Любовь - путь к смыслу личности

Формирование нового культурного многообразия, разнообразия не возможно без осмысления специфической роли любви как одного из основных способов создания новых форм культуры.

Любовь как путь формирования личности. Этот раздел я начинаю с трепетом перед предметом. И с особой благодарностью Пелевину. Потому что опять могу говорить об основном богатстве русской литературы – способности понять смысл любви как путь к формированию смысла личности.

«Сначала оборотень должен постичь, что такое любовь. Мир, который мы по инерции создаем день за днем, полон зла. Но мы не можем разорвать порочный круг, потому что не умеем создавать ничего другого. Любовь имеет совсем иную природу, и именно поэтому ее так мало в нашей жизни. Вернее, наша жизнь такая именно потому, что в ней нет любви. А то, что принимают за любовь люди — в большинстве случаев телесное влечение и родительский инстинкт, помноженные на социальное тщеславие. Оборотень, не становись похожим на бесхвостую обезьяну. Помни, кто ты!»

Это стиль манифеста. И это совершенно не постмодернизм. Это чистый модерн. Классический-новоевропейский. И не только петрарковский, сервантесовский, шекспировский, байроновский, гетевский. Это модерн пушкинский, лермонтовский, тургеневский, религиозно-спасающий, русский-классический. Это – любовь, через себя спасающая гибнущего в не-любви и выводящая его к пониманию личности в себе.

Любовь противостоит инерции мира. Творчество и динамика противостоят нетворчеству и статике. Что значит – «мир, который мы по инерции создаем день за днем, полон зла»? Инерционный, инверсионный, статичный мир не способен к творчеству. И все это – инерция, инверсия, статика, серость, вместе взятые как явление культуры – все это зло. Потому что историческая инерция мира не нацелена на прорыв к новизне, на переосмысление и самообновление и потому что субъект такого мира «не умеет создавать ничего другого», он не умеет любить. Действительно, зачем человеку, который кроме инерции не умеет создавать ничего другого, любовь?

Конец постмодернизма в России? Читая скандальные произведения, я уж думал, что пришел конец пушкинско-лермонтовской тенденции в русской литературе – совсем ее забьют секс, мат, насилие и цинизм. Но нет. Оказывается, ищет еще русский человек любовь как путь к новому основанию. Значит, постмодернизм в его российской интерпретации еще не разрушил самого основного нашего гуманистического завоевания – потребности человека быть личностью в любви как основания культуры. Задача человека, по Пелевину, чисто классическая, новоевропейская, модернизационная – «разорвать порочный круг инерции». И сделать это можно с помощью любви, потому что «любовь имеет совсем иную природу». Так что же – противостояние любви-динамики и сложившейся культуры-статики это возврат к новоевропейскому модерну и конец постмодернизма в России? Начало конца?

И да, и нет.

Да - потому что возвращение Пелевина к смыслу любви как разрушающему смысл культурной статики, «инерции», кладет конец попыткам постмодернистов создать культуру и мораль без субъекта. Для России это возврат к методологии Пушкина и Лермонтова. К субъектному мышлению. Влюбленный у Пелевина, как и у Пушкина и Лермонтова, становится субъектом формируемого им нового мира.

Нет - потому что пелевинская личность, которая ищет любовь как вечно новое основание своего мышления никогда в истории России не была так свободна как в «Священной книге оборотня».

Посудите сами, пушкинские персонажи, через любовь разрушающие «инерцию» мира, явно или неявно нацелены на то, чтобы либо сформировать супружеские отношения, либо осуществлять тайные любовные связи, что не менее «инерционно». Правда, у Лермонтова есть Демон, который эти цели перед собой не ставит. Но он ставит другую, не менее традиционную, «инерционную» – служить женщине, «служить тебе, дышать тобой». Тургеневская женщина также «инерционна» – она либо хочет идти за мужчиной как за нравственным лидером, либо создать с ним семью, либо служить обществу. Примерно в том же духе «инерционна» Ольга из романа Гончарова «Обломов» и в еще большей степени Вера из его романа «Обрыв». Казалось бы, совершенно свободна от «инерции» Анна Каренина Л. Толстого. Но это не так. Анна полагает, что смыслы любящих людей только взаимопроникают, и не понимает, что они одновременно взаимоотталкиваются. Не видит, что мир Алексея Вронского имеет свою бесконечность, а ее мир – свою, и эти бесконечности как два способа любить всегда совпадают лишь частично. Абсолютизируя смысл своей свободы, она хочет ограничить его свободу. Это совершенно традиционная «инерция». Образ сильной русской женщины, жертвенно спасающей слабого русского мужчину, один из любимых в русской литературе, начиная с Тургенева. Но и этот образ несет в себе то, что Пелевин называет «инерцией», потому что такое спасение не делает русского мужчину сильнее. Спасаемый, он продолжает ныть, быть слабым и разрушать жизнь.

И поэтому становится особенно важным, что современная скандальная русская литература перестает утирать сопли русскому мужчине, она вообще перестает кого-либо жалеть и утешать. Герой, «слабый человек», может мучиться от внутренних противоречий и бежать из России, как у Пелевина, но не господствует уже в русской литературе «жалистная» интонация «Шинели», «Белых ночей», «Вишневого сада», нет уже стенаний по поводу неспособности русского человека сделать правильный выбор. Изменилась интонация и в анализе социальной патологии, и в выражении способности принимать эффективные решения, и это великий знак грядущего сдвига в русской культуре. Родилось предчувствие нового человека в России – субъекта нового российского многообразия. И в том, что это предчувствие у писателей, наконец, появилось, заслуга постмодернизма.

«Любовь… срывает маски». Любовь через специфику своей коммуникации способна, по Пелевину, «срывать маску» с любовников. Срывание маски это способ проникнуть в смысл личности как основания, способ формирования личности как основания, способ поставить отношения людей на личностное основание.

В «Священной книге оборотня» любовники ищут истину-смысл жизни. Но ищут каждый в отдельности. Не вместе. Любовь – любовью, но истина дороже. Муж и жена – не одна сатана. Истина и путь к ней у каждого разный. Этот путь для каждого из них – главное. А то, что они вместе – частный случай индивидуального поиска истины. Такое расчленение смыслов любви и личности в любовной лирике подразумевалось кое-где в творчестве Пушкина. Но первая попытка понять проблему началась в лермонтовских «Я не унижусь пред тобою» и «Демоне». Писателям надо было сказать, что человек всю жизнь ищет что-то такое, что он называет истиной, смыслом жизни или еще как-то. Что на этом пути он может, например, найти любимого человека, родить детей, иметь интересную работу, добиться общественного признания, поверить в Бога или в идею. Или не иметь всего этого. Но во всех случаях личность не перестает делать главное – искать в себе то, что она называет истиной.

А любовь это иное, которое к смыслу личности и ее поиску истины может иметь отношение, а может и не иметь. На таком скандальном релятивизме строится сексуальная эмансипация, нарастающая во всем мире и играющая не последнюю роль в становлении современной личности и мировой культуры. Именно с этого разрушительного релятивизма начались эмансипация женщины, сексуальная революция, развитие либерализма в России и интеграция русского человека в процессы формирования нового культурного многообразия в мире. Но лермонтовского модерна оказалось недостаточно, чтобы окончательно расчленить смыслы «любви» и «личности». Лермонтовский Демон утопист, наивная душа. Он, полюбив, захотел и к презираемым им людям вернуться, и с презираемым им Богом примириться. Какую задачу хотел он решить, какие новые культурные формы создать? Но потребность в глобализации нарастала, и Россия все более втягивалась в ее процессы. Поэтому задача углубить анализ, чтобы создавать новые культурные формы, оставалась. Надо было довести до конца дело, начатое Лермонтовым, и сказать, что любовь сама по себе не может быть последним основанием. Последним основанием является личность, смысл личности, способность быть личностью, а любовь, наряду с другими смыслами – один из путей формирования личности как основания человеческого в человеке. Надо было сорвать маску с любви, претендующей на то, чтобы быть Богом. И надо было сорвать маску с личности, тоже претендующей на то, чтобы быть Богом. И надо было сказать, что они, как путь и цель, один без другого не могут, но для того, чтобы этот синтез состоялся, надо было разделить смыслы «любви» и «личности» друг от друга. Это разделение сделал Пелевин, потому что прошел через лед и пламень постмодернистского опыта, принял постмодернистскую критику оснований, но не абсолютизировал ее, а творчески над нею поднялся.