Часть первая 20 страница

Баффет и Ковин еженедельно созванивались после того, как Pink Sheets выпускала списки акций мелких компаний, и сравнивали свои заметки. «А эта у тебя есть?» — «Да! Я тоже ее купил!» Выбирая для покупки одни и те же акции, они чувствовали себя куда большими победителями. «Это было чем-то похоже на выбор кобылы на рынке», — вспоминает Джойс, жена Дэна⁵¹. Они думали о приобретении акций National Casket Company, называя ее в своих разговорах «контейнерной компанией». «Дэн был настоящим кладоискателем, — говорит Баффет, — и думаю, что это было разумно для его рода занятий».

Баффет вспоминает, что как-то раз они чуть не купили городок в Мэриленде, выставленный Federal Housing Authority на аукцион по копеечной цене. Город состоял из ратуши, почтового отделения и целой кучи объектов собственности, сдававшихся в аренду по ценам ниже рыночных. Городок был выстроен во времена депрессии. Баффет вспоминает, что рекламное объявление о продаже городка заставило их глотать слюнки в предвкушении того, как они смогут заработать кучу денег на повышении арендной платы до рыночного уровня. Однако даже при низкой начальной ставке город все равно стоил достаточно дорого, и партнеры не смогли набрать достаточно денег⁵².

Нужно сказать, что Уоррену почти никогда не удавалось набрать достаточно денег для того, чтобы купить все, что он хотел. Он постоянно находился в процессе поиска денег. Связи Грэхема сыграли ему на руку еще раз. Однажды Берни Сарнат — один из пионеров в области пластической и восстановительной хирургии — зашел поболтать к Бену Грэхему, двоюродному брату его жены. Когда Бен ушел в отставку и переехал в Калифорнию, они с Эсти поселились наискосок от дома Сарната. По словам последнего, он спросил Грэхема, что тот собирается делать с той «небольшой суммой, которая раньше была вложена в партнерство. Бен сказал: «Я бы купил акции AT& T», а затем рассказал еще о нескольких закрытых фондах, интересных акциях и очень к месту добавил: «Кстати, один из моих бывших учеников занимается инвестированием. Его зовут Уоррен Баффет». И все. «Это прозвучало настолько мимоходом, что я даже не обратил на эту фразу внимания».

Имя Уоррена Баффета было мало кому известно. Точно таким же именем мог называться какой-нибудь холм рядом с одной из гор, окружавших Омаху. Жена Сарната, Рода, социальный работник, почти каждый день заходила поболтать в гости к своей свояченице Эсти. «Вскоре после встречи Бена с мужем, — вспоминает она, — Эсти сказала мне: “Знаешь, Рода, люди всегда просят нас вложить деньги в их партнерства. Разумеется, если они смогут хвастаться кому-то, что в них инвестирует сам Бен Грэхем, то у них не будет проблем с притоком клиентов. Но мы отвечаем всем отказом. Однако у Уоррена Баффета есть хороший потенциал. Мы инвестируем в его проекты и советуем вам сделать то же самое”». «У меня оставался всего один вопрос, — говорит Рода. “Эсти, я поняла, что ты считаешь его ярким, но мне куда более интересно, можно ли считать его честным”. Эсти ответила: “Абсолютно. Совершенно. Я доверяю ему на 100 процентов”».

Сарнаты и Эсти Грэхем вложили 10 и 15 тысяч долларов соответственно в партнерство Mo-Buff. К тому времени инвестиции Моненов увеличились до 100 ООО долларов.

К партнерствам присоединилось несколько человек, которым Уоррен преподавал инвестирование, а также Уолли Кинен, его бывший преподаватель с курсов Дейла Карнеги. В сущности, к 1959 году Уоррен уже стал приобретать известность в городе, отчасти благодаря своему преподаванию. Он «вышел из тени», и Омаха начала узнавать его как с хорошей, так и с плохой стороны — той самой, которая заставляла его с видом всезнайки спорить по любому поводу на подростковом радиошоу American School of the Air. «Я всегда любил противостоять кому-нибудь в спорах, — говорит он, — неважно, по какому вопросу. Я мог изменить свою точку зрения в одну секунду». Многие люди нервничали из-за того, что он просил их инвестировать в его проекты, но при этом не рассказывал, что именно собирается покупать. «Кое-кто в Омахе считал,

-ГГ Ш

что я запускаю один из вариантов схемы Понци», — вспоминает он. Такая точка зрения приводила к неприятным последствиям. Когда Уоррен обратился в Omaha Country Club за продлением своего членства, ему было отказано. Это было серьезной проблемой. Кому-то он не понравился настолько сильно, что на это было указано достаточно грубым и обидным образом. Подобный шаг мог перевести его в разряд аутсайдеров, однако Уоррен всегда хотел принадлежать к какой-то группе. Кроме того, ему нравилось играть в гольф, а у клуба было неплохое поле. Он подключил все свои связи, и в конце концов его имя вычеркнули из черного списка.

Его талант стал заметен еще сильнее, и в результате у него появилось несколько партнеров из числа известных людей. В феврале 1959 года к нему обратились Каспар Оффатт и его сын, Каспар-младший. Они представляли одну из самых известных семей Омахи и хотели создать вместе с ним отдельное партнерство. Когда Уоррен объяснил, что они как вкладчики не будут знать, куда именно он инвестирует деньги, Каспар- старший сказал: «Я не собираюсь вкладывать ни цента в партнерство, если не знаю, чем оно занимается. К тому же ты хочешь полностью его контролировать, а у меня вообще не будет права голоса»⁵³. Однако его сын все же решил вложить свои деньги — вместе с братом Джоном и Уильямом Гленном, бизнесменом, в интересах которого Чак Питерсон управлял объектами недвижимости. Они вложили 50 ООО в седьмое партнерство Баффета, получившее название Glenoff.

Все проекты, в которые Уоррен инвестировал в эти первые годы существования своих партнерств, полностью соответствовали принципам Бена Грэхема. Он покупал максимально дешевые акции, исключительно «сигарные окурки», из которых можно было «вытянуть последнюю затяжку». Это происходило лишь до тех пор, пока он не встретился с Чарли Мангером.

Глава 23. «Клуб Омаха»

Омаха • 1959 год

Арочные двери «Клуба Омаха», выстроенного в стиле итальянского Ренессанса, захлопнулись за банкирами, страховщиками и руководителями железнодорожных компаний, подобно стальным дверям надежного банка. Внутри их приветствовал черный привратник по имени Джордж. Мужчины, только что пришедшие в клуб из своих офисов или уже успевшие сыграть партию в сквош в подвале, болтали и слонялись перед камином в холле до тех пор, пока сбоку не открылась другая дверь и к ним не присоединились женщины. Гости поднялись на второй этаж по винтовой лестнице из красного дерева, мимо огромной картины, на которой был изображен шотландец, ловящий форель в горном потоке. В «Клуб Омаха» город приходил потанцевать, тут искали инвесторов, праздновали свадьбы и юбилеи. Однако прежде всего здесь занимались бизнесом. За его столами можно было спокойно поговорить о любых вопросах.

Как-то раз летом 1959 года Баффет пришел в клуб пообедать с двумя своими партнерами — Нилом Дэвисом и его шурином Ли Сименом, захотевшими познакомить Уоррена с лучшим другом Дэвиса со времен детства. Отец Нила, доктор Эдди Дэвис, как-то сказал Уоррену: «Ты напоминаешь мне Чарли Мангера», а потом присоединился к его партнерству. Теперь Мангер приехал в город, чтобы решить кое-какие вопросы с имуществом своего отца¹.

Мангер знал совсем немного об этом пареньке с короткой прической по фамилии Баффет, который был моложе его на шесть лет, и не ждал ничего особенного от этой встречи, впрочем, как и от жизни в целом² Он развил в себе привычку не ждать от жизни ничего особенного, чтобы потом не разочаровываться. Чарльзу Т. Мангеру крайне редко удавалось встретиться с человеком, слушать которого ему было так же приятно, как и самого себя.

Род Мангеров провел многие годы в нищете, однако ближе к концу

XIX века федеральный судья Т. С. Мангер, дедушка Чарли, смог сделать семью процветающей и желанной в любом доме Омахи (а не только у черного хода, как, к примеру, семья Баффетов, разносивших по домам овощи). Судья Мангер, поборник дисциплины, заставил всех членов семьи прочитать книгу «Робинзон Крузо», чтобы они осознали, каким образом дисциплинированность человека помогает ему покорить природу. Он был известен тем, что инструктировал присяжных перед началом заседания больше, чем любой другой судья на Среднем Западе³. Он любил читать своим родственникам лекции о добродетельности сбережений, пороках азартных игр и питейных заведений. Всегда послушная ему Уфи, тетушка Чарли, «твердо держалась за свою работу до восьмидесяти лет, доминировала среди прихожан, копила деньги и (руководствуясь чувством долга) даже присутствовала на вскрытии тела своего любимого покойного мужа»⁴.

Эл, сын судьи Мангера, пошел по стопам отца и занялся юриспруденцией. Он стал уважаемым, хотя и не особенно богатым адвокатом, в число клиентов которого входила газета Omaha World-Herald и ряд других важных местных учреждений. Его характер был куда легче, чем у отца. Его часто можно было видеть на отдыхе с трубкой, на охоте или рыбалке. Позднее его сын скажет, что Эл Мангер «достиг в точности того, чего хотел достичь, ни больше ни меньше... и при этом беспокоился куда меньше, чем его отец или его собственный сын, тратившие огромное количество времени на попытки избежать проблем, которые никогда не случались»⁵.

Жена Эла, красивая и остроумная Флоренс Рассел по прозвищу Туди, была уроженкой другого клана, воспитывавшего детей в духе долга и высокой нравственности. Ее предки жили в Новой Англии, были достаточно предприимчивы, но не чужды интеллектуального труда. Сам Чарли характеризовал их словами «простая жизнь и высокие помыслы». Когда Флоренс заявила о том, что выходит замуж за Эла Мангера, ее пожилая бабушка внимательно взглянула на его очки с толстыми стеклами, оценила его невысоко и искренне изумилась. «Кто бы мог подумать, что у внучки совсем нет чутья?» — по преданию, воскликнула она.

У Эла и Флоренс Мангер было трое детей — Чарльз, Кэрол и Мэри. На детской фотографии Чарли видно, что на его лице уже появилось капризное выражение, типичное для всей последующей жизни. В годы учебы в начальной школе Данни двумя наиболее характерными чертами его внешности были огромные «эльфийские» уши и широкая улыбка (в те моменты, когда он разрешал ей появиться на своем лице). По словам его сестры, Кэрол Истэбрук, он был умным, «живым» и слишком «независимым в своих суждениях, чтобы соответствовать ожиданиям со стороны некоторых учителей»⁶. Соседка Мангеров Дороти Дэвис характеризует Чарли, которого она знала с раннего детства, словами «толковый и умненький»⁷. Миссис Дэвис пыталась как-то дозировать влияние Чарли на своего сына Нила, однако безуспешно — Чарли не пугало даже то, что время от времени миссис Дэвис гонялась за ними с хворостиной, пытаясь хлестнуть по голым икрам.

Уоррен же недолго бунтовал в детстве против несправедливости, быстро научившись таить свое горе и взяв на вооружение несколько искусных стратегий избегания проблем. Чарли, слишком гордый для того, чтобы сдаться, побеждал врагов своей юности с помощью недюжинного сарказма. Каждую пятницу в школе танцев его ставили в пару с Мэри Макартур, единственной девочкой в классе ростом ниже его. Чарли не скрывал своего неудовольствия правилами, подчеркивавшими, что он самый невысокий мальчик в классе⁸. В годы учебы в Central High School он приобрел прозвище «Мозг» и известность благодаря своей гиперактивности и отчужденности⁹.

В его семье всегда подчеркивали ценность образования, поэтому Чарли ставил перед собой амбициозные цели. В семнадцать лет он поступил в Университет штата Мичиган, где сконцентрировался на изучении математики. На втором курсе учебу пришлось прервать, поскольку он был призван в армию всего через год после нападения на Перл-Харбор. Во время службы в армии он посещал Университет Нью- Мексико и Калифорнийский технологический институт, где прошел курс метеорологии, хотя так и не получил диплома. После этого он прослужил некоторое время военным метеорологом в Номе, на Аляске. Позднее Мангер говорил, что, в сущности, его работу нельзя было назвать военной службой. Он всегда подчеркивал, что ему очень повезло служить в месте, где вряд ли можно было столкнуться с реальной опасностью.

Основной его риск в то время был связан с финансами — он играл в покер, ставя на кон все свое армейское жалованье. Оказалось, что он неплохо играет. В сущности, это было своеобразной аналогией игры Баффета на ипподроме. По его словам, он научился быстро сбрасывать карты при низких шансах на выигрыш и активно пов ыша ть ставки при хорошей игре. Эти уроки здорово пригодились ему в последующие годы.

С помощью отлично работающей машины семейных связей по окончании войны он проторил себе дорогу в Гарвардскую школу права, при этом даже не получив полноценного школьного образования” К тому времени он уже был женат на Нэнси Хаггинс. Импульсивное решение о браке было принято, когда ему исполнился двадцать один год, а ей — девятнадцать. К этому времени он уже превратился в мужчину среднего роста с хорошим вкусом в одежде. Короткие темные волосы и внимательные глаза придавали Чарли достаточно благопристойный вид. Однако его основной чертой — помимо ушей, которые теперь всего лишь немного оттопыривались, — был постоянный скептицизм. Это настроение сопровождало его во время «пребывания» в Гарварде — по его собственным словам, он там особо не учился¹⁰. Затем, как он сам рассказывал друзьям, он посмотрел на карту страны и спросил себя: «Какой бы мне выбрать город, интересный с точки зрения роста и возможностей, но сравнительно небольшой по размеру и не настолько развитый, чтобы мне было сложно попасть в высшие круги?» Он остановил свой выбор на Лос-Анджелесе (тот же совет дал ему и отец). Особенно ему нравилась Пасадена — старый и красивый пригород Лос- Анджелеса, выстроенный в испанском стиле. В свое время именно там он посещал занятия в Калифорнийском технологическом институте. Именно там он познакомился со своей будущей женой, уроженкой местной знатной семьи. По словам дочери Молли, Нэнси была «своенравной, но снисходительной». Эти черты не вполне сочетались с темпераментом ее будущего мужа¹¹. Неудивительно, что через несколько лет брак начал разваливаться. Тем не менее после того, как Чарли окончил Гарвард, они поселились в родном городе Нэнси вместе с маленьким сыном Тедди. Чарли достаточно быстро обрел известность в качестве юриста.

В 1953 году, после появления на свет трех детей и восьми лет, проведенных в борьбе, бедности и конфликте характеров, Мангер с женой развелись, невзирая на то что в то время развод считался достаточно постыдным. Несмотря на значительные разногласия, они с Нэнси смогли выработать цивилизованное соглашение в отношении сына и двух дочерей. Мангер поселился в комнате в Университетском клубе, купил себе побитый желтый «понтиак» (отвратительно покрашенный после аварии, что, по его словам, «отпугивало воришек») и стал «папой на выходные»¹². Через год после расставания Мангера с Нэнси восьмилетнему Тедди был поставлен диагноз «лейкемия». Мангер и его бывшая жена обратились к огромному количеству врачей, но достаточно быстро поняли, что болезнь неизлечима. Теперь они часто сидели в онкологическом отделении больницы вместе с другими родителями, беспомощно наблюдавшими за

тем, как уходят в мир иной их дети¹³.

Тедди начал проводить в больнице все больше времени. Чарли навещал его, держал в объятиях, а потом ходил по улицам Пасадены и громко рыдал. Обрушившиеся на него почти одновременно развод и смертельная болезнь сына были невыносимы.

В течение многих лет он испытывал страдания разведенного отца, живущего отдельно от всех. Он жаждал семейной жизни в окружении детей.

Однако когда дела шли не так, Мангер не погружался в проблемы с головой, а, напротив, ставил себе новые цели¹⁴. Кому-то это могло показаться проявлением чрезмерного прагматизма или даже черствости, однако сам Мангер считал, что это позволяет ему не терять из виду горизонт. «Никогда, даже перед лицом невероятной трагедии, нельзя делать что-либо, что бы ее усиливало», — говорил он впоследствии¹⁵.

Поэтому, несмотря на страдания из-за своего умирающего сына, Мангер решил вступить в новый брак. Однако, применив собственный метод оценки шансов на успех, он пришел к достаточно пессимистическим выводам.

Чарли был в отчаянии. Он не знал, сможет ли он когда-нибудь встретить любимого человека. «Как найти себе жену? Из двадцати миллионов жителей Калифорнии женщины составляют половину. Из этих десяти миллионов только два миллиона находятся в приемлемом возрасте. Из этой группы полтора миллиона женщин уже замужем, то есть мне остается лишь полмиллиона. Триста тысяч из них слишком глупы, пятьдесят тысяч — слишком умны. Остается сто пятьдесят тысяч, из которых интересующие меня женщины могут поместиться на обычной баскетбольной площадке. И нужно было оказаться на этой площадке».

Мангер обладал глубоко укоренившейся привычкой не ждать от жизни ничего хорошего. Он рассчитал, что именно этот путь способен привести его к счастью, тогда как завышенные ожидания могли способствовать чрезмерной избирательности. Низкие же ожидания позволяли ему не испытывать лишних разочарований. Как ни парадоксально, они могли даже помочь ему обрести успех.

Несмотря на свое отчаяние, Мангер начал изучать объявления о разводах и смертях для того, чтобы составить список женщин, совсем недавно ставших одинокими. Это привлекло внимание его друзей. Жалея его, они начали участвовать в процессе. Один из его партнеров по юридической фирме обратил внимание Мангера на другую женщину, также по имени Нэнси, разведенную и с двумя детьми. Нэнси Барри

Бортуик, миниатюрная брюнетка, любила играть в теннис и гольф, а также кататься на лыжах. Она окончила Стэнфордский университет и была дипломированным экономистом.

На первом же свидании Мангер предупредил ее: «Я склонен читать нотации». Общение с человеком, имеющим непреодолимое желание проповедовать, не испугало Нэнси, что послужило хорошим предзнаменованием для развития их отношений. Они стали вместе выводить своих детей на прогулки. Тедди, поначалу присоединявшийся к ним, достаточно быстро «отпал» из-за ухудшения здоровья. Чарли провел последние недели жизни своего сына, сидя у его кровати. К моменту смерти Тедди в 1955 году в возрасте девяти лет Чарли потерял около пяти килограммов веса. Позднее он вспоминал: «В жизни нет ничего ужаснее, чем наблюдать, как твой ребенок уходит от тебя — сантиметр за сантиметром»¹⁶.

В январе 1956 года Чарли женился на Нэнси Бортуик. Достаточно быстро она смогла стать для него отличным партнером. Чарли отчаянно нуждался в человеке, способном навести порядок в его жизни. Нэнси напоминала булавку, постоянно покалывавшую воздушный шар Чарли, когда тот чересчур раздувался. Она была великолепным менеджером и наблюдателем — тихим, уравновешенным и практичным. Нэнси умела обуздывать капризы Чарли, когда тот время от времени взрывался в приступах

импульсивности. Со временем вдобавок к ее двум сыновьям и его двум дочерям у них появилось еще три сына и дочь. Нэнси отлично справлялась с воспитанием восьмерых детей, домашними делами и заботой о Чарли¹⁷. Дети воспринимали его как «книгу на ножках» из-за того, что он постоянно был погружен в изучение различных наук и достижений великих людей. Чарли продолжал работать на юридическую компанию Musick, Peeler & Garrett, однако со временем понял, что юриспруденция не сделает его богаче. Он начал заниматься побочными делами, способными принести прибыль. «Будучи молодым юристом, Чарли мог зарабатывать около 20 долларов в час. Он задался вопросом: “Кто является для меня самым ценным клиентом? ” И пришел к выводу, что таким клиентом является он сам. Поэтому он решил покупать у самого себя по одному часу в день. Обычно он дарил себе один из утренних часов, в течение которого работал над своими строительными проектами или сделками с недвижимостью. Это стоит делать каждому — работать не только на других людей, но и продавать самому себе час работы в день, становясь своим собственным клиентом».

«Я страстно желал стать богатым, — говорил Мангер. — Не потому, что хотел купить себе “феррари”, — я просто хотел независимости. Хотел ее отчаянно. Я считал недостойным для себя заниматься лишь рассылкой счетов другим людям. Не знаю, откуда мне в голову пришла эта мысль, но я никак не мог от нее отделаться»¹⁸. Он считал себя настоящим джентльменом. Количество денег никогда не казалось ему конкурентным преимуществом. Он хотел вступить в нужные ему клубы, но при этом его не беспокоило, окажутся ли другие члены клубов богаче его. Под маской напускного высокомерия скрывалось его искреннее уважение к реальным достижениям того или иного человека. Это давало Чарли достаточно смирения для того, чтобы сходиться с интересными ему людьми.

Человек, который сидел напротив него в отдельном кабинете «Клуба Омаха», напоминал молодящегося торговца, явившегося к настоящему джентльмену, чтобы навязать ему страховой полис. К этому времени Мангер уже имел хорошую репутацию в деловых кругах и обществе Лос- Анджелеса, был его неотъемлемой частью. После того как Дэвис и Симен представили Баффета и Мангера друг другу, те моментально увлеклись беседой. Для начала Чарли рассказал историю о том, как он «служил в рабстве» в магазине Баффетов, где ему приходилось «чертовски много работать с раннего утра до вечера»¹⁹. Разумеется, Эрнест давал небольшую поблажку детям таких привилегированных клиентов, как Туди Мангер (достаточно, впрочем, относительную по сравнению с обычной загрузкой сотрудников)²⁰. После обмена любезностями разговор набрал обороты, и все остальные участники встречи принялись завороженно слушать, как Уоррен рассказывает об инвестировании и Бене Грэхеме. Чарли улавливал его идеи на лету. «К тому времени он уже довольно долго размышлял над вопросами инвестирования и бизнеса», — говорит Баффет.

Он рассказал Чарли историю про National American Insurance. Мангер ходил с Говардом и Хайденом Амансонами в школу Central High. Он был искренне поражен тем, что человек типа Баффета, не бывший уроженцем Калифорнии, мог знать так много и о самих Амансонах, и об их сбережениях и кредитах. Достаточно быстро оба собеседника начали говорить одновременно, однако при этом складывалось ощущение, что они отлично понимают друг друга²¹.

Через некоторое время Чарли спросил: «Уоррен, а чем ты в точности занимаешься?»

«И тем и другим, — сказал ему Баффет, — управляю партнерствами». Он похвастался, что за 1957 год его партнерства заработали 10%, в то время как рынок в целом упал на восемь. На следующий же год инвестиции в партнерство выросли в стоимости на 40%\ Сумма реинвестированной комиссии Баффета за управление партнерствами составила 83 085 долларов. Вместе с первоначальными взносами в каждое

из партнерств (в размере от 100 до 700 долларов)” ~ эти реинвестированные комиссии позволили ему получить 9, 5% совокупного капитала всех партнерств. Более того, его результаты в 1959 году вновь оказались лучше, чем состояние рынка, что сделало его еще богаче и позволило поднять планку еще выше. Тем временем его инвесторы испытывали немалую радость, а новые партнеры шли к нему один за другим. Чарли внимательно слушал. Наконец он спросил: «Как ты думаешь, мог бы я сделать что-то подобное в Калифорнии?» Уоррен на мгновение замолчал и внимательно посмотрел на него. Ему было странно слышать такой вопрос из уст преуспевающего лос-анджелесского юриста. «Да, — наконец, сказал он. — Я вполне уверен в том, что ты сможешь это сделать»²². Так как деловой обед уже близился к концу, Симен и Дэвис решили, что пришло время откланяться. Последнее, что они видели перед тем, как войти в лифт, были Баффет и Мангер, продолжавшие сидеть за столом и активно беседовать²³.

Через несколько дней собеседники со своими женами пошли в Johnny’s Cafe, славившееся своими бифштексами. В какой-то момент Мангер настолько развеселился своей собственной шутке, что соскользнул с кресла и начал корчиться на полу от хохота. Когда Мангеры вернулись в Лос-Анджелес, общение Чарли с Уорреном не закончилось. Двое мужчин все чаще проводили в телефонных разговорах по часу, а то и по два. Баффет, прежде одержимый пинг-понгом, наконец нашел себе более интересное занятие.

«Почему ты уделяешь ему так много времени?» — как-то раз спросила Нэнси мужа.

«Ты не понимаешь, — ответил Чарли. — Это необычное человеческое существо»²⁴.

Глава 24. Локомотив

Нью-Йорк и Омаха • 1958-1962 годы

Уоррен и Сьюзи казались многим совершенно обычными людьми.

Они ничем не выделялись. Их дом был большим, но не слишком. На заднем дворе стояла хижина, в которой могли играть дети. Черный ход никогда не закрывался, и соседские дети постоянно слонялись туда-сюда. Однако внутри дома пути Баффетов расходились все сильнее. В то время как Сьюзи педантично выполняла один пункт своей ежедневной домашней программы за другим, Уоррен совершал свое бесконечное восхождение на Долларовую гору.

До 1958 года оно было достаточно прямолинейным — Уоррен скупал акции и ждал, когда сможет зажечь «сигарный окурок». Затем он продавал акции (обычно с немалым

сожалением) для того, чтобы купить другие, которые начинали нравиться ему больше прежних. Его амбиции были ограничены лишь величиной капитала партнерств.

Однако теперь он управлял суммой, превышавшей миллион долларов, которая включала в себя инвестиции во все партнерства, в «Баффет & Баффет» и его личные накопления¹. И это заставляло его действовать на более высоком уровне. Его сеть деловых партнеров и друзей, состоявшая из Стэнбека, Нэппа, Брандта, Ковина, Шлосса и Руана, пополнилась Мангером. Оба — и Уоррен, и Мангер — ежемесячно оплачивали невероятно высокие (по их собственным меркам) телефонные счета за разговоры друг с другом. Мангер представил Баффета своему другу Рою Толлесу, бывшему пилоту ВМС, с лица которого не сходила улыбка. Толлес обладал острым умом, однако предпочитал держать свои мысли при себе

— за исключением случаев, когда он отпускал колкие шутки, из-за которых многим хотелось заклеить ему рот пластырем. Баффет, как и Мангер, умел парировать даже самые язвительные выпады и с радостью добавил Толлеса в свою коллекцию. Подобная ловкость при наборе «волонтеров» для своих предприятий позволила ему создать большую, но гибкую систему поддержки. Уоррен достаточно автоматически применял свой излюбленный прием Тома Сойера, объединяя людей в группы, действовавшие в соответствии с его интересами. В результате его бизнес рос настолько быстро, что сам Уоррен уже не мог в одиночку уследить за каждым нюансом.

Moody’s Manual безвозвратно ушли. Все чаще он приступал к работе над крупномасштабными и заманчивыми проектами, требовавшими дополнительного времени и планирования куда больших масштабов, чем это требовалось при планировании операции с акциями National American Insurance. Эти проекты иногда приводили к возникновению сложных, а то и драматических ситуаций, которые могли захватить все его внимание на протяжении месяцев, а то и лет Иногда ему приходилось одновременно управлять несколькими инвестиционными проектами. Уоррен и без того проводил основную часть времени вне семьи. А подобное расширение масштабов работы могло лишь усилить эту тенденцию и еще сильнее привязать его к своим друзьям.

Первый из сложных проектов был связан с компанией Sanborn Мар. Она занималась изготовлением детальных карт линий электропередач, систем водоснабжения, подъездных путей, инженерных коммуникаций и пожарных ходов практически для всех городов Соединенных Штатов.

Основными покупателями этих карт были страховые компании”. Деятельность Sanborn Мар нельзя было назвать успешной. По мере слияния страховых компаний количество ее клиентов стабильно уменьшалось. Но ее акции стоили всего по 45 долларов, в то время как величина одного лишь портфеля инвестиций Sanborn оценивалась в 65 долларов за акцию. Однако чтобы приобрести этот портфель, Уоррену нужны были не только средства всех своих партнерств, но и помощь других людей.

В начале ноября 1958 года он вложил в акции Sanborn не менее трети активов своих партнерств. Он купил акции и для себя, и для Сьюзи. Он заставил купить эти акции

тетушку Элис, отца, мать и сестер. Он поделился идеей о Sanborn с Ковином, Стэнбеком, Нэппом и Шлоссом. Некоторые из них восприняли его слова как настоящий подарок. Для того чтобы профинансировать нехватку своего капитала, он воспользовался так называемым овернайтом, то есть взял деньги в долг под будущие проценты от прибыли. А чтобы повысить степень контроля над акциями, обратился к Дону Дэнли, своему старинному другу по средней школе; Вику Спиттлеру, лучшему другу своего отца; мужу Дотти — Гомеру Роджерсу и даже к Говарду Брауну, главе брокерской компании Tweedy, Browne and Reilly, в которой работал Том Нэпп. Также он вовлек в процесс покупки акций Кэтрин Элберфельд и Энн Готтшгальдт, тетку и мать своего друга Фреда Кулкена. Так как он еще не привлек их в деятельность своих партнерств, подобный шаг означал, что он абсолютно уверен в успехе затеи с Sanborn. Со временем он начал контролировать достаточно акций Sanborn для того, чтобы быть избранным в совет директоров.

В марте 1959 года Уоррен во время своего очередного визита в Нью- Йорк остановился в белом доме колониального стиля на Лонг-Айленде, принадлежавшем Энн Готтшгальдт. К тому времени они с сестрой принимали его как родного сына, словно пытаясь заменить им погибшего

Фреда. Уоррен даже держал в ее доме запасную пижаму и пару белья, а Готтшгальдт готовила ему гамбургеры на завтрак. Для каждого из этих путешествий он составлял список обязательных дел, состоявший из десяти