоянно должны были действовать на сознание мужа, как должна была действовать на него и вся Киевская среда, значительно уже колебавшаяся в вере отцов. Однако и он, и пришедшие с ним Варяги не затем еще пришли в Киев, чтобы изменять вере отцов; напротив, они явились защитниками и восстановителями язычества.

Второе после Олега завоевание Киева, совершенное при помощи Варягов. конечно, давало им передовое место в городе и в княжеской дружине. При Олеге они и стояли впереди Русских. Теперь времена были другие. Видимо, что усилилась Русская дружина, способная повести с ними иной разговор.

" Это город наш, мы его взяли! " -- сказали Варяги Владимиру, -- " потому хочем брать окуп на людях, по две гривны с человека". -- " Пождите, отвечал им Владимир, повремените с месяц, доколе соберут вам куны (деньги)". Ждали они месяц и ничего не дождались. " Обманул ты нас, покажи нам лучше путь к Грекам". -- " А идите! " -- решил Владимир. Показать путь, вероятно, значило дать им пропускной лист к Царюграду, как Русь обязывалась по старым договорам. Однако Варяги ни в каком случае не дали бы провести себя таким обманом, если б Владимир не переманил к себе лучшую их дружину, всех мужей добрых, смысленых и храбрых, которым роздал города в кормленье и тем привязал их к Руси навсегда. Они, как при Олеге, сделались Варягами-Русью. Остальные по неволе должны были идти в Царьград отыскивать новой службы и новой добычи своему мечу. Сохраняя святость договоров с Греками, Владимир послал к царю вперед послов с вестью: " Вот идут к тебе Варяги; не держи их в городе, сотворят тебе зло, как и здесь; разведи их разно, а сюда в Русь не пускай ни единого". Что они натворили в Киеве летошисец не припомнил, но верно нрав сильного народа был очень тяжел. Не указывал ли Владимир этими словами на погибель Ярополка и на весь коварный ход дел при завладении Киевом?

Как бы ни было, но с Владимирова времени завелись Варяги и в Греческой Земле и, что важнее всего, они там не отличаются от Руси. Варяги и Русь для Греков составляют одну народность, которая служить в Греческом войске особым корпусом ¹³⁹.

Освободившись от храбрых, но опасных своею силою пришельцев, Владимир стал княжить в Киеве один. Он был сын Святослава и " Новгородское дитя", поэтому дела Руси в его руках немедленно приняли тоже направление, какое давал им так рано погибший его отец.

Святослав ходил по востоку и зарубал мечем Русское знаменье на нижней Волге, на нижнем Дону и даже у предгорий Кавказа. Теперь Владимир, как только устроился в Киеве, уже воюет у предгорий Карпатов с Ляхами и отнимает у них, так называемые, Червенские города, Червень и Перемышль. Это была земля Хорватов, она же Червонная Русь и Галиция. Хорваты участвовали в походе Олега на Царьград, следовательно или были им покорены, или были с ним в союзе, вместе с своими соседами Днестровскими Тиверцами и Дулебами-Бужанами. Затем Хорваты участвовали и в Игоревом походе. Нам кажется, что связь всей этой прикарпатской стороны с Киевскою Русью, совсем необъясненная летописью, должна объясняться еще Роксоланскими связями, так что и самое имя Червонной или Галицкой Руси, тоже, по всему вероятию, есть наследство Роксоланское, идущее вместе с Киевскою Русью из одного источника. Видим, что Владимир отвоевал у Ляхов обратно же старую Русскую Землю, которая Ляхами могла быть приобретена в смутное время Киевского междоусобия.

В тот же год, 981, Владимир победил Вятичей, возложив на них дань, не больше отцовской, как делал Игорь, а только отцовскую, по щлягу от плуга. Это показывает, что и Вятичи, пользуясь смутой братьев, отложились от Киева и перестали платить дань. Подобно Древлянам, они крепко отстаивали свою независимость от Киева. На другое же лето Владимир должен был снова идти к ним, и победил их во второй раз.

На третье лето своего княжения он предпринял поход на Ятвягов, живших в области Западного Буга и Нарева до Прусских озер, на северовосток от теперешней Варшавы. Владимир победил Ятвягов и овладел их землею.

Таким образом, Владимировы походы на запад от Киева служили как бы продолжением завоеваний Святослава на востоке, и распространили границы Руси до самых Ляхов, Пруссов и Литвы.

Ни преждевременная смерть победоносного Святослава, ни бедственная смута его сыновей не произвели в силах молодой Руси ни малейшего колебания, Видимо, что ее могущество разрасталось не столько от предприимчивости и талантов ее вождей, сколько от возраста самой Земли-народа, без особого труда, одним своим именем, как говорил Святослав_? подчинявшей себе окрестные страны и соседние племена.

Владимир, хотя был и язычник, но душа теплая и живая, для которой дело веры не было делом чужим и сторонним. В вере он искал истины, и какая истина досталась ему в наследие от дедов и отцов, он хотел восстановить ее неколебимо в полной силе и красоте. Так с ним мыслили и все русские люди, которые почитали наследие дедов и отцов за самую истину. В виду наставших в Киеве размышлений и рассуждений, действительно ли это наследие есть лучшая истинная вера, язычество поднималось со всею горячностью и силою и хотело явить себя в полном блеске.

Владимир, завладевший Киевским княжением, благодарный за успех своего предприятия, начал тем, что украсил священный холм возле дедовского теремного двора новыми кумирами Русских богов. Поставил он на том холму Перуна, вырезанного из дерева, с головою из чистого серебра и с золотыми усами; поставил Хорса, Дажь-бога, и Стрибога, и Сима, и Регла, и Мокошь, которые, вероятно, также были деревянные, украшенные серебром и золотом. И жертвовали им люди, называя их богами, приводя им на заклание своих сыновей и дочерей. И оскверняли землю требами своими, и осквернилась кровями Земля Русская и этот холм, отмечает с горем христианин-летописец.

Владимиров дядя Добрыня, которого он посадил посадником в Новгороде, поставил и там Перуна над Волховом, и жертвовали ему Новгородские люди, как богу. Обрисовывая языческий нрав Владимира густыми красками и конечно с тою мыслью, чтобы сильнее осветить его личность светом Христовой веры, лето-писец говорить, что подобно библейскому Соломону, Владимир был ненасытный женолюбец и имел не только многих жен, но еще больше наложниц, 300 в Вышегороде, 300 в Белгороде и 200 в селе Берестове. Цифры конечно увеличены и с тою именно целыо, чтобы уравнять грех нашего князя с грехом Соломона, который имел 700 жен и 300 наложниц, и чтобы сказать вслед затем: " А ведь Соломон-то был мудр, и в конце концов погиб; этот же Владимир, быль невежда, но под конец обрел спасение."

Языческий закон Руси не воспрещал многоженства и даже не знал никаких границ в этом отношении. Не один Владимир, но и отцы и деды, без сомнения, имели тоже многих жен и многих наложниц, которых больше всего добывали пленом. Сам он родился от Ольгиной ключницы. Поэтому женолюбие Владимира принадлежало обычаю века, и летописец для своей мысли увеличил только его черты до библейских размеров ¹⁴⁰.

Торжество язычества при Владимире было торжеством Русской силы и могущества, и именно торжеством кровавых дел меча, распространившая свое владычество, как мы говорили, от Кавказа до Карпатских гор и дальше на запад до земли Ляхов, утвердившего кровавым делом и самого князя в Киеве. Естественно, что во всем этом торжествовал собственно языческий нрав, торжествовала языческая мысль, которые необходимо должны были высказать свои впечатления и на Холме, у подножия своих богов. Во всем этом чувствовался высоки подъем именно языческой жизни, поэтому и на Перуновом Холме она потребовала жертвы самой великой и самой возвышенной, до какой только могло подняться ее же языческое сознание. При Владимире язычество ознаменовало себя жертвою, которая, хотя и удовлетворила толпу, но, по всему вероятию, имела очень важное и решительное влияние на общественные умы.

В 983 г. Владимир ходил на Ятвягов, победил их, овладел их землею. Возвратившись в Киев, по обычаю, в благодарность за победоносный поход, он со всеми людьми стал творить потребу кумирам. Старцы и бояре кинули жребий на отрока и девицу, на кого падет, того и зарежут в жертву богам. Жребий упал на одного отрока Варяга, прекрасного лицом и душею, и притом христианина, каковая жертва во мнении народа казалась еще угоднее богам. Отрок Варяг жиль с отцом, который пришел в Киев из Греции и тайно держал христианскую веру. К нему во двор собрались люди, посланные с требища и обявили, что жребий упал на его сына, что боги изволяют его сына себе на потребу. " То не боги, -- провозгласил Варяг, но дерево; нынче стоят, а завтра сгниют. Не едят, не пьют, не говорят, а руками сделаны из дерева, секирою и ножем обрублены и оскоблены. Вышний Бог един есть, которому покланяются и слушать Греки, который сотворил небо и землю, звезды и луну, и солнце, и человека; дал человеку жизнь на земле. А те боги что сотворили и что сделали? Самих их сделали люди! Не отдам сына своего бесам! "

Посланные воротились на требище и рассказали толпе речи Варяга. Толпа в ярости прибежала к двору поругателя святыни и разнесла его ограду по бревнам. Варяг с сыном едва успели найти убежище на сенях, то есть в верхней горнице своего дома. -- " Давай сына на жертву богам! " кричала толпа. -- " Если это боги, говорил Варяг, то пусть пошлют одного от себя бога и пусть возьмут моего сына, а вы для чего препятствуете им! " -- Толпа воскликнула великим криком, подсекла хоромы и в ярости изрубила Варягов, так что никто и после не узнал, где подевались их останки. Церковь сохранила имя Варяга отца, он назывался Иоанном {Рукою автора слово " отца" исправлено на " сына" и приписано: " Моя рукопись Временника". Ред. }.

Г. Костомаров уверяет, что все, событие есть вымысл позднейшего книжника и что кровавых человеческих жертв не существовало в Русском язычестве. Но те доказательства, какие приводятся по этому случаю, так слабы и натянуты, что не могут поколебать истины события, которая заключается в одном голом показании, что некогда в Киеве два христианина погибли, воспротивившись пойти по требованию толпы на жертву языческим богам. Этот случай, более чем всякий другой, должен быль сохранить о себе память именно в церковных записях первых христиан Киева. Вот почему и летописец, как бы с сожалением, отмечает, что неизвестно куда девались останки мучеников. Самые обстоятельства события, рассказанные летописцем, не обнаруживаюсь никакой задней мысли и по своей простоте тоже могут служить довольно вернымь отголоском народной памяти об этом кровавом деле. Остается вымыслом летописца одно только его размышление, которым он оканчиваете свой рассказ. " Были тогда люди невежды и язычники, говорить он, и дьявол тому радовался, не ведая, что близко шла ему погибель. Такими делами он старался погубить род христианский, однако и в здешних, в наших Русских странах, тоже был прогнан честным крестом. -- " Здесь мое жилище, думал он, здесь апостолы не учили, пророки не пророчествовали! " -- Но если не были здесь апостолы, то их ученье, как трубы, гласить по всей вселенной. Тем ученьем и здесь побеждаем врага, попираем его под ноги, как попрали его и эти отечники, отцы Русского христианства, первые на Руси принявшие небесный венец со св. мучениками и праведниками! " В этом размышлении летописец прямо свидетелствует, что мученичество Варягов на самом деле послужило основным камнем для всенародного распространения Христовой веры.

Что касается кровавых жертв, свойственных вообще древнему язычеству, а следовательно и Русскому, то об этом весьма положительно свидетельствуют современники и самовидцы, писатели Византийские и особенно Арабы. О том же прямо говорить и первый митрополит Русин, Иларион ¹⁴¹.

Вообще этот языческий случай должен быль подействовать очень сильно на Киевскую всенародную толпу. Отроки и девицы язычники, на которых упадал жребий кровавой жертвы, исполнены бывали языческого сознания не только в законности, но даже и в святости такой жертвы. Они шли к богам по требованию самих богов. Их насильная смерть оправдывалась всеми обычаями и порядками их же языческого быта. Но мученичество христиан, провозгласивших во всеуслышание неправду и бессмысленность такой жертвы, нигде и никогда не оставалось без особого впечатления. Христианская кровь неизменно вызывала и утверждала распространение св. Истины. Если не теми словами, какие пред толпою проповедывал Варяг -- отец, то теми самыми мыслями языческие боги были уже окончательно осуждены пред здравым смыслом всего народа. Сам Владимир очень памятовал это событие и когда принял Христианство, то на месте разнесенного варяжского двора, выстроил первую же и великую церковь в честь Богородицы, которая именовалась потом Десятинною, от десятины назначенных ей княжеских доходов ¹⁴².