ИЮЛЬ 1993-ГО

Журналы возвращают мне Брендона. И хотя тяжело, когда два актера строят отношения, они напоминают мне о совместной работе, которую мы проделали в том году. Кроме работы над «от 10 до полуночи», мы снялись в сцене Дэвида Маета из его противоречивой пьесы «Эдмонд», в которой нам обоим неправильно распределили роли, да и получилась она весьма ужасной.

А еще мы работали над пьесой Лэнфорда Уилсона под названием «Сожги это».

Это история зажатой танцовщицы-хореографа Анны, у которой только что умер обожаемый ею сосед по комнате-гей. Она возвращается домой с его похорон, расстроенная тем, что его семья отрицает его гомосексуальность. Тем, что они не хотят знать, каким он был на самом деле.

Потеря близкого друга вынуждает Анну столкнуться со своей робостью, когда ей нужно идти на риски в работе и личной жизни. Она понимает, что слишком долго избегала риска, что жизнь слишком коротка.

И тут появляется Пейл, нахальный, неуравновешенный женатый брат Питера (эти образы созданы холодной красоткой Джоан Аллен и неудержимым Джоном Малковичем).

Пейл тоже сломлен смертью брата, сознаваясь себе, что он в браке не по любви. Анна и Пейл пускаются в нежелательное любовное приключение, которое и пугает, и заставляет их вырваться из своей омертвевшей жизни.

Мы с Брендоном кропотливо работали над этой пьесой – он в роли неуравновшенного Пейла, я в роли холодной Анны. Тема риска и то, что мы делаем только то, что любим делать, нашла отклик в нас обоих.

В одной сцене между Анной, ее оставшимся соседом по комнате-геем Ларри, и ее “безопасным” парнем Бертоном, тема пьесы развернута прямо:

“Анна говорила тебе, что работает над танцем с Фредом? ” – спрашивает Ларри Бертона.

“Да, это здорово” – отвечает Бертон.

“Ну, конечно” – говорит Анна. “Он пугает меня до чертиков… Думаю, все это становится слишком личным”.

“Хорошо” – говорит Бертон. “Так и должно быть – сделай танец настолько личным, насколько это возможно. Поверь мне, невозможно представить чувство, которого никогда не испытывал. Сделай его личным, скажи правду, а потом напиши “Сожги это” на нем”.

Под конец пьесы, когда Анна перепробовала все, что ей приходило в голову, только чтобы избавиться от взрывоопасного Пейла, он неожиданно приезжает, увидев новый танец, хореографом которого выступает она.

“Здесь только ты и я” – говорит он. “Только мы никогда не танцевали. Наверное, мне стоило засудить тебя за это”.

Анна спрашивает, зачем он приехал, ведь она просила его не приезжать. Он читает записку, которую ему дал Ларри, ее сосед по комнате:

“Тут говорится: “Пейл, красавчик. Вот билет на вечерний концерт и мои ключи. Мы собираемся на актерскую вечеринку и вернемся только в три часа. Я не знаю, как у тебя дела, но Анна в довольно плохой форме. Это не опера, это жизнь. Почему любовь всегда должна быть такой трагичной? Сожги это””.

Пейл передает Анне записку. Она складывает записку и кладет ее в пепельницу.

“Я тоже бывал в довольно паршивой форме” – говорит Пейл. “Мне тридцать шесть, у меня есть жена. У меня двое детей. Я никогда не чувствовал ничего подобного”.

“Я тоже”.

“Я не знаю, что мне делать”.

“Зато я знаю” – говорит Анна. Она зажигает спичку, подносит ее к записке Ларри, и они смотрят на нее, объятую языками пламени.