Что такое глобализация? 13 страница

Часть четвертая

Ответы на вызов глобализации

Из всего сказанного можно сделать только один вывод: наконец-то открываются дебаты по поводу политического оформления глобализации!

На первых порах (что уже происходит) это предполагает ре­шительную критику неолиберальной идеологии глобализма, ее экономической одномерности, ее линейного односторонне­го мышления, ее политического, мирового рыночного авто­ритаризма, который выдает себя за неполитический, а дей­ствует в высшей мере политически. Далее становится ясным: глобальность и глобализация не являются ни стратегически раздутым фантомом, в публичном выведении которого на сцену капитализм, усмиренный социальным государством, видит способ избавления от своих пут, ни понятиями, даю­щими хорошие основания требовать и навязывать всем под­чинение новым природным законам мирового рынка. Нуж­но бесконечно повторять: веком глобальности не возвещается конец политики, а открывается ее новое начало.

Шок от глобализации, характеризующий переход ко Вто­рому модерну, действует – в конечном счете – политизирую-ще, поскольку все акторы и организации на всех уровнях об­щества должны выяснять свое отношение к изменяющей основы динамике глобализации, с ее парадоксами и вызова­ми. Любопытно, что это долженствование взрывает старый схематизм «левый – правый». Существует левая и правая но­стальгия. Левая превозносит социальное государство, пра­вая – государство национальное. Обе сходятся в том, что надо защищать национально-государственный status quo ante от «вторжения мирового рынка».

Какие же вырисовываются политические ответы на гло­бальность?

Десяти описанным выше мыслительным ловушкам глобализ­ма я бы хотел противопоставить десять ответов на глобальность:

1. Международное сотрудничество.

2. Транснациональное государство или «инклюзивный су­веренитет».

3. Участие в капитале.

4. Переориентация образовательной политики.

5. Являются ли транснациональные предприниматели не­демократичными, антидемократичными?

6. Союз в поддержку гражданского труда.

7. Что придет на смену нации, экспортирующей «Фолькс­ваген»? Новые культурные и политико-экономические целеполагания.

8. Экспериментальные культуры, нишевые рынки и обще­ственное самообновление.

9. Общественные предприниматели, трудящиеся-для-себя.
10. Общественный договор против эксклюзии?

1. Международное сотрудничество

Первый – особенно излюбленный социал-демократически­ми модернизаторами – политический ответ на глобализацию таков: политическое сотрудничество между национальными государствами необходимо упразднить, чтобы ограничить за­кулисные сделки или воспрепятствовать им, поскольку с их помощью глобальные предприятия стремятся минимизировать налоговые отчисления и максимизировать государственные субсидии.

Задача политики видится здесь в том, чтобы объяснить об­щественности, что глобализация не означает предоставления карт-бланша рыночным силам. Напротив, при глобализации растет потребность в общеобязательных международных регламентациях, в международных конвенциях и институтах для трансакций, перешагивающих границы. А поэтому гло-224

бализации должны сопутствовать более совершенная коор­динация политики между суверенными национальными го­сударствами, более тщательный международный надзор над банками и финансовыми учреждениями, ликвидация межго­сударственных налоговых демпингов (например, в рамках Ев­ропейского Союза) и более тесная взаимосвязь в международ­ных организациях и их усиление в смысле повышения мобиль­ности и эффективности.

«Как в границах национальных государств, так и в сфере международных экономических отношений должно соблю­даться правило: рынку необходимы политически установлен­ные рамки порядка, – пишет председатель СДПГ Оскар Ла-фонтен. – Социальная и экологическая рыночная экономика является политической системой координат Европейского Союза. Мы выступаем за то, чтобы эту модель рыночной эко­номики с социальной и экологической ответственностью ис­пользовать теперь и как основу бизнеса в новом порядке ми­ровой экономики. Тем самым могут быть созданы наилучшие предпосылки для конкуренции предприятий в области про­изводства и идей и условия для честной торговли, которая выгодна всем участникам.

Для этого нам необходимы международные соглашения в рамках наднациональных учреждений. Эти учреждения имеются. Я назову Европейский Союз, страны “семерки” (G-7), Организацию по европейской координации и со­трудничеству, Международный валютный фонд и новую организацию мировой торговли ВТО. Экономические предпосылки также имеются. Ибо международные потоки торговли и инвестиций, которые составляют сердцевину глобализации, концентрируются прежде всего в пределах так называемой триады: в европейских странах и внеевро­пейских промышленно развитых странах “семерки”, т. е.

США, Канаде и Японии. Это значит, что так называемая глобализация не находится за пределами сферы нашего политического влияния. Мы должны использовать поли­тические возможности для действий, направленных на со­вершенствование международного сотрудничества. Тогда существующие и возможные в будущем проблемы глоба­лизации будут решаемыми»¹.

Здесь, таким образом, ответ на глобальность ищется не в наднациональном великом государстве или даже миро­вом государстве, а в «стоянии плечом к плечу» нацио­нальных государств. Они должны между собой договорить­ся и создать общую сеть, чтобы а) указывать транснацио­нальным предприятиям их рамки, дабы они не могли натравливать эти государства друг на друга; б) обновлять свои государственно-политические притязания на власть и создание организационных форм. Надежда видится в сле­дующем: национальная эпоха социал-демократии могла бы быть одновременно модернизирована, укреплена и спасе­на идущей ей на смену международной эпохой космопо­литической социал-демократии.

«Попросту говоря, следовательно, это означает, что в неосоциал-демократической картине мира международная кооперация, как альтернатива протекционизму, наднацио­нальной интеграции и дерегулированию, должна обезопа­сить интервенционистское государство тем, что страны-участники, с одной стороны, отказываются от «системной конкуренции», чтобы, с другой стороны, поставить себя в положение, которое позволило бы посредством националь­ной, социальной и промышленной политики создать соб-¹ Lafontaine O. Globalisierung und internationale Zusammenarbeit, in: Beck U. (Hg.), Politik der Globalisierung, a. a. O.

ственной экономике конкурентные преимущества в меж­дународном масштабе на высоком социальном уровне»¹.

Однако успех этих стратегий международно-государ­ственных союзов в плане переформулирования и рефор­мирования социал-демократической эпохи не только не­обходим, но и сомнителен по трем причинам: во-первых, масштаб изменения основ оптимистически недооценива­ется; речь в конечном счете идет о стратегии «и так далее» на более высоком уровне.

Вместе с тем, во-вторых, не учитывается, что междуна­родная политика – во всяком случае сейчас – повсеместно является политикой ä å регулирования.

В-третьих, неясно, каким образом может быть снижена конкуренция национальных государств в области инвести­ций и рабочих мест, которая растет с ростом массовой без­работицы.

Национальные государства суть картель эгоистов, кото­рые стоят перед выбором: сдаться, поскольку они действу­ют эгоистически и потому собирают меньше налогов, или же сдаться, чтобы собирать больше налогов в другом со­юзе государств.

И наконец, в-четвертых, «политический капитал», ко­торый социал-демократы Первого модерна хотели отдать в рост, – установление и упрочение социального мира – не имеет той же цены во Втором модерне. Ибо сами соци­ал-демократы оказываются между молотом и наковальней. С долей цинизма, но вполне реалистически можно выра­зиться так: кто знает, может быть, транснациональным предприятиям удастся установить социальный мир по соб-¹ Streeck W. Industrielle Beziehungen in einer internationalisierten Wissenschaft, in: Beck U. (Hg.), Politik der Globalisierung, a. a. O.

ственному сценарию именно при условии более радикаль­ной конкуренции на мировом рынке?

2. Транснациональное государство или «инклюзивный суверенитет»

«В расхожих тезисах о глобализации многое не ново в экономическом плане, а кое-что ложно, – пишет М. Йе-никке. – Утверждение, что экологическая политика попа­дает в “ловушку глобализации”, что защита окружающей среды перед лицом глобальной конкуренции просто доро­га, может быть тем не менее верным. А уж популярно такое представление всегда. Даже защитники окружающей сре­ды порой разделяют его, признавая свое бессилие.

Все же стоит проверить, как, собственно говоря, обсто­ят дела в экономике государств, которые относительно много делают в области охраны окружающей среды. И вот что выясняется: у стран, лидирующих в глобальной эколо­гической политике, в экономике дела идут, пожалуй, луч­ше, чем у других. Передовыми странами в области иннова­ций в начале 70-х годов были США и Швеция, потом Япония, затем вплоть до 1994 года даже ФРГ. Сегодня роль лидеров перешла к таким странам, как Нидерланды, Да­ния и снова Швеция, а вне Европы – к Южной Корее. Любопытно, что экологическими лидерами сегодня почти всегда оказываются небольшие страны, чья привязанность к мировым рынкам особенно велика.

Но почти сенсационным является то, что они при этом относятся к странам, достигшим больших успехов и на рынке рабочей силы. В настоящее время это стало особен­но заметно в отдельных случаях: Нидерланды, Дания, а так­же весьма активная в экологическом плане Новая Зелан-

дия почти на треть сократили у себя процент безработных со времен рецессии 1993 года. В Швеции также безработица снижается – как и во всех скандинавских странах. Север­ные страны помимо прочих экологических выплат ввели еще и налог на диоксид углерода и затем даже повысили его. В Дании и Швеции, переживших в 1993 году экономи­ческий кризис, осуществлена настоящая экологическая налоговая реформа. Итак, защита окружающей среды не мешает успешно конкурировать на глобальном уровне, более того, разумная экологическая политика становится ключевым индикатором конкурентоспособности страны. Так считает и Майкл Портер, известный теоретик иннова­ций и экономист из Гарвардского университета.

Несомненно, что отдельное национальное государство не стало сильнее в ходе развития мирового рынка. Но го­сударства сегодня достаточно часто действуют в коллекти­ве. В последнее время глобальные сети министерских со­трудников определяют как национальную экологическую политику стран, так и деятельность национальных, а так­же интернационализованных экологических союзов»¹.

Но решающий вопрос таков: что представляет собой кол­лективные действия государств? Рассматриваемые в лите­ратуре модели – например, международная организация, многосторонняя (мультилатерализм) или многоуровневая политика – связаны, как было показано, с национальным государством. Выше я набросал модель транснациональ­ного государства, которая не соответствует этим различе­ниям. При этом отношения «взаимоисключающихся» на­циональных государств и национально-государственных

¹ Jä nicke M. Umweltpolitik: Global am Ende oder am Ende global?, in: Beck U. (Hg.), Politik der Globalisierung, a. a. O.

обществ заменяются рамочной схемой, в пределах которой и возникают союзы государств, локализующиеся в мировом обществе и таким образом возрождающие свою особенность и самостоятельность как «глокальные» государства.

Модель транснационального государства противоречит, таким образом, всем другим моделям кооперации: трансна­циональные государства объединяются в ответ на глобализа­цию и развивают благодаря этому свой региональный сувере­нитет и идентичность за пределами национального. Они, сле­довательно, являются кооперативными и индивидуальными государствами, индивидуальными государствами на основе кооперативных государств. Иными словами: межгосудар­ственное объединение открывает постнациональным государ­ствам новые пространства для действий.

Например, только европейские инициативы позволяют положить конец налоговому демпингу и снова пригласить «виртуальных налогоплательщиков» к кассе, чтобы таким пу­тем не только создать предпосылки для социальной и эколо­гической Европы, но и вернуть индивидуальным государствам способность действовать и власть организационного формо-созидания. Итак, ответом на вопрос, почему государства дол­жны объединяться, будет здесь государственный эгоизм: по­скольку лишь так они могут возрождать свой суверенитет в структуре мирового общества и мирового рынка.

Этот аргумент имеет смысл только в том случае, если мир представлений, характерный для эксклюзивного суверените­та, заменяется миром представлений суверенитета инклюзив­ного. Этот аргумент известен по сфере труда и по разделению труда: кооперация не тормозит, но развивает и производи­тельность, и суверенитет отдельных членов. Если вспомнить различение, которое проводил Эмиль Дюркгейм, то можно сказать: во взаимоотношениях между странами на место ме-230

ханической анархии разнообразия вступает органический су­веренитет кооперации. Это означает, что национально-госу­дарственные акторы получают пространства для политичес­кого организационного формосозидания в той мере, в какой им удается увеличить экономическое и общественное богат­ство путем транснациональной кооперации. Транснацио­нальные государства являются, следовательно, глобальными торговыми государствами, которые, отказавшись от эксклю­зивного территориального принципа, распрощались при этом и с приоритетами геополитических расчетов.

В результате создается такая ситуация, когда война стано­вится, так сказать, роскошью, которую могут позволить себе только изолированные друг от друга национальные государ­ства, и только в том случае, если они еще не попали в сферу влияния какого-либо военного союза и не обладают самыми современными средствами насилия¹.

На вопрос, каким образом создается и достигается поли­тическая архитектура транснациональных государств, мож­но ответить, указав на две цели, два столпа: это, во-первых, принцип правового пацифизма²; а во-вторых, федералист­ский принцип межгосударственного контроля³.

¹ См. об этом: Mandelsbaum M. The Dawn of Peace in Europe. New York 1996; Weber
Robert J. (Ed.). Eagle Drift. New York 1997.

² См. об этом: Archibugi D. From the United Nations to cosmopolitan Democracy, in:
Held D. (Ed.), Cosmopolitan Democracy. London 1995, p. 121–135.

³ Другой принцип – принцип общего валютного пространства – здесь не рас­
сматривается, потому что он уже достаточно освещался в свое время в обществен­
ной полемике по поводу введения евро. Вразрез с сетованиями, будто форсиро­
ванное введение евро учитывает исключительно Европу экономическую, кое-что
говорит в пользу тезиса, что именно через экономическую Европу внедряется –
вольно или невольно – Европа политическая. Одномоментно должны быть уни­
фицированы в общем валютном пространстве притязания, интересы на рынке
рабочей силы, при допусках к работе (свидетельства о квалификации), призна­
ние дипломов, минимальный размер оплаты труда и т. п. До сих пор националь­
но-государственные солидарности расширяются в транснациональные солидар­
ности – и конфликты!

Первый принцип – принцип пацифизма, основанного на международном праве, – гласит: без создания и совершен­ствования международного права и правовых инстанций аб­солютно невозможно урегулирование транснациональных конфликтов мирными средствами¹. Правовой пацифизм сле­дует отличать от пацифизма социального; последний сводит конфликты между странами к социальным причинам; его, в свою очередь, не нужно путать с религиозным пацифизмом, который нацелен на диалог и примирение религий. Право­вой пацифизм не следует смешивать и с ненасилием. Опре­деляющими для применения военной силы являются право­вое решение и правовое обязательство.

И все же краеугольный камень правового пацифизма мо­жет быть в транснационально-государственном строе только необходимым, но отнюдь не достаточным условием для мир­ного урегулирования конфликтов. Это справедливо для ула­живания конфликтов как внутри национальных государств, так и между ними. История XX века учит, что политическая судьба международных трибуналов и судов характеризуется парадоксальностью успеха благодаря неуспеху: суды и трибуна­лы были всегда успешны тогда, когда они, вообще говоря, не использовались; и они всегда терпели крах, когда их действи­тельно использовали. Логическая конструкция, согласно ко­торой от международной правовой системы нельзя отрекать­ся, противоречит отрезвляющему опыту: государства борются за каждый миллиметр сохраняющегося у них правового суве­ренитета, причем тем ожесточеннее, чем меньше остается за­щищать и чем большего результата можно добиться объеди­нением.

¹ Кстати, в этом и состоит основная идея трактата Канта «К вечному миру», см. об этом: Beck U. (Hg.), Kinder der Freiheit, a. a. O., S. 147 ff.

В связи с этим сегодня повсюду идет работа над основами международного права, и никто всерьез не сомневается, что это необходимо. Тем не менее фактические успехи весьма скромны. В самом деле, хотя наличие международных трибу­налов в Гааге и Аруше привело к тому, что военные преступ­ления в ходе гражданских войн на Балканах и в Руанде под­верглись судебному преследованию, но даже в случае Боснии и Герцеговины Дейтонские соглашения не позволили обес­печить суд над небезызвестными персонами, обвиняемыми в военных преступлениях, такими, как Младич, Караджич или Кордич, и создать таким образом возможность примирения через правовой процесс, а тем самым положить начало ново­го политического этапа.

Из неудач, постигших международное право до настоя­щего времени, не следует делать вывод о его ненужности. Напротив, есть хорошие доводы в пользу того, что транс­национальные правовые пространства и институты уже не роскошь, а давно стали необходимостью для всех госу­дарств в глобальную эпоху, причем потому, что нацио­нальные государства в ходе глобализации все больше теря­ют пусть и не номинальную правовую власть выносить ре­шения, но контроль над выполнением законоположений. Поскольку стратегии действий отдельных государств, на­пример, в Интернете, в сборе налогов или в борьбе с без­работицей и экономическими преступлениями, не дают результатов, индивидуальные государства вынуждены при­бегать к транснациональной кооперации для осуществле­ния своего национального права.

Здесь снова вырисовывается парадоксальный принцип приобретения полномочий путем отказа от власти: нацио­нальные государства для увеличения возможностей конт­роля вынуждены делегировать свои властные средства ко-233

оперативным транснациональным инстанциям; только та­ким образом они как постнациональные индивидуальные государства могут в сотрудничестве с другими обновлять и расширять свои шансы влияния и организационного формотворчества. Как уже говорилось, государственный частный интерес вынуждает жертвовать частными наци­онально-государственными интересами ради самих этих интересов.

И наоборот, существует опасность, что противоречие между национально-государственными рамками деятель­ности и транснациональными проблемами соблазнит – для демонстрации политического активизма – на издание все большего количества явно бесполезных национально-го­сударственных контролирующих законов, а эти законы не только совершенно не затрагивают проблему, на решение которой они нацелены, но и ограничивают и одновремен­но подрывают основные правовые пространства действий. «Национальные нормы в конечном счете все меньше спо­собствуют безопасности перед лицом оживающей между­народной преступности разного рода, основанной на раз­делении труда и организованной с использованием глобальных технических средств: призыв издавать нацио­нальные законы для создания “равенства оружия” в борь­бе с национально-государственными преступлениями не­избежно заводит все в тупик. Наступления на основные права, как, например, запланированные мероприятия по визуальному и акустическому надзору за частной сферой, которые несут в себе серьезную угрозу правовому государ­ству и свободам граждан, лишь имитируют способность к действиям, но не в состоянии эффективно бороться с этой преступностью и тем самым заботиться о безопасности сво­их граждан. Когда это разрушение иллюзий безопасности

окончательно похоронит доверие к демократически леги­тимированному порядку – вопрос времени»¹.

Федерализм применительно к отношению между государ­ствами имеет то решающее преимущество, что власть конт­ролируют или по крайней мере держат под шахом не сверху и не снизу, а горизонтально. Существенная же проблема за­ключается в том, что инстанция, которая контролирует ин­дивидуальные государства, не имеет права быть надгосудар-ственной. Надгосударственная инстанция либо была бы не­эффективной, либо оказалась бы монополизированной сильнейшим государством и в конце концов привела бы к ми­ровому государству. И это было бы самым тираническим об­разованием, спастись от которого в конечном счете не смог бы никто. Впрочем, заменяя многообразие единообразием и не имея никаких институтов для разрешения конфликтов, оно было бы весьма непрочным.

Транснациональный федерализм подразумевает политику активной самоинтеграции индивидуальных государств в меж­дународные деятельные комплексы, нацеленные на возрож­дение индивидуальных глокальных государств и ограничение власти транснациональных центров. «Предполагается, что демократическое государство до тех пор является несовершен­ной политической единицей, пока оно не располагает инсти­тутами, позволяющими непосредственно связывать своих граждан с гражданами других государств»².

Подведем итоги: инклюзивный суверенитет подразумева­ет, что уступка суверенных прав сопровождается выигры­шем в политической власти организационного формосо-¹ D ä ubler-Gmelin H. Globalisierung geht keineswegs Hand in Hand mit globalem Recht, in: Frankfurter Rundschau, 18. 4. 1997, ¹ 90.

² Archibugi D., a. a. O., S. 156.

зидания на основе транснациональной кооперации. Но это удастся только в том случае, если глобализация будет успеш­но понята и оформлена как политический проект. Только в результате этого станет возможной ситуация, когда согласие, рабочие места, налоги и политические свободы будут расти на локальном и транснациональном уровнях. И в этом смыс­ле Европа стала лабораторным экспериментом инклюзивного суверенитета.

3. Участие в капитале

Если верно, что труд заменяется знанием и капиталом, тогда новая социальная политика может ориентироваться на цель участия труда в капитале. Здесь как дополнение (или как конкурент) принципа участия в управлении выс­тупил бы принцип участия в праве собственности. Обсуж­даемых моделей много – от замены долей в зарплате доля­ми собственности (в капитале предприятия, а тем самым в его прибылях и убытках) до такой картины: скажем, «Мер­седес» и «Хёхст» производят там, где это всего дешевле, а немцы как «народ акционеров» наслаждаются жизнью за счет добытых дивидендов и спекуляций с акциями на гло­бальном уровне.

«Партии и профсоюзы, – пишет Фриц В. Шарпф, – ко­торые, как и прежде, преследуют цель справедливого рас­пределения, должны переориентировать свои усилия от политики налогов и зарплат на распределение капитала».

И он тут же указывает на одно ограничение: «Во време­на сильно растущих реальных зарплат такую цель было бы, конечно, легче осуществить, чем сегодня; это месть за то, что соответствующие планы коалиции социал-демократов и свободных демократов в начале 70-х годов потерпели крах

из-за полемики профсоюзов против “народного капита-лизма”»¹.

Пределы этой политики налицо: смена цели – от поли­тики зарплат к политике доходов от капитала – поддержи­вает или страхует лишь тех, кто интегрирован в трудовой процесс, но не безработных, которые стоят перед закры­тыми воротами рынка труда.

4. Переориентация образовательной политики

Если труд заменяется знанием и капиталом, то – и это второе политическое следствие – труд, следовательно, дол­жен благодаря знанию повысить свою ценность или быть подвергнут перестройке. Но это означает, что необходимы инвестиции в сферы образования и научных исследований! – полная противоположность тому, что происходит сегодня в Германии².

«Политики не поняли, – пишет Роберт Б. Райх, – что подлинные технологические активы страны заключаются в способности ее граждан решать сложные проблемы бу­дущего». Их знания, их умение, их вклад в мировую эко­номику (а не только – как было до сих пор – в технологию и капитал) определяют благосостояние страны. «Деньги и фабрики, информация, машины и эмблемы фирм не при­вязаны к определенной точке на карте, носители знания и опыта – в еще меньшей степени»³.

¹ См.: Scharpf F.W. Demokratie in der transnationalen Politik, in: Beck U. (Hg.), Politik
der Globalisierung, a. a. O.

² Новое британское лейбористское правительство при Тони Блэре, очевидно,
начинает осознавать этот принцип.

³ Reich R. B. Die neue Weltwirtschaft. Berlin 1993, S. 181.

Вместо того, чтобы субсидировать «немецкие» фирмы, по­литики должны вкладывать деньги в сферу знания и образо­вания, давая гражданам возможность овладения способнос­тями и ориентирами, которые помогут им разбираться в транснациональных ландшафтах и противоречиях мирового общества.

Поэтому один из великих политических ответов на глоба­лизацию гласит: создание и совершенствование общества об­разования и знания; увеличение, а не сокращение сроков по­лучения образования; ослабление или ликвидация его привязки к определенным рабочим местам и профессиям и ориентация процессов профессиональной подготовки на ключевые квалификации, находящие широкое применение; под этим понимается не только «гибкость» или «пожизнен­ное обучение», но и социальная компетенция, умение рабо­тать в команде, отсутствие боязни конфликтов, понимание культуры, многоплановое мышление, готовность к неуверен­ности и парадоксам Второго модерна¹.

«Обучение должно сочетаться с теми видами деятельнос­ти, посредством которых люди берут свою жизнь в собствен­ные руки, – пишет Райнхард Каль. – Обучение одновремен­но расширяется и освобождается из своего гетто. Разумеется, на словах это получается легче, чем на практике»². Однако смысл учения изменяется в условиях транскультурной взаи­мосвязи. Увлекательная диалектика глобализации подразуме­вает замену традиционных «поучающих обществ» (В. Лепе-ниес) ориентацией на диалог (мужество к непониманию). То тут, то там люди начинают обнаруживать, что необходимы и

¹ См.: Bollinger H./Nothdurf W. Schl ü sselqualifikationen. Ms. Fulda 1997.

² Kahl R. Globalisierung zwingt zu einer Reorientierung des Lernens, in: taz, 4. 8. 1997.

такие вещи, как, например, транснационализация (универ­ситетских) процессов образования и образовательных про­грамм («global studies»). Последние должны способствовать осмыслению студентами трудностей транскультурных комму­никаций и конфликтов и учить преодолению их. Они также должны раскрывать перед студентами когнитивную картину, которая поможет им понять многомерность и ловушки «гло-кальной» жизни и деятельности и избегать последних.

Для этого в эру индивидуализации уже недостаточно до­вольствоваться «гибким усвоением заданных норм» со сторо­ны молодежи (Кольберг), все гораздо глубже; требуется, как пишет Михаэль Братер, «формирование собственного “я” как деятельностного и ориентирующего центра. Каждый молодой человек должен учиться вести свою жизнь, всецело опираясь на самого себя, рассчитывая на собственные силы, нужно учиться пробовать, формировать открытый процесс»¹.

5. Являются ли транснациональные предприниматели
не-демократичными, анти-демократичными?

Транснациональный капитализм, который не платит на­логов и ликвидирует наемный труд, утрачивает свою легитим­ность. Он становится нефункционально-паразитарным, как это и предсказывал Шумпетер. Следовательно, нужно сфор­мулировать – теоретически и политически – центральный вопрос, капитальный вопрос Второго модерна: являются ли транснациональные предприниматели антидемократами? Или: какой ценностью обладает для них новое обоснование демократии?

¹ Brater M. Schule und Ausbildung im Zeichen der Individualisierung, in: Beck U. (Hg.), Kinder der Freiheit, a. a. O., S. 153.

Как представляют будущее демократии «виртуальные на­логоплательщики»? Каков их вклад в космополитическое рас­ширение демократии?

Как, следовательно, может выглядеть общественный дого­вор не (только) с точки зрения национально-государственной политики, а с точки зрения транснациональных предприя­тий – договор, который заново обосновывает и делает воз­можной демократию Второго модерна?

Возможно, я безнадежный оптимист; возможно также, что этот оптимизм является стратегическим. Простой, но чреватой тяжелыми последствиями, пожалуй, даже самоубийственной ошибкой была бы попытка вычленить рыночную экономику из ее политического контекста возникновения в Европе и осуще­ствить ее как бы в чистом виде. Проект рыночной экономики всегда был также политическим проектом, причем тесно свя­занным с демократией. Но демократия – дорогая вещь. И по­тому нельзя не напомнить тем, кто выиграл от глобализации, об их долге демократическим институтам, а это значит, что надо пригласить виртуальных налогоплательщиков к кассе ¹.