Голливуд, июнь 1989-го

Я зависаю в пабе Кэт энд Фиддл на бульваре Сансет с актерами пьесы (театра Эквити Уэйвер) под названием Fullfed Beast, написанной и поставленной Джоном Ли Хэнкоком. Позже он станет автором сценариев и режиссером таких фильмов, как «Новичок» и «Невидимая сторона», но пока он борется за работу, как и все мы.

Мой друг Робин, художник-гример этой пьесы, пригласил меня на автопати.

Я наблюдаю за тем, как актер по имени Брендон играет на бильярде. Робин сказал мне до этого, что это сын Брюса Ли. Я подумала, это клево. Но лишь когда он поднялся на сцену, переполненный харизмой, вот тогда мое сердце встрепенулось как у тинейджера на концерте Дэвида Кэссиди году этак в 1975-ом.

Он играл роль Фли, бескомпромиссного заключенного, а я сидела в первом ряду так близко к нему, что могла достать сигарету, которую он неумело держал в правом углу рта.

Но когда я подхожу к Брендону в пабе, он всегда подводит меня к своему близкому другу Биллу, а потом исчезает. Меня не интересует Билл, который похож на меня – привычный голубоглазый блондин. Брендон для меня романтик. Он экзотичный, мускулистый, кареглазый парень с темными бровями и волосами. Его движения напоминают грацию кошки.

На исходе ночи я отказываюсь от своего преследования Брендона. Я уныло сижу за столом, допивая пиво, как вдруг чувствую руки на одном из своих плеч. Я наклоняю голову назад и вижу лицо Брендона, который смотрит на меня.

“Ты что, заигрываешь со мной? ” – немного ворчу я.

“Я заигрываю с тобой? ” – кажется он только сейчас оценивает эту мысль, и слегка дразнит меня. “Думаю, да”.

“Хорошо” – говорю я с уверенностью. Жаль, что у меня нет такой уверенности на прослушиваниях. Я всегда очень уверенно себя чувствую с мужчинами, до того самого момента, как влюбляюсь в них. Вот тогда у меня сдают нервы.

К счастью, я завязала с этим и одновременно остаюсь равнодушной и влюбчивой особой, как Эррол Флинн.

Спустя две минуты я сижу на заднем сидении быстролетящего мотоцикла Брендона, изо всех сил вцепившись в это дикое дитя в кожанке.

Первое, что я замечаю, когда его мотоцикл проезжает по длинному шоссе из потрескавшегося цемента к его бунгало, это катафалк кадиллак 1959-го года.

“Это твой катафалк? ”

Брендон награждает меня мегатонной улыбкой с неровными зубами. “Он отлично подходит для кемпинга”.

“У тебя весь джентльменский набор Джеймса Дина, не так ли? Кожанка, ботинки, мотоцикл, катафалк? ”

“Детка, я гораздо более оригинален, чем Джеймс Дин”. Открывая взмахом руки парадную дверь он говорит: “Добро пожаловать в мою скромную обитель”.

Появление в его элегантном, ветхом, крошечном доме на Крафтсман Силвер Лейк сродни появлению в чарующей восточной вселенной. Азиатскими галстуками задрапированы абажуры из магазинов секонд-хенд. Японскими ширмами разделены комнаты. Палочки для еды лежат в сушилке для одежды на кухне из бамбука. Брендон уверенным шагом идет по комнате, старательно зажигая случайные наборы свечей. Я никогда не видела, чтобы парень двигался с такой грацией и блеском.

Книги Сартра, Камю, Айн Рэнд и Станиславского лежат в беспорядке на самодельных книжных шкафах. Видеокассеты с фильмами «Последнее танго в Париже», «Заводной апельсин» и «Гарольд и Мод» лежат на видеомагнитофоне.

Стены отбелены, убитый паркетный пол устлан потрепанными персидскими коврами. Брендон – полная противоположность Теду, который приспособил коробки из-под пиццы Domino под журнальные столики и стирал свои простыни не чаще, чем раз в год.

У него есть все эти эклектичные, мистические, модные замашки актера, вплоть до Т – думаю я. Это работает. Слабые колени? Легко. Потные ладони? Легко. Бабочки в животе? Легко, и мы готовы лететь.

“Это мистер Вим” – говорит Брендон, указывая на спящего серого кота, обаятельно свернувшегося клубком на диванной подушке, идеально подчеркивая эту сцену. “Он как Джек Керуак – его нет целыми днями, и только я начинаю думать, что он помер, как он сходит с “Дороги”, голодный и страдающий от похмелья”.

“Этот дом – гигантская приманка для девчонок”.

“Ты еще не видела главного. Не пройдешь со мной в апартаменты? ”

“Апартаменты? Или женское ложе? ” – спрашиваю я.

“Тебе виднее”.

Мы входим на огороженную террасу, которую украшает широкое, притягательное кресло-мешок. Скорее даже кровать-мешок. Я не могу удержаться от смеха.

“После вас, миледи” – он предлагает мне бобовый мешок прямо как знатный барон-разбойник 17 века из «Трех мушкетеров». Я сажусь, и меня тут же засасывает в центр мешка, я как бы оказываюсь в ловушке. Я пытаюсь подвинуться, ворчу и напрягаюсь, но мне лишь удается угодить в море бобов.

“Может, это тебе поможет” – говорит Брендон, бухаясь рядом со мной, и меня отбрасывает прямо к нему в объятья. Мы оба хохочем. Несмотря на его продвинутые я-клевый-эклектичный-чувак шмотки и домашнюю утварь, у него на удивление глуповатый смех. Очаровательный и непринужденный.

“Можно? ” – спрашивает он, наклоняясь.

“Да”

Он целует меня. Это сладкий поцелуй. Поцелуй, который спрашивает разрешения и не строит догадок. Я возвращаю ему поцелуй, который оказывается чем-то большим, чем просто поцелуй. Это приглашение в его жизнь. На один короткий год Брендон станет моим бойфрендом.