Способы изображения человека в различных видах очерка

Очерковая публицистика всегда представляла собой уни­кальный пласт человековедения. В очерках русских писателей и публицистов всегда поднимались самые актуальные пробле­мы современности, на философском и социально-психологичес­ком уровнях осмыслялись судьбы отдельных людей и предста­вителей целых социальных слоев. Особенно четко выразилась данная тенденция в, так называемых, физиологических очер­ках, приобретших особую популярность в 40-е годы XIX столе­тия. Несмотря на то, что само понятие «физиология»[54] в литературном аспекте было введено французским писателем и юристом Б. Савареном, автором легкой нравоописательной кни­жечки «Физиология вкуса» (1826), русский «физиологический» очерк существенно отличался от «физиологии» французских писателей. Прежде всего — своей острой социальной направ­ленностью. Продолжая лучшие традиции нравоописательных очерков[55], русские очеркисты пытались вскрыть социальные нравы низших слоев общества. При этом социальные типажи выводились ими по профессиональным признакам, например «петербургский дворник», «шарманщик», «портной» и т.д.

«В 1845 г. Н. Некрасов, — отмечает В.И. Кулешов, — из­дал в двух частях альманах " Физиология Петербурга", который произвел своего рода сенсацию в русской литературе и оказал­ся программной заявкой формировавшейся гоголевской " нату­ральной школы". Именно в эти годы русская литература стре­милась к широкому охвату жизни всех сословий, постижению, если можно так выразиться, " механизма" общественной, иерархически-государственной деятельности. " Физиологический очерк", конечно, не означал отказа от типизации, он придавал ей хотя и односторонний, но самоочевидно осязаемый детер­министический характер. В очерковой литературе выдвигался на первый план демократический герой, в ней " выказывали" себя люди " фона". Высшая цель этой литературы — сосредото­чение внимания как раз на " эпизодических людях"»[56].

В последующие десятилетия русские писатели, работавшие в жанре «физиологического» очерка, значительно расширяют про­блематику своих выступлений. Их интересуют не только отдель­ные социальные типы, но и целые социальные прослойки. Пока­зательны в этом смысле очерки Г. Успенского, выходившие в 70-е годы XIX столетия под названиями: «Деревенская молодежь», «Люди среднего образа мыслей», «Новый тип купца» и т.д. Та­ким образом, благодаря подобного рода очеркам читатели могли не только познакомиться с теми или иными социальными типа­ми, но и получить основные их характеристики. По мнению ис­следователей, «физиологический очерк» внес значительный вклад в развитие «натуральной школы». Считается, что без «физиоло­гических очерков» не было бы «Бедных людей» Ф.М. Достоев­ского и «Записок охотника» И.С. Тургенева[57].

С 60-х годов XX столетия, следуя традициям «физиоло­гов», в публицистике происходит кардинальный поворот в сто­рону научного познания человека. Журналисты активно обра­щаются к данным, полученным в области социологии и психо­логии. Они не только вбирают все самое ценное, что было достигнуто названными науками в плане новых теоретических представлений о человеке, но и перенимают различные методы познания личности. Социологический аспект изучения личнос­ти предполагает исследование взаимоотношений личности и об­щества и развития ее в историческом процессе, а психологи­ческий — нацелен на исследование различных психологичес­ких характеристик индивида.

Публицистика 1960-х годов и последующих десятилетий, синтезируя научные методы познания человека с художествен­но-эстетическими, становится уникальным пластом человеко­ведения. Отдавая дань социологии, публицистика не отказалась от изучения индивидуального бытия личности. Кроме того, со­временная очеркистика активно использует и художественно-эстетические методы в изображении личности.

Правда, в отличие от писателей, воссоздающих челове­ческие типажи посредством художественного воображения, очеркисты используют иные приемы в изображении докумен­тального героя. Исследование человека и его характера ведется с помощью научных методов анализа, а художественная интер­претация осуществляется методами искусства. Обозначенные подходы наиболее характерны для портретных и проблемных очерков, где наряду с исследовательским началом присутствует и художественно-образная трактовка событий.

Рассмотрим разновидности портретного очерка. Термин «портрет», первоначально означающий «описание внешности человека», со временем трансформировался в более объемное понятие. В публицистическом творчестве он стал обозначать не только внешние, но и внутренние особенности человека, — все, что связано с. духовной жизнью личности. Поэтому объектами отображения в портретном очерке могут выступать как соци­альные отношения человека с его непосредственным окруже­нием (социологический аспект), так и внутренние психологи­ческие процессы, происходящие в жизни отдельного индивида. Социологический анализ личности, дополненный психологичес­ким, безусловно, расширил возможности портретного очерка в плане целостного изображения человека.

Журналисты обращают внимание на наиболее важные вехи в судьбе героя (имеются в виду биографические сведения), на его духовные искания, жизненный опыт, наконец, на особенно­сти его профессиональной деятельности. Конкретная человечес­кая жизнь представляет многоуровневое образование, поэтому перед автором стоит сверхзадача показать героя не просто как носителя определенных социальных ролей или функций, а в тес­ной взаимосвязи с общественно-политическими, экономически­ми и социально-психологическими процессами в обществе. Учи­тываются такие понятия, как среда и обстоятельства, воспита­ние, характер и т.п., влияние которых на жизнь человека имеет исключительное значение. Но, согласитесь, что показать всю «многоэтажность» человеческой натуры в очерке невозможно в силу его малого объема. Многоплановость в изображении че­ловека обусловила видовое многообразие портретного очерка. Среди них можно выделить: биографический портретный очерк, портретно-проблемный, психологический и политический порт­рет. У каждой разновидности портретного очерка есть конкрет­ные задачи, свои формы публицистического жизнеописания, специфические возможности в показе героя произведения, спо­собы психологической и социальной характеристики, типизации человеческих натур, наконец, приемы композиционного постро­ения произведения. Рассмотрим, что же лежит в основе той или иной разновидности портретного очерка.

Биографический портретный очерк. Здесь ведущее место занимает биография. Обратившись к ней, журналист может по­лучить разнородные сведения о наиболее значимых для челове­ка этапах жизни, о его жизненном опыте, о смене социальных статусов, о жизненных приоритетах и целях и т. п. Посредством этого субъективного материала и воссоздается в конечном итоге история жизни одного человека. Чтобы она не напоминала раз­вернутую биографическую справку, журналисты стараются ото­брать наиболее типичные и характерные для героя произведе­ния факты, раскрывающие внутреннюю динамику духовного роста человека, его нравственные поиски, социальные ориента­ции и взаимоотношения с окружающим миром. Кроме этого, в очерке показывается взаимосвязь индивидуальной истории жизни человека и истории общества, соотносится социальный опыт индивида с опытом его поколения, выявляются специфические особенности индивидуальной жизни героя.

Используя биографические сведения, очеркист может опи­сать сложные процессы социализации личности в меняющемся мире, объяснить природу психологического и социального по­ведения человека, рассказать о генеалогии героя, реконструи­ровать через жизнь одного человека некие исторические собы­тия и т.п. Здесь, как видим, четко проглядывается связь между биографией как субъективной конструкцией и биографией как социальной действительностью. Когда биографический портрет­ный очерк создается именно в этой взаимосвязи, он, как прави­ло, вызывает наибольший интерес, побуждая читателей к соразмышлению.

Важной составляющей биографического портретного очерка является обрисовка характера человека. По мнению М.И. Стюфляевой, представления о публицистическом характере как самостоятельной эстетической категории сложились сравнитель­но недавно. «Воссоздание характера в литературе и искусстве, — пишет исследовательница, — требует знакомства с социальным бытием человека, с человеческой психологией, но знакомства об­щего, предполагающего накопление житейских впечатлений, ши­рокое художническое освоение действительности, которое длит­ся годы и годы. Для воссоздания характера в публицистике поми­мо знания природы человека вообще необходимо изучение конкретного данного человека, возможно более полное раскры­тие его индивидуальности, потому что в этом случае значитель­ную роль играет функциональная заданность характера»[58].

В чем же проявляется подобного рода функциональная заданность? На наш взгляд, в конкретных поступках личности, в его духовных потребностях, в поведении, в отношении к окру­жающим, в способе мышления, в проявлении волевых качеств, в эмоциональных реакциях и т.д. Характер представляет собой совокупность реакций человека на социальное окружение. По­этому, рассказывая о человеке, столь важно показать, какие чер­ты характера он проявляет в той или иной жизненной ситуации, как оценивает собственные поступки, как решает вопросы в си­туации морального выбора, как реагирует на происходящее, на­конец, как идет сам процесс формирования характера.

Юбилейный портретный очерк. Поводом для написания подобного произведения является празднование юбилея извест­ного деятеля культуры, искусства, литературы, науки и т.д. В данном случае важно показать тот позитивный вклад, который внес человек в жизнь общества. Чтобы очерк не получился «па­радным», от публициста требуется особое мастерство. Юбилей­ная дата должна быть лишь поводом к размышлению о судьбе человека. Главное, на чем должен сконцентрироваться публи­цист — это духовные искания личности.

Как показывает практика, особой популярностью пользу­ются у читателей очерки о писателях, деятелях культуры, ис­кусства и науки. И это понятно. О людях творческих профес­сий читать всегда интересно, потому что их жизнь представля­ет постоянный творческий поиск. Но в данном случае интерес для читателей представляет не анализ художественных, искус­ствоведческих или научных произведений, а личность творца, его индивидуальный портрет. Диапазон обрисовки героя может быть самым широким, начиная от характеристики его художе­ственной или научной деятельности и кончая сведениями о твор­ческих замыслах и фактах биографии. В юбилейном портрет­ном очерке речь может идти как об уже сложившемся миро­восприятии героя, так и о его новых творческих устремлениях и планах. Очеркисты в подобного рода произведениях, как пра­вило, сосредоточивают внимание на различных аспектах твор­ческой деятельности человека, выявляют наиболее значимые моменты духовного становления личности, оценивают его твор­ческий путь, наконец, рассматривают труды человека в контек­сте духовной жизни общества.

Рассмотрим пример из газетной практики. К 80-летию со дня рождения Александра Исаевича Солженицына сказано и написано было столько, что и добавить вроде бы нечего. Но, по мнению И. Виноградова, парадокс Солженицына по-прежнему остается таинством. «Данный парадокс, — пишет публицист, — я мог бы уложить в такой тезис: при всей как бы открытости нам в своем страстном писательском пафосе, в своих убежде­ниях и ценностях Солженицын — один из самых закрытых для нас художников, каких я знаю. Разумеется, это требует поясне­ний. Поясняю. Толстой сказал как-то: кого бы ни изображал художник — святых, разбойников, царей, лакеев, — мы ищем и видим в художественном произведении только душу самого ху­дожника». Столкнувшись с подобного рода закрытостью, И. Ви­ноградов попытался изобразить портрет А. И. Солженицына через частно-человеческую, интимно-лирическую фактуру его личности. С этой целью он обратился к своеобразному художе­ственному миру писателя. Но и здесь столкнулся с проблемой. В своих произведениях Солженицын благодаря своей целеуст­ремленной воле не позволяет появиться ничему, что не было бы напрямую сопряжено с той главной задачей, которую он осознал и принял когда-то для себя как высшую цель и смысл своей жизни — «быть Мечом в руке Божией, заговоренным рубить мировое Зло». В силу этой художественной установки все, что носит более частный, личностный, внеидеологический характер и через изображение чего как раз и открывается внятно сокровенно-личностное «я» самого художника, отодвигается писателем на периферию. Рассмотрев различные автобиогра­фические штрихи, которые в той или иной степени отражены в различных произведениях Солженицына, очеркист приходит к выводу, что писатель открыт лишь очень близким к нему лю­дям. Но — не читателям. «Из всех великих писателей нашего времени он, несомненно, самый великий от нас затворник, по­зволяющий общаться с ним в тех лишь пределах, которые он считает в своем общении с нами важными для пользы дела — великого дела борьбы со вселенским Злом». Но в очерке звучит и другой вывод. Видимо, парадокс Солженицына состоит в том, что, несмотря на всю свою закрытость, его «предельная искрен­ность и какая-то особая выразительность и поэтическая сила тех нечастых лирических страниц, которые встречаются в его произведениях, это, может быть, самое неопровержимое дока­зательство того, что именно глубинно-личностные слои челове­ческого " я" Солженицына как раз особенно органичны для его таланта, едва ли в подоснове своей не лирического!..»[59].

В заключение автор выражает надежду, что когда-нибудь писатель, забыв, как когда-то Толстой, обо всех российских и мировых бедах, напишет что-нибудь чисто художественное, что-нибудь крупное и цельное из опыта своей человеческой нор­мальной жизни, которая была ему отпущена.

Как видим, юбилейный портретный очерк превратился в мини-исследование творческого мира великого писателя. В эс­тетические задачи очерка, пусть даже и юбилейного, не входит обыкновенный пересказ о судьбе человека. Здесь планка на­много выше. Чтобы рассказать людям что-то новое об извест­ной всем личности, необходимо ознакомиться с архивными материалами, перепиской, свидетельствами современников и т.п. Все это позволит очеркисту по-новому и нестандартно осмыс­лить судьбу человека, его дела, поступки и свершения, а глав­ное — выявить различные проявления человеческой души.

Судебный очерк. Характерной чертой данного вида очерка является реконструкция состава преступления, совершенного конкретным человеком или группой лиц. В судебных очерках дается не правовая оценка преступления (это прерогатива суда), а морально-нравственная. Задача журналиста состоит в том, чтобы помочь людям разобраться в феномене человеческого зла, а главное — показать те условия и обстоятельства, которые привели человека к совершению преступления. К основным содержательным элементам судебного очерка можно отнести обрисовку морального облика преступника и анализ мотивов преступления. В нем могут быть рассмотрены различные ав­торские версии в объяснении состава преступления, детали и подробности уголовно наказуемого деяния, свидетельские по­казания и др. Весь этот многоплановый материал объединяется в судебном очерке авторским замыслом и идеей произведения.

В судебном очерке Валерия Карышева и Федора Бутырско­го «Хакер» рассказывается о талантливом польском компьютер­щике, работавшем по найму на российских бандитов. Хотя для России невероятные приключения польского хакера нетипичны, его услугами пользовались определенные криминальные струк­туры, пытавшиеся с помощью Збигнева Звежинецкого завладеть некоторыми зарубежными счетами. «Глядя на пана Звежинец­кого, — пишут журналисты, — трудно было представить, что он имеет какое-либо отношение к преступности. Бледное лицо, вя­лые, вечно потные руки, огромные очки-велосипеды, сутулость человека, долгое время проводящего за столом, и сдержанная, предупредительная манера поведения — все воскрешало в памя­ти старое блатное слово " ботаник". Татуированные россияне обыч­но называют так людей умственного труда»[60].

В очерке дается не только внешняя характеристика Звежи­нецкого, но и подробно описывается то, как этот молодой чело­век, который был лучшим выпускником Варшавского политеха, стал профессиональным взломщиком компьютерных сетей. Пер­вый свой взлом он совершил в двадцать два года. Первые удачи, деньги, постоянная клиентура вскружили юноше голову. Когда же его вычислили и задержали, он, выйдя из тюрьмы под залог, решил попытать счастья в России. Тем более в его услугах здесь нуждались. Далее в очерке разворачивается захватывающий сю­жет, связанный с преступным сотрудничеством Звежинецкого с русской мафией. Рассказ об этом дается через его видение рос­сийской действительности. Здесь и нравы «панов из мафии», и работа на заказ, и слежки со стороны сотрудников ФСБ, нако­нец, тюрьма. Из всего этого описания вырисовывается облик ос­торожного и предусмотрительного человека, хорошо знающего не только свою работу, но и свои права. Когда региональное управление по борьбе с организованной преступностью задер­жало Звежинецкого с его русскими сообщниками, то он, полу­чив предварительное обвинение по статье 272 УК РФ (неправо­мерный доступ к компьютерной информации), сориентировался мгновенно. «Сперва он гордо заявил российскому " пану полицьянту", что имеет " обыватэльстрофо польске", т.е. польское граж­данство, и потому категорически отказывается отвечать на ка­кие-либо вопросы без адвоката и представителя посольства. За­тем, вспомнив об избиении на явочной квартире, потребовал медицинского освидетельствования и помещения в госпиталь, где обязательно должен быть ксендз: мол, отправление религиозно­го культа для него, доброго католика, законное право». Но не тут-то было. Попав в тюрьму по той же статье, он понял, что Россия — не цивилизованный Запад, где в тюремных камерах есть все удобства: телевизор, газеты, книги, внимание благотво­рительных фондов, предупредительность обслуживающего пер­сонала. Далее глазами поляка обрисовываются тюремные нравы российских заключенных.

В этом очерке нет подробного описания судебного процес­са над польским гражданином, нет рассуждений журналистов на моральную тему, нет рассказа об оперативной работе со­трудников правоохранительных органов, задержавших взлом­щика, но зато воссоздан новый тип профессионального пре­ступника, который в отличие от привычных «медвежатников», полночи потеющих над взламыванием сейфа, гангстерской бан­ды, специализирующейся на вооруженных ограблениях, бри­гад «кротов», ведущих подкоп под денежное хранилище банка, тихо сидит в квартире за сетевым компьютером, похищая сот­ни тысяч долларов. Тихие и незаметные хакеры становятся гро­зой банкиров во всем мире. Эти опасения и хотели, на наш взгляд, донести до читателей очеркисты.

Как уже говорилось, особое внимание в судебных очерках уделяется анализу мотивов преступлений. Обращаясь к мотивационной сфере человека, очеркист может обрисовать психо­логический портрет преступника. В мотиве, по мнению психо­логов, проявляется не только направленное отношение субъек­та к объекту, но и то, что содержится в этом отношении, «Как в каждом отношении, — пишет В.С. Мерлин, — в мотиве мы можем различать две стороны. Как побуждение к действию мотив — активное действенное отношение. Вместе с тем, так как мотив всегда связан с переживанием нужды, недостатка, с наслаждением или страданием, он представляет собой эмоцио­нальное отношение»[61].

Понимание мотива позволяет многое проявить в челове­ческих поступках, особенно то, почему человек решился на преступление. Анализируя личностные свойства преступника, очеркист может столкнуться с целой системой взаимосвязан­ных мотивов. Если в свойствах личности выражаются более обобщенные отношения человека к миру, то в мотивах — впол­не конкретные и определенные отношения, которые к тому же имеют изменчивый характер. Отсюда и возникают противоре­чия в трактовке Человеческих поступков, Например, с виду бе­зобидный человек вдруг совершает зверское убийство, причи­ны которого кажутся необъяснимыми. В данном случае журна­листу необходимо найти ту внутреннюю взаимосвязь, которая существует между устойчивыми свойствами личности и моти­вами преступления. Если это удается, то очерк получится пси­хологически многоплановым. Автор может исследовать как внут­ренние факторы, связанные с различными психологическими состояниями человека, так и внешние условия, обусловившие его поведение. Анализ внешних и внутренних предпосылок позволяет проникнуть во внутренний мир индивида и более объективно осветить судебный процесс, дать оценку челове­ческих деяний.

«Кадровик по имени Снайпер» — так называется очерк Игоря Гамаюнова, в котором рассказывается, как управляющий персоналом АО «Московский вентиляторный завод» («Мовен») Михаил Прошин, намереваясь занять руководящее кресло, зас­трелил одного генерального директора, затем руками нанятых киллеров задушил второго, за что был осужден на 25 лет[62]. Журналист пытается разобраться в том, почему М. Прошин, в прошлом обыкновенный слесарь, которого бывший генераль­ный директор вознес до управляющего персоналом, с таким хладнокровием убил своего недавнего покровителя. Объясняя мотивы данного преступления, И. Гамаюнов пишет: «Прошин был человеком команды — никогда не противоречил Миронову. Хотя увлечения директора системой Хаббарда не разделял. Счи­тал — слишком много в ней мелочного контроля, провоцирую­щего доносительство. Но лишь изредка позволял себе критичес­кие замечания — в отсутствии Самого, в расчете на популяр­ность у заводчан, дружно ругавших нововведение. Именно эту осторожную критику он потом, оказавшись в тюремной камере и запаниковав, сделал основой своей защиты: да, убил, призна­вался Прошин вначале на предварительном следствии, но ведь иначе невозможно остановить Миронова, он замучил всех своей " системой"! Затем бывший зам развернулся на 180 градусов: не убивал, меня заставили " взять на себя". Следствие, поглощенное сбором доказательств преступления Прошина, в его мотивы, судя по всему, не особенно вникало: было на заводе недовольство " системой"? Было. Прошин обозначил свое к ней отношение? Да. Значит, это и стало толчком к тайной неприязни, перерос­шей в злобное ослепление, когда " оружия рука ищет"».

Оперативники, как видно из очерка, искали неоспоримые доказательства совершенного Прошиным убийства. Журналист, напротив, пытался разобраться в мотивах преступления, вос­создавая образ двуликого человека. «На работе Прошин — де­ловит и напорист. В компании — говорун, весельчак. Одна осо­бенность: любил рассказывать смешные истории про себя. Про то, как в бытность слесарем загуливал с 40-градусной до беспа­мятства, но всегда двигался вперед. Даже на четвереньках! Рас­сказывая, смеялся со всеми над самим собой, прошлым. Ощу­щал себя не просто " вставшим с четверенек", а поднявшимся над рядовым заводским людом». Но свое истинное лицо Про­шин умело скрывал. Даже после убийства первого генерально­го директора он, по свидетельству супруги убитого, держался на похоронах стойко, изображая сурово-скорбное лицо. Не выдал себя Прошин и в острейшей эмоциональной ситуации, когда генеральным директором стал не он, а Вячеслав Ваксман. В сво­ем очерке И. Гамаюнов умело срывает эту добропорядочную маску с лица Прошина, показывая внутреннюю суть человека, который ради достижения собственный цели не останавливал­ся ни перед чем. Одних запугивал, других шантажировал, тре­тьих убивал. Так в очерке воссоздается образ расчетливого, жестокого, циничного и беспринципного преступника, хотя в жизни Прошин имел совершенно иной облик. Чтобы вскрыть истинное лицо данного человека, журналисту пришлось тщательно проанализировать мотивы совершенного им преступления.

Современный судебный очерк, зародившись в «социологиях» 1960-х годов, и сегодня, как видим, не утратил своей акту­альности. В подобного рода произведениях авторы рассказыва­ют не только о подробностях преступления, но прежде всего стремятся вскрыть причины, побудившие человека на противо­правные действия. В этом смысле анализ мотивов преступле­ния — наиболее эффективный метод в раскрытии внутреннего мира человека. Но, как показывает практика, не единственный. В обрисовке образа преступника необходимо учитывать и внешние факторы, прямо или косвенно повлиявшие на образ его мыс­лей, на поступки, на жизненные установки, на нравственные ориентации человека. Анализ всех этих внешних и внутрен­них предпосылок позволит более объективно подойти не толь­ко к освещению судебного процесса, но и к оценке человечес­ких деяний.

Очерк-расследование. Данный вид очерка нацелен на иссле­дование скрытых сторон различных явлений действительности и человеческой деятельности. В очерке-расследовании использу­ется социологическая методика по сбору первичной информа­ции, предполагающая выработку целей и задач исследования, выдвижение различных гипотез и версий, проверку исходных данных и т.п. Журналистское расследование, по определению американских ученых, представляет собой основанный, как пра­вило, на собственной работе и инициативе журналистский мате­риал на важную тему, которую отдельные лица или организации хотели бы сохранить в тайне[63]. Журналистское расследова­ние требует от очеркиста определенной квалификации не толь­ко по сбору первичной информации. В отличие от аналитика, который, разработав ту или иную тему, дает развернутую харак­теристику вскрытого им явления, очеркисту помимо этого необ­ходимо создать определенный образ человека.

Непременной чертой журналистского расследования, счита­ет А.А. Тертычный, является «присутствие самого автора в ряду действующих героев истории, о которой идет речь в публикации. Рассказывая о том, как шло расследование, какие препятствия стояли на пути, какими открытиями, действиями, эмоциями оно сопровождалось, он тем самым делает процесс расследования на­глядным, впечатляющим, что явно отличает данный жанр от дру­гих жанров»[64]. В очерковом расследовании автор может не только делиться собственными впечатлениями, но и активно вступать в диалоги со своими героями, давать им развернутые психологичес­кие и портретные характеристики, по-своему исходя из обнару­женных фактов, интерпретировать их поступки, наконец, с пуб­лицистических позиций отстаивать свою точку зрения. В отличие от аналитического расследования, где главенствующим элемен­том является авторская мысль, очерк-расследование имеет более разноплановую и полифоничную структуру: в нем могут присут­ствовать пейзажные зарисовки, портреты, развернутые диалоги, авторские отступления и т.п.

Способы изучения и изображения человека в очерковом расследовании также имеют свою специфику. Здесь существу­ют свои правила. Например, предварительная подготовка к рас­следованию предполагает изучение всех исходных документов. Среди них могут быть как официальные, так и неофициальные документы. Небесполезно ознакомиться с компьютерной базой данных по интересующей теме, с газетными публикациями и т.п. Все это позволит не только получить предварительные пред­ставления об изучаемом объекте, но и обрисовать контур собы­тий, выявить основные действующие лица, выдвинуть первона­чальные версии. «Когда я просматриваю документы или прото­колы судебного разбирательства, — пишет Джон Уллмен, — я ищу фамилии людей на периферии, которые могут что-то знать о случившемся. Особенно, если это враги или жертвы. Их я интервьюирую в первую очередь. Иногда с ними трудно уста­новить контакт, но я пытаюсь отсеять тех, кто, по моему разу­мению, может разболтать о предмете исследования»[65].

Существуют специальные методики по сбору информации[66]. Использование этих методик требует не только знания раз­личных технических приемов, с помощью которых можно до­быть нужную информацию, но и определенных качеств, таких как наблюдательность, умение слушать, задавать вопросы, сопо­ставлять полученные в ходе расследования сведения. «Человек, ведущий расследование, — замечает Джеймс Барнетт, — дол­жен построить цепочку важных дел расследования фактов, кото­рая приведет его к следующей цепочке фактов, и так — до ус­пешного завершения расследования. Но если фактов нет, рас­следование рассыпается»[67].

Важную роль при проведении журналистского расследо­вания играют различного рода версии. Версия (от лат. versio — поворот) — «одно из объяснений какого-либо обстоятельства, факта. В следствии по уголовному делу одно из предположений относительно возникновения, характера и взаимосвязей уста­новленных по делу фактов»[68]. Версии помогают рассмотреть различные варианты развития того или иного события, вскрыть его причины, обозначить путем сопоставления наиболее значи­мые предположения и т.п. Правда, выдвижение версий журна­листа ни к чему не обязывает. Версия в деятельности журнали­ста-расследователя выступает в качестве рабочего инструмен­тария, с помощью которого он пытается разобраться в расследуемом вопросе. Но зачастую бывает иначе. Из-за отсут­ствия фактов журналисты порой заменяют их версиями, т.е. выдуманными предположениями, фантазиями и т.п. Такого рода произведения вряд ли можно отнести к разряду серьезных жур­налистских расследований, так как они не раскрывают заяв­ленную тему.

Очень часто в очерках-расследованиях журналисты сопо­ставляют собственные версии с версиями следователей. Это по­зволяет более объективно взглянуть на изучаемую проблему, выявить недостающие в цепочке фактов сведения, а на их ос­нове, если это потребуется, подвергнуть сомнению предполо­жения оперативников. В очерке М. Глинкина «Чистосердечное убийство»[69] подвергнута сомнению версия следствия, согласно которой убийство главного редактора «Советская Калмыкия сегодня» Ларисы Юдиной никто не заказывал. Шаг за шагом журналист доказывает, что те или иные версии, которые вы­двигались следствием, были совершенно необоснованными. Со­гласно первой версии, журналистку убили на бытовой почве. Обоснование: труп обнаружили в домашнем халате и тапочках на босу ногу, а орудиями расправы стали нож и палка. Соглас­но второй версии — это не «бытовуха» и не заказное убийство. Согласно третьей, убийство было связано со служебной дея­тельностью главреда. А итоговая версия следствия была такова: Юдину убили не за какую-то конкретную статью, а в целом за ту позицию, которую занимала ее газета. На конкретных фак­тах доказывая несостоятельность выдвинутых версий, журна­лист обращает внимание на главную ошибку следствия: «...они идут не от заказчиков, а от исполнителей. Их интересует не " за что", а " кто" и " как". Так расследовалось " дело Дмитрия Холодова", " афганское дело" — которое уже разваливается в суде». Если следствие не ставило своей задачей доказать заказной ха­рактер убийства, то журналист, напротив, исходит именно из этой версии. И для этого у него есть свои основания. Во-пер­вых, убийцы Юдиной были выпущены из тюрьмы без каких-либо законных оснований и задолго до положенного срока. Во-вторых, был найден один из заказчиков убийства, который орга­низовал встречу киллеров с будущей жертвой. В-третьих, один из убийц даже после отсидки в тюрьме сохранял добрые отно­шения с Илюмжиновым, так как в свое время был представите­лем калмыцкого президента в Волгоградской области. Все эти факты наводят на определенные мысли и требуют, по мнению журналиста, дополнительного расследования.

Несмотря на то, что расследовать заказные политические убийства очень сложно, журналисты тем не менее пытаются освещать подобные уголовные дела. И если даже им не удается доказать правоту своих версий, они могут дать следствию по­лезные сведения или же подвергнуть сомнению систему их предположений. Как видим, журналист может поделиться в очер­ке-расследовании различными версиями, но только в качестве демонстрации своей поисковой работы, не более. Любая вер­сия есть лишь отправная точка в отборе фактов. Если факты находят подтверждение, значит данная версия может быть выд­винута в очерке.

Проблемный очерк. Данный вид очерка нацелен на раскры­тие сложных и противоречивых человеческих взаимоотношений. Центральное место здесь занимает проблемная или конфликтная ситуация. Проблема и конфликт, по мнению Л.Э. Варустина, понятия не идентичные. «И конфликт, и проблема, — отмечает исследователь, — отражают противоречия жизни. Проблема, однако, понятие более широкое, чем конфликт. В форме логичес­кого обобщения она выражает смысл, сущностную природу кон­фликта или ряда конфликтов, определяет его место в системе оп­ределенных социальных связей и отношений общества...»[70].

Что же в таком случае подразумевают под конфликтом? В социальной психологии конфликт, как и любой предмет позна­ния, рассматривается с различных позиций. Например, А. А. Ер­шов понимает под «конфликтом столкновение различных как субъективных, так и объективных тенденций в мотивах, отноше­ниях, действиях и поведении личностей, групп и различных дру­гих объединений»[71]. А.А. Платонов и В.Г. Казаков сводят это понятие к виду общения, «в основе которого лежат раз­личного рода реальные и иллюзорные, объективные и субъек­тивные и в различной мере осознанные противоречия между общающимися личностями при наличии попыток их разреше­ния на фоне эмоциональных состояний»[72]. По мнению Н. В. Гришиной, «конфликты можно рассматривать как реакцию людей на препятствия к достижению различного рода целей совместной деятельности, на поведение других людей, несоот­ветствующее ожиданиям, а также как реакцию на почве не­совместимости характеров, несходства культурных основ и по­требностей»[73]. Обобщая вышесказанное, можно заключить, что любые межличностные конфликты обусловлены необхо­димостью разрешения духовно-практических противоречий, возникающих между людьми. Вступающие в противоборство личности реагируют друг на друга как на препятствие, блоки­рующее достижение их личных задач и целей. В данном ас­пекте в конфликтном взаимодействии можно выделить в ка­честве противоборствующих сторон только те, которые спо­собны к целесообразному, сознательному поведению, т.е. к осознанию как своей, так и чужих позиций, к планированию личных действий и использованию различных средств в меж­личностной борьбе. Именно на эти стороны чаще всего обра­щают внимание журналисты в портретно-проблемных очер­ках, описывая конфликты. Конфликт же в публицистике «пред­стает в конкретных жизненных реалиях, подробностях человеческого бытия, проявляется в борьбе и противостоянии сторонников и противников истины. Причем конфликт вовсе не потенциально существующее или только наметившееся рас­хождение позиций, точек зрения. Как правило, это выявивше­еся, обнажившееся противоречие, предельный случай его обо­стрения»[74].

В очерке могут быть рассмотрены самые разнородные конфликты: межличностные, межгрупповые, производственные, мо­ральные и т.п. Любой конфликт драматичен по своему характе­ру. Он побуждает человека к действию, к принятию важных решений, что и позволяет в конечном счете обрисовать характер героя или его поступок. Очеркист может проанализировать конфликтную ситуацию, начиная от ее зарождения и кончая ее разрешением; сконцентрировать внимание на самоанализе че­ловеком собственных поступков, или же, наоборот, показать различные позиции конфликтующих сторон, последовательно объясняя суть происходящих событий; вскрыть мотивационно-личностные факторы, побуждающие человека к противоборству с идейными противниками и т.д. Во всех этих случаях его сверхзадача — показать суть индивидуальных целей героя произведения, обосновать мотивы его поведения, выявить противоположные и взаимоисключающие тенденции развития события, а главное — обрисовать субъективные и объективные предпосылки конфликта. К субъективным предпосылкам относят характерологические особенности личности: устойчивые качества, черты характера, которые предрасполагают человека к столкновению с окружающими. К объективным — «противоречия между природными возможностями и особенностями данного индивида и социальными нормами деятельности в данных условиях; противоречия между знанием, сознанием и реальным побуждением; противоречия между природой и социальной де­терминацией и т.д.»[75]. Знание всех этих факторов позволит автору проблемного очерка не только проникнуть в суть конфликта, но и более объективно рассказать о человеке.

Приведем пример. В очерке Сергея Золовкина «Чтобы уво­лить, надо посадить» рассказывается об изгнании из вуза доцен­та Армавирского госпединститута Бориса Коханова[76]. Обыч­ный трудовой конфликт перерос в затяжную криминальную дра­му. А началось все с того, что строптивый доцент постоянно критиковал методы организации учебного процесса в родном вузе.

Это, естественно, не понравилось ректору, Б. Коханов выступал против незаконной распродажи учебной техники, взяточниче­ства при сдаче экзаменов и именно за свою принципиальную позицию поплатился увольнением из вуза. Впрочем, уволили его юридически безграмотно. Поэтому вскоре восстановили. Тогда руководство избрало тактику «выдавливания» неугомонного кан­дидата технических наук. Вот так завязался узел трудового кон­фликта, в который были затянуты не только администрация вуза, но и якобы пострадавшие от Коханова студенты, и правоохрани­тельные органы.

Очеркист, рассматривая данную конфликтную ситуацию, подробно описывает методы расправы с неугодным доцентом. Противники Коханова обвинили его в сексуальных домогатель­ствах в отношении студенток. Так ли было на самом деле? «Да, у студенток был повод обижаться на доцента. Но не из-за его сластолюбия, а из-за его железобетонной педантичности. Сдать экзамен с первого захода у Коханова не удавалось практически никому. А для, того чтобы принятые у студентов курсовые не пошли по второму кругу, Борис Федорович пробивал их ши­лом». Обвинили и в том, что Коханов якобы получал взятки «в форме принятия помощи от студентов в процессе построения личной дачи». Кульминацией конфликта стало то, что стропти­вого доцента, которого в местной прессе окрестили «престаре­лым Казановой», «стареющим донжуаном» и «маленьким ги­гантом большого секса», посадили за решетку. Настырный до­цент не сдался. В итоге многие надуманные обвинения с него сняли, но на работе так и не восстановили. Ради этого искомого результата руководство вуза задействовало практически все местные правоохранительные структуры.

Чем же примечателен данный проблемный очерк? Сюжетно он построен по законам криминальной драмы. Здесь есть за­вязка, развитие действия, кульминация и развязка. Как в каж­дой конфликтной ситуации, проявился и свой инцидент. Тече­ние конфликта в данном произведении носит целенаправленный характер. Мы увидели, что характер действий оппонентов, их последовательность, сами действия диктовались определенны­ми целями. Коханов последовательно выступал против служеб­ных злоупотреблений в вузе, а потом против необоснованных обвинений в сексуальных домогательствах; его оппоненты сде­лали все возможное, чтобы уволить неудобного доцента, а потом сфабриковали против него уголовное дело. Рассматривая это дело, журналист разложил данный конфликт на составные части. Вна­чале он показал причины возникновения конфликта, далее — как с участием студенток фабриковали уголовное дело против Коханова, затем рассказал об уголовном деле и судебном разби­рательстве. Все это позволило ему раскрыть суть конфликта и мотивы поведения оппонентов, а также показать характер героя произведения.

Таким образом, в проблемном очерке ведущее место зани­мает конфликт. Описывая человека через конфликтную ситуа­цию, важно всегда помнить о том, что же лежит в основе кол­лизии: объективно сложившаяся ситуация, вызвавшая то или иное противоречие, или же такие субъективные факторы, как несовпадение личностных интересов. Столкновение личностей всегда можно рассмотреть через столкновение их целей, так как в любом конфликте оппоненты стремятся к достижению определенных результатов. Уяснив цели противоборствующих сторон, можно понять мотивы поведения людей, спрогнозировать развитие конфликта, наконец, сделать правильные выво­ды. Конфликт, представляя собой неповторимую и сложную психологическую драму, где сталкиваются характеры, проявля­ются личности, совершаются нравственные и безнравственные поступки, позволяет в полной мере раскрыть суть человеческо­го характера.

Сноски

[1] Шомова С. А. Виды условности в публицистике: Автореф. канд. дис. М., 1990. С. 10.

[2] Там же. С.8-9.

[3] Варустин Л. Э. Вровень с героем. М., 1987. С. 15.

[4] Словарь синонимов русского языка. Т. 1. Л., 1970. С. 193.

[5] Шомова С. А. Указ. соч. С, 16.

[6] Журбина Е.И. Теория и практика художественно-публицис­тических жанров (Очерк. Фельетон). М., 1969. С. 41 — 42.

[7] См.: Мантатов В. В. Образ, знак, условность. М., 1980; Ми­хайлова А. А. О художественной условности. М., 1970; Ого­родников В.П. Пространство и время — ощущение, концеп­ция, реальность. СПб., 1997; Талышинский Р. Р. Документализм в публицистике: Автореф. канд. дис. М., 1983; Шомова С. А. Указ. соч. С. 16; Янская И. С. Пределы достоверности: очерки документальной литературы. М., 1986.

[8] Соломонов Ю. Женя, Женечка и Евтух...//Общая газета. 1998. 24-30 дек.

[9] Чуприна Ю. Настоящий рок-роман //Общая газета. 1998. 27 авг.—2 сент.

[10] Советский энциклопедический словарь /Под ред. А. М. Прохорова. М., 1989. С. 1082.

[11] Прохоров Е. П. Искусство публицистики. М., 1984. С. 315.

[12] Шомова С. А. Указ. соч. С. 18-19.

[13] Щудря H. H. Эстетические особенности публицистического творчества: Автореф. канд дис. Киев, 1985. С. 7.

[14] Учёнова В. В. Творческие горизонты журналистики. М., 1976. С. 161.

[15] Климонтович Н. Румяный город //Общая газета. 1998. 4 нояб.

[16] Блоцкий О. По лезвию бритвы //Литературная газета. 1998. 4 ноябр.

[17] Экштейн А. Оргии в городе мертвых //Литературная газета. 1999. 16-23 июня.

[18] Цит. по: Колосов Г. В. Поэтика очерка: Учеб.-метод, пособие к спецкурсу «Проблемы советского очерка». М., 1977. С. 36.

[19] Там же. С. 35-36.

[20] Учёнова В. В. Указ. соч. С. 172.

[21] См.: Ким M. H. От замысла к воплощению: Технология под­готовки журналистского произведения. СПб., 1999. С. 28-35.

[22] Учёнова В. В. Указ. соч. С. 172-173.

[23] Лернер Л. Яблоки с неба //Общая газета. 1999. 20 — 26 мая.

[24] Трохин А. Вот наш Онъгинъ, сельский житель //Общая газе­та. 1999. 20-26 мая.

[25] Колосов Г. В. Указ. соч. С. 36.

[26] Алексеев В.А. Очерк. Спецкурс для студентов заочного от­деления. Л., 1973., С. 53.

[27] Беловецкий Д. «Павлиныч, говоришь? //Литературная газе­та. 1999. 16-23 июня.

[28] Шкляр В. И. Публицистика и художественная литература: про­дуктивно-творческая интеграция: Автореф. докт. дис. Киев, 1989. С. 44.

[29] Васильев В. Тяжелый локомотив на участке разгона //Общая газета. 1999. 1—7апреля.

[30] Гайдученок И. А Слово о личности. Философское эссе. Минск, 1990. С. 3.

[31] Там же. С. 14-15.

[32] Стюфляева М. И. Образные ресурсы публицистики. М., 1982. С. 94.

[33] Там же. С. 60.

[34] Стюфляева М. И. Человек в публицистике: (Методы и при­емы изображения и исследования). Воронеж, 1989. С. 58.

[35] Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. С. 79-80.

[36] Там же.

[37] Стюфляева М. И. Человек в публицистике. С. 60 — 61.

[38] Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 98 — 99.

[39] Там же. С. 86.

[40] Чуприна Ю. Указ. соч.

[41] Библер В. С. Мышление как творчество. М., 1975. С. 5.

[42] Бахтин M. M. Проблемы поэтики Достоевского. С. 90, 101.

[43] См.: Ершов А. Взгляд психолога на активность человека. М., 1991. С. 64, 65.

[44] Южанинова М. Математик моды //Общая газета. 1999. 29 апр. —12 мая.

[45] Ершов А. Указ. соч. С. 70-71.

[46] Там же. С. 60.

[47] Стюфляева М. И. Человек в публицистике. С. 60.

[48] Ершов А. Указ. соч. С. 64 —65.

[49] Рубинштейн С. Л. Теоретические вопросы психологии и про­блемы личности // Психология личности /Под ред. Ю. Б. Гиппенрейтера, А. А. Пузырея. М., 1982. С. 32.

[50] Платонов К. К. Структура и развитие личности М., 1986. С. 151.

[51] Каргопольцова Л. Ничейные люди //Общая газета. 1999. 8-14 апр.

[52] Стюфляева М. И. Человек в публицистике. С. 54.

[53] Там же. С. 27.

[54] «Секрет названия " физиология" и его популярности состо­ял в том, что французские писатели, в том числе ранний Бальзак, увлеченные достижениями современного им есте­ствознания, теориями и открытиями Линнея, Кювье, Сент-Илера, старались придать своим наблюдениям над обще­ственной жизнью особую научную точность, стремились объяснить социальные " особи" породившей их средой. Им хотелось провести и в человеческом обществе строгую клас­сификацию " типов", определить их по какой-либо одной черте, доказав " единство" их строения, установить господ­ствующую способность, социальную или профессиональную основу их облика. В системе характеристик человеческого типа резко возрастало значение его общественно-бытовой данности, повышалась цена деталей, мелочей. Классифика­ция охватывала не только социальные типы в их замкнутой характерности, возникало желание воспроизвести во всей целостности жизнь города в его многосложной и трудной " физиологии" всех элементов и " отправлений". " Физиоло­гия" и заключалась именно в попытках подсмотреть внут­ренние тайны жизнедеятельности социального типа, обще­ственного слоя, города, страны...» (См.: Русский очерк. 40 — 50-е годы XIX в. /Под ред. В. И. Кулешова. М., 1986. С. 7.).

[55] В этом плане «заметным явлением в литературной жизни стала " Панорама Петербурга" А. П. Башуцкого, изданная в 1834 г. Правда, Белинский, рекомендуя это издание читателям, как две слабости отметил описательность в показе Петербурга и тон рассказа о городе, близкий к официальному. Авторы " фи­зиологических" очерков подчеркнуто противопоставляли свои произведения нравоописательной традиции. С их точки зрения главное — «не описание Петербурга в каком бы то ни было отношении, но его характеристика. Создатели " фи­зиологии" выступали за строго объективный, " научный" под­ход к предмету. Главное для них — дать социальную характе­ристику города, той среды, которая повлияла на привычки, внутренний мир, поступки героев». (См.: Петербург в рус­ском очерке XIX века /Сост. М. В. Отрадин. Л., 1984. С. 12.

[56] Русский очерк. С. 8.

[57] Там же. С. 6.

[58] Стюфляева М. И. Человек в публицистике. С. 19.

[59] Виноградов И. Парадокс великого затворника //Общая газе­та. 1998. 10-16 дек.

[60] Карышев В., Бутырский Ф. Хакер //Совершено секретно. 1998. № 11.

[61] Мерлин В. С. Лекции по психологии мотивов человека. Пермь, 1971. С. 12.

[62] Гамаюнов И. Кадровик по имени Снайпер //Литературная газета. 1999. 16-23 июня.

[63] См.: Уллмен, Джон. Журналистское расследование: Совре­менные методы и техника. М., 1998. С. 12.

[64] Тертычный А. А. Аналитическая журналистика. М., 1998. С.226-227.

[65] Уллмен, Джон. Указ. соч. С. 67.

[66] См.: Агзамов Ф. И. Журналистское расследование активнос­ти личности. Казань, 1989; Белановский С. А. Методика и техника фокусированного интервью. М., 1993; Кэмпбэлл Д. Модели экспериментов в социальной психологии и приклад­ных исследованиях /Пер. с англ. М., 1980; Методика и техни­ка организации журналистского наблюдения /Сост. В. П. Таловов. Л., 1983; Мансуров В. Д. Проблемный поиск в публи­цистике М., 1987; Мертон Р., Фиске М., Кендалл П. Фокусированное интервью /Пер. с англ. М., 1991; Ким M. H. Качественные социологические методы в труде журналиста //Социология журналистики: Очерки методологии и практи­ки /Под ред. С. Г. Корконосенко. М., 1998. С. 162-180.

[67] Цит. по: Уллмен, Джон. Указ. соч. С. 42.

[68] Советский энциклопедический словарь. С. 212.

[69] Глинкин М. Чистосердечное убийство //Общая газета. 1999. 20-26 мая.

[70] Варустин. Л. Э. Указ. соч. С. 107.

[71] Ершов А.А. Социально-политические аспекты конфликтов//Социальная психология и социальное планирование. Л., 1973. С. 33.

[72] Платонов А. А., Казаков В. Г. Развитие системы понятий те­орий психологического климата в советской психологии // Социально-психологический климат коллектива: теории и методы изучения. М., 1979. С. 40.

[73] Гришина Н. В. Опыт построения социально-психологической типологии производственных конфликтов. Психология — про­изводству и воспитанию. М., 1970. С. 20.

[74] Варустин Л. Э. Указ. соч. С. 107.

[75] Гришина Н. В. Восприятие и анализ конфликтной ситуации как фактор эффективности ее преобразования //Конфликт в конструктивной психологии. Красноярск, 1990. С. 73.

[76] Золовкин С. Чтобы уволить, надо посадить //Общая газета. 1999. 20-26 мая.

Часть IV. КОМПОЗИЦИОННОЕ ПОСТРОЕНИЕ ЖУРНАЛИСТСКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Глава 1. ТИПЫ КОМПОЗИОННЫХ ФОРМ