Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Раздел 2. Античность
|
|
Фалес из Милета (ок. 624-547 до н. э.) считается основателем первой философской школы Древней Греции. Поскольку он, а также его ученики (Анаксимандр и Анаксимен) жили в ионийском городе Милете, эта философская школа называется Милетской. Фалес известен не только как философ, но и как политический деятель, учёный. В 585 г. до н.э. он предсказал солнечное затмение и прославился этим на всю Грецию. В античности Фалес считался одним из «семи мудрецов». Оригиналы работ философа до нас не дошли. Его взгляды излагаются в работах более поздних античных авторов.
Аристотель Metaph. Из первых философов большинство полагало в виде материи единое начало всего: то, из чего все сущее состоит, из чего как первого оно рождается; то, сущность чего сохраняется, а состояния изменяются.… При этом о числе и виде такого начала не все говорят одно и то же. Фалес – родоначальник этой философии – говорит, что это вода (поэтому и земля из воды появилась), сделал он это предположение, вероятно наблюдая, что все питается влагой и что сама теплота из нее рождается и ею живет, …а еще потому, что семена всего сущего имеют влажную природу.
Диоген Лаэртский. Началом всего Фалес признал воду и утверждал, что мир одушевлен и полон демонов.
Анаксимандр (ок. 610-546 до н. э.), ученик и последователь Фалеса. Сведений о его жизни немного. Известно, что Анаксимандр был разносторонним учёным, имел научные труды, в числе которых – трактат «О природе», посвящённый натурфилософским вопросам. Из этого сочинения до нас дошел только один фрагмент. О взглядах Анаксимандра свидетельствуют высказывания древних философов.
Ипполит Ref. Анаксимандр, милетец, признал началом сущего некую природу беспредельного, из которой возникают небеса и находящиеся в них миры. Эта природа вечна и неизменна и объемлет все миры…
Аэций. Анаксимандр ошибается, не сказав, что такое апейрон: есть ли он воздух, или вода, или земля, или какое-то другое тело…Апейрон есть не что иное, как материя.
Анаксимандр (по Симплицию Phys.). Из чего все вещи получают свое рождение, в то все они и возвращаются, следуя необходимости. Все они в своё время наказывают друг друга за несправедливость.
Анаксимен (6 в. до н. э.), третий, последний, представитель милетской школы. Первоначалом всего считал воздух, из сгущения и разрежения которого возникают все вещи.
Аэций. Так же как наша душа, будучи воздухом, скрепляет каждого из нас, так и дыхание и воздух объемлют всё мироздание.
Антология мировой философии: Античность. М.: Харвест, 2001. С. 15-26.
Гераклит Эфесский (конец 6 – начало 5 вв. до н. э.), древнегреческий философ. Родина его – соседний с Милетом полис Эфес, и потому философа называют Гераклитом Эфесским. Гераклит происходил из царско-жреческого рода, власть которого была свергнута в Эфесе демократией. Как мыслитель он продолжил линию стихийного материализма милетских философов, развивая её наивную диалектику. Его основное, а может быть и единственное, сочинение «О природе», дошедшее до нас в отрывках, отличалось трудностью и аллегоричностью изложения, за что еще при жизни Гераклита прозвали «тёмным».
Климент Strom. Этот космос, тот же самый для всех, не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами потухающим.
Аэций. Гераклит учит, что вечный круговращающийся огонь есть Бог, судьба же – логос (разум), созидающий сущее из противоположных стремлений. Всё происходит по определению судьбы, последняя же тождественна с необходимостью.
Гераклит Alleg. Homer. В ту же реку вступаем и не вступаем. Существуем и не существуем.
Ипполит Refut. Борьба – отец всего и всему царь. Одним она определила быть богами, а другим – людьми. А из тех одним – рабами, другим – свободными.
Ориген Contra Cels. Следует знать, что борьба всеобща, что справедливость в распре, что всё рождается через борьбу и по необходимости.
Аристотель Eth. Nic. Противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию, и всё через распрю создается.
Стобей Flor. Разумение – величайшая добродетель, и мудрость состоит в том, чтобы говорить правду и действовать в согласии с природой, ей внимая.
Там же. С. 26-32.
Пифагор Самосский (6 в. до н. э.), древнегреческий философ и политический деятель, основатель пифагореизма, математик. Подлинных сочинений Пифагора нет. Устные предания последних пифагорейцев и ранние свидетельства Ксенофанта, Гераклита, Эмпедокла, Платона, Аристотеля образуют ядро наиболее достоверных данных о жизни и учении Пифагора. Отсутствие письменной фиксации, секретность, абсолютный авторитет Пифагора в сочетании с требованием приписывать учителю все открытия учеников делают достаточно сложной попытку выделить учение Пифагора. Пифагору приписывается изучение свойств целых чисел и пропорций, доказательство теоремы Пифагора.
Аристотель Metaph. Так называемые пифагорейцы, занявшись математическими науками, впервые двинули их вперед и, воспитавшись на них, стали считать их начала началами всех вещей. Кроме того, они видели в числах свойства и отношения, присущие гармоническим сочетаниям. Так как, следовательно, всё остальное явным образом уподоблялось числам, элементы чисел они предположили элементами всех вещей и всю Вселенную признали гармонией и числом. Элементами числа они считали чет и нечет, из коих первый является неопределенным, а второй определенным; единое состоит у них из того и другого. Другие из этих мыслителей принимают десять начал, идущих каждый раз в одном ряду – предел и беспредельное, чет и нечет, единое и множество, правое и левое, мужское и женское, покоящееся и движущееся, прямое и кривое, свет и тьму, хорошее и дурное, четырехугольное и разностороннее… Пифагорейцы указали и сколько противоположностей, и какие они. И в том, и в другом случае мы, следовательно, узнаем, что противоположности суть начала вещей…
Аристотель de anima. Именно представители этого взгляда говорят, что душа есть некая гармония, а гармония есть смешение и сочетание противоположностей; тело также составлено из противоположностей.
Порфирий Pyth. Пифагор сам слышал гармонию Вселенной, воспринимая всеобщую гармонию сфер и движущихся в них светил, которую мы не слышим в силу малости нашей природы.…О чем Пифагор учил своих учеников, никто не может сказать с уверенностью, ибо они давали строгий обет молчания. Из его учений наиболее общеизвестны следующие: что душа бессмертна, но переходит в тело других живых существ; далее, что всё происходящее в мире снова повторяется через определенные промежутки времени, но что ничего нового вообще не происходит и что все живые существа необходимо считать однородными между собой.
Там же. С. 33-45.
Парменид из Элеи (период расцвета 504-501 г.
до н. э.), древнегреческий философ, основатель элейской школы. Парменид первым из древнегреческих философов стал оперировать понятиями максимальной общности, говоря о бытии (или сущем) и небытии (или не-сущем). Автор философской поэмы «О природе», от которой до нас дошли довольно большие отрывки. Выдержки из этой работы приведены ниже.
Есть бытие, а небытия нет.
Одно и то же есть мысль и бытие.
Одно и то же есть мысль и то, о чем мысль существует.
Бытие не возникает и не подчиняется смерти. Цельное, без конца, не движется и однородно. Есть последний предел, и всё бытие отовсюду замкнуто, равно массе совершенного шара с правильным центром внутри.
Зенон из Элеи (ок. 490-430. до н. э.), древнегреческий философ, представитель элейской школы. О его жизни известно немного. Известно, что философ героически погиб в борьбе с тиранией. Аристотель считал его основателем диалектики как искусства постижения истины посредством спора или истолкования противоположных мнений. Известен знаменитыми парадоксами (апориями) – «Ахиллес», «Стрела» и др., обосновывающими невозможность движения, множественности вещей.
Phys. В своем сочинении…он доказывает, что тому, кто утверждает множественность сущего, приходится впадать в противоречия. В частности, он доказывает, что если сущее множественно, то и велико, и мало, столь велико, что бесконечно по величине, и столь мало, что не имеет величины.
Диоген Лаэртский. Зенон же отрицает движение, говоря: «Движущийся предмет не движется ни в том месте, где он находится, ни в том, где его нет».
Аристотель Phys. Есть четыре рассуждения Зенона о движении, доставляющие большие затруднения тому, кто хочет их разрешить.
Первое – о несуществовании движения на том основании, что перемещающееся тело должно прежде дойти до половины, чем до конца.…
Второе – так называемый Ахиллес: существо более медленное в беге никогда не будет настигнуто самым быстрым, ибо преследующему необходимо раньше прийти в место, откуда уже двинулось убегающее, так что более медленное всегда имеет преимущество.
Третье заключается в том, что летящая стрела стоит неподвижно; оно вытекает из предположения, что время слагается из отдельных «теперь»…
Четвертое рассуждение относится к двум равным массам, движущимся по ристалищу с противоположных сторон с равной скоростью: одна с конца ристалища, другая от середины, в результате чего получается, по его мнению, что половина времени равна его двойному количеству.
Антология мировой философии: Античность. М.: Харвест, 2001. С. 45-58.
Демокрит (ок. 460-370. до н. э.), древнегреческий философ, один из основателей античной атомистики. Демокрит был многосторонним учёным: каталог его сочинений у Диогена Лаэртия содержит до 70 названий, охватывающих все области знания того времени. Большинство сочинений Демокрита утеряно. До нас дошли лишь короткие цитаты (около 300).
Диоген Лаэртский. Демокрит же держался таких взглядов: первоначала всего – атомы и пустота… Миры бесконечны по числу, могут возникать и подвержены уничтожению. Из ничего ничто не может возникнуть, ни одна вещь не может превратиться в ничто. Атомы бесконечны по величине и числу, они движутся по Вселенной, вращаясь, и таким образом образуют все сложные тела – огонь, воду, воздух, землю… Все происходит в силу необходимости, причем вихрь – причина возникновения тел. Вихрь он и называет необходимостью.
Цицерон. О границах добра и зла. Демокрит полагает, что те тела, которые он называет атомами, т.е. неделимыми, вследствие своей твердости носятся в беспредельной пустоте, в которой нет ни самой высшей, ни самой низшей, ни средней, ни самой дальней, ни самой крайней точки, носятся они таким образом, что, сталкиваясь, скрепляются друг с другом, в результате чего получаются все те вещи, которые существуют и которые мы видим; это движение атомов надо мыслить не имеющим начала, но совершающимся уже в течение бесконечного времени.
Аэций. Демокрит говорил, что все происходит в силу необходимости, необходимость – это то же, что судьба, и справедливость, и провидение, и сила, созидающая мир.
Там же. С. 77-154.
Софистика – философское течение в Древней Греции, созданное софистами. Будучи разновидностью метафизического мышления, софистика коренится в абсолютизации относительности познания. В своих построениях софистика использует различные логические ошибки, подмену понятий, а также словесные уловки и ухищрения.
Софизм – (от греч. sophisma – уловка, выдумка, головоломка), мнимое доказательство, в котором обоснованность заключения кажущаяся, порождается чисто субъективным впечатлением, вызванным недостаточностью логического или семантического анализа.
Протагор(у Секста adv. math.).Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют.
Диоген Лаэртский. Протагор первый сказал, что о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу.… И еще он сказал, что все истинно.
Протагор (у Евсевия praep.evang.). О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду. Ибо многое препятствует знать это: и неясность вопроса, и краткость человеческой жизни.
Горгий (по Сексту adv.math.). Ничто не существует, если что-либо и существует, то оно непознаваемо для человека; если оно и познаваемо, то непередаваемо и необъяснимо для ближнего.
Антология мировой философии: Античность. М.: Харвест, 2001. С. 154-165.
Сократ (ок. 470-399 до н. э.), древнегреческий философ. Сам Сократ никогда ничего не писал, и сведения о его воззрениях черпаются из вторичных источников – главным образом из «сократических» сочинений Платона и Ксенофонта. Важнейшая заслуга Сократа в истории философии состояла в том, что в его практике диалог сделался основным методом нахождения истины.
[Ксенофонт о Сократе «Воспоминания о Сократе»]
Он утверждал, что справедливость и всякая другая добродетель состоит в знании и что справедливое и всё то, что совершается посредством добродетели, есть нравственно прекрасное; что, таким образом, знающие нравственно прекрасное не предпочтут ему ничего иного, а не знающие не в состоянии произвести его; если же захотят произвести, то впадут в ошибки… Безумие, говорил он, противоположно знанию, но незнание он не считал безумием. Однако незнание самого себя, утверждение, будто знаешь то, чего не знаешь, и самозаблуждение он признавал понятиями очень близкими к безумию.
[Платон о Сократе «Диалоги»]
Гиппий. Ну, Сократ, вечно ты сплетаешь какие-то странные рассуждения и, выбирая в них самое трудное, цепляешься к мелочам, а не опровергаешь в целом положение, о котором идет речь…
Сократ. Гиппий, я ведь не сражаюсь с тобой и не оспариваю того, что ты мудрей меня; но по всегдашней своей привычке я, когда кто что-либо говорит, стараюсь вдуматься в это, особенно если говорящий кажется мне мудрецом; стремясь понять, что он говорит, я исследую, пересматриваю и сопоставляю его слова с целью познания. Если же говорящий кажется мне невеждой, я не переспрашиваю его, и нет мне дела до того, что он говорит. Из этого ты поймешь, каких людей я считаю мудрыми. Ты увидишь, что я бываю очень дотошен в отношении речей подобного человека и выспрашиваю его, чтобы извлечь таким образом полезное знание.
Цит. по: Антология мировой философии: Античность. – Мн.: Харвест, М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. С. 181-238.
Платон (427-347 до н. э.), крупнейший древнегреческий философ, основатель объективного идеализма. Исключительность места Платона в истории философии определяется тем, что он уже профессиональный философ. Платон оказал громадное влияние как на все философские школы, возникшие после его смерти, так и на развитие философии в средние века и в Новое время.
Родился в Афинах, в небогатой, но родовитой аристократической семье. Подлинное имя философа Аристокл; по преданию, он получил прозвище «Платон» от своего учителя Сократа (по-гречески «platus» – полный, широкоплечий).
Платон оставил после себя большое рукописное наследие: 34 диалога, а также речь «Апология Сократа».
[Учение об идеях]
- После этого, – сказал я, – ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию... Посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там, на ногах и на шее, оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная – глянь-ка – невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.
- Это я себе представляю.
- Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.
- Странный ты рисуешь образ и странных узников!
- Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, своё ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнём на расположенную перед ними стену пещеры?
- Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?
- А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?
- То есть?
- Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?
- Непременно так.
- Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом всё, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?
- Клянусь Зевсом, я этого не думаю.
- Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.
- Это совершенно неизбежно.
- Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это всё у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.
- Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света – ему будет мучительно выполнять всё это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да ещё если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?
- Конечно, он так подумает.
- А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?
- Да, это так.
- < ……>
- А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут, – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?
- Непременно убили бы.
- Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, – это подъем души в область умопостигаемого. Если ты всё это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль – коль скоро ты стремишься её узнать, – а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она – причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама – владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.
- Я согласен с тобой, насколько мне это доступно.
- Тогда будь со мной заодно еще вот в чем: не удивляйся, что пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь. Да это и естественно, поскольку соответствует нарисованной выше картине.
- Да, естественно.
[Учение о душе]
Теперь следует сказать о душе; хотя может показаться, что мы повторяемся, начнем со следующего. Как мы уже показали, боги, созидавшие смертные роды, получили от первого бога бессмертную человеческую душу и прибавили к ней две смертные части. Чтобы божественная и бессмертная часть души не была подавлена ничтожеством смертной части, они поместили ее как бы в крепости человеческого тела и, предназначив ее для управления и господства, уделили ей место в голове, форма которой подобна форме мироздания; остальное тело они предназначили для подчинения ей, прирастив его в качестве носителя…. Пылкое начало они поместили в сердце, вожделеющее – в средней области,...связав его, словно некоего бешеного и дикого зверька… Что три части души соответствуют трем ее силам и что части эти занимают свои места в соответствии с определенным замыслом, можно усмотреть из следующего. Во-первых, то, что от природы разделено, является разным; а чувства и разум разделены от природы, раз одно относится к мышлению, а другое – к страданиям и удовольствиям; кроме того, чувства есть и у животных…
Раз душа бессмертна, часто рождается и видела всё и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому нет ничего удивительного в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз в природе всё друг другу родственно, а душа всё познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно, – люди называют это познанием, – самому найти и всё остальное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь искать и познавать – это как раз и значит припоминать.
Цит. по: Антология мировой философии: Античность. – Мн.: Харвест, М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. С. 248-270.
[Понимание времени]
…Когда Отец усмотрел, что порожденное им, это изваяние вечных богов, …он замыслил ещё более уподобить творение образцу. Поскольку же образец являет собой вечно живое существо, но природа того живого существа вечна, а этого нельзя полностью передать никому рождённому. Поэтому он замыслил сотворить некое движущее подобие вечности; устрояя небо, он вместе с ним творит для вечности, пребывающей в едином, вечный же образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем. Ведь не было ни дней, ни ночей, ни месяцев, ни годов, пока не было рождено небо, но он уготовил для них возникновение лишь тогда, когда небо было устроено. Всё это – части времени, а «было» и «будет» виды возникшего времени…
[Учение об обществе и государстве]
Государство, – сказал я, – возникает, как я полагаю, когда каждый из нас сам для себя бывает недостаточен и во многом еще нуждается… Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства… Как видно, его создают наши потребности. А первая и самая большая потребность – это добыча пищи для существования и жизни. Вторая потребность – жилье, третья – одежда и так далее… Смотри же, – сказал я, – каким образом государство сможет обеспечить себя всем этим: не так ли, что кто-нибудь будет земледельцем, другой – строителем, третий – ткачом? Должен ли каждый из них выполнять свою работу с расчетом на всех? Например, земледелец, хотя он один, должен ли выращивать хлеб на всех и уделять другим от того, что произвел, или же не заботясь о них, он должен производить… только для самого себя, а остальное время употребить на постройку дома, изготовление одежды, обуви и не хлопотать о других, а производить все своими силами и лишь для себя? – Пожалуй, Сократ, – сказал Адимант, – первое будет легче, чем это. – Здесь нет ничего странного, клянусь Зевсом. …Можно сделать все в большем количестве, лучше и легче, если выполнять какую-нибудь одну работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы… Значит, чем более важно дело стражей, тем более оно несовместимо с другими занятиями, ведь оно требует мастерства и величайшего старания. Для этого занятия требуется иметь соответствующие природные задатки. Ясно, какими должны быть телесные свойства такого стража. Тоже и душевные свойства, то есть яростный дух. Здесь требуется и понимание, и способности, а, кроме того, и забота о государстве… Значит, из стражей надо выбрать таких людей, которые, по нашим наблюдениям, целью своей жизни поставили самое ревностное служение государственной пользе и ни в коем случае не согласились бы действовать вопреки ей… Значит, государство, основанное согласно природе, всецело было бы мудрым благодаря совсем небольшой части населения, которая стоит во главе и управляет, и её знанию. И, по-видимому, от природы в очень малом числе встречаются люди, подходящие, чтобы обладать этим знанием, которое одно лишь из всех остальных видов знания заслуживает имя мудрости… Так не замечаешь ли ты этого в нашем государстве: ничтожные вожделения большинства подчиняются там разумным желаниям меньшинства, то есть людей порядочных? … Ведь чрезмерная свобода, по-видимому, и для отдельного человека, и для государства оборачивается не чем иным, как чрезвычайным рабством… Пока в государствах не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино – государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди – а их много, – которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно… Мы с тобой уже согласились, Главкон, что в образцово устроенном государстве жены должны быть общими, дети – тоже, да и всё их воспитание будет общим; точно также общими будут военные и мирные занятия, а царями надо всем этим должны быть наиболее отличившиеся в философии и в военном деле. И договорились насчёт того, что, как только будут назначены правители, они возьмут своих воинов и расселят их по тем жилищам, о которых мы упоминали ранее; ни у кого не будет ничего собственного, но всё у всех общее.
Цит. по: Платон. Филеб, Государство, Тимей, Критий. – М.: Мысль, 1999. С. 79-420.
Аристотель (384-322 до н. э.), древнегреческий философ. Учился у Платона в Афинах; в 335 году основал Ликей, или перипатетическую школу. Воспитатель Александра Македонского. Сочинения Аристотеля охватывают все отрасли тогдашнего знания. Основоположник формальной логики, создатель силлогистики. «Первая философия», названная позднее метафизикой, содержит учение об основных принципах бытия.
Основные сочинения: логический свод «Органон («Категории, «Об истолковании», «Аналитики» 1-я, 2-я, «Топика»), «Метафизика», «Физика», «О возникновении животных», «О душе», «Политика», «Риторика», «Поэтика».
[Учение о причинах]
… Имя [мудрости] необходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и «то, ради чего» есть один из видов причин.
Исходя из этого, за единственную причину можно было бы признать так называемую материальную причину. Но по мере продвижения их в этом направлении сама суть дела указала им [философам] путь и заставила их искать дальше. Действительно, пусть всякое возникновение и уничтожение непременно исходит из чего-то одного или из большого числа начал, но почему это происходит и что причина этого?
Так вот, если отыскивают причину, то, поскольку о ней можно говорить в разных значениях, следует указывать все причины, какие возможно. Сущим называется, с одной стороны, то, что существует как привходящее, с другой — то, что существует само по себе.
Бытие же само по себе приписывается всему тому, что обозначается через формы категориального высказывания, ибо сколькими способами делаются эти высказывания, в стольких же смыслах обозначается бытие. А так как одни высказывания обозначают суть вещи, другие – качество, иные – количество, иные – отношение, иные – действие или претерпевание, иные – «где», иные – «когда», то сообразно с каждым из них те же значения имеет и бытие.
Далее, «бытие» и «есть» означают, что нечто истинно, а «небытие» – что оно не истинно, а ложно, одинаково при утверждении и отрицании; например, высказывание «Сократ есть образованный» истинно, или «Сократ есть небедный» тоже истинно; а высказывание «диагональ не есть несоизмеримая» ложно. Кроме того, бытие и сущее означают в указанных случаях, что одно есть в возможности, другое – в действительности.
Что же касается сущности материальной, то не надо упускать из виду, что, если даже всё происходит из одного и того же первоначала или из одних и тех же первоначал и материя как начало всего возникающего одна и та же, тем не менее, каждая вещь имеет некоторую свойственную лишь ей материю.
Несколько материй бывает у одного и того же тогда, когда одна материя есть материя для другой, например: слизь возникает из жирного и сладкого, если жирное возникает из сладкого, а из желчи возникает слизь, поскольку желчь, разлагаясь, обращается в свою первую материю.
С другой стороны, из одной материи могут возникать различные вещи, если движущая причина разная, например, из дерева – и ящик, и ложе. А что касается сущностей естественных, но вечных, то дело здесь обстоит иначе.
То, что начинает и перестает существовать, не переходя одно в другое, материи не имеет.
Для одной вещи материя есть материя по отношению к обладанию и форме, а для другой – по отношению к лишенности и прехождению вопреки своей природе. Затруднение вызывает и вопрос, почему вино не есть материя уксуса и не есть уксус в возможности (хотя уксус и образуется из него) и почему живой не есть мёртвый в возможности.
И, стало быть, если одно таким именно образом обращается в другое, то оно должно возвращаться к своей материи.
Аристотель. Соч. в 4 т. М.: Мысль, 1975. Т. I. 691 с. (С. 71-75, 155- 157, 229-231).
Частью называется то, на что можно так или иначе разделить некоторое количество (ибо то, что отнимается от количества как такового, всегда называется частью его).
Целым называется то, у чего не отсутствует ни одна из тех частей, состоя из которых, оно именуется целым от природы, а также то, что так объемлет объемлемые им вещи, что последние образуют нечто одно; а это бывает двояко: или так, что каждая из этих вещей есть одно, или так, что из всех них образуется одно. А именно: общее и тем самым то, что вообще сказывается как нечто целое, есть общее в том смысле, что оно объемлет многие вещи, поскольку оно сказывается о каждой из них, причем каждая из них в отдельности есть одно; например, человек, лошадь, бог — одно, потому что все они живые существа.
О причинах говорится в четырех значениях: одной такой причиной мы считаем сущность, или суть бытия вещи (ведь каждое «почему» сводится, в конечном счете, к определению вещи, а первое «почему» и есть причина и начало); другой причиной мы считаем материю, или субстрат: третьей – то, откуда начало движения; четвертой – причину, противолежащую последней, а именно «то, ради чего», или благо (ибо благо есть цель всякого возникновения и движения)...
Причиной называется:
1) причина чаши, а также их роды суть причины;
2) форма, или первообраз, а это есть определение сути бытия вещи, а также роды формы, или первообраза (например, для октавы – отношение двух к одному и число вообще), и то содержимое вещи, из чего она возникает; например, медь – причина изваяния и серебро – составные части определения;
3) то, откуда берет первое свое начало изменение или переход в состояние покоя; например, советчик есть причина, и отец – причина ребенка, и вообще производящее есть причина производимого, и изменяющее – причина изменяющегося;
4) цель, т. е. то, ради чего, например, цель гулянья – здоровье.
Итак, причины, отличные между собой по виду, таковы и их столько; что касается разновидностей причин, то по числу их, правда, много, но если представлять их в главных чертах, то и их будет меньше. В самом деле, о причинах говорят в различных значениях, и среди самих причин одного и того же вида одна по сравнению с другой бывает первичной или вторичной, например: причина здоровья — врачеватель и сведущий, причина октавы – отношение двух к одному и число, и так всякий раз [общее], объемлющее какое-либо единичное. Далее, причиной может быть и привходящее, и род его, например: причина изваяния в одном отношении – Поликлет, а в другом – ваятель, ибо быть Поликлетом есть для ваятеля нечто привходящее; причина также то, что объемлет привходящее, например: причина изваяния – человек или также вообще живое существо, потому что Поликлет – человек, а человек – живое существо. И среди этого привходящего точно так же одно бывает более отдаленной и более близкой причиной, чем другое, например: если обозначают как причину изваяния бледного и образованного, а не только Поликлета или человека. А помимо всех этих причин и в собственном смысле, и причин привходящих говорят об одних причинах как сущих в возможности, а о других – как сущих в действительности, например: причина строительства дома – строитель дома [вообще] или строитель, строящий этот дом. И сходно с упомянутыми смыслами можно будет говорить и о причинах причин, например: причина вот этого изваяния, или изваяния [вообще], или изображения вообще, и равным образом вот этого куска меди, или меди [вообще], или материала вообще; и точно так же о привходящих причинах. Далее, и привходящие причины, и причины в собственном смысле могут указываться в сочетании (например, не Поликлет и не ваятель, а ваятель Поликлет).
Однако всех таких разновидностей причин по числу шесть, причем о каждой можно говорить двояким образом; в самом деле, во-первых, они причины либо как единичное или его род, либо как привходящее или его род, либо как их сочетание, либо как взятые отдельно; во-вторых, все они причины как сущие или в действительности, или в возможности. А различие здесь в том, что сами причины как сущие в действительности и единичные существуют или не существуют одновременно с тем, причины чего они есть, например: вот этот врачеватель вместе с вот этим выздоравливающим, и вот этот строитель вместе с вот этой постройкой; а с причинами, сущими в возможности, не всегда так бывает: ведь не в одно и то же время погибают дом и домостроитель.
[Критика идей Платона]
Следует, по-видимому, считать невозможным, чтобы отдельно друг от друга существовали сущность и то, сущность чего она есть; как могут, поэтому идеи, если они сущности вещей, существовать отдельно от них? Между тем в «Федоне» говорится таким образом, что Эйдосы суть причины и бытия и возникновения [вещей]; и, однако, если Эйдосы и существуют, то вещи, им причастные, все же не возникли бы, если бы не было того, что приводило бы их в движение. С другой стороны, возникает многое другое, например дом и кольцо, для которых, как мы утверждаем, Эйдосов не существует. Поэтому ясно, что и все остальное может и быть и возникать по таким же причинам, как и только что указанные вещи.
Быть из чего-то означает:
1) состоять из чего-то как из материи, притом двояким образом – или это относится к первому роду или к последнему виду…
2) быть из чего-то как из первого вызвавшего движение начала…
3) принадлежать к тому, что состоит из материи и формы…
4) быть составленным как форма из части…(С. 174).
Субстрат – это то, о чем сказывается все остальное, в то время как сам он уже не сказывается о другом. Поэтому прежде всего надо точно определить его. Ибо в наибольшей мере считается сущностью первый субстрат. А как такой субстрат в одном смысле обозначается материя, в другом – форма и третьем – то, что из них состоит. Под материей же я разумею, например, медь; под формой – очертание, образ; под тем, что состоит из обоих, – изваяние как целое. Так что если форма первее материи и есть сущее в большей мере, она на том же основании первее и того, что состоит из того и другого (С. 189).
Ищут причину для материи, а она есть форма, в силу которой материя есть нечто определенное; а эта причина есть – дело, почему и «деятельность»(energeia) произведена от «дела» (ergon) и нацелена на «осуществление» (entelecheia).
Тело, т.е. наделенное жизнью, оно не может быть душой. Ведь тело не есть нечто, принадлежащее субстрату, а скорее само есть субстрат и материя. Таким образом, душа необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающего в возможности жизнью. Сущность же, как форма есть энтелехия; стало быть, душа есть энтелехия такого тела. Энтелехия же имеет двоякий смысл: или такой, как знание, или такой, как деятельность созерцания; совершенно очевидно, что душа есть энтелехия в таком смысле, как знание. Ведь в силу наличия души имеются и сон, и бодрствование, причем бодрствование сходно с деятельностью созерцания, сон же – с обладанием, но без действования. У одного и того же человека знанию по своему происхождению предшествует деятельность созерцания.
Именно поэтому душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего возможностью жизни.
Там же. С. 70, 146-148, 151, 319.
[Учение о категориях]
Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каждое означает или сущность, или качество, или количество, или отношение, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или страдание. Сущностью является, коротко говоря, например, человек, лошадь. Количество – это, например, в два локтя, в три локтя. Качество – например, белое, сведущее в грамматике. Отношение – например, двойное, половинное, большое. Где – например, на площади, в Ликее. Когда – например, вчера, в прошлом году. Положение – например, сидит, лежит. Обладание – например, обут, вооружен. Действие – например, режет, жжёт. Страдание – например, его режут, жгут. Каждое из перечисленных слов само по себе не означает никакого утверждения [или отрицания], но утверждение [или отрицание] получается вследствие связи этих слов друг с другом: ведь всякое утверждение [или отрицание], по-видимому, или истинно, или ложно; из слов же, высказываемых вне всякой связи, ни одно не является ни истиной, ни ложью, как, например, человек, белое, бежит, побеждает.
[Учение об обществе]
Итак, очевидно, государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством. Человек, нашедший свое завершение, – совершеннейшее из живых существ, и, наоборот, человек, живущий вне закона и права, – наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие – умственную и нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться и в обратную сторону. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения.
Цит. по: Антология мировой философии: Античность. – Мн.: Харвест, М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. С. 405-467.
Киники – одна из сократических школ древнегреческой философии. Учение киников (лат. cynici – циники) было создано в условиях кризиса античного полиса людьми, не имевшими своей доли в гражданском укладе жизни. Оно обобщало опыт индивида, который может духовно опереться лишь на самого себя.
Выдвинув идеал безграничной духовной борьбы индивида, киники (Антисфен, Диоген Синопский, Кратет и др.) относились с демонстрационным пренебрежением ко всяким социальным институтам, обычаям и установлениям культуры. Философия киников послужила непосредственным источником стоицизма, смягчившего кинические парадоксы.
Диоген Синопский (ок. 400 - ок. 325 до н. э.), древнегреческий философ-киник, ученик Антисфена. Диоген отвергал всякое знание, лишенное этической направленности. Практиковал крайний аскетизм, доходящий до эксцентрического юродства, герой многочисленных анекдотов. Называл себя гражданином мира («космополитом»). По преданию жил в бочке. До нас не дошли его сочинения и неизвестно, излагал ли он вообще свое учение в письменной форме.
Письма. … Моя цель – повергнуть в прах ложные ценности, из-за которых мы терпим над собой так много господ, избежать болезней, … бродить по всей земле под открытым небом свободным человеком, не боясь никаких, даже самых могущественных властелинов.
Фрагменты диатриб.
1. Несчастья, когда их ожидают, всегда кажутся страшнее, чем огорчения, испытываемые от их действительного прихода. Страх столь велик, что многие спешат навстречу тому, чего боятся. Так, застигнутые бурей не дожидаются, пока корабль пойдет ко дну, а еще до этого кончают жизнь самоубийством.
2. Итак, справедливость дает душе несравненный покой. Жить, никого не боясь, никого не стыдясь, – это доставляет радость и делает жизнь полной. Тот, у кого справедливость в душе, не только многим приносит пользу, но больше всего самому себе, ибо не сделает даже попытки нанести себе хоть какое-нибудь оскорбление. Он не причинит себе ни горя, ни болезни, но, считая природные органы чувств божественными, будет пользоваться ими разумно, ничего не делая сверх своих сил, оберегать их и благодаря этому получать удовольствия и пользу. Кто разумно станет обходиться сам с собой, тот будет черпать удовольствия и в слухе, и в зрении, и в пище, и в любви. А тому, кто неразумно пользуется собой, грозят опасности, связанные с вещами более значительными и крайне необходимыми. Разве ты не видел людей, у которых душа не знает покоя ни днем, ни ночью, из-за чего они, словно безумные, бросаются в море и реки?
Апофтегмы. … В жизни невозможно достичь никакого блага без упражнений, и благодаря им можно всё одолеть. Бесполезным трудам следует предпочесть труды в согласии с природой, и жить счастливо; люди несчастны только из-за собственного неразумия. И когда мы привыкнем, то презрение к наслаждению само по себе будет доставлять величайшее удовольствие.
Антология кинизма. М.: Терра, 1996. С. 128-163, 218-252.
Эпикур (341-270 до н. э.), древнегреческий философ. С 306 – в Афинах, основал философскую школу. Философию делил на физику (учение о природе), канонику (учение о познании, в котором Эпикур придерживался сенсуализма) и этику. Признавал бытие блаженно-безразличных богов в пространствах между бесчисленными мирами, но отрицал их вмешательство в жизнь космоса и людей. Девиз Эпикура – живи незаметно.
Из обширного наследия Эпикура до нас дошли только «Письмо к Геродоту», «Письмо к Пифоклу», посвященные его взглядам на природу, «Письмо к Менекею», в котором излагались его этические воззрения, и «Главные мысли».
Цицерон. О природе богов. Эпикур придумал, как избежать сквозной необходимости (от Демокрита, стало быть, это ускользнуло): он утверждает, будто атом, несущийся по прямой линии вниз вследствие своего веса и тяжести, немного отклоняется от прямой. Он говорит, что только допущением отклонения атомов можно спасти свободу воли.
Эпикур. «Главные мысли».
Если бы нас нисколько не беспокоили подозрения относительно небесных явлений и подозрения о смерти, что она имеет к нам какое-то отношение, а также непонимание границ страданий и страстей, то мы не имели бы надобности в изучении природы.
«Эпикур приветствует Геродота». Следует уяснить себе то, что главное смятение в человеческой душе происходит оттого, что люди … всегда ожидают или воображают какое-то вечное страдание, как оно описано в мифах, может быть, боясь и самого бесчувствия в смерти, как будто оно имеет отношение к ним; также оттого, что они испытывают это не вследствие соображений мышления, а вследствие какого-то безотчетного (неразумного) представления себе этих ужасов. А безмятежность (спокойствие духа) состоит в отрешении от всего этого и в постоянном памятовании общих и важнейших принципов.
«Эпикур приветствует Менекея». Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься философией: ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым для здоровья души. Кто говорит, что еще не наступило или уже прошло время для занятий философией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья или ещё нет, или уже нет времени…
Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь всё хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений. И действительно, нет ничего страшного в жизни тому, кто всем сердцем постиг, что нет ничего страшного в не-жизни. Таким образом, самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы существуем, смерть ещё не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем.
… Мы называем удовольствие началом и концом (альфой и омегой) счастливой жизни. Его мы познали как первое благо, прирождённое нам; с него начинаем мы всякий выбор и избегание; к нему возвращаемся мы, судя внутренним чувством, как мерилом, о всяком благе. Так как удовольствие есть первое и прирождённое нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, если за ними следует для нас большая неприятность… Простые блюда доставляют такое же удовольствие, как и дорогой стол, когда всё страдание от недостатка устранено. Хлеб и вода доставляют величайшее удовольствие, когда человек подносит их к устам, чувствуя потребность. Таким образом, привычка к простой, недорогой пище способствует улучшению здоровья, делает человека деятельным по отношению к насущным потребностям жизни, приводит нас в лучшее расположение духа, когда мы после долгого промежутка получаем доступ к предметам роскоши, и делает нас неустрашимыми перед случайностью. Итак, когда мы говорим, что удовольствие есть конечная цель, то мы разумеем не удовольствия распутников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, но мы разумеем свободу от телесных страданий и душевных тревог. Начало всего этого и величайшее благо есть благоразумие. От благоразумия произошли все остальные добродетели; оно учит, что нельзя жить приятно, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и справедливо, не живя приятно. В самом деле, кто, по твоему мнению, выше человека, о богах мыслящего благочестиво, к смерти относящегося всегда неустрашимо, путем размышления постигшего конечную цель природы, понимающего, что высшее благо легко исполнимо и достижимо, а высшее зло связано с кратковременным страданием, смеющегося над судьбой, которую некоторые вводят как владычицу всего? В самом деле, лучше было бы следовать мифу о богах, чем быть рабом судьбы физиков; миф даёт намек на надежду умилостивления богов посредством почитания их, а судьба заключает в себе неумолимую необходимость.
Антология мировой философии: Античность. – М.: Харвест, 2001. С. 482-544.
Стоицизм – школа древнегреческой философии, основана Зеноном около 300 до н. э. В научной литературе принята периодизация: Древняя Стоя (Зенон, Клеанф, Хрисипп и их ученики), Средняя Стоя (Панетий, Посидоний) и Поздняя Стоя (римский стоицизм – Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий и др.). От первых двух периодов не дошло ни одного целого сочинения, так что система стоицизма реконструируется на основе фрагментов. Этика занимает в ней ведущее место, опираясь на физику (натурфилософию) и логику.
Диоген Лаэртский. Природу стоики иногда представляли как нечто скрепляющее всё мироздание, а иногда как нечто порождающее все земное.… Всё происходит по велению судьбы, как говорят Хрисипп в книгах о судьбе, Посидоний во второй книге о судьбе, Зенон, а также Боэт. Судьба – это непрерывная цепь причин сущего или разум, согласно которому управляется мироздание.
Цицерон de nat. deor. …Сам же человек рождён для созерцания мироздания и подражания ему, человек вовсе не совершенен, но он некая частица совершенного. Мироздание же во всех отношениях совершенно, поскольку объемлет всё и нет ничего вне его… Наилучшее в мироздании должно содержаться в чем-то совершенном и неограниченном. На самом деле, нет ничего совершеннее мироздания, нет ничего лучше добродетели, следовательно, добродетель – принадлежность мироздания. Природа человека несовершенна, однако добродетель встречается в человеке; настолько же легче встретить её в мироздании. В нём имеется добродетель, оно мудро, и поэтому оно Бог.
Диоген Лаэртский. Но так как разум дан разумным для более совершенного руководства, то жить согласно разуму в действительности означает для них жить по природе.
Сенека «Нравственные письма к Луцилию».
Каждый день размышляй о том, чтобы ты мог равнодушно расстаться с жизнью, за которую многие цепляются и держатся, словно уносимые потоком – за колючие кусты и острые камни. Большинство так и мечется между страхом смерти и мучениями жизни; жалкие, они и жить не хотят, и умереть не умеют. Сделай же свою жизнь приятной, оставив всякую тревогу о ней. Никакое благо не принесет радости обладателю, если он в душе не готов его утратить, и всего безболезненней утратить то, о чем невозможно жалеть, утратив. Поэтому укрепляй мужеством и закаляй свой дух против того, что может произойти даже с самыми могущественными (письмо IV).
В этой бурной, как море, жизни есть одна пристань: презирать будущие превратности, стоять надежно и открыто, грудью встречать удары судьбы, не прячась и не виляя (письмо CIV).
Значит, мы можем набраться довольно мужества, чтобы всему этому противостоять, – лишь бы нам захотелось высвободить шею из ярма. Прежде всего надо отвергнуть наслаждения: они ослабляют, изнеживают и многого требуют, – потому-то многого приходится требовать от фортуны. Потом надо презреть богатства: они – залог рабства. Так отступимся от золота, серебра и всего, чем отягощены счастливые дома: свободы не добыть задаром. А если ты высоко её ценишь, то всё остальное придётся ценить ни во что.
Лучше всего перетерпеть то, чего не можешь исправить, и, не ропща, сопутствовать Богу, по чьей воле все происходит (Письмо CIV). Плох солдат, который идёт за полководцем со стоном (Письмо CVII).
«О блаженной жизни». …Живи сообразно с природой вещей. Не уклоняться от неё, руководствоваться её законом, брать с неё пример, – в этом и заключается мудрость. Следовательно, жизнь счастлива, если она согласуется со своей природой. Такая жизнь возможна лишь в том случае, если, во-первых, человек постоянно обладает здравым умом; затем, если дух его мужествен и энергичен, благороден, вынослив и подготовлен ко всяким обстоятельствам; если он, не впадая в тревожную мнительность, заботится об удовлетворении физических потребностей; если он вообще интересуется материальными сторонами жизни, не соблазняясь ни одной из них; наконец, если он умеет пользоваться дарами судьбы, не делаясь их рабом… Результатом такого расположения духа бывает постоянное спокойствие и свобода ввиду устранения всяких поводов к раздражению и страху. Вместо удовольствий, вместо ничтожных, мимолетных и вредных наслаждений наступает сильная, неомрачимая и постоянная радость, мир и гармония духа, величие, соединённое с кротостью. Ведь всякая жестокость происходит от немощи.
Марк Аврелий Антонин. «Размышления».
Кн. 2. 17. Срок человеческой жизни – точка; естество – текуче; ощущения – темны; соединение целого тела – тленно; душа – юла, судьба – непостижима, слава – непредсказуема. Сказать короче: река – все телесное, слепота и сон – всё душевное; жизнь – война и пребывание на чужбине, а память после – забвение. Тогда что способно сопутствовать нам? Одно и единственное – философия.
Кн. 4. 10. Что происходит, по справедливости происходит: проследи тщательно – увидишь. Я не о сообразности говорю, а именно о справедливости, как если бы некто воздавал всякому по достоинству.
Кн. 7. 11. Для разумного существа, что содеяно по природе, то и по разуму.
Кн. 7. 57. Любить только то, что тебе выпало и отмерено. Что уместнее этого?
Кн. 7. 61. Искусство жить скорее похоже на искусство борьбы, чем танца, потому что надо стоять твердо и с готовностью к неожиданному, а не к известному заранее.
Антология мировой философии: Античность. М.: Харвест, 2001. С. 645-792.
Скептицизм (от греч. skeptikos – разглядывающий, расследующий), философская позиция, характеризующаяся сомнением в существовании какого-либо надежного критерия истины. Крайняя форма скептицизма – агностицизм. Направления древнегреческой философии: скептицизм ранний (Пиррон), скептицизм Академии платоновской (Аркесилай, Карнеад), скептицизм поздний (Энесидем, Секст-Эмпирик и др.). В новое время (XVI-XIII вв.) скептицизм – синоним свободомыслия, критики религиозных и философских догм (М. Монтень, П. Бейль и др.).
Секст Эмпирик (конец II – начало III вв. н. э.), древнегреческий философ, систематизировавший идеи скептицизма, врач по профессии. Его «Пирроновы основоположения» и трактат «Против учёных (разделы: «Против учёных», «Против физиков», «Против риторов», «Против этиков», «Против грамматики», «Против музыкантов» и др.) – главный источник наших сведений о скептицизме.
Так как мы говорили, что невозмутимость следует за воздержанием во всех вопросах, то следовало бы сказать, каким образом достаётся воздержание. Говоря в более общих чертах, оно достаётся через противопоставление вещей друг другу. Противопоставляем же мы либо явление явлению, либо мыслимое мыслимому, либо попеременно. Так, например, явление – явлению, говоря: «одна и та же башня издали кажется круглой, вблизи же четырехугольной», а мыслимое – мыслимому, когда мы выводящему существование Провидения из порядка небесных вещей противопоставляем то положение, что часто добрые несчастны, а злые счастливы, и отсюда заключаем об отсутствии Провидения.
… Если выбор и отказ основываются на удовольствии и неудовольствии, а те – на ощущении и представлении, так как одно и то же одни выбирают, а другие избегают, то последовательным будет для нас заключение, что одно и то же оказывает на людей неодинаковое действие, потому что иначе они бы одинаково выбирали и отклоняли. Если же одно и то же производит различное действие, смотря по различию между людьми, то, естественно, и из этого может вытекать воздержание от суждения; именно мы можем с вероятностью сказать, каковым соответственно каждому такому различию кажется каждый из внешних предметов, но, каков он в отношении к своей природе, мы указать не в состоянии.
Каждый, судящий по любому вопросу, либо сам находится в каком-либо состоянии, либо ни в каком. Но сказать, что он вообще не находится ни в каком состоянии, то есть не здоров и не болен, не находится ни в движении, ни в покое, не имеет возраста и так далее, совершенно бессмысленно. Если же он судит, находясь в каком-то состоянии, то он сам будет частью разногласия и небезупречным судьей, потому что он смущен теми состояниями, в которых находится. Но и другим способом неразрешима несоразмерность в наших представлениях. А именно, предпочитающий одно представление или обстоятельство другому, либо делает это без доказательства, либо с доказательством. Но без рассуждения и доказательства ему не будут доверять, а с доказательством он тоже не может этого сделать. Дело в том, что и доказательство нуждается в способе рассуждения (критерии), чтобы быть твердым, а критерий в доказательстве, чтобы казаться правильным, и не может быть правильного доказательства, если ему не предшествует правильный критерий, и правильного критерия не может быть без того, чтобы заранее быть уверенным в том, что он снабжен доказательством. И таким образом, и доказательство, и критерий попадают в заколдованный круг, в котором то и другое оказывается недостоверным, так что и отсюда вытекает воздержание от суждения о природе внешних чувств.
Антология мировой философии: Античность. М.: Харвест, 2001. С. 793-825.
Плотин (ок. 204/205 – 269-270), греческий философ, основатель неоплатонизма. В 244 году создал собственную философскую школу. Плотин написал несколько десятков трактатов, но не успел свести их в единую систему, что было сделано его учеником Порфирием. Он опубликовал 54 сочинения Плотина, разделив их на 9 сочинений (отсюда название «Эннеады» («Девятерицы»). В системе Плотина из неистощимой полноты Единого проистекают три главные субстанции бытия: ум, содержащий идеи; мировая душа и материя. Путь человеческой души – восхождение от чувств мира к слиянию с Единым. Плотин сыграл большую роль в развитии античной диалектики.
[О душе]
В качестве первого начала надо полагать Красоту. Она тождественна с Благом. От Красоты (Блага) исходит Ум. Через Ум нисходит Душа. Душа же оформляет и всё Остальное.
Душа универсальная, или мировая, произвела все живые существа, вдохнув в них жизнь, – и тех животных, которых питает земля, и тех, которые живут в море и в воздухе…, она же установила и поддерживает во всем закономерный порядок… Душа, низойдя в эту громадную инертную массу, придала ему движение и жизнь бессмертную, неиссякаемую и превратила её в мир… Душа сообщила ему (миру) смысл, ценность и красоту… и весь этот мир благодаря ей есть Божество…, наконец, и мы, люди, по той же причине представляем собой нечто божественное. Убедившись… в высоком достоинстве, в божественной природе души, ты можешь уверовать, что через неё и ею достигаешь и познаешь Бога.
Поскольку душа происходит от Ума, то и сама она разумна… Итак, душа есть субстанция, происходящая от Ума… Ум сообщает душе высшую степень божественности.
[Об Едином]
Что же такое Единое? Потенция всех вещей. Если бы её не было, то и все не существовало бы, не существовал бы Ум, первая и всеобъемлющая жизнь. А то, что находится выше жизни, есть причина жизни…
Как из Единого образуется множество?
Ответ: Единое везде. Поскольку нет нигде одной точки, где бы его не было. Оно, значит, всё наполняет. Этим, стало быть, и дано уже множественное или, лучше сказать, дано уже всё. Однако, поскольку оно ещё, кроме того, и нигде не существует, то, с одной стороны, получается то, что возникает всё через него, так как оно везде, а, с другой, возникает всё через него как различное с ним, поскольку само оно – нигде… Единое должно быть по смыслу раньше всего.
[Материя]
Откуда взялась материя, что породило её? Возможно, что материя нашего мира является прямой противоположностью материи, существующей в мире умопостигаемом. Ведь разве можно говорить о мире, не принимая в расчет его эйдоса?
Что же касается материи в умопостигаемом мире, то она относится к категории бытия, ибо то, что стоит выше её, само выходит за пределы бытия. Но в чувственном мире то, что предшествует материи, уже само принадлежит категории бытия. И поэтому здесь материя является инобытием по отношению к красоте бытия.
…Вселенная необходимо содержит в себе противоположности, и её не могло бы быть, если бы не было материи… Материя уподобляет себе всё, что с ней соприкоснулось… Существование материи носит неопределенный характер, и она недоступна для наших чувств. Материя бестелесна, ведь она иное тело; материя безжизненна, ведь она не Ум, не Душа и не живое само по себе существо; материя лишена вида, постоянства, предела, творческой силы…
Материя – это то, в чём уже нет никакой формы; и если кто решает созерцать материю и потому исключает всяческую форму, то он тем самым как бы впускает бесформенность в себя… Разрушение материи невозможно, ибо о нём нельзя составить себе понятия, во что и каким образом она разлагается.
Наше мышление основано на логических умозаключениях и действует с помощью последовательных рассуждений, так что и сущее оно познает посредством последовательных умозаключений, и хотя оно изначально содержит в себе сущее, но всё же остается пустым до тех пор, пока его не изучит… Мышление насквозь энергийно, ибо осуществляется движением.
[О сверхчувственной красоте]
Все роды чувственной красоты основываются на тех формах, которые в них осуществляются. Формы же эти, как производные и преходящие, предполагают формы первоначальные и вечные, то есть идеи, которые содержатся в высочайшем уме и по образцу которых мировая душа производит все чувственные формы. Таким образом, первоосновой и источником всей и всякой чувственной красоты служит красота ноуменальная как первообразная и абсолютная.
Там же. С. 826-840.