Неоконченные предания Нуменора и Средиземья, Алдарион и Эрендис: жена моряка, 1

Менельдур был сыном Тар-Элендила, четвертого Короля Ну'мено'ра. Он был третьим ребенком короля: у него были две сестры по именам Сильмариэнь и Исилме {Isilm? }. Старшая вышла за Элатана Анду'ниэского {And? ni? }, и сыном их был Валандил, Правитель Анду'ниэ, от которого много позже пошли роды Королей Гондора и Арнора в Средиземье.

Менельдур был человеком тихим, не гордым, и упражнялся более в размышлениях, нежели в телесных занятиях. Он горячо любил землю Ну'мено'ра и все, что есть в ней, но не заботился о Море, лежавшем вокруг него; ибо глядел он за пределы Средиземья: он обожал звезды и небо. Все, что мог он найти в учениях Эльдара и Эдайна об Эа и глубинах, лежащих вокруг Царства Арды, он внимательно изучал, и больше всего на свете любил он наблюдать за звездами. В Форостаре, на самом севере острова, где воздух был наиболее прозрачен и чист, он выстроил башню, с которой по ночам обозревал небеса и изучал движения небесных светил.

Когда Менельдур принял Скипетр [Может быть, все-таки наследование Скипетра? Или принятие Скипетра в данном контексте обозначает именно это, а не коронацию, как показалось мне? (Прим. Перев.)], ему пришлось покинуть Форостар и поселиться в большом Королевском дворце в Арменелосе. Он был добрым и мудрым королем, хотя никогда не упускал ни дня, который мог потратить на обогащение своих знаний о небе. Женой его была женщина великой красоты по имени Алмариань. Она была дочерью Веантура {V? antur}, Капитана Королевского Флота при Тар-Элендиле; и, хоть сама она любила море не больше, чем это было свойственно всем женщинам той земли, сын ее более пошел в Веантура, ее отца, нежели в Менельдура.

Сыном же Менельдура и Алмариани был Анардил, впоследствии среди Королей Ну'мено'ра известный как Тар-Алдарион. У него было две младших сестры, Айлинэль и Альмиэль, и старшая из них вышла за Орхалдора {Orchaldor}, потомка Дома Хадора, отец которого Хатолдир {Hatholdir} состоял в тесной дружбе с Менельдуром; и сыном Орхалдора и Айлинэли был Соронто, о котором еще будет рассказано здесь.
Алдарион - ибо так он зовется во всех сказаниях - скоро вырос мужем статным и сильным, могучим умом и телом, и был он золотоволосым, как его мать, и спорым на милость и щедрость; но был он куда горделивее, чем его отец, и становился все более и более своевольным. С самого раннего возраста он любил Море, и душою стремился к корабельному делу. Он мало любил северные земли, и все время, которое отпускал ему отец, проводил на берегах моря, большей частью близ Ро'менны, где была главная гавань Ну'мено'ра, и где находились самые большие верфи и жили самые умелые корабелы. Отец его много лет не препятствовал ему в этом, так как ему по сердцу было то, что Алдарион крепнет и трудится руками и головой.

Веантур, отец матери Алдариона, очень любил внука, и Алдарион часто жил в доме Веантура на южном берегу устья Ро'менны. У этого дома была собственная пристань, и на ней всегда стояло много небольших шлюпок, ибо Веантур никогда не путешествовал посуху, если мог добраться водой; и там, еще ребенком, Алдарион выучился грести, а позже - и ходить под парусом. Еще до того, как вырос он, он уже мог провести корабль с большим экипажем от одной гавани до другой.

Случилось однажды, что Веантур сказал своему внуку: - Анардилья, подходит весна, и с ней - день твоего совершеннолетия. - Ибо в тот апрель Алдариону исполнялось двадцать пять лет. - Я придумал, как достойно отметить этот день. Мне лет уже много больше, и я не думаю уже, что часто доведется мне покидать свой славный дом и благословенные берега Ну'мено'ра; но хотя бы раз еще я хочу выйти в Великое Море и развернуться навстречу северным и восточным ветрам. В этом году ты поплывешь со мной, и мы пойдем в Митлонд {Mithlond}, и увидим высокие синие горы Средиземья и зеленую страну Эльдара у их подножий. Тепло примут тебя Ки'рдан {C? rdan} Корабельщик и Король Гил-Галад {Gil-galad}. Поговори об этом со своим отцом.
Когда Алдарион рассказал об этом замысле отцу и попросил у него разрешения отплыть, как только подуют благоприятные весенние ветры, Менельдур неохотно согласился. Он помрачнел, словно почувствовал, что большее стоит за этим плаваньем, чем может угадать его сердце. Но, посмотрев на сияющее лицо сына, он ничем не выказал своих мыслей.

- Поступай, как велит тебе сердце, ОНЬЯ. - сказал он. - Я буду очень скучать по тебе; но раз Веантур будет капитаном, то, милостью Валаров, я буду жить доброй надеждой на твое возвращение. Только не подпади под чары Большой Земли, ты, которому однажды придется стать Королем и Отцом этого Острова!

Так случилось, что в утро, полное ясного солнца и светлого ветра теплой весны семьсот двадцать пятого года Второй Эпохи сын Королевского Наследника Ну'мено'ра отчалил от берега; и еще до захода солнца увидел он, как сверкающий остров тонет в море, и последним скрывается вершина Менельтармы, темным пальцем против садящегося солнца.

Говорится, что Алдарион собственноручно вел дневники всех своих путешествий в Средиземье, и что они долгое время хранились в Ро'менне, но потом все были утеряны. О первом его путешествии известно немногое, помимо того, что он вступил в дружбу с Ки'рданом и Гил-Галадом, побывал в Линдоне на западе Эриадора, и дивился всему, что видел. Он не возвращался более двух лет, и Менельдур был в сильном беспокойстве. Говорится, что задержался Алдарион из любопытства - он жаждал научиться от Ки'рдана всему, чему только мог, и в деле строительства и вождения кораблей, и в постройке волноломов и молов для отражения ярости моря.

Великая радость наполнила Ро'менну и Арменелос, когда люди увидели большой корабль " НУ'МЕРРА'МАР", что значит " Крылья Запада", поднимающийся из моря, алея в закатном солнце золотыми парусами. Лето уже почти подошло к концу, и близился день ЭРУХАНТАЛЭ {ERUHANTAL? }. Когда Менельдур встретился с сыном в доме Веантура, ему показалось, что Алдарион стал выше ростом, и ярче стали глаза его; но взгляд их был устремлен вдаль.

- Что из виденного тобой, ОНЬЯ, в дальних твоих путешествиях, стоит в твоей памяти живее всего?
Алдарион же молчал, глядя на восток в ночную тьму. Наконец он ответил, но тихо, словно говоря сам с собой:
- Дивный народ эльфов? Зеленые берега? Горы, окутанные облаками? Беспредельные страны, укрытые туманом и тенью? Я не знаю.

Он умолк, и Менельдур понял, что он не высказал всего, что было у него на душе. Ибо Алдарион был очарован Великим Морем и одиночным плаванием вдали от всех берегов, по воле ветров, в клочьях пены, взрезаемой носом корабля, к неизвестным берегам и гаваням; и эта любовь и это стремление не оставили его до конца его жизни.

Веантур более не покидал Ну'мено'ра; " Ну'мерра'мар" же он подарил Алдариону. Через три года Алдарион снова выпросил разрешения отплыть, и отправился в Линдон. Три года был он в плавании; и спустя немного времени предпринял еще одно путешествие, которое продлилось на четыре года, ибо говорится, что ему мало уже было плавания в Митлонд, и он начал обследовать побережье к югу за устьями Барандуина, Гватло' {Gwathl? } и Ангрена, и обогнул черный мыс Рас Мортиль {Morthil}, и увидел великий залив Белфалас и горы страны Амрота {Amroth}, где еще живут до сих пор эльфы-нандоры.

На тридцать девятом году жизни Алдарион вернулся в Ну'менор и привез дары от Гил-Галада своему отцу; ибо на следующий год, как давно уже было объявлено, Тар-Элендил вручил скипетр своему сыну, и Тар-Менельдур стал королем. Тогда Алдарион сдержал на некоторое время свою страсть, и оставался дома ради спокойствия своего отца; и в те дни он пустил в ход знания о кораблестроении, полученные у Ки'рдана, и добавил к ним много от себя, и привлек множество людей к усовершенствованиям гаваней и пристаней, ибо ему все время хотелось строить все большие суда. Но тоска по морю с новой силой нашла на него, и он снова уплыл из Ну'мено'ра, и еще раз; и теперь обратился он к плаваниям, в которые нельзя было пускаться на одном корабле. Поэтому он основал Гильдию Морских Купцов {Guild of Venturers}, прославленную впоследствии; в это братство вступили все самые храбрые и отчаянные моряки, и просились в нее юноши даже из внутренних земель Ну'мено'ра, а Алдариона они назвали Великим Капитаном. В то время он, не желая жить на суше в Арменелосе, выстроил себе корабль, ставший ему жилищем; он поэтому назвал его " ЭАМБАР" {E? MBAR} и время от времени ходил на нем из одной гавани Ну'мено'ра в другую; но большую часть времени этот корабль стоял на якоре возле Тола Уйнэн: а так назывался маленький островок в заливе Ро'менны, который воздвигла там Уйнэн Владычица Морей. На " Эамбаре" располагался и Цех Морских Купцов, и там хранились записи об их великих походах; ибо Тар-Менельдур относился к предприятиям сына прохладно и не слушал рассказов о его путешествиях, считая, что они сеют семена беспокойства и стремления овладевать чужими землями.

В то время Алдарион отошел от своего отца и перестал разговаривать с ним открыто о своих делах и замыслах; но Королева Алмариань поддерживала сына во всех его начинаниях, и Менельдуру приходилось соглашаться с ходом событий. Ибо Морские Купцы росли в числе и поднимались в почете; они назвали себя УЙНЭНДИЛИ, поклонники Уйнэн; и осаждать и сдерживать их Капитана становилось все труднее. Корабли ну'мено'рцев в те дни становились все больше и вместительнее, пока они не стали способны совершать дальние плавания со множеством людей и большими грузами на борту; и Алдарион часто отлучался из Ну'мено'ра. Тар-Менельдур стал во всем противиться сыну, и наложил запрет на вырубку деревьев Ну'мено'ра для нужд судостроения; тогда Алдарион подумал, что лес можно найти в Средиземье; он стал искать там гавань для починки своих кораблей. В путешествиях вдоль берегов он с восторгом глядел на огромные леса; и в устье реки, которую ну'мено'рцы назвали Гватир {Gwathir}, Река Тени, он основал Виньялондэ {Vinyalond? }, Новую Гавань.

Но когда без малого восемьсот лет прошло с начала Второй Эпохи, Тар-Менельдур повелел своему сыну остаться в Ну'мено'ре и на время прекратить плавания на восток; ибо он хотел провозгласить Алдариона Королевским Наследником, как делали это другие Короли до него при вступлении Наследника в этот возраст. На это время Менельдур и его сын примирились, и между ними воцарилось согласие; и посреди веселого пира, на сотом году жизни Алдарион был провозглашен Наследником и получил от отца титул и полномочия Начальника Кораблей и Гаваней Ну'мено'ра. На пир в Арменелосе явился из своего поместья на западе Острова и некто Берегар, и с ним его дочь Эрендис. Королева Алмариань отметила ее редкую в Ну'мено'ре красоту; ибо Берегар своим древним родом происходил из Дома Беора {B? or}, хотя и не принадлежал к царственной ветви Элроса, и Эрендис была темноволоса, стройна и изящна, и глаза ее, как у всех в ее роду, были серые и ясные. Эрендис же смотрела во все глаза на Алдариона, и не видела ничего вокруг себя, кроме его величавой красоты. Эрендис вошла в окружение Королевы, и была в чести также у Короля; но мало доводилось ей видеть Алдариона, который был занят насаждением лесов, ибо в те дни он заботился о том, чтобы в будущем у Ну'мено'ра не было недостатка в строевом лесе. Спустя немного времени в Гильдии Морских Купцов начались волнения, ибо Купцы не довольствовались редкими и короткими плаваниями под началом малых капитанов; и по прошествии шести лет с провозглашения Королевского Наследника Алдарион решил снова отправиться в Средиземье. Король отпустил его холодно, ибо Алдарион не выполнил просьбу отца пожить в Ну'мено'ре и найти себе супругу; но весной того года Алдарион отправился в плавание. Зайдя же проститься с матерью, он встретил в свите Королевы Эрендис; и, увидев ее, он поразился той силе, что таилась в ней.

И Алмариань сказала ему: - Так ли надо тебе снова уплывать, сын мой Алдарион? Неужели ничто не может удержать тебя в прекраснейшей из земель смертных?

- Нет, - ответил Алдарион, - есть в Арменелосе то, что прекраснее всего, что можно найти где бы то ни было, даже в странах Эльдара. Но моряки - люди с двумя душами, и вечно в войне с самими собой; страсть к Морю все держит меня.

Эрендис решила, что сказанное было сказано и для нее; и с того времени сердце ее было полностью отдано Алдариону, хотя и без надежды. В те дни ни по закону, ни по обычаю не было необходимости, чтобы члены королевского дома и даже Королевские Наследники сочетались браком только с потомками Элроса Тар-Миньятура; но Эрендис казалось, что Алдарион слишком высокого положения для нее. С той поры она ни на кого не смотрела, и отвергала все сватовства.

Прошло семь лет, прежде чем Алдарион вернулся, привезя с собой много золота и серебра; и он поговорил с отцом о своем путешествии и своих свершениях. Но Менельдур сказал:

- Лучше бы ты был со мною, чем добывал какие-то известия или дары в Темных Землях. Это - дело купцов и посыльных, а не Королевского Наследника. Для чего лишнее серебро и золото, кроме как для того, чтобы в гордыне употреблять его там, где подошло бы и другое? Королевскому дому нужен человек, который знает и любит эту землю и ее народ, которым ему править.

- Разве я каждый день не знаюсь с людьми? - ответил Алдарион. - Я могу вести их и править ими, как захочу.
- Скажи лучше - с некоторыми из людей, нравом схожими с тобой. возразил Король. - А в Ну'мено'ре есть еще женщины, и их немногим меньше, чем мужчин; а, кроме твоей матери, которой, и верно, можешь ты править, как хочешь, что ты знаешь о них? А ведь тебе когда-нибудь придется жениться.

- Когда-нибудь! - сказал Алдарион. - Но не раньше, чем придется; и еще позже, если кто-нибудь станет пытаться женить меня насильно. У меня есть дела поважнее, потому что к ним лежит моя душа. " Постыла жизнь жене моряка"; а моряк, который одинок и не прикован к берегу, может плыть дальше и лучше знает, как обращаться с морем.

- Дальше, но с меньшим смыслом. - возразил Менельдур. - И не тебе " обращаться с морем", сын мой Алдарион. Разве ты забыл, что Эдайн живет здесь по милости Владык Запада, что Уйнэн добра к нам, а Оссэ {Oss? } усмирен? Наши корабли хранимы, и не наши руки ведут их. Потому не возгордись, не то милость покинет тебя; и не думай, что она будет на тех, кто без нужды играет своей жизнью на скалах неведомых берегов или в землях сумеречных людей.

- Тогда для чего же хранимы наши корабли, - спросил Алдарион, если им нельзя плавать ни к каким берегам и нельзя искать еще невиданного?

Больше он не разговаривал с отцом об этом, но проводил свои дни на " Эамбаре" в обществе Морских Купцов, а также в постройке корабля, большего, чем все, которые он строил раньше: этот корабль он назвал " ПАЛАРРАН", " Дальний Странник". Но теперь он часто встречался с Эрендис - и это было устроено Королевой; а Король, узнав об их встречах, волновался, но не расстроился.

- Добрым делом было бы исцелить Алдариона от его непокоя, сказал он, - до того, как он покорит сердце какой-нибудь женщины.

- Чем же исцелить его, если не любовью? - спросила в ответ Королева. - Эрендис еще молода. - возразил Менельдур, но Алмариань ответила: - У рода Эрендис не такая долгая жизнь, какая дарована потомкам Элроса; и сердце ее уже покорено.

" Паларран" был закончен, и Алдарион снова стал готовиться к отплытию. На этот раз Менельдур разгневался, хотя Королева и уговорила его не применять к сыну королевскую власть. Здесь нужно сказать о таком обычае: когда от Ну'мено'ра в Средиземье отчаливал корабль, женщина, чаще всего из рода капитана, водружала на бушприт его Зеленый Венок Возвращения, сплетенный из ветвей дерева ОЙОЛАЙРЭ {OIOLAIR? }, что значит " вечное лето" - это дерево подарили ну'мено'рцам эльдары, сказав, чтобы они носили его на своих кораблях в знак дружбы с Оссэ и Уйнэн. Листья этого дерева всегда были зелены, сочны и духовиты; и оно хорошо росло на морском воздухе. Но Менельдур запретил Королеве и сестрам Алдариона доставить венок ОЙОЛАЙРЭ в Ро'менну, где стоял " Паларран", сказав, что он не даст сыну своего благословения, потому что тот отправляется против его воли; и Алдарион, услышав об этом, сказал:

- Если мне суждено отправиться без благословения и без венка пусть будет так.

Королева опечалилась; но Эрендис сказала ей: - ТАРИНЬЯ, если ты сплетешь венок из ветвей эльфийского дерева, я принесу его в гавань, с твоего позволения; ведь мне Король не запретил этого.

Моряки сочли дурным знамением то, что Капитану приходится отчаливать без благословения; но когда все уже было готово, и матросы собирались выбирать якоря, появилась Эрендис, хотя она и не любила шума и толкотни большой гавани и крики чаек. Алдарион радостно и удивленно поприветствовал ее; а она сказала:
- Я принесла тебе Венок Возвращения, господин - от Королевы. - От Королевы? - переспросил Алдарион другим уже голосом. - Да, господин, сказала она, - но я просила ее изволения на это. Не одна твоя семья будет рада твоему возвращению, да случится это скорее.

И тогда Алдарион впервые посмотрел на Эрендис с любовью; и долго стоял он на корме, глядя на берег, пока " Паларран" уходил в море. Говорится, что он спешил вернуться из того похода и отсутствовал меньше, чем собирался; а вернувшись, он привез подарки для Королевы и ее фрейлин, но самый богатый подарок - большой алмаз - для Эрендис. Холодно приветствовал на этот раз сына Король; и упрекнул Менельдур его, сказав, что такой подарок не подобает делать Королевскому Наследнику, иначе как в залог помолвки; и потребовал, чтобы Алдарион объявил, что у него на уме.

- В знак благодарности привез я его - ответил тот, - сердцу, что было теплым тогда, когда остальные охладели.

- Холодное сердце не исторгнет тепла из других сердец ни при прощании, ни при встрече. - сказал Менельдур; и он еще раз попросил Алдариона подумать о женитьбе, хотя и не говорил об Эрендис.

Алдарион же не думал об этом вовсе, ибо он всегда противился тем более, чем более понуждали его; и стал он к Эрендис еще холоднее, чем был, и задумал покинуть Ну'менор и вернуться к своим делам в Виньялондэ. Жизнь на суше томила его, потому что на своем корабле он не был подвластен ничьей воле, а Морские Купцы, сопровождавшие его в его плаваниях, испытывали к Великому Капитану только любовь и почтение. Но теперь Менельдур запретил ему уплывать; Алдарион же еще до исхода зимы снарядил семь кораблей и большую часть Морских Купцов наперекор воле Короля. Королева не решилась вызвать на себя гнев Менельдура; но ночью женщина, закутанная в плащ, пришла в гавань с венком и передала его Алдариону, сказав: " Это от Госпожи Западных Земель" - ибо так называли Эрендис - и скрылась.

В ответ на открытое неповиновение Алдариона Король сложил с него власть Начальника Кораблей и Гаваней Ну'мено'ра; он закрыл Цех Гильдии Морских Купцов на " Эамбаре" и запретил вырубку любого леса на постройку кораблей. Прошло пять лет; и Алдарион вернулся с девятью кораблями - два из них были построены в Виньялондэ - и все они были нагружены отличным лесом с берегов Средиземья. Когда же Алдарион увидел, что произошло в его отсутствие, он разгневался и сказал своему отцу:

- Если никто не рад мне в Ну'мено'ре, и нет здесь дела моим рукам, и нельзя мне здесь чинить свои корабли, то я вернусь назад, и очень быстро, потому что ветра были суровы, и мне нужно чиниться. Разве больше нечем заняться сыну Короля, кроме как глядеть в лица женщин в поисках своей суженой? Я занялся лесным делом, и был рачителен в нем; до конца моих дней в Ну'мено'ре станет больше дерева, чем сейчас, под твоим скипетром.
И, верный своему слову, в тот же год Алдарион на трех кораблях с самыми отважными из Морских Купцов уплыл снова, без благословения и без венка; ибо Менельдур наложил запрет на это всем женщинам своего двора и женам Купцов, и окружил Ро'менну дозорами.

В том плавании пробыл Алдарион так долго, что начали уже бояться за него; и сам Менельдур был обеспокоен, хотя и верил в милость Валаров, защищающую корабли Ну'мено'ра. Когда прошло десять лет с его отплытия, Эрендис наконец отчаялась и, решив, что Алдариона постигло несчастье, или же что он остался жить в Средиземье, а также и для того, чтобы избавиться от надоедливых женихов, отпросилась у Королевы, оставила Арменелос и вернулась к своей семье в Западных Землях. Но прошло еще четыре года, и Алдарион вернулся, и корабли его были жестоко потрепаны морем. Он сперва приплыл в гавань Виньялондэ, а оттуда отправился в большой поход вдоль берега на юг, заплыв дальше, чем когда-либо заплывали корабли ну'мено'рцев; но на обратном пути он попал под встречные ветра и сильные бури и, едва избежав кораблекрушения в Хараде, он приплыл в Виньялондэ и увидел, что гавань почти разрушена штормами и разграблена враждебными племенами. Трижды верховые западные ветра возвращали его с полдороги из Великого Моря, и молния ударила в тот корабль, на котором плыл он сам, и сломала мачту; и лишь тяжким трудом на большой воде удалось ему наконец добраться до гавани Ну'мено'ра. Менельдур был очень обрадован возвращению сына; но порицал его за то, что он восстал против воли отца и короля, отринув этим хранительство Валаров и рискуя навлечь ярость Оссэ не только на себя, но и на людей, доверившихся ему. Алдарион смирился, и отец простил его, не только вернув ему звание Начальника Кораблей и Гаваней, но и добавив к нему титул Управителя Лесов.

Алдарион опечалился, не найдя в Арменелосе Эрендис, но был слишком горд, чтобы отправиться искать ее; да и не мог он этого сделать кроме как для того, чтобы попросить ее руки, а он еще не хотел связывать себя узами брака. Он занялся исправлением всего того, что пришло в упадок за время его долгого отсутствия, ведь его не было почти двадцать лет; и тогда начались большие строительства, особенно в Ро'менне. Он увидел, что много леса рубится на строительство и изготовление всяческих изделий, но вырубки делаются непредусмотрительно, и мало делается посадок взамен вырубленного; и Алдарион ездил из конца в конец Острова, присматривая за лесонасаждением.

И однажды, едучи через леса по Западным Землям, Алдарион встретил женщину, чьи темные волосы развевались на ветру, а зеленый плащ был застегнут у горла пряжкой с ярким драгоценным камнем; и он принял ее за женщину из эльдаров, которые порою приплывали к той части Острова. Но она подъехала ближе, и он узнал Эрендис, и увидел, что камень на ней - один из тех, что он дарил ей; и вдруг он почувствовал, что любит ее, и ощутил всю пустоту своих дней. Эрендис, увидев его, побледнела и хотела ускакать, но он настиг ее и сказал:

- Вполне достоин я того, чтобы ты бежала прочь от меня, ведь я сам убегал так часто и так далеко! Но прости меня и останься.

Они вместе приехали в дом Берегара, ее отца, и там Алдарион открыл, что хочет обручиться с Эрендис; но та не решалась, хотя по обычаю и по жизни ее народа она была в самом возрасте для брака. Любовь ее к Алдариону не уменьшилась, и не из хитрости медлила она; но она боялась, что в войне между Морем и ее любовью в сердце Алдариона она не победит. Эрендис не хотела довольствоваться малым, чтобы не потерять все; боясь Моря и горюя о том, что деревья, столь любимые ею, вырубаются на постройку кораблей, она решила: либо она победит Море и корабли, либо они погубят ее.

Алдарион же влюбился в Эрендис всерьез, и всюду ходил с ней; он забросил гавани и верфи и все дела Гильдии Морских Купцов, и перестал валить лес, начав лишь сажать его; он был в те дни счастливее, чем во всей своей жизни, хотя понял это он, лишь оглянувшись на них много потом, уже когда старость пришла к нему. Долго уговаривал он Эрендис отправиться с ним в плавание вокруг Острова на " Эамбаре"; ибо близилось столетие основания Алдарионом Гильдии Морских Купцов, и во всех гаванях Ну'мено'ра устраивались празднества и пиры. Эрендис согласилась, преодолев страх и нелюбовь к морю; и они отплыли из Ро'менны и приплыли в Анду'ниэ на западе Острова. Там Валандил, Правитель Анду'ниэ и близкий родственник Алдариона, устроил большой пир; и на этом пиру он пил за Эрендис, назвав ее УЙНЭ'НИЭЛЬЮ, Дочерью Уйнэн, новой Владычицей Моря. Но Эрендис, сидевшая рядом с женой Валандила, возразила так, что многим было слышно:

- Не зови меня таким именем! Я не дочь Уйнэн: скорее она враг мне. И снова опасение охватило Эрендис, ибо Алдарион вернулся к своим делам в Ро'менне, и занялся строительством огромных волноломов и возведением высокой башни на Толе Уйнэн: КАЛМИНДОН {CALMINDON}, Маячная Башня, назвали ее. Когда же это было сделано, Алдарион вернулся к Эрендис и попросил ее руки; она же вновь отсрочила свадьбу, сказав:

- Я путешествовала с тобой на корабле, господин. До того, как я дам тебе свой ответ, не отправишься ли ты со мной по суше в те места, которые я люблю? Ты слишком мало знаешь об этой земле, а тебе быть ее Королем.
И они отправились вместе и поехали в Эмериэ {Emeri? }, где на зеленых травяных холмах паслись самые большие в Ну'мено'ре стада, и смотрели на белые домики пастухов и слушали блеянье отар.

Там Эрендис заговорила с Алдарионом и сказала ему: - Вот здесь смогу я жить счастливо и спокойно. - Ты сможешь жить там, где пожелаешь, женой Королевского Наследника. - отвечал Алдарион. - И Королевой - во многих прекрасных дворцах, каких пожелаешь.

- Пока ты станешь Королем, я уже состарюсь. - сказала Эрендис. А где тем временем будет жить Королевский Наследник?

- Со своей супругой, - ответил Алдарион, - когда отпустят его дела, если только она не сможет разделить их с ним.

- Я не стану делить своего мужа с Владычицей Уйнэн. - сказала Эрендис.

- Это слова. - сказал Алдарион. - Так же и я могу сказать, что не стану делить свою жену с Владыкой Лесов Оромэ {Orom? } из-за того, что она любит деревья, растущие на воле.

- Воистину, не станешь, - сказала Эрендис, - ведь ты любое дерево готов свалить в дар Уйнэн, будь твоя воля.

- Назови любое дерево, которое тебе по сердцу, и оно будет стоять до самой смерти своей. - предложил Алдарион.

- Я люблю все, что растет на этом Острове. - ответила Эрендис. И они долго ехали молча; а после этого дня расстались, и Эрендис вернулась в дом своего отца. Ему она ничего не сказала, но матери своей Ну'нет {N? neth} пересказала весь разговор с Алдарионом.

- Все или ничего, Эрендис? - сказала Ну'нет. - Так ты вела себя, как ребенок. Ты же любишь его, а он - великий человек, не говоря уже о его чине; любовь к нему нелегко будет тебе выкинуть из сердца. Женщина должна делить любовь своего мужа с его делом и с пламенем его души, иначе она делает его недостойным любви. Но я не думаю, что ты поймешь этот совет. Я же грущу потому, что настала уже пора тебе выходить замуж; и, родив прекрасное дитя, я надеялась на прекрасных внуков; а если будет их качать колыбель не в Королевском дворце, это меня не опечалит.

Совет этот и в самом деле не запал в душу Эрендис; но она поняла, что сердце ее ей не принадлежит, и дни ее пусты: более пусты, чем в те годы, когда Алдарион бывал в походах. Ибо он жил в Ну'мено'ре, но дни шли, а он больше не появлялся на западе.

Тогда Королева Алмариань, которой Ну'нет рассказала о том, что происходит, опасаясь, что Алдарион вновь станет искать себе утешения в дальнем путешествии - ибо он долго уже жил на берегу - послала Эрендис письмо, прося ее вернуться в Арменелос; и Эрендис, побуждаемая Ну'нет и велением своего сердца, послушалась. Там они помирились с Алдарионом; и весной того года, когда подошло время ЭРУКЬЕРМЕ {ERUKYERM? }, они в свите Короля поднялись на вершину Менельтармы, Священной Горы ну'мено'рцев. Когда все уже спустились оттуда, Алдарион и Эрендис остались на вершине; и они смотрели вокруг, на Остров Вестернессэ {Westernesse} [Правильная транскрипция выглядит скорее как Вестернесс, и название это следовало бы перевести с английского (прим. составителя)], покрытый весенней зеленью, и видели сияние на Западе, где вдалеке стоял Авалло'нэ {Avall? n? }, и тени на Востоке, над Великим Морем; а над ними распростерся голубой Менель. Они молчали, ибо лишь Королю разрешалось говорить на вершине Менельтармы; но когда они спускались, Эрендис приостановилась, глядя в сторону Эмериэ и дальше к лесам ее родины.

- Неужели тебе не люб Йо^за^йян {Y? z? yan}? - спросила она. Истинно, люб, - ответил Алдарион, - хоть ты, наверно, не поверишь этому. Но я думаю еще и о том, каким он может стать в грядущие времена, и о надежде и славе его народа; и думаю я, что не должен такой дар лежать в забросе и без дела.

Эрендис возразила ему, сказав: - Дары, что приходят от Валаров, а через них - от Одного, надо любить просто так, и во все времена. Они даны не для торга, не для обмена на лучшее или большее. Аданы остаются смертными людьми, Алдарион, как бы велики они ни были: и не жить нам в грядущие времена, не то как бы не потерять нынешнее, променяв его на собственную пустую выдумку. - И, сняв алмаз со своего плаща, Эрендис спросила Алдариона. - Разве ты позволишь мне обменять этот камень на что-то другое, что мне нравится?
- Нет! - ответил он. - Но ты ведь не запираешь его в сундуке. Хотя мне кажется, что слишком высоко ты носишь его: он тускнеет рядом с блеском твоих глаз.

И он поцеловал ее глаза, и тут все страхи оставили ее, и она приняла его; и так помолвились они на крутой тропе по склону Менельтармы.

Они вернулись в Арменелос, и Алдарион представил Эрендис Тар-Менельдуру невестой Королевского Наследника; и Король возрадовался, и большое веселье было в столице и по всему Острову. На помолвку Менельдур подарил Эрендис обширные земли в Эмериэ и выстроил на них для нее белый дворец. Алдарион же сказал ей:

- Много у меня еще в сундуках драгоценностей, подарков от королей дальних стран, куда корабли ну'мено'рцев принесли помощь. Есть у меня камни, зеленые, словно солнечный свет в листьях деревьев, любимых тобой.

- Нет! - сказала Эрендис. - Есть у меня уже подарок от тебя на помолвку, хоть и получила я его задолго раньше. Других камней у меня нет, и не нужно; и стану я носить его еще выше.

И он увидел, что она заказала мастерам оправить белый камень, похожий на звезду, в серебро; и по ее воле он увенчал ее этой диадемой. Она носила ее много лет, пока не пришли скорби и печали; и по ней называли ее повсюду Тар-Элестирнэ {Tar-Elestirn? }, Владычица со Звездой на Челе. Так во дворце Короля в Арменелосе и по всему Острову настало время покоя и радости, и в древних книгах записано, что невиданный урожай выдался в то золотое лето года восемьсот пятьдесят восьмого Второй Эпохи.

Только моряки Гильдии Морских Купцов из всего народа не были довольны. Уже пятнадцать лет Алдарион жил в Ну'мено'ре и не снаряжал дальних походов; и хотя он выучил многих достойных капитанов, без богатства и власти сына Короля плавания их были не такими долгими и дальними, и редко заплывали они дальше страны Гил-Галада. К тому же, на верфях подошел к концу запас дерева, ибо Алдарион забросил леса; и Морские Купцы стали просить его вернуться к делам. Алдарион уступил их мольбам; и сперва Эрендис сопровождала его в лесах, но ее опечалило зрелище деревьев, сперва срубаемых, затем пускаемых в обрез и распил. Вскоре Алдарион стал ездить один, и они бывали вместе реже.

Настал год, в который все ждали свадьбы Королевского Наследника; ибо не в обычае было, чтобы помолвка затягивалась более, чем на три года. Однажды весенним утром Алдарион выехал из гавани Анду'ниэ по дороге к дому Берегара; ибо он был зван туда, и Эрендис должна была приехать туда раньше него через остров из Арменелоса. Выехав на гребень горы, прикрывавшей гавань с севера, Алдарион обернулся и поглядел на море. Дул западный ветер, частый в эту пору года, который любили все плавающие в Средиземье, и увенчанные гребнями пены волны накатывались на берег. И тут тоска по морю вдруг охватила Алдариона, словно могучей рукой сжав его горло, и сердце его застучало, и перехватило дух. Он овладел собой и наконец повернулся спиной к морю и продолжил путь; и он выбрал ту дорогу через лес, где встретил некогда Эрендис на коне, похожую на эльфиянку - пятнадцать уже лет назад. Он почти искал ее там взглядом; но ее не было там, и желание увидеть ее подгоняло его; он приехал в дом Берегара еще засветло.

Эрендис встретила его с радостью, и он был весел; но ничего не сказал об их свадьбе, хотя все думали, что и за этим также он ездил в Западные Земли. Дни шли, и Эрендис стала замечать, что Алдарион все чаще умолкает вдруг во всеобщем веселье; и глядя на него, она то и дело ловила на себе его взгляд. И сердце ее сжималось: ибо голубые глаза Алдариона стали казаться ей холодными и серыми, и видела она в них тоску и жажду. Этот взгляд был слишком хорошо ей знаком, и она боялась того, что он означал; но она ничего не сказала ему. Ну'нет, все замечавшая, была рада этому; ведь " слова бередят старые раны", говорила она. Вскоре Алдарион и Эрендис уехали обратно в Арменелос, и чем дальше они отдалялись от моря, тем веселее снова становился Алдарион. Но о своих тяготах он ничего не сказал Эрендис: ибо в нем шла настоящая битва, и битва непримиримая.

Так шел год, и Алдарион не говорил ни о море, ни о свадьбе; но стал часто бывать в Ро'менне и среди Морских Купцов. Наконец, когда близилось уже начало следующего года, Король призвал его в свои покои; и они рады были встретиться, и любовь их друг к другу ничем не была омрачена.

- Сын мой, - спросил Тар-Менельдур, - когда ты приведешь ко мне мою долгожданную дочь? Прошло уже больше трех лет, достаточный срок. Я дивлюсь, как ты можешь выносить такую длительную отсрочку?
Алдарион молчал, и сказал наконец: - Снова находит на меня моя страсть, Атаринья. Восемнадцать лет - долгий пост. Мне трудно лежать в постели и держаться в седле, и камни твердой земли ранят мне ноги.
Менельдур опечалился и пожалел сына; но тяготы его он не мог понять, ибо сам никогда не любил корабли; и он сказал:

- Увы! Но ты помолвлен. А по законам Ну'мено'ра и по порядкам Эльдара и Эдайна мужчина не может иметь двух жен. Ты не можешь обручиться с Морем, ибо ты помолвлен с Эрендис.

Тут сердце Алдариона ожесточилось, потому что эти слова напомнили ему их разговор с Эрендис, когда они ехали по Эмериэ; и он подумал - и напрасно - что Эрендис советовалась с его отцом. Он же, когда считал, что кто-то хочет заставить его поступать по-своему, всегда поступал наперекор.

- Кузнец может ковать, конник может ездить, рудокоп может копать, будучи помолвлен. - сказал он. - Так почему же моряк не может плавать?

- Если бы кузнец по пять лет стоял у наковальни, мало было бы жен у кузнецов. - ответил Король. - И редки у моряков жены, которые выносят все, что приносит судьба, из-за их работы и их нужды. Королевский же Наследник - не моряк ни по роду занятий, ни по нужде.

- Не одна работа правит человеком. - сказал Алдарион. - И есть еще много лет, чтобы повременить.

- О, нет! - возразил Менельдур. - Ты принимаешь свой дар, как должное: надежда же Эрендис короче твоей, и годы ее летят быстрее. Она не из ветви Элроса; и она уже много лет любит тебя.

- Когда я просил ее, она молчала чуть ли не двенадцать лет. сказал Алдарион. - Я же не прошу и трети этого срока.

- Тогда она не была помолвлена. - ответил Менельдур. - Но теперь ни один из вас не волен. Если она молчала, то, я уверен, лишь из страха того, что, похоже, случилось теперь, раз ты не владеешь собой. Ты притушил этот страх, должно быть; но, хоть ты можешь и не говорить прямо, я вижу, что ты подпал под чары.

И Алдарион сказал сердито: - Лучше уж было мне поговорить со своей невестой самому, а не через посредника!

И он ушел от отца. Вскоре он сказал Эрендис о своем желании снова отправиться в плавание по большой воде, сказав, что из-за него он лишился покоя и сна. Она же, побледнев, молчала, и сказала наконец:

- Я думала, ты пришел поговорить о нашей свадьбе... - Так и будет! - заверил Алдарион. - Так и случится, как только я вернусь, если ты дождешься.

Но, увидев ее горе, он передумал: - Это будет сейчас, - сказал он, - до исхода этого года. А потом я сооружу корабль, какого еще не строили Морские Купцы, дворец для Королевы на воде. И ты поплывешь со мной, Эрендис, по милости Валаров, Яванны и Оромэ, которых ты любишь; мы поплывем к странам, в которых я покажу тебе леса, каких ты не видела; там и сейчас поют эльдары; леса, которые больше ну'мено'рских, свободные и нетронутые от начала дней, где еще слышится рог Владыки Оромэ.

Но Эрендис плакала: - Нет, Алдарион. - ответила она. - Я рада, что в мире есть еще такое, о чем ты говоришь; но я не увижу этого никогда. Ибо я не хочу этого: лесам Ну'мено'ра отдано мое сердце. И, увы! если из любви к тебе взойду я на этот корабль, то не сойду с него. Вынести это выше сил моих; едва скроется берег, я умру. Море ненавидит меня; и теперь отмстилось мне за то, что я забрала тебя у него и бегала от тебя. Иди, господин мой! Но сжалься, и не трать столько лет, сколько я уже потеряла!

Алдарион был повержен; ибо он говорил со своим отцом в пустой ярости, она же говорила в великой любви. Он не отплыл в тот год; но мало было у него радости и покоя. " Едва скроется берег, она умрет" сказал он себе. " Но скоро я умру, если не скроется он. Так если уж суждено нам прожить сколько-то лет вместе, то должен я плыть один, и скорее."

Он начал наконец готовиться отплыть по весне; и Морские Купцы были рады, как никто на всем Острове из тех, кто знал о том, что происходит. Было снаряжено три корабля, и в месяц ви'рессэ {V? ress? } они отчалили. Эрендис сама повесила зеленый венок ОЙОЛАЙРЭ на бушприт " Паларрана" и скрыла слезы, пока корабли не вышли из могучих новых волноломов гавани.

Шесть с лишним лет прошло, прежде чем Алдарион вернулся в Ну'менор. Даже Королева Алмариань была холодна к нему по возвращении, и Купцы попали в опалу; ибо люди сочли, что Алдарион слишком жесток к Эрендис. Он же и вправду задержался дольше, чем собирался; ибо гавань Виньялондэ он нашел полностью разрушенной, и море свело на нет все его труды по восстановлению ее. Люди по побережью стали бояться ну'мено'рцев, или же начали открыто враждовать с ними; и Алдарион услышал слухи о каком-то правителе в Средиземье, который ненавидит людей на кораблях. Затем, когда уже он повернул домой, с юга налетел бешеный ветер, и его занесло далеко на север. На некоторое время он задержался в Митлонде, а когда снова вывел корабли в море, их снова унесло в опасные северные воды, полные льдов, где они жестоко страдали от холода. Наконец, море и ветра успокоились, но когда Алдарион выглядывал с бушприта " Паларрана" и увидел на горизонте Менельтарму, взгляд его упал на зеленый венок - и он увидел, что тот завял. Алдарион испугался, ибо такого никогда не случалось с венками ОЙОЛАЙРЭ, пока брызги воды омывали их.

- Он замерз, капитан. - сказал моряк, стоявший рядом. - Было слишком холодно. Как же я рад снова видеть наш Столп!

Когда Алдарион пришел к Эрендис, она долго смотрела на него, но не выходила ему навстречу; и он стоял некоторое время, не зная, что сказать, чем вовсе не отличался он обычно.

- Сядь, господин мой, - сказала Эрендис, - и сперва расскажи мне о всех своих деяниях. Многое, должно быть, видел ты и совершил за эти долгие годы!

И Алдарион, запинаясь, начал, а она сидела молча и слушала, пока он не рассказал ей всю повесть о своих тяготах и задержках; и когда он закончил, она сказала:

- Благодарение Валарам, чьей милостью ты наконец вернулся. И благодарение им также за то, что я не отправилась с тобой; ибо я увяла бы быстрее любого венка.

- Твой зеленый венок попал на холод против воли. - ответил он. Но прогони меня теперь, если хочешь, и люди, я думаю, не станут винить тебя. Разве смею я надеяться, что твоя любовь окажется долговечнее дивного ОЙОЛАЙРЭ?

- Так воистину оказалось. - ответила Эрендис. - Еще не застудилась она до смерти, Алдарион. Увы! Как я могу прогнать тебя, когда вижу тебя вновь, прекрасного, как солнце после зимы!

- Так пусть же придут теперь весна и лето! - сказал Алдарион. - И пусть не вернется зима. - добавила Эрендис.

И к радости Менельдура и Алмариани свадьба Королевского Наследника была назначена на следующую весну; и так и случилось. В год восемьсот семидесятый Второй Эпохи Алдарион и Эрендис обручились в Арменелосе, и в каждом доме звучала музыка, и на улицах пели мужчины и женщины. После того Королевский Наследник и его новобрачная путешествовали по всему Острову, пока посреди лета не приехали они в Анду'ниэ, где Валандил, его правитель, приготовил им заключительный пир; и весь народ Западных Земель собрался туда из любви к Эрендис и гордости, что Королева Ну'мено'ра происходит из них.

Утром после пира Алдарион смотрел из окна спальни, выходившего на запад, на море.

- Смотри, Эрендис! - воскликнул он вдруг. - Корабль идет в гавань; и это не ну'мено'рский корабль, а такой, на какой ни мне, ни тебе не взойти, даже если захотим.

И Эрендис выглянула и увидела стройный белый корабль, окруженный белыми птицами в лучах солнца; и парус его сверкал серебром, когда, разрезая пену, он вошел в гавань. Так эльдары почтили свадьбу Эрендис из любви к народу Западных Земель, с которым более всего были они дружны. Корабль их был нагружен цветами для украшения празднества, и все, севшие за столы ввечеру, были увенчаны ЭЛАНОРОМ и сладостным ЛИССУИНОМ, чей аромат веселит сердце. Привезли они с собой также и менестрелей, певцов, что помнили песни эльфов и людей давних дней Нарготронда и Гондолина; и много эльфов, дивных и величавых, сидело меж людей за столами. Но люди Анду'ниэ говорили, что ни один из них не был прекраснее Эрендис; они же сказали, что глаза ее ясны, как глаза Морвен Эледвен {Morwen Eledhwen} былых времен или даже глаза жительниц Авалло'нэ.

Привезли эльдары также и множество даров. Алдариону они подарили саженец дерева, кора которого была белоснежной, а ствол - прямым, крепким и прочным, словно стальной; листвы же на нем еще не было.

- Благодарю вас. - сказал Алдарион эльфам. - Древесина такого дерева, должно быть, воистину драгоценна.

- Может быть; мы не знаем. - ответили они. - Ни одно из них еще не было срублено. Летом оно носит прохладную листву, а зимой - цветы. Мы ценим его за это.

Эрендис же они подарили двух птичек с золотыми клювами и лапками. Они пели друг другу на много ладов, не повторяясь ни в одной песне и трели; если же их разделяли, они тут же слетались друг к другу, и не пели поодиночке.

- Как же мне держать их? - спросила Эрендис. - Пусть летают и будут свободны. - ответил эльдар. - Мы говорили им о тебе; и они будут с тобой, где ты ни поселишься. Они живут вместе всю жизнь, а живут они долго. Быть может, в садах твоих детей будет петь множество таких птиц.

В ту ночь Эрендис проснулась, и сладостный аромат донесся до нее из окна; ночь была светла, ибо полная луна стояла на западе. Встав с постели, Эрендис выглянула в окно и увидела, как вся земля спит, одетая серебром; на подоконнике же сидели бок о бок две птички.

Когда празднества окончились, Алдарион и Эрендис отправились погостить в ее дом; и птички снова поселились на подоконнике. Через некоторое время они попрощались с Берегаром и Ну'нет и поехали обратно в Арменелос; ибо там пожелал Король поселить своего Наследника, и для них был приготовлен дворец посреди сада. Там было посажено эльфийское дерево, и эльфийские птички пели на его ветвях.

Через два года Эрендис понесла, и весной следующего года родила Алдариону дочь. С самого рождения девочка была красавицей, и все хорошела: прекраснейшая из женщин, рождавшихся в ветви Элроса, как гласят предания, кроме лишь Ар-Зимрафели {Ar-Zimraрhel}, последней. Когда пришла пора дать ей первое имя, ее назвали Анкалимэ {Ancalim? }. Эрендис радовалась в душе, ибо думала: " Теперь наверняка Алдарион захочет сына, чтобы тот стал его наследником; и еще долго он проживет со мной." Втайне она все еще боялась Моря и его власти над сердцем мужа; и хотя она пыталась спрятать этот страх, всякий раз, когда он отправлялся на верфь или засиживался с Морскими Купцами, она ревновала его. Один раз Алдарион позвал ее на " Эамбар", но, увидев в ее глазах, что она не рада этому, больше никогда не предлагал ей этого. Прожив пять лет на берегу, Алдарион снова занялся своим Лесным Хозяйством, и часто подолгу отсутствовал дома. Теперь в Ну'мено'ре и вправду было вдосталь леса, и главным образом благодаря его рачительности, но из-за того, что больше стало народу, нужда в строевом лесе и в дереве для различных работ была постоянной. Ибо в те давние дни, хоть многие и работали очень умело с камнем и металлами - ведь Эдайн в старину многому выучился у Нолдора - ну'мено'рцы любили все деревянное, в повседневных ли надобностях или же в украшениях изящной резьбы. В то время Алдарион снова много заботился о будущем, насаждая лес везде, где он вырубался, и сажал новые леса, где только была свободная земля, подходившая каким-либо деревьям. Именно тогда стали повсеместно звать его Алдарионом, и под этим именем помнят его среди тех, кто держал скипетр Ну'мено'ра. Но многим, и не только Эрендис, казалось, что он мало любит сами деревья, а заботится о них больше как о древесине для своих нужд.

Немногим иначе было и с Морем. Ибо, как давно уже сказала Ну'нет своей дочери: " Он может любить корабли, дочь моя, ибо они созданы умом и руками человека; но я думаю, не ветра и не большие воды так терзают его сердце, и не неведомые земли, а какой-то огонь в душе его или какая-то мечта, преследующая его." И это, должно быть, было близко к истине; ибо Алдарион был прозорлив и предвидел те дни, когда народу понадобится больше места и больше богатства; и, сознавал ли он это ясно сам или нет, он мечтал о славе Ну'мено'ра и могуществе его Королей, и искал, куда шагнуть им, чтобы возвеличить свои владения. Поэтому вскоре он от лесничества вернулся к кораблестроению, и ему привиделся могучий корабль, похожий на крепость, с высокими мачтами и парусами, широкими, как облака, несущий на себе людей и грузов с целый город. И на верфях Ро'менны заработали пилы и молотки, и наконец, из малых частей собрался огромный скелет со множеством ребер; люди дивились на него. " ТУРУФАНТО" {TURUPHANTO}, " Деревянный Кит", называли его, но имя ему было другое.

Эрендис узнала об этом, хотя Алдарион не говорил ей, и встревожилась. Однажды она наконец сказала ему:
- Что там за возня с кораблями, Начальник Гаваней? Разве не хватит с нас? Сколько прекрасных деревьев было срублено до срока в этом году? - Она говорила полушутя, и улыбалась.

- Мужчина на земле должен трудиться, - отвечал он, - даже если у него прекрасная жена. Деревья растут и падают. Я вырастил их больше, чем срублено. - Он тоже говорил весело, но не смотрел ей в глаза; и больше они не разговаривали об этом между собой.

Но когда Анкалимэ почти исполнилось четыре года, Алдарион наконец открыто объявил Эрендис о своем желании снова покинуть Ну'менор. Она сидела молча, ибо он не сказал ей ничего, чего бы она сама не знала; и слова были напрасны. Он подождал до дня рождения Анкалимэ, и расстарался для нее в тот день. Она смеялась и веселилась, хотя остальные в доме были невеселы; и когда она пошла ко сну, она спросила отца:

- ТАТАНЬЯ, ты возьмешь меня с собой этим летом? Я хочу увидеть белый дворец в стране овечек, про который рассказывала МАМИЛЬ.

Алдарион не ответил; на следующий день он покинул дом и не возвращался несколько дней. Когда все было готово, он зашел попрощаться с Эрендис. В ее глазах против ее воли появились слезы. Эти слезы огорчили его, и смутили, ибо он решился уже и скрепил свое сердце. - Довольно, Эрендис! - сказал он. - Восемь лет я жил здесь. Нельзя приковать золотой цепью сына Короля, кровь Туора и Эарендила {E? rendil}! И не на смерть я отправляюсь. Я скоро вернусь.

- Скоро? - переспросила она. - Но годы беспощадны, и ты не вернешь их с собой. А мои годы короче твоих. Молодость моя убегает; а где мои дети, и где твой наследник? Слишком долго и слишком часто в последнее время моя постель холодна.

- Часто в последнее время мне казалось, что ты этого хочешь. сказал Алдарион. - Но не будем ссориться, если мы думаем по-разному. Взгляни в зеркало, Эрендис! Ты прекрасна, и ни старость не бросает ни тени на тебя. Ты еще можешь подарить немного времени моей величайшей надобности. Два года! Лишь два года я прошу!
Эрендис ответила: - Скажи лучше " два года возьму я, хочешь ты того, или нет". Что ж, возьми два года! Но не больше. Сын Короля крови Эарендила должен держать свое слово.

На следующее утро Алдарион заторопился прочь. Он поднял на руки Анкалимэ и поцеловал ее; она обняла его, но он усадил ее и ускакал. Вскоре из Ро'менны отчалил огромный корабль. Он назвал его " ХИРИЛОНДЭ" {HIRILOND? }, " Искатель Гавани"; но отплыл он с Ну'мено'ра без благословения Тар-Менельдура; и Эрендис не пришла в гавань с зеленым Венком Возвращения, и не послала Венка. Алдарион хмуро стоял на носу " Хирилондэ", на который жена капитана повесила большую ветвь ОЙОЛАЙРЭ; и не оглядывался назад, пока Менельтарма не скрылась в сумерках.

Весь тот день Эрендис просидела одна в своем покое, горюя; но в глубине своего сердца она почувствовала новое - холодную злость, и любовь ее к Алдариону была смертельно ранена. Она ненавидела Море; а теперь и на деревья, которые когда-то любила, она не желала смотреть, ибо они напоминали ей мачты больших кораблей. Потому она вскоре оставила Арменелос и отправилась в Эмериэ посреди Острова, где повсюду ветер разносил во все стороны блеяние овец.

- Оно слаще моему слуху, чем вопли чаек. - сказала она, встав в дверях своего белого дворца, подарка Короля; а дворец стоял на западном склоне холма, и вокруг его зеленый луг без ограды или стены переходил в пастбище. Туда она взяла с собой Анкалимэ, и они жили там вдвоем. В доме Эрендис были только служанки; и она всячески старалась воспитать дочь на свой лад, внушая ей неприязнь к мужчинам.

Анкалимэ редко видела мужчин, ибо у Эрендис не было хозяйства, а немногие ее работники и пастухи жили на подворье поодаль. Другие же мужчины не приезжали туда, кроме редких гонцов от Короля; а те сразу старались уехать оттуда, потому что холод этого дома гнал их прочь; а в доме они говорили лишь вполголоса.
Однажды утром в Эмериэ Эрендис разбудило пение птиц; на подоконнике ее окна сидели эльфийские птички, которые жили в ее саду в Арменелосе, и которых она забыла там.

- Глупые певуны! Летите прочь. - сказала она. - Здесь не место вашей радости.

И птички умолкли и поднялись над деревьями; трижды они облетели дом и улетели к западу. В тот же вечер они сели на окно в доме ее отца, где она жила с Алдарионом по пути с пира в Анду'ниэ; и там Ну'нет и Берегар нашли их наутро следующего дня. Но едва Ну'нет протянула к ним руки, они вспорхнули и полетели прочь, и она проводила их взглядом, пока они не стали пылинками в солнечных лучах, умчавшись к морю, туда, откуда они появились.

- Значит, он снова ушел и оставил ее. - сказала Ну'нет. - Почему же она не дала нам знать? - вздохнул Берегар. - И почему она не приехала домой?

- Она дала знать. - ответила Ну'нет. - Ведь она отпустила эльфийских птичек, а это было зря. Недоброе это предвещает. Почему, почему, дочь моя? Ведь ты же знала, на что идешь! Оставь ее, Берегар, где бы она ни была. Здесь больше не ее дом, и она не исцелится здесь. Пусть Валары пошлют ей мудрости - или хотя бы умения держаться.

Когда пришел второй год плавания Алдариона, по воле Короля Эрендис повелела отделать и приготовить дом в Арменелосе; но сама не собралась туда. Королю она послала такое письмо: " Я вернусь, если ты велишь мне, АТАР АРАНЬЯ. Но к чему мне спешить? Разве я не успею приехать, когда его парус покажется на востоке? " Себе же она сказала:

- Уж не хочет ли Король, чтобы я ждала его на причале, как девчонка матроса? Когда-то и было бы так, но я уже не та. Этого с меня довольно.

Но прошел тот год, а паруса так и не увидели; и настал следующий год, и склонился к осени. Эрендис стала холодна и молчалива. Она повелела закрыть дом в Арменелосе и не уезжала из своего дворца в Эмериэ больше, чем на несколько часов.

Всю свою любовь она отдала своей дочери, и очень привязалась к ней, и не хотела отпускать Анкалимэ от себя даже в гости к Ну'нет и родственникам в Западных Землях. Все, что знала Анкалимэ, она узнала у своей матери; и она выучилась хорошо читать и писать, и говорила с Эрендис по-эльфийски, как то было принято у ну'мено'рской знати. Ибо в Западных Землях в таких домах, как дом Берегара, это была повседневная речь, и Эрендис редко говорила на ну'мено'рском языке, который Алдарион любил больше всех. Много узнала Анкалимэ о Ну'мено'ре и о былых временах из тех книг и свитков, что были в доме и что были понятны ей; и другое, о людях и о земле, слышала она от женщин дома, хотя Эрендис и не знала об этом ничего. Но женщины придерживали язык, когда разговаривали с девочкой, опасаясь госпожи; и немного было веселья Анкалимэ в белом дворце в Эмериэ. Дом этот был тих, и музыка не звучала в нем, словно кто-то недавно умер в нем; а в Ну'мено'ре в те дни все люди играли на чем-нибудь. Но все, что слышала Анкалимэ в детстве, было пение женщин за работой, на улице, где Белая Госпожа Эмериэ не слышала их. Теперь Анкалимэ исполнилось семь лет, и когда только ей разрешали, она уходила из дома на широкие луга, где можно было привольно бегать; и порою она гуляла с пастушками, ухаживая за овцами и обедая под открытым небом.

Однажды тем летом с одного из дальних хуторов в дом по делу пришел мальчик, чуть старше ее; Анкалимэ наткнулась на него, когда на подворье он подкреплялся хлебом, запивая его молоком. Он оглядел ее равнодушно и отпил еще молока. Затем он подвинул к ней свою кружку.

- Ну, смотри, глазастая, раз интересно. - сказал он. - Красивая ты, но очень уж тоща. Будешь есть? - и он вынул из сумки краюху хлеба.

- И^бал, бездельник! - окликнула его пожилая женщина, вышедшая из коровника. - Беги со всех своих длинных ног, не то забудешь, что я просила передать твоей матери!

- Там, где вы, матушка Зами^н, сторожевой собаки не надо! ответил мальчик и, залаяв, выбежал прочь из ворот и понесся по склону холма.

Зами^н была пожилая крестьянка, острая на язык, и не стеснялась ничего и никого, даже Белой Госпожи.
- Что это было за шумное создание? - спросила Анкалимэ. Мальчишка, - ответила Зами^н, - если ты знаешь, что это такое.

Впрочем, откуда тебе знать? Они лишь много едят и много шалят. Этот все время ест - но все без толку. Славного паренька увидит его отец, когда вернется; только если он еще немного запоздает, может и не узнать его. Да и не он один.

- У мальчишки тоже есть отец? - спросила Анкалимэ. - Конечно же. - ответила Зами^н. - Ульбар, один из пастухов господина с юга; мы зовем его Овечьим Правителем, он - родич Короля.

- А почему же отец мальчишки не дома? - Потому, ХЕ'РИНКЭ {H? RINK? }, - ответила Зами^н, - что он услыхал об этих Морских Купцах и ушел к ним, и уплыл с твоим отцом, Господином Алдарионом: Валар весть, куда и зачем.
В тот вечер Анкалимэ вдруг спросила у своей матери: - Моего отца зовут Господин Алдарион? - Так его звали. - сказала Эрендис. - Но к чему ты спрашиваешь? Голос ее был холоден и спокоен, но она была удивлена и обеспокоена; ибо до сих пор ни слова об Алдарионе не было сказано между ними.

Анкалимэ не ответила на вопрос. - Когда он вернется? - спросила она. - Не спрашивай меня! - ответила Эрендис. - Я не знаю. Никогда, наверно. Но не волнуйся; ведь у тебя есть мать, и она не бросит тебя, пока ты ее любишь.

Больше Анкалимэ не говорила об отце. Дни шли, унеся с собой год, и еще один; в ту весну Анкалимэ исполнилось девять лет. Родились и подросли ягнята; пришла и прошла стрижка; жаркое лето подсушило траву. Осень принесла дожди, и на ветрах с востока с облаками из серых морей " Хирилондэ" принес Алдариона в Ро'менну; и известие об этом дошло до Эмериэ, но Эрендис не пожелала говорить об этом. Никто не встретил Алдариона на пристани. Под дождем он прискакал в Арменелос; и увидел, что дом его закрыт. Он был расстроен, но не стал разузнавать ни у кого ничего; первым делом он отправился к Королю, ибо у него были для него важные известия.

Его встретил прием не более теплый, чем он ожидал; и Менельдур заговорил с ним, как Король с капитаном, за которым водится немало проступков.

- Долго тебя не было. - сказал он холодно. - Больше трех лет прошло с того времени, на которое ты назначил свое возвращение.

- Увы! - сказал Алдарион. - Даже я устал от моря, и давно уже сердце мое рвалось на запад. Но мне пришлось задержаться против воли сердца: дел много. А без меня рушится все.

- В этом я не сомневаюсь. - сказал Менельдур. - На своей земле ты, боюсь, найдешь то же самое.

- Это я надеюсь поправить. - сказал Алдарион. - Но мир снова меняется. В нем уже тысяча лет прошла с того, как Владыки Запада выслали свое войско против Ангбанда; и те дни позабыты людьми или же стали для них туманными легендами. Они снова встревожены, страх преследует их. Мне очень хочется посоветоваться с тобой, рассказать о своих делах и своих мыслях о том, что следует предпринять.

- Так и будет. - ответил Менельдур. - Меньшего я и не жду. Но есть другие дела, которые мне кажутся более важными. " Пусть Король сперва хорошо правит своим домом, прежде чем станет править другие, " так говорят. Это истинно для всех. Теперь я дам тебе совет, сын Менельдура. У тебя есть еще и своя жизнь. Половиной себя ты вечно пренебрегал. Говорю тебе теперь: езжай домой!

Алдарион выпрямился, и лицо его окаменело: - Если ты знаешь, скажи мне, - сказал он, - где мой дом? - Там, где твоя супруга. ответил Менельдур. - Ты нарушил слово, данное ей, вольно или же невольно. Она сейчас живет в Эмериэ, в своем доме, вдали от моря. Отправляйся туда немедля.

- Если бы мне было передано хоть слово, я поехал бы туда прямо из гавани. - сказал Алдарион. - Но теперь мне по крайности не придется расспрашивать на улице. - И он развернулся, чтобы уйти, но остановился, сказав: - Капитан Алдарион забыл еще нечто, принадлежащее другой его половине; нечто, что он осмелился счесть также важным. У него письмо, которое он должен был доставить Арменелосскому Королю.

Отдав письмо Менельдуру, Алдарион поклонился и вышел из покоя; и не прошло и часа, как он сел на коня и ускакал, хотя уже надвигалась ночь. С ним было лишь двое спутников, моряков из его экипажа: Хендерх {Henderch} из Западных Земель и Ульбар из Эмериэ.

Гоня нещадно коней, к вечеру следующего дня они приехали в Эмериэ, и люди и кони были загнаны до крайности. В последнем закатном луче, пробившемся из-под туч, дом на холме блеснул бело и холодно. Увидев его издали, Алдарион протрубил в рог.

Спешившись перед крыльцом, он увидел Эрендис: она в белых одеждах стояла на ступенях, что вели к колоннам крыльца. Она держалась прямо и гордо, но, приблизившись, он увидел, что она бледна, и глаза ее горят незнакомым огнем.

- Вы припозднились, господин мой, - сказала она. - Я давно уже перестала вас ждать. Боюсь, что мне не оказать сейчас того приема, который был уготовлен вам мною к тому времени, в которое вы обещали вернуться.

- Моряку немного нужно. - сказал он. - Это хорошо. - сказала она и ушла в дом. Тогда вышли вперед две женщины, а с крыльца спустилась старуха. Когда Алдарион вошел в дом, она сказала его спутникам так, чтобы и он услышал:

- Здесь для вас места нет. Идите на подворье под холмом.

- Нет уж, Зами^н. - сказал Ульбар. - Я здесь не останусь. С позволения Господина Алдариона, я отправлюсь домой. Все ли там ладно?

- Вполне. - ответила она. - Твой сынок вытаскал сам себя по ложке из твоей памяти. Иди и посмотри сам! Тебе там будет теплее, чем твоему Капитану.

Эрендис не вышла к ужину, и женщины прислуживали Алдариону в отдельной комнате. Но перед тем, как он отужинал, она вошла и сказала при служанках:

- Мой господин, вы устали от такой спешки. Комната для гостей приготовлена вам. Мои служанки вам помогут. Если будет холодно, велите развести огонь.

Алдарион не ответил. Он рано отправился в спальню и, вправду смертельно усталый, рухнул на постель и вскоре забыл тени Средиземья в тяжелом сне. Но с криком петуха он проснулся, измученный и разгневанный. Он быстро встал и решил без шума выбраться из дома: Хендерх при лошадях, и они поедут к его родичу Халлатану, владельцу овец, в Хьярасторни. Потом он потребует у Эрендис привезти свою дочь в Арменелос, и ему не придется встречаться с ней на ее земле. Но не успел он подойти к двери, как вошла Эрендис. Она не ложилась в ту ночь, и теперь встала на пороге перед ним.

- Вы уходите еще внезапнее, чем появились, мой господин. сказала она. - Боюсь, что вам, моряку, в тягость стал этот дом, полный женщин, раз вы уходите, не сделав всех дел. В самом деле, что за дела привели вас сюда? Могу ли я узнать это, перед тем, как вы покинете нас?

- В Арменелосе мне сказали, что здесь живет моя жена, и сюда она забрала мою дочь. - сказал Алдарион. - Что до жены, то, похоже, меня обманули. Но разве у меня нет дочери?

- Несколько лет назад у вас была дочь. - ответила Эрендис. - Но моя дочь еще не поднялась.

- Так пусть поднимется, пока я седлаю коня.

Эрендис не позволила бы Анкалимэ встретиться с отцом; но она не решалась доводить дело до этого, чтобы не потерять расположение Короля, а Совет давно уже выражал недовольство тем, что девочка растет в уединении. Поэтому, когда Алдарион с Хендерхом подъехали к крыльцу, Анкалимэ стояла рядом со своей матерью на пороге дома. Она была так же пряма и неподвижна, как ее мать, и не приветствовала его, когда он спешился и поднялся по ступеням к ней.

- Кто ты? - спросила она. - И почему ты велел мне подняться так рано, когда весь дом еще спит?

Алдарион внимательно поглядел на нее, и, хотя лицо его осталось холодным, мысленно он улыбнулся; ибо он увидел в ней больше свое дитя, чем дочь Эрендис, как она ни пестовала ее.

- Ты знала меня когда-то, Госпожа Анкалимэ, - сказал он, - но это не важно. Сегодня я лишь гонец из Арменелоса, присланный напомнить тебе, что ты - дочь Королевского Наследника; и, как я теперь вижу, станешь в свой черед его Наследницей. Не вечно тебе жить здесь. Теперь же, если хочешь, возвращайся в свою постель, моя госпожа, пока не проснется твоя нянька. Я спешу увидеть Короля. Прощай!

Он поцеловал руку Анкалимэ и сошел с крыльца; затем оседлал коня, махнул рукой и ускакал.

Эрендис одиноко сидела у окна и видела, как он спустился с холма, заметив, что он поехал в сторону Хьярасторни, а не к Арменелосу. Она заплакала от горя, но больше от злости. Она ждала раскаяния, мольб о прощении, которое она, после долгих мстительных упреков и укоров, могла бы даровать; но он обошелся с ней так, словно это она нанесла ему обиду, и обратил внимание лишь на дочь, а не на нее. Слишком поздно вспомнила она слова Ну'нет, сказанные давно, и увидела, что Алдарион - большой человек, которого нельзя приручить, человек, движимый яростной волей, и холодная ярость его еще опаснее. Она встала и отвернулась от окна, задумавшись о своих ошибках.

- Опаснее? - промолвила она. - Сломать меня труднее, чем сталь. Так было бы, будь он хоть Королем Ну'мено'ра!

Алдарион приехал в Хьярасторни, в дом своего родича Халлатана; ибо он хотел остановиться там ненадолго и обдумать все. По пути он услышал музыку и увидел, как пастухи празднуют возвращение Ульбара, который привез много чудесных рассказов и подарков; и жена Ульбара в цветочных гирляндах танцевала с ним самим под волынку. Сперва никто не замечал его, и он сидел на коне и улыбался; но вдруг Ульбар воскликнул:

- Великий Капитан! И его сын И^бал подбежал к стремени Алдариона. - Господин Капитан! - попросил он. - Чего тебе? Я спешу. - отозвался Алдарион; ибо ему вдруг стало горько и тяжко на душе.

- Я только хотел спросить, - сказал мальчик, - сколько лет должно быть человеку, чтобы он мог поплыть за море на корабле, как мой отец?

- Пусть он будет старше, чем горы; и пусть не останется у него другой надежды в жизни. - ответил Алдарион. - Или же пусть плывет тогда, когда захочет! А что твоя мать, сын Ульбара - она не поприветствует меня?

Когда жена Ульбара подошла, Алдарион взял ее за руку. - Примешь ли ты от меня вот это? - спросил он. - Это очень скромная плата за шесть лет помощи славного мужа, которые ты даровала мне.

И из мешочка под туникой Алдарион достал самоцвет, красный, как огонь, на золотой цепочке, и вложил его в ее руку.

- Он достался мне от Короля эльфов. - сказал он. - Когда я расскажу ему, как распорядился им, он будет доволен.

И Алдарион распрощался со всеми и ускакал, не желая