Диффузия временной перспективы

Примеры замедленного или пролонгированного отрочества, нарушений в переживании времени в своей мягкой форме принадлежат повседневной психопатологии отрочества. Молодой человек может ощущать себя одновременно очень молодым, даже младенцем, и достаточно старым. Протесты по поводу упущенного величия и преждевременной утери полезных возможностей являются общими для наших пациентов-подростков, культура которых считает такие протесты романтичными; между тем предполагается, что злокачественным является неверие в возможность того, что время может принести перемены, а также страх, что это может произойти. Это противоречие часто выражается в общей заторможенности, которая заставляет вести себя так, словно он движется в патоке. Как трудно ему уловить момент перехода в состояние сна, ему так же трудно поймать момент перехода к бодрствующему состоянию, трудно прийти на терапию и трудно уйти после нее. Такие жалобы, как «я не знаю», «я сдаюсь», «я спокоен», несомненно, являются просто привычными заявлениями, отражающими легкую депрессию; часто это - выражение отчаяния, описанное Эдвардом Бибрингом[59], связанное с желанием части «это» «дать себе умереть»..

Предположение, что жизнь кончается с завершением отрочества или намеченных уже позже «сроков истечения», без сомнения, является совершенно нежелательным, но порой единственным условием, на котором может основываться новое начало. Некоторые из наших пациентов даже нуждаются в ощущении того, что терапевт не собирается убеждать их в продолжении жизни, если лечение не сможет доказать реальность этого. Без такого убеждения мораторий не будет реальным. Между тем «желание умереть» является реальным и суицидальным желанием только в тех редких случаях, когда «стать самоубийцей» становится неизбежным выбором в плане идентичности. Мне вспоминается одна хорошенькая девушка, старшая дочь мельника. Ее мать неоднократно заявляла, что ей легче увидеть своих дочерей мертвым, чем проститутками, и в то же время догадывалась о легкомысленном поведении своих дочерей вне дома. В конце концов ее дочери вынуждены были создать нечто вроде конспиративной сестринской общины, откровенно направленной на то, чтобы обойти мать, преодолеть двусмысленность ситуации, а возможно, и для того, чтобы обеспечить друг другу защиту от мужчин. В конце концов они попались при компрометирующих обстоятельствах и были признаны виновными в занятиях проституцией. Они были направлены в различные специальные заведения, где их сильно удивило то «признание», которое общество для них припасло. Обращение к матери было невозможным; она, по их мнению, не оставила им выбора, а добрая воля и понимание социальных работников саботировались обстоятельствами. В результате старшая дочь повесилась, предварительно нарядно одевшись и написав записку, кончавшуюся словами: «Ведь я достигаю чести, только чтобы отбросить ее...»