ИЮЛЬ 1989-ГО

Два часа ночи. Нас разбудил стук в дверь Брендона. Быстрее, чем я успеваю открыть глаза, он вскакивает с постели и ловко хватает бейсбольную биту, которую обычно держит за дверью спальни.

“Будь осторожен” – шепчу я, но его уже и след простыл.

Я нервно слушаю звуки тишины в гостиной, думая о том, что мне делать, если я все-таки что-то услышу. Я ищу какое-нибудь оружие. Мне не остается ничего другого, кроме как махать своими теннисными туфлями, и тут я слышу женский голос. Эмоциональный и настойчивый. Очень скоро возвращается сонный Брендон. “Это моя бывшая девушка Лиза” – говорит он. “Ее только что бросил ее парень, и она очень расстроена”.

“А, понятно. Мне уйти? ”

“Мне бы этого не хотелось, но, наверное, да. Так будет лучше”.

“Хорошо”.

Я быстро собираю свои вещи. Когда я проношусь мимо, он останавливает меня, придерживает мое лицо своими руками и крепко целует меня в губы.

На улице я прыгаю в свою машину. Бывшая Брендона вернулась к своей машине, припаркованной у тротуара, ожидая, когда я выйду задом из длинной дорожки, чтобы она могла заехать обратно. Я бросаю краткий взгляд на ее лицо в окне со стороны водителя. Она блондинка и довольно привлекательная. Интересно, любит ли она Брендона до сих пор. Интересно, будет ли он заниматься с ней сексом. Я решаю, что меня это не пугает. Я еще не заинтересована. Я не влюблена.

Несколько часов спустя, в шесть утра, в дверь моей квартиры раздается стук. Я открываю дверь в пижаме, и вижу мертвенно-бледного Брендона, топчущегося у меня на веранде.

“Извини, что приехал так рано” – говорит он.

“Да все в порядке. Все хорошо? Твоя бывшая в порядке? ”

“Да, с ней все будет хорошо”.

Мы сидим на веранде, и он пристально смотрит в мои глаза.

“Ты не злишься на меня? ” – спрашивает он.

“Нет, конечно, нет. Что тебе оставалось делать? ”

“Просто она правда была очень расстроена, но я хочу, чтобы ты знала, что ничего не было. Я с тобой”.

Он берет мои руки в свои. Я удивлена, что его руки дрожат. Когда он целует меня, оказывается, что и губы дрожат тоже. Я знаю это дрожание на клеточном уровне.

Мне семь лет, и я еду на переднем сидении фургона Фольксваген 1969-го года моей мамы, когда она везет нас по шоссе Пасифик-кост аж в три часа ночи – мы сбегаем от Копа к нашей бабушке.

Воздух соленого океана врывается в открытое окно, здорово обвивая ее густые, черные волосы вокруг головы, словно она греческая Фурия.

Коп снова довел маму до слез.

“Мам, ты слишком хороша для него” – говорю я. “Ты заслуживаешь того, кто будет лучше обращаться с тобой”.

“Да, ты права, милая” – говорит она. “Наверное, стоит с этим заканчивать. Что я по-твоему делаю? ”

И тут начинается дрожь. Все начинается с рук. Я пытаюсь остановить ее, сжав их вместе. Но вскоре она переходит на грудь, отчего начинает вибрировать моя тонкая пижама, затем доходит до шеи, а затем к челюсти. Это мой шанс. Если я скажу нужные слова как надо, может быть моя мама уйдет от него навсегда. “Чур меня, чур меня, чур меня” – звенит в моей голове под барабанный ритм клацающих зубов.

Летом, когда мне исполняется 10, мама наконец-то уходит от Копа, но разрыв получается не таким, как я ожидала. Она отправляет меня к отцу на временный отрезок, который переходит в постоянное проживание. И хотя она по-прежнему моя милая, горячо любимая мама, я вижу ее лишь по праздникам и на короткий отрезок летом. Она моя первая болезненная утрата.

Именно благодаря его дрожи я влюбляюсь в Брендона.