Часть первая 19 страница

Каждый раз сертификат на купленные акции доставлялся ему на дом, а не оставался (как было принято в те времена) в депозитарии брокерской фирмы. Когда сертификаты прибывали, он лично нес их — листы бумаги кремового цвета, напоминавшие дипломы в области инвестирования, украшенные рисунками железных дорог, лысых орлов, морских чудовищ и женщин в тогах, — в Национальный банк Омахи, где помещал в специальный ящик сейфа в депозитарии. Каждый раз, когда ему доводилось продавать акции, он вновь шел в банк, копался в коллекции своих сертификатов и отправлял нужные из них по почте через отделение на 38-й улице. Банковские служащие должны были звонить ему каждый раз, когда на его имя поступал чек с суммой причитавшихся ему дивидендов. Баффет шел в банк, внимательно изучал чек, а затем лично ставил на нем подтверждающую подпись.

В доме была всего лишь одна телефонная линия, постоянно занятая из-за того, что Уоррен ежедневно общался со всеми работавшими на него брокерами. Он стремился сократить свои расходы до нуля при любой возможности. Все расходы записывались вручную на листе желтой линованой бумаги — 31 цент за почтовые расходы, 15, 32 доллара за покупку Moody’s Manual, 4 доллара за журнал Oil 8с Gas Journal, 3, 08 доллара на оплату телефонных счетов²⁰. Если не принимать во внимание более тщательного учета и времени на размышления, он управлял своим бизнесом примерно так же, как это делают брокеры, управляя счетами своих клиентов.

В конце 1956 года Уоррен написал письмо, в котором рассказал партнерам о результатах работы за прошедший период. Он сообщил им, что общая выручка партнерства составила немногим более 4500 долларов. Ему удалось переиграть рынок примерно на четыре процента²¹. К тому времени его юрист Дэн Монен вышел из партнерства, и его долю выкупил Док Томпсон. Однако Монен объединился с Уорреном в личном побочном проекте, который уже давно его интересовал. Речь шла о покупке акций страховой компании National American Fire Insurancy, располагавшейся в Омахе. Акции этой компании, в настоящее время не стоившие почти ничего, активно продавались в 1919 году фермерам в Небраске нечистыми на руку дельцами в обмен на Liberty Bonds, выпускавшиеся в годы Первой мировой войньТ. С тех пор сертификаты акций пылились в шкафах фермерских домов, и их владельцы постепенно теряли надежду когда-либо увидеть свои денежки.

Уоррен узнал о существовании National American во время работы в «Баффет-Фальк». На название компании он натолкнулся случайно, перелистывая страницы Moody’s Manual²². Головная контора компании

находилась всего в квартале ~ от офиса его отца. Уильям Амансон, известный в Омахе страховой агент, возглавил компанию, не зная, что становится козлом отпущения для затевавшейся аферы. Однако постепенно семья Амансон превратила ее во вполне нормальный бизнес. Говард Амансон, сын Уильяма, наращивал обороты National American с помощью созданной им в Калифорнии компании Home Savings of America, которая постепенно становилась одной из крупнейших и самых успешных страховых компаний в США²³.

Обманутые фермеры и не догадывались, что их полусгнившие сертификаты начали постепенно иметь какую-то ценность. Говард на протяжении ряда лет понемногу скупал у них акции по дешевке, действуя через своего младшего брата Хайдена, управлявшего деятельностью National American. К тому времени Амансоны уже владели семьюдесятью процентами акций компании.

Уоррен восхищался Говардом Амансоном. «Никто не умел так виртуозно и смело управлять капиталом, как Говард Амансон. Он был крайне проницателен во множестве вопросов. В прежние времена многие люди приходили в Home Savings и лично платили по своим закладным. Говард разместил подразделение, занимавшееся работой с закладными, максимально далеко от жилых районов, с тем чтобы кредиторы оплачивали свои задолженности через почту и не отвлекали его сотрудников продолжительными историями о своих детях. В те времена

крайне популярным был фильм It’s a Wonderful Life, и все чувствовали, что должны вести себя подобно герою фильма Джимми Стюарту, однако Говард совершенно не хотел видеть своих клиентов. Поэтому его операционные издержки были значительно ниже, чем у кого-либо еще».

National American зарабатывала по 29 долларов в расчете на акцию, а брат Говарда Хайден выкупал акции у фермеров примерно по 30 долларов за акцию. В сущности, Амансоны могли компенсировать все свои расходы по приобретению акций всего за один год прибыльной работы компании. Акции National American оказались самыми дешевыми из акций, попадавших в поле зрения Уоррена, если не считать Western Insurance. И это была небольшая и приятная компания, а не «сигарный окурок».

«Я долго пытался купить их акции. Однако это никак мне не удавалось, потому что их покупкой активно занимался один лидер, которого Хайден снабдил списком акционеров. Этот парень не воспринимал меня серьезно. Однако у него был список. А у меня — нет. Поэтому он спокойно скупал акции от имени Хайдена по 30 долларов».

Наличные от Хайдена Амансона представлялись многим фермерам отличной платой за бумажки, которые, по их мнению, ничего не стоили. Хотя много лет назад они заплатили по 100 долларов за акцию, а теперь получали обратно лишь 30, многие из них постепенно убедили себя в том, что без акций им будет куда лучше.

Уоррен принял решение. «Я нашел его в одной из книг по страхованию. Интересно было разобраться с тем, кого назначали директорами компаний в 1920-е годы. Чаще всего ими становились крупные акционеры, жившие в городах, в которых компании активнее всего занимались продажами. Я нашел город в Небраске, который назывался Уивинг и в котором вообще никто не жил. Однако кому-то удалось продать там акции. Видимо, по этой причине они взяли в число

акционеров одного из местных банкиров тридцать пять лет назад». ~

Дэн Монен, партнер и доверенное лицо Уоррена, отправился по деревням с деньгами, принадлежавшими Уоррену и частично ему самому Он колесил по штату в своем красно-белом «шевроле», заявлялся в местные суды и банки и интересовался, не знают ли они владельцев акций National American²⁴. Он сидел на крыльце фермерских домов, пил чай со льдом, угощался пирогами и предлагал фермерам и их женам наличные в обмен за имевшиеся у них сертификаты²⁵.

«Я не хотел, чтобы Говард узнал о том, что я предлагаю более высокие цены, чем он. Он скупал акции по 30 долларов, потому я решил сделать предложение более привлекательным. Акционеры слышали об этих 30 долларах вот уже десять лет, и я впервые решил сдвинуть планку». В течение первого года Уоррен, предлагавший 35 долларов, смог купить пять акций. Фермеры насторожились. Они поняли, что между покупателями разворачивается борьба за акции, и призадумались о том, действительно ли им стоит прощаться со своими сертификатами. Цены поползли вверх. «Позже мне пришлось платить за акции уже по сотне. Эта сумма казалась фермерам чуть ли не магической — ведь именно столько они изначально заплатили за свои бумаги. Я знал, что предложение в 100 долларов позволит мне собрать неплохой урожай. Как-то раз, когда Дэн Монен торговался из-за цены, один парень сказал ему: “Мы купили сертификаты,

как покупаем овцу, а теперь продаем эту овцу за ту же сумму”»²⁶.

Это было типичное выражение фермерской логики. Многие из них продавали свои акции дешевле, чем могла бы принести им деятельность компании за три года. Постепенно Монен смог собрать две тысячи акций, что составляло 10% общей величины акционерного капитала National American. Уоррен не переписывал акции на себя. Вместо этого он просил прежних владельцев подписать доверенность на его имя, дававшую ему возможность полностью контролировать акции. «Это позволило бы нам скрьггь от Говарда тот факт, что я вступил с ним в соревнование. Он ничего не знал. Даже если он что-то и подозревал, ему не. хватало информации. А я просто продолжал собирать нужные мне акции. Затем в один прекрасный день я зашел в офис Хайдена, вывалил на стол все акции и сказал, что хочу переписать их на свое имя. Он сказал: “Теперь брат меня убьет”. Однако в

конце концов ему пришлось сделать то, о чем я его просил».

Помимо того что Баффет смог получить немалую сумму, предпринятый им «мозговой штурм» принес и другие дивиденды. Уоррен в точности понял, насколько ценной может быть работа, направленная на коллекционирование по-настоящему дефицитного ресурса. А он был прирожденным коллекционером — начиная с детства, когда собирал номера машин, отпечатки пальцев монашек, монеты и марки, и заканчивая взрослым возрастом, когда он стал собирать акции Union Street Railway и National American²⁷.

Однако этот инстинкт порой заставлял его двигаться по неверному пути. Том Нэпп, который перешел на работу в небольшую брокерскую компанию Tweedy, Browne and Reilly после того, как помог Джерри Ньюману завершить все дела по закрытию «Грэхем-Ньюман», как-то раз навестил Уоррена и предложил ему съездить в город Белойт, Висконсин, чтобы послушать лекцию Бена Грэхема. По дороге, проходившей через бескрайние кукурузные поля Айовы, Нэпп мимоходом заметил, что правительство США планирует вывести из обращения четырехцентовые

почтовые марки Blue Eagle. В голове Уоррена тут же сработал «кассовый аппарат». «Давай остановимся у пары почтовых отделений и узнаем, есть ли у них в продаже эти марки», — предложил он на обратном пути. Нэпп зашел в первое же почтовое отделение и вернулся с новостью о том, что в отделении есть двадцать восемь марок. «Купи их», — предложил Баффет. Они обсудили эту идею и договорились по возвращении домой написать в несколько почтовых отделений и предложить выкупить у тех имевшиеся запасы марок. Почтовые марки начали прибывать к ним тысячами. Им пришло письмо даже из Денвера, в котором говорилось о том, что отделение готово продать двадцать упаковок. В каждой упаковке содержалось сто листов по сто марок. Иными словами, в Денвере было двести тысяч марок.

«Мы не должны упустить это предложение», — сказал Уоррен. Они потратили 8000 долларов и купили все упаковки.

«И в этом заключалась наша ошибка, — говорит Нэпп. — Нам следовало подождать, пока денверское отделение отправит свои марки в Вашингтон, — это позволило бы уменьшить предложение на рынке».

Ценой невероятных усилий (большинство работы производилось Нэппом) они собрали свыше шестисот тысяч марок Blue Eagle, потратив на это в обшей сложности примерно 25 ООО долларов. Для Уоррена, отлично представлявшего себе, что такое деньги и сколько они стоят, это была значительная сумма. Запасы марок были помещены в подвалы их домов. И только потом они осознали, что именно сделали. Они с огромным трудом наполнили свои подвалы марками, которые никогда не выросли бы в цене выше четырех центов за штуку. «Количество марок в нашем распоряжении,

— объясняет Нэпп, — превышало количество коллекционеров, хотевших их купить».

Поэтому следующая задача заключалась ровно в противоположном — избавиться от марок. Уоррен мудро отошел от дел, поручив Тому разбираться с марками на сумму 25 ООО долларов. А потом он выбросил эту историю из головы (разве что только вспоминал ее время от времени как анекдот) и сконцентрировался на действительно важном деле — поиске дополнительных средств для своих партнерств. В июне 1957 года один из первоначальных партнеров, Элизабет Питерсон (мать Чака), предложила Уоррену зарегистрировать четвертое партнерство под названием Underwood, в которое вложила еще 85 ООО долларов²⁸.

Несколькими месяцами позже, летом 1957 года, «мне позвонила миссис Эдвин Дэвис. Ее семья на протяжении многих лет обслуживалась в магазине Баффетов, а ее муж, доктор Дэвис, был известным в городе урологом. Они жили всего в нескольких кварталах от нас. Миссис Дэвис сказала мне: “Как я понимаю, ты занимаешься управлением деньгами. Мог бы ты как-нибудь зайти к нам и объяснить, что это такое? ”».

Доктор Эдвин Дэвис был звездой национального масштаба. Его пациент, Артур Визенбергер из Нью-Йорка, был одним из самых известных финансовых управляющих того времени. Как-то раз он приехал в Омаху для того, чтобы разобраться с проблемами своей предстательной железы, и Дэвис стал его клиентом.

Визенбергер издавал ежегодный альманах Investment Companies, настоящую Библию для закрытых инвестиционных фондов. Эти фонды были очень похожи на открытые взаимные фонды — единственная разница заключалась в том, что они не принимали в свой состав новых инвесторов. Почти всегда их паи продавались с определенным дисконтом к цене активов, что очень интересовало Визенбергера как покупателя²⁹. Иными словами, они чем-то напоминали «сигарные окурки», но только в области взаимных фондов. Как-то летом перед окончанием школы Уоррен сидел в своем кресле в офисе «Баффет-Фальк» и читал библию Визенбергера. Говард в это время занимался делами. «Перед тем как я отправился в Колумбийский университет, — говорит Уоррен, — я провел немало часов за чтением этой книги. Я прочел ее от корки до корки с каким-то религиозным чувством». Он купил акции двух из описанных Визенбергером «сигарных окурков» — компаний United States & International Securities и Selected Industries, доли в которых в 1950 году составили более двух третей его активов³⁰. Во время работы в «Грэхем- Ньюман» он несколько раз встречался с Визенбергером и даже смог произвести на него впечатление, «хотя в те дни для меня это было не так просто».

В 1957 году Визенбергер внезапно позвонил доктору Дэвису и сказал, что хотя это и не совсем в его интересах, но он может порекомендовать Дэвису одного молодого человека. «Я попытался и сам его нанять на работу, — сказал Визенбергер, — однако он занимается своими партнерствами, так что я не смог его уговорить»³¹. Он настоятельно порекомендовал Дэвису заняться инвестированием через Баффета.

Вскоре после этого Уоррен договорился о встрече с семейством Дэвисов на середину воскресного дня. «Я пришел к ним домой, мы сели в гостиной и проговорили около часа. Я сказал: «Вот каким образом и на каких условиях я управляю чужими деньгами». В то время мне было около двадцати шести лет. Внешне я выглядел максимум на двадцать». По словам Эдди Дэвиса, ему нельзя было дать больше восемнадцати, «его шея была уже, чем воротник рубашки. Пиджак был ему велик. И он тараторил без умолку». В те времена Уоррен разгуливал по Омахе в старом свитере (который уже давно пора было отдать бездомным), потертых штанах и дырявых ботинках. «Я вел себя достаточно инфантильно для своего возраста, — вспоминает Баффет. — Я часто говорил о вещах, которые были интересны скорее подросткам». В сущности, в нем оставалось еще очень много от любителя отбивать ритм руками и распевать песню про мамочку. «В те времена во мне сложно было заметить серьезного бизнесмена».

Но все менялось, когда он начинал говорить о своих партнерствах. Уоррен не ставил себе целью заполучить деньги Дэвисов. Он изложил свои основополагающие правила. Для начала он хотел получить абсолютный контроль над деньгами. У него не должно было быть обязанности докладывать своим партнерам о том, куда именно он вкладывает средства. Это был достаточно щекотливый момент. Если Бен Грэхем не имел ничего против того, чтобы «к его фалдам» цеплялись другие инвесторы, то Уоррен был против этого. Его решение подобной ситуации заключалось в том, что он не докладывал им после каждого мяча, забитого в лунку, однако давал подробный отчет в конце года, после того как разыгрывал всю партию. Презентация о результатах его деятельности происходила раз в год. Забрать свои деньги или увеличить вклад партнеры могли тоже один раз в год — 31 декабря. Все остальное время их деньги находились «под замком» в распоряжении партнерства.

«Эдди не обращал на меня особого внимания. А Дороти Дэвис слушала меня очень внимательно и задавала хорошие вопросы. Эдди просто сидел во главе стола и ничего не делал. Он казался мне глубоким стариком, хотя на тот момент ему не исполнилось и семидесяти. Завершив разговор, Дороти повернулась к Эдди и спросила: “Что ты думаешь? ” А

Эдди ответил: “Давай дадим ему сто тысяч долларов”. Стараясь подбирать максимально вежливые слова, я сказал: “Доктор Дэвис, я был бы счастлив получить от вас эти деньги. Но пока я говорил, вы, к сожалению, не обращали на меня особого внимания. Как получилось, что вы пришли к такому решению? ”

Он ответил мне: “Ты напоминаешь мне Чарли Мангера”³².

Я сказал: “Не знаю, кто такой Чарли Мангер, но он мне уже нравится”».

Другая причина решения Дэвисов инвестировать в партнерство Уоррена заключалась в том, что, к их немалому удивлению, он «знал куда больше об Артуре Визенбергере, чем они сами»³³. Им также понравилось, каким образом он излагал свои принципы — ясно и четко. Было сразу понятно, на чьей стороне он играет. Он мог выиграть или проиграть — но только вместе с ними. По словам Дороти Дэвис, «он очень толковый, яркий, и я убеждена в том, что он еще и честный. В этом молодом человеке мне нравится решительно все». 5 августа 1957 года деньги Дэвисов и их троих детей заложили основу новому партнерству с капиталом в 100 ООО долларов. Партнерство получило название Dacee³⁴.

После открытия Dacee бизнес Уоррена поднялся еще на одну ступень. Теперь он мог покупать гораздо большие пакеты у большего количества компаний. В его личном портфеле до сих пор находились копеечные урановые акции, ситуация с которыми была совершенно непонятна с тех пор, как правительство перестало скупать уран. Теперь они стоили фантастически дешево³⁵. Уоррен купил акции компаний Hidden

Splendor, Stanrock и Northspan. «В них было кое-что привлекательное. Чем-то это напоминало ловлю рыбы в бочке. В бочке плавает небольшая рыба, зато она никуда не может из нее упльггь. Я точно знал, что смогу на них заработать. Но это все была ерунда. Крупную рыбу я отдавал в партнерства».

Конечно, появление новых партнеров вело к увеличению количества денег в распоряжении Уоррена. Но также это означало, что значительно увеличивалось и количество сертификатов акций, и объем бумажной работы, связанной с управлением пятью партнерствами, плюс «Баффет & Баффет». Уоррену приходилось суетиться, однако он чувствовал себя достаточно комфортно. Как и всегда, основной проблемой были деньги — казалось, что ему всегда мало. Компании, которые он анализировал, имели капитализацию от одного до десяти миллионов долларов, поэтому для того, чтобы получить сколько-нибудь значимую позицию, Уоррен хотел инвестировать в каждую по 100 ООО долларов. Ключевой задачей для него стало увеличение объема денег в управлении.

К тому времени Дэн Монен уже был готов вернуться в партнерство. Вместе со своей женой Мэри Эллен они передали Уоррену деньги для открытия шестого партнерства, которое состоялось 5 мая 1958 года. Благодаря нескольким успешным операциям (в основном с National American) Монен, инвестировавший два года назад всего 5000 долларов,

теперь был готов передать Уоррену 70 000 долларов.

В те времена Уоррен Баффет разбирался в способности денег приносить еще больше денег лучше, чем кто-либо на Уолл-стрит. Каждый доллар, инвестированный в партнерство, позволял Баффету получать долю

от прибыли, зарабатываемой им в интересах партнеров”. Каждый доллар, реинвестированный им в партнерство, самостоятельно приносил еще

больше денег^Ж. Эти доходы при последующем реинвестировании позволяли получить новые доходы. Его талант к инвестированию помогал ему в полной мере реализовать потенциал, связанный с управлением финансами. Несмотря на заметную стеснительность и неловкость, Уоррен мог, вне всякого сомнения, успешно продавать самого себя. Хотя в инвестиционном мире он был практически незаметен, его снежный ком уже начал свой рост.

Набрав нужную скорость, Уоррен понял, что пришло время покинуть дом, в котором еле-еле помещалась семья с двумя детьми (один из которых отличался в своем трехлетием возрасте изрядной гиперактивностью) и ожиданием третьего. Баффеты купили свой первый дом. Скрываясь за вечнозелеными растениями, он стоял на Фарнем-стрит, в районе Датч- Кейп, неподалеку от одной из самых оживленных автомагистралей Омахи. Несмотря на то что это был самый большой дом в квартале, ему была присуща неприхотливая и очаровательная атмосфера, мансардные окна выходили на покатую черепичную крышу³⁶. Уоррен заплатил за этот дом 31 500 долларов местному бизнесмену Сэму Рейнольдсу, а затем гордо назвал свое новое жилище «Безумство Баффета»³⁷. В его представлении 31 с половиной тысяча могла через пару десятилетий превратиться в миллион долларов, поскольку он имел возможность инвестировать эти средства под достаточно впечатляющий процент. Иными словами, ему казалось, что он купил дом ценой в миллион долларов.

«Вон там стоит человек в очках, — сказал он. — Тебе нужно с ним попрощаться». Сьюзи-младшая покорно попрощалась, и после этого призрак человека в очках ее больше не преследовал³⁸.

Задача же Большой Сьюзи состояла в контроле над переездом, размещении семьи в новом доме и попытках удержать Хоуи на месте, несмотря на свою восьмимесячную беременность. Как говорили многие друзья семьи, Хоуи был настоящим скандалистом. Неиссякаемая энергия Баффетов пропитала его настолько, что ему даже дали кличку «Торнадо», что было немного похоже на «Водоворот», детскую кличку самого Уоррена, но с одним важным отличием. По словам Уоррена, едва встав на ноги, Хоуи начал путешествовать. Он мог перекапывать сад с помощью не предназначенных для этого игрушек, а когда Сьюзи их прятала — перевернуть весь дом в их поисках. Как только ему удавалось найти игрушки, он вновь приступал к перекапыванию сада. Сьюзи вновь выхватывала игрушки у него из рук, и все начиналось сначала³⁹.

Через неделю после переезда на Фарнем-стрит и накануне возникновения партнерства Mo-Buffy Баффетов родился второй сын, получивший имя Питер. С первых же дней это был тихий, спокойный ребенок. Однако вскоре после его рождения Сьюзи подкосила почечная

инфекция”. Со времен перенесенных в детстве ревматизма и отитов она считала себя здоровым человеком. Но сама по себе почечная инфекция была не так важна для нее, как стремление уберечь от нее Уоррена. Он настолько не любил соприкасаться с какими-либо болезнями, что Сьюзи приучила всех домашних на случай, если кто-то заболевал, оделять Уоррена таким вниманием и заботой, как будто бы заболел он сам. Основная ее задача состояла в том, чтобы наконец-то привести свой собственный дом в соответствие с ее фантазиями. Даже болезнь и задачи, связанные с заботой о новорожденном и двух маленьких детях, не смогли сломить в ней любовь к декорированию. Закончив с первоочередными делами, она занялась перестройкой дома — в итоге он приобрел приятный современный вид. Сьюзи украсила его кожаной мебелью с хромированными деталями и развесила по стенам огромные яркие картины в современном стиле. Счет за переустройство дома составил 15 ООО долларов, то есть почти половину его собственной цены. И это «чуть не убило Уоррена», по словам Боба Билл ига, его партнера по гольфу⁴⁰. Он не замечал ни ярких цветов, ни красоты, ни усилий Сьюзи — перед его глазами стояла лишь сумма счета.

Одной из его типичных фраз была: «Неужели я должен потратить на парикмахера 300 ООО долларов?» Если Сьюзи хотела потратить сколь- нибудь значимую сумму, он мог сказать: «Я не уверен, что хочу просто так прокутить полмиллиона долларов»⁴¹. С одной стороны, Сьюзи хотела тратить деньги, которые Уоррен пытался сберечь. С другой — он хотел, чтобы она была счастлива, а сама Сьюзи постоянно пыталась его ублажить. В результате их отношения постепенно превратились в сложную систему договоренностей и сделок.

Огромный счет за переустройство дома включал в себя стоимость одного из первых в Омахе цветных телевизоров — устройства, которое стало предметом огромного интереса со стороны их друзей и знакомых⁴². Сьюзи нравилось, когда ее дом находился в центре внимания всего района, поэтому каждую субботу по утрам в их доме собирались соседские дети. Они рассаживались в кожаные кресла в небольшой комнате, где стоял телевизор, и смотрели мультфильмы⁴³.

Сьюзи приняла на работу домоправительницу Виллу Джонсон, гигантскую и очень способную чернокожую женщину, которая постепенно превратилась для Сьюзи в дополнительную пару рук, глаз и ушей и позволила ей найти время для развития своих творческих способностей. Сьюзи и ее подруга Тама Фридман решили открыть галерею современного искусства. Как и любое другое решение, требовавшее денег, оно должно было быть согласовано с Уорреном. Перед тем как выдать Сьюзи деньги, он провел для них своего рода «интервью» в своем кабинете. Его первым вопросом было: «Планируете ли вы на этом заработать?» Фридман ответила: «Нет», на что Баффет воскликнул: «Отлично, тогда Сьюзи вполне может “инвестировать” в этот проект»⁴⁴. Ему нравилось, что Сьюзи занимается каким-то интересным для себя делом, и, по словам Фридман, он хотел, чтобы они сделали шаг назад и подумали о своей идее как о бизнес-проекте, при этом понимая, что на самом деле это просто хобби. Уоррен всегда думал о деньгах с точки зрения возврата на капитал, а так как галерея не должна была по плану приносить прибыль, он хотел, чтобы дамы сократили расходы. Фридман, управлявшая галереей, говорила, что для Сьюзи это было настоящим хобби.

Друзья и родственники считали Сьюзи гибкой, легкой в общении и вместе с тем внимательной матерью. Так как Баффеты теперь жили ближе к своим родителям, их дети проводили больше времени с дедушками и бабушками. Атмосфера в доме Томпсонов, живших в полутора кварталах от дома Баффетов, была приятной и расслабленной. Их не беспокоили разбросанные игрушки или разбитое Хоуи окно. Дороти Томпсон легко включалась в детские игры, организовывала пасхальные праздники и умела делать многослойные и высокие конструкции из шариков мороженого. Дети любили и Дока Томпсона, несмотря на его чувство собственной значимости и повелительный тон общения. Однажды он усадил Хоуи себе на колено. «Не пей спиртного, — начал повторять он снова и снова. — Оно убьет клетки твоего мозга, и тебе будет нечем думать»⁴⁵.

По воскресеньям Док Томпсон иногда надевал парадный костюм, приходил в гости к Уоррену и Сьюзан и читал проповеди прямо в их гостиной. А когда Хоуи и Сьюзи-младшая уходили в воскресенье в гости к старшим Баффетам, Лейла шла вместе с ними в церковь. Баффеты по сравнению с Томпсонами выглядели более жесткими и нетерпимыми в вопросах морали. Говард был настоящим продуктом Викторианской эпохи. Как-то раз, позвонив Дорис и Уоррену с новостями об их сестре Берти, он смог лишь выдавить из себя: «Это какая-то чертовщина!» Лишь потом, от кого-то еще, они узнали о том, что она потеряла неродившешся ребенка. Говард не смог заставить себя произнести слово «выкидыш».

Начав жить в большом и новом доме, Уоррен и Сьюзи стали чаще звать в гости друзей. На первый семейный День благодарения в новом доме Сьюзи решила самостоятельно испечь индейку. Ей показалось, что проще всего будет приготовить птицу, если оставить ее в духовке, включенной на 100 градусов на всю ночь. После очевидного фиаско она попросила о помощи миссис Хегман, кухарку, работавшую еще у Лейлы. Проблемы возникли даже с разрезанием индейки — Уоррен в этом деле не был помощником, что с ножом в руках, что без него. На всех семейных торжествах с участием Лейлы он при первой возможности уходил в свой рабочий кабинет.

Сьюзи украсила небольшой кабинет Уоррена, располагавшийся неподалеку от главной спальни, обоями с рисунком в виде долларовых банкнот. Теперь, находясь в комфортном денежном окружении, Уоррен полностью погружался в покупку дешевых акций. Он делал выбор, быстро перебирая страницы Moodys Manual, и покупал акции компаний, производивших бьгговые товары или легко сбываемую продукцию, — Davenport Hosiery, Meadow River Coal & Land, Westpan Hydrocarbon, или Maracaibo Oil Exploration. Во имя партнерства, во имя себя, Сьюзи и всех тех людей, которые дали ему деньги, ему нужно было работать как можно быстрее.

Часто для достижения успеха ему требовалась обстановка секретности, и он пользовался в качестве доверенных лиц умными и расположенными к нему людьми, такими как Дэн Монен. Другим его доверенным лицом был Дэниел Ковин, «охотник за скрытой ценностью», работавший на небольшую брокерскую компанию Hettleman & Со из Нью- Йорка. Уоррен познакомился с Дэном через своего покойного друга по

Колумбийскому университету — Фреда Кулкена⁴⁶ Компания Hettleman работала под любимой Уорреном завесой секретности.

«Фред написал мне и охарактеризовал Дэна как молодую звезду Уоллстрит. По его мнению, мы с ним были созданы друг для друга. Я практически сразу понял, что Фред был прав и в первом, и во втором. В течение последующих нескольких лет мы всегда встречались с Дэном каждый раз, когда я приезжал в Нью-Йорк»⁴⁷.

Ковин был на девять лет старше Уоррена. Его глаза были глубоко посажены, а взгляд мог просверлить собеседника насквозь. Глядя на эту пару со стороны, могло показаться, что взрослый человек оказывает одолжение студенту, встречаясь с ним. Но на самом деле у этих двух людей было много общего. Ковин вырос в бедности в годы депрессии. Его отец потерял все сбережения, и Ковину приходилось с подросткового возраста активно поддерживать всю семью. Он вложил деньги, полученные на тринадцатый день рождения в качестве подарка, в покупку акций⁴⁸. После службы на флоте он испытал еще больший интерес к карьере в области инвестирования. Даже работая на компанию, он старался действовать независимо и держать свои идеи при себе. Однако в отличие от Баффета ему нравилось современное искусство. Он охотно занимался украшением дома к Рождеству, развешивая повсюду серебряные украшения в виде шишек, коллекционировал фотографии и антиквариат. Баффета привлекало в Ковине то, что он занимался трейдингом и действовал в соответствии с собственными идеями⁴⁹. Ковин был уже давно расположен к Уоррену, а во время работы того в «Грэхем-Ньюман» даже на неделю одолжил ему 50 ООО долларов, чтобы Уоррен смог купить несколько акций взаимных фондов и получить за счет этого налоговый вычет в размере 1000 долларов⁵⁰. Со временем они начали сотрудничать более активно. Дэн играл роль старшего партнера, имеющего больше опыта и денег, однако готового поделиться информацией и идеями.