Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Франклин Рузвельт






 

Рузвельт разместился в здании Советского посольства. Для Черчилля это было полной неожиданностью. Ведь он предлагал президенту США поселиться в посольстве Англии, но Рузвельт отказался, сославшись на то, что он будет лучше себя чувствовать на собственной территории. И вот теперь…

– Это победа дядюшки Джо (так Черчилль называл Сталина), – с досадой повторял он. – Ох, неспроста он его у себя поселил, что-то тут не так.

Однако как раз здесь и не было ничего загадочного. Рузвельт поселился в Советском посольстве из соображений безопасности. Дело в том, что американская миссия в Тегеране находилась на окраине города, что создавало неудобную и опасную обстановку для ведения переговоров. Участникам встречи приходилось бы по несколько раз в день ездить друг к другу по узким улицам Тегерана, который (как было известно советской разведке) буквально кишел немецкими шпионами, получившими приказ Гитлера (о чем также знала советская разведка) похитить или уничтожить участников Тегеранской встречи. Предлагая Рузвельту поселиться в Советском посольстве, Сталин сказал ему о готовящемся покушении, что и стало убедительным аргументом в пользу размещения американского президента в посольстве СССР.

Как бы там ни было, но Черчилль почувствовал, что при складывающихся обстоятельствах он теряет возможность в неофициальных встречах как-то влиять на американского президента.

Что касается Рузвельта, которого паралич обеих ног сильно ограничивал в свободе передвижения, то он был только рад сокращению утомительных переездов, хлопот с погрузками и выгрузками. Большим удобством было и то, что его комнаты примыкали к большому залу, где проходили пленарные заседания конференции.

Сталин же не без основания считал, что у него появилась хорошая возможность ближе узнать Рузвельта и как политика, и как человека, и как президента.

 

* * *

 

Их первая встреча состоялась за несколько часов до пленарного заседания. Сталин пришел немного раньше условленного времени. Он неспешными шагами ходил по кабинету, обдумывая предстоящую беседу. Вошел переводчик. Сталин определил ему место за столом.

– Здесь, – сказал Иосиф Виссарионович, указав на диван, – сяду я, Рузвельта привезут в коляске, пусть он расположится слева от кресла, где вы будете хорошо его видеть.

Сталин распределил места таким образом, чтобы он лучше мог видеть лицо президента и его реакцию на обсуждаемые вопросы. Потом он подошел к столику, положил коробку с папиросами, закурил и, прохаживаясь по кабинету, опять погрузился в размышления. Он не рассчитывал на полное взаимопонимание с Рузвельтом. Сталин понимал: если даже они и придут к какому-либо согласию, то нет гарантии, что, вернувшись домой, Рузвельт не изменит своего мнения. В конце концов, на него сильное влияние оказывает его окружение, которое не испытывает никаких симпатий к коммунистам. Тем не менее нельзя сбрасывать со счетов и влияние президента на свое окружение.

Сталин продолжал ходить по кабинету, когда открылась дверь и слуга-филиппинец вкатил коляску, в которой, опираясь на подлокотники, сидел улыбающийся Рузвельт.

– Хэлло, маршал Сталин, – бодро произнес он, протягивая руку. – Я, кажется, немного опоздал, прошу прощения.

Сталин пожал холодную и сухую руку президента.

– Нет, вы как раз вовремя, – сказал он, – это я пришел раньше. Мой долг хозяина к этому обязывает, все-таки вы у меня в гостях, можно сказать, на советской территории.

– Я протестую, – рассмеялся Рузвельт. – Мы ведь твердо условились встретиться на нейтральной территории. К тому же тут моя резиденция. Это вы мой гость.

Открытая непринужденная улыбка, голос и сам вид президента вызывали у Сталина смешанное чувство симпатии и жалости к человеку, которого судьба подняла так высоко, поставив во главе одного из сильнейших государств мира, и одновременно лишила его возможности свободно передвигаться и многих радостей жизни. Это чувство не покидало Сталина на протяжении всех тегеранских встреч. Он сразу понял, что с человеком, познавшим в своей жизни великий триумф и претерпевшим большие страдания, найти общий язык будет несложно.

Они обменялись еще несколькими, малозначимыми фразами и перешли к делу.

– У вас есть предложения по поводу повестки нашей сегодняшней беседы? – спросил Сталин.

– Не думаю, что нам сейчас следует четко очерчивать круг вопросов, которые мы могли бы обсудить. Просто можно было бы ограничиться общим обменом мнений относительно нынешней обстановки и перспектив на будущее. Мне было бы также интересно получить от вас информацию о положении дел на вашем фронте.

Сталин согласился с предложением Рузвельта и рассказал о событиях, происходящих на советско-германском фронте. Затем речь зашла о будущем Франции и колониальной политике Черчилля, который чрезвычайно боится потери Индии и развала английской империи. По этим вопросам больше говорил президент, а реакция Сталина была осторожной. Он только заявил, что замечания президента очень интересны.

Осторожное отношение Сталина к высказываниям президента нельзя назвать случайным. Он знал, что всегда существует разрыв между словом и делом. Наконец, он не был уверен, что высказанные слова не станут скоро известны Черчиллю, и это не повлечет за собой обострение отношений.

 

Операция «Оверлорд»

 

Первое пленарное заседание глав правительств трех держав открылось в 16 часов. Председательствовал, по общему согласию, Рузвельт. Он же первый выступил с поздравлением участников конференции, объединенных одной целью: как можно скорее выиграть войну.

Затем выступил Черчилль. Чеканя каждую фразу, он заявил:

– В наших руках решение вопросов о сокращении сроков войны, о завоевании победы, о будущей судьбе человечества.

Сталин, приветствуя участников конференции, выразил надежду на ее успех, пожелав «использовать ту силу и ту власть, которую нам вручили наши народы».

Важнейшим вопросом тегеранской конференции был вопрос об открытии второго фронта в Западной Европе. Сталин знал, с какими проблемами ему придется столкнуться. Здесь в обязательном порядке будут всевозможные проволочки и увертки. Так было в 1941, 1942 и в 1943 годах. Не будут союзники торопиться с открытием второго фронта и в 1944 году. К такому выводу Сталин пришел после знакомства с резолюцией, которая была принята на конференции политических руководителей (без участия делегации СССР) США и Англии. В этом документе говорилось, что операция «Оверлорд» (так называлось открытие второго фронта) с учетом форсирования Ла-Манша осуществится при условии:

– Если ветер будет не слишком сильный.

– Если прилив будет как раз такой, как нужно.

– Если луна будет именно в той фазе, как требуется.

– Если предсказание погоды на то время, когда луна и прилив будут подходящие, тоже окажется подходящим.

– Если всех этих условий не будет, вторжение автоматически откладывается на месяц – когда луна снова должна оказаться в нужной фазе…

– Если у немцев к тому времени окажется в Северо-Западной Европе не более 12 подвижных дивизий резерва.

– При условии, что немцы не смогут перебросить с русского фронта 15 дивизий.

Стоило ветру подуть с большей силой или погоде не совпасть с фазой луны, как операция «Оверлорд» отменялась.

Всякому здравомыслящему человеку было ясно, что совпадение всех этих условий, от которых должно было зависеть открытие второго фронта, ни практически, ни даже теоретически немыслимо.

Сталин предполагал, что те же условия английская и американская делегации выдвинут и на Тегеранской конференции. Однако он ошибся. После его выступления, где он поднял вопрос об открытии второго фронта, выступил Рузвельт. Он сказал, что союзники готовят операцию через Ла-Манш, но из-за недостатка тоннажа не смогли еще определить сроки этой операции.

– С одной стороны, – продолжал президент, – нам бы не хотелось откладывать дату вторжения через Ла-Манш дальше мая или июня, а с другой – англо-американские войска могли бы быть использованы в Италии, в районе Адриатического моря, в районе Эгейского моря, наконец, для помощи Турции, если она вступит в войну. Это мы должны здесь решить. Мы очень бы хотели помочь Советскому Союзу и оттянуть часть германских войск с советского фронта.

Из выступления Рузвельта Сталин понял, что у союзников появилась идея открыть второй фронт не в северной части Франции, а в Италии. И он ждал подтверждения своей догадки от Черчилля. Однако тот отказался от выступления и сказал, что он сделает свое заявление после выступления Сталина.

Сталин отклонил попытку подменить открытие второго фронта в Западной Европе операциями в Средиземном море.

– Что касается того, чтобы из Италии предпринимать наступление непосредственно на Германию, то мы, русские, считаем, что для таких целей итальянский театр не годится…

Пока шел перевод выступления Сталина на английский язык, Иосиф Виссарионович вынул из кармана кителя трубку, раскрыл коробку «Герцеговины флор», взял несколько папирос, разломил их, высыпал табак в трубку, закурил, прищурился, оглядывая всех присутствующих. Когда его взгляд встретился с Рузвельтом, тот улыбнулся и лукаво подмигнул, давая понять, что он согласен с его высказыванием. Что касается Сталина, то он, догадываясь, о чем будет говорить Черчилль, парировал невысказанную им речь.

– Мы, русские, – заканчивая свое выступление, сказал Сталин, – считали и считаем, что наибольший результат дал бы удар по врагу в северной или северо-западной части Франции.

Однако Черчилль, как бы не услышав выступления Сталина, стал убеждать участников конференции в преимуществах итальянского театра военных действий перед открытием второго фронта в Северной Франции.

Сталин и Рузвельт не реагировали на слова английского премьера. Однако Черчилля это не смущало.

– Представляют ли интерес для Советского правительства наши действия в восточной части Средиземного моря, которые, возможно, вызвали бы некоторую отсрочку операции через Ла-Манш? – спрашивал он и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Если мы возьмем Рим и блокируем Грецию с юга, то дальше мы можем перейти к операциям в Западной и Южной Франции.

Сталин понимал, к чему клонит Черчилль. Его возмущали эти хитроумные маскировочные увертки по срыву открытия второго фронта. Стоит ему сейчас согласиться с проведением операции в Италии, как завтра Черчилль скажет, что у них не хватило сил для проведения операции в Северной Франции. И он принял решение не сдавать своих позиций и настаивать на своем. В открытии второго фронта была острая, насущная потребность. Красная Армия воюет с общим врагом, а союзники хитрят, выгадывают и хотят, как в басне, «без драки попасть в большие забияки».

Сталин, пристально глядя на Черчилля, твердо заявил:

– За базу всех операций, где бы они не проводились, нужно взять операцию «Оверлорд», и постараться не разбрасывать силы.

Черчилль поддержал предложение Сталина о необходимости сосредоточения сил на операции «Оверлорд», но тут же невзначай добавил, что еще нужно взять Рим и провести операцию на Балканах.

– До начала операции «Оверлорд» шесть месяцев, – говорит он, – и мы не хотим, чтобы наша армия бездействовала в Италии.

Но Сталин уже догадался об истинных целях Черчилля. Тот беспокоится не о помощи Красной Армии, не о скорейшем окончании войны, а преследует чисто политические цели. Он намерен отрезать путь в Европу наступающей Красной Армии, создать в Югославии, Польше и в других странах марионеточные правительства, враждебно настроенные к Советскому Союзу. Практически он хочет создать тот «санитарный кордон», который он пытался и фактически организовал после Октябрьской революции. Разумеется, он не сказал этого вслух, а бросил только реплику:

– По Черчиллю выходит, что русские требуют от англичан, чтобы они бездействовали.

Черчилль сделал вид, что не замечает иронии Сталина, и продолжал гнуть свою линию.

– Операции в Италии и на Балканах, – говорил он, – скуют немецкие войска и не позволят перебросить их на русско-германский фронт. Таким образом, мы окажем помощь Красной Армии. Если же мы не проведем этих операций и немецкие войска останутся в районе Средиземного моря, то в момент проведения операции «Оверлорд» они будут переброшены в Северную Францию, и успех операции «Оверлорд» не может быть гарантирован.

Рузвельт не вмешивался в дискуссию между Черчиллем и Сталиным, но, когда он увидел, что атмосфера накалилась до предела, предложил поручить военной комиссии обсудить нерешенные вопросы.

– Не нужно никакой комиссии, – возразил Сталин, – ибо мы имеем больше прав, чем военная комиссия, и можем решать любые вопросы.

– Что касается сроков проведения операции «Оверлорд», – поддерживая предложение Рузвельта о создании комиссии, продолжал Черчилль, – то если будет решено провести расследование…

– Мы не требуем никаких расследований, – резко сказал Сталин. Он вдруг почувствовал, что терпение его кончается и ему все труднее держаться в рамках дипломатического этикета.

Но все же взял себя в руки и выдержал паузу.

– Если можно задать вопрос, – сказал он наконец, – то я хотел бы спросить англичан, верят ли они в операцию «Оверлорд» или они просто говорят о ней для того, чтобы успокоить русских?

Черчилль, отбросив всяческую маскировку, пошел ва-банк.

– Операция «Оверлорд» состоится, – сказал он, – если налицо будут известные вам условия.

Сталин помнил об условиях англичан, при которых, по их мнению, высадка через Ла-Манш может быть успешной. Напоминая об этих условиях, Черчилль давал понять, что если они не будут соблюдены, то операция «Оверлорд» может вообще не состояться.

Это была та капля, которая переполнила терпение Иосифа Виссарионовича. Он почувствовал, что дальнейшие переговоры в таком духе бессмысленны. Обращаясь к Молотову и Ворошилову, он сказал:

– Идемте, нам здесь делать нечего. У нас много дел на фронте.

Черчилль стушевался, покраснел и заерзал в кресле. Он понял, что перегнул палку, что подобный разговор со Сталиным недопустим, и пробормотал, что его «не так поняли».

Чтобы разрядить атмосферу, вмешался Рузвельт.

– Мы очень голодны, – сказал он. – Поэтому я предложил бы прервать заседание на обед, которым сегодня обещал угостить нас маршал Сталин…

 

* * *

 

Страсти немного улеглись и обед, как обычно говорят, прошел в дружественной обстановке. Старались говорить на отвлеченные темы, среди которых на первом месте стояли гастрономические. Вспомнив, что во время прошлого завтрака Рузвельту особенно понравилась лососина, Сталин распорядился, чтобы доставили «рыбку» для подарка американскому президенту. Вскоре появились четыре рослых молодца в военной ферме. Они несли рыбину метра два длиной и полметра в диаметре. Процессию замыкали два повара-филиппинца и работник американской службы безопасности. Чудо-рыба вызвала живой интерес Рузвельта и всех присутствующих, что еще больше разрядило обстановку на переговорах.

Когда перешли в соседнюю комнату, где подавали кофе, то уже говорили о дружбе, родившейся в глухую годину войны. Черчилль сказал, что он уверен в скорой победе.

– Я полагаю, что бог на нашей стороне, – сказал он, – я сделал все, чтобы он стал нашим верным союзником.

Сталин хитровато посмотрел на Черчилля и тут же ответил:

– Ну а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол – коммунист, а бог, несомненно, добропорядочный консерватор.

Все рассмеялись.

 

* * *

 

На второй день, когда за завтраком собрались руководители трех держав, Рузвельт с подчеркнутой торжественностью сделал заявление.

– Господа, – сказал он, – я намерен сообщить маршалу Сталину приятную для него новость. Сегодня объединенные штабы с участием британского премьера и американского президента приняли следующее решение: операция «Оверлорд» намечается на май 1944 года.

Сталин внешне спокойно воспринял это заявление. Однако внутренне он ликовал – наконец-то удалось сломить саботаж союзников с открытием второго фронта. Он также был убежден, что в таком решении немалая заслуга Рузвельта, который теперь, после известия об объявлении Советским Союзом войны Японии, был больше Черчилля заинтересован в скорейшем окончании войны в Европе.

– Я удовлетворен этим решением, – коротко сказал Сталин.

На пленарных заседаниях обсуждали проблемы Турции, Польши, послевоенное устройство мира и англо-американский план расчленения Германии.

Та встреча в Тегеране трех глав правительств воюющих государств и ее решения стали историческими. Но Сталин прекрасно понимал, что уступка союзников с открытием второго фронта была не только результатом его дипломатических усилий, но и побед Красной Армии, которая перемалывала немецкие войска на полях сражений.

Кроме того, сговорчивость союзников была обусловлена еще и боязнью, что Красная Армия первая войдет в Берлин и займет важные политические, экономические и военно-стратегические центры Германии.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.012 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал