О задачах ученого сословия

Известно, что высокая оценка социальной роли ученых немецкими философами-классиками – Кантом, Фихте, Шеллингом и Гегелем – была внутренне связана с особой формой реформированного христианства, поскольку лютеранство с присущим ему принципом свободы вероисповедования создало необходимую предпосылку философии. Последняя, впитав этот дух свободы, стала всё увереннее брать на себя и морально-воспитательную роль. К примеру, в работе Иоганна Готлиба Фихте «О назначении ученого» (1794) речь идет об ученом сословии как обладающим в своем идеале высшим моральным назначением быть учителем и воспитателем общества в целом. В лекциях философов-классиков звучит пафос религиозной проповеди, поскольку наука и представляющее её сословие ученых, открывают человечеству «свет истины» (Гегель), благодаря которому происходит облагораживание человеческого рода. По Шеллингу «философия подготовила в себе возрождение эзотерического христианства, как и возвещение абсолютного Евангелия». Заметим, что общее духовное падение западной культуры как раз и начинается вместе с выходом на историческую сцену разнообразных неклассических форм философствования. Так что возрождение философской классики есть, безусловно, актуальнейшая проблема.

Понятно, что не всякий человек – ученый, но всякий ученый есть человек, поэтому и начнем рассматривать выше обозначенную тему ученого сословия с проблемы становления человека ученым. Для Фихте человек как «эмпирическое самосознание» не есть тождественное с самим собой разумное существо, ибо это самосознание находится в отношении с сознанием, подверженным воздействию со стороны внешних факторов, а потому оно противоречиво и не свободно. Трансцендентальная философия как способ спасения от противоречия конечного духа сразу вносит мощный заряд оптимизма, доказывая, что твердое моральное основание человек может и должен находить в себе самом, поскольку разум полагает форму моральной свободы для всех сознающих самих себя существ. Напомним, что основоположение учения о нравственности имеет вид безусловного требования разума - «поступай так, чтобы максиму твоей воли ты мог бы мыслить как вечный закон для себя», поэтому, несмотря на то, что эмпирическое «я» не есть чистое, тождественное себе самосознание, однако оно может и должно себя мыслить таковым и в практическом стремлении к идеалу преодолевать земные трудности. Средством для этой цели служит культура, благодаря которой весь чувственно-материальный мир человека должен постепенно приводиться к максимально большему согласию с его необходимыми практическими понятиями. Таков общий замысел практического разума.

Общество как «отношение разумных существ друг к другу» есть разум в своем явлении, в своем многообразии, поэтому стремление индивидов к совершенству есть одновременно стремление общества к разумному общежитию, к свободному равенству всех. Однако это стремление не может происходить стихийно, для его реализации необходима мощь науки, сила знания. Наука как отрасль духовной жизни общества получает свое развитие благодаря деятельности ученых, как представителей особого сословия. Только ученый как живущий в духе и истине, подобно одушевленному нравственному закону, обладает моральным правом быть учителем и воспитателем человеческого рода. Фихте подчеркивает единство деятельности ученого с христианским призванием, поэтому позволяет себе сравнивать этот вид человеческой деятельности с подвижничеством апостолов. Более того, в его понимании ученый есть тот, для кого представление о неисповедимости путей Господа является всего лишь историческим преданием. В идеале, по Фихте, кормчим земного устройства должен стать, как и у Платона, единый разум в лице ученого сословия. Правда, в отличие от греческого мыслителя, Фихте изображает жизнь общества в его динамике, поэтому бесконечным в себе и для себя выступает сам процесс общественного совершенствования. Настоящий ученый должен не только любить истину всем сердцем, подобно Руссо, но, во избежание тех заблуждений, к которым пришла «благородная душа» этого мыслителя, он должен непрестанно развивать разумную форму познания истины, благодаря которой происходит культивирование чувственности и тем самым облагораживание всего человека.

В 1805 году в лекциях под общим названием «О сущности ученого и её явлении в области свободы» Фихте возвращается к теме назначения ученого сословия, заметно углубляя её содержание. Напомним, что в лекциях 1794 г. эта тема раскрывалась преимущественно под углом морально-практического закона, в качестве сознательного исполнителя которого, по его мнению, и выступает это сословие. Сама наука рассматривалась Фихте в это время как отрасль общественного развития, поэтому и напрашивался вывод о том, что ученый имеет высшее моральное назначение быть учителем и воспитателем общества в целом.

Лекции 1805 года представляют собой во многом иное, наполненное более глубоким, спекулятивным содержанием философское понимание сущности ученого и вытекающих из него представлений о задачах и назначении последнего. Ученый выступает уже не в качестве одушевленного морального закона, а рассматривается как историограф божественной идеи, в духе которого она себя мыслит и познает, следовательно, его назначение не ограничивается общественными задачами. Напомним, что Фихте, испытав духовный кризис в конце 90-х годов XVIII века, сознательно возрождает платоновское понятие божественной идеи. В отличие от «Опыта критики всякого откровения» (1792), в котором утверждалось, что «всякая вера в Бога есть вера в моральный закон», а так же в отличие от вызвавшей известный «спор об атеизме» статьи «Об основании нашей веры в божественное мироправление» (1798), где Бог отождествлялся с моральным миропорядком, в более поздних работах речь идет уже о самостоятельной, познающей самое себя божественной идее. Заметим, что в упомянутой статье Фихте категорически отрицает «понятие Бога как особой субстанции», однако, устранив субстанцию, противостоящую субъекту познания, он неосознанно обожествляет, абсолютизирует последнего. Одно дело, когда конечное самосознание возводит себя во всеобщее, безусловное Я и подчиняется ему как своему субстанциальному закону («высшему человеку»), и совсем другое – когда всеобщее выступает уже не как результат абсолютной абстракции, а само, имея свой собственный исторический опыт, через диалектику сознания и самосознания приходит к осмыслению своей вечной сущности. Человек как субъект автономного поведения должен понять одновременно свою вечную природу, т.е. самого себя как развивающуюся идею свободы, и это понимание может придти только через самоотверженную деятельность ученого. Таким образом, становление ученого сопряжено с развитием таких моральных качеств, как добросовестность и честность, с осознанием святости того дела, которому учащийся, или «становящийся ученый» готов посвятить свою жизнь, поэтому он должен способствовать тому, чтобы божественная идея могла «выступить и овладеть миром». Ученое образование достигает своей цели, когда жизнь ученого становится одновременно жизнью «непрестанно творящей и в основании обновляющей мир божественной идеи в мире». Эта жизнь, по Фихте, «имеет двоякую форму»: форму руководства «делами людей» и форму «познания божественной идеи». Правитель, представляющий ученое сословие, должен быть образован так, чтобы «понимать свое дело как понятие Бога о человечестве» и смотреть на него «не как на некую любезную услугу, которую он оказывает миру, а как на абсолютный долг и повинную обязанность свою». В христианском государстве деятельность первого государственного лица, по Фихте, «есть самое непосредственное явление Бога в мире». Призвание второго вида ученых заключается в развитии познания божественной идеи и необходимости «передавать его из поколения в поколение в этом постоянно обновляющемся и просветляющемся виде». Ученый-писатель или академический учитель, представляющие этот вид, различаются в способах выражения идеи: «устному учителю», к примеру, поскольку он находится в живом контакте с учащимися, необходимо и «художественное дарование ученого».