Раздел 5. Философия Нового времени.

Бэкон Фрэнсис (1561-1626) – английский философ, основатель материализма и методологии экспериментирующей, опытной науки Нового времени. Ф. Бэкон был сыном одного из высших чиновников английского государства. После окончания Кембриджского университета сам прошел ряд высоких государственных должностей, вплоть до лорд-канцлера. После смерти отца как младший сын не получил никакого наследства и пробивал дорогу в жизни своим трудом. Во время научного опыта простудился и вскоре умер.

Основное произведение – «Новый Органон» (1620) – часть задуманного, но не завершённого труда «Великое Восстановление Наук».

II. Ни голая рука, ни предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые не меньше нужны разуму, чем руке. И как орудия руки дают или направляют движение, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его.

III. Знание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины затрудняет действие…

XXXIX. Есть четыре вида призраков, которые осаждают умы людей. Назовем первый вид призраков призраками рода, второй призраками пещеры, третий – призраками рынка и четвертый – призраками театра.

XL. Построение понятий и аксиом через истинную индукцию есть, несомненно, подлинное средство для того, чтобы отвратить и удалить призраки. Но и перечисление призраков многому служит. Учение о призраках представляет собой то же для истолкования природы, что и учение об опровержении софизмов для общепринятой логики.

XLI. Призраки рода находят своё основание в самой природе человека. Ибо ложно утверждать, что чувство человека есть мера вещей. Наоборот, все восприятия, как чувства, так и ума относятся к человеку, а не к миру. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде.

XLII. Призраки пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого, помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая разбивает и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг, … или вследствие разницы во впечатлениях… Вот почему Гераклит правильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом или общем мире.

XLIII. Существуют еще призраки, которые проистекают как бы из взаимной связанности и сообщества людей. Эти призраки мы называем… призраками рынка. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются согласно разумению толпы. Слова прямо насилуют разум, смешивают всё и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям.

XLIV. Существуют, наконец, призраки, которые вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных доказательств. Их мы называем призраками театра, ибо мы считаем, что сколько есть принятых и изобретённых философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры. При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры, небрежения.

LXVIII. Итак, мы сказали об отдельных видах призраков и об их проявлениях. Все они должны быть опровергнуты и отброшены твердым и торжественным решением, и разум должен быть полностью освобожден и очищен от них. Пусть вход в царство человека, основанное на науках, будет почти таким же, как вход в царство небесное, куда никому не дано войти, не уподобившись детям.

LXX. Самое лучшее из всех доказательств есть опыт. Тот способ пользования опытом, который люди применяют, слеп и бессмыслен. И потому, что они бродят и блуждают без всякой верной дороги и руководствуются только теми вещами, которые попадаются навстречу, они обращаются ко многому, но мало подвигаются вперед… Бог в первый день творения создал только свет, отдав этому делу целый день и не сотворив в этот день ничего материального. Подобным же образом прежде всего должно из многообразного опыта извлекать открытие истинных причин и аксиом; и должно светоносных, а не плодоносных опытов. Правильно же открытые и установленные аксиомы вооружают практику не поверхностно, а глубоко и влекут за собой многочисленные ряды практических приложений.

CV. Для построения аксиом должна быть придумана иная форма наведения, чем та, которой пользовались до сих пор. Наведение, которое происходит путем простого перечисления, есть детская вещь, оно даёт шаткие заключения и подвергается опасности со стороны противоречащих частностей, вынося решения большей частью на основании меньшего, чем следует, количества фактов, и только тех, которые имеются налицо. Но то наведение, которое будет полезно для открытия и доказательства наук и искусств, должно разделять природу посредством должных разграничений и исключений. И затем после достаточного количества отрицательных суждений оно должно заключать о положительном.

XVI. …Первая работа истинного наведения есть отбрасывание, или исключение, отдельных природ, которые не встречаются в каком-либо примере, где отсутствует данная природа, или встречаются растущими в каком-либо примере, где данная природа убывает, или убывают, когда данная природа растет. Тогда после отбрасывания и исключения, сделанного должным образом (когда все легкомысленные мнения обратятся в дым), на втором месте (как бы на дне) останется положительная форма, твердая, истинная и хорошо определённая. Сказать это недолго, но путь к этому извилист и труден.

Антология мировой философии. Возрождение. М.: Харвест, 2001. С. 844-864.

ГоббсТомас (1588-1679) – английский философ, один из родоначальников материализма Нового времени. Считал, что наука и философия должны служить росту человеческого могущества и умножению жизненных благ. Теория познания строилась на принципах сенсуализма – воззрении, выводящем все содержание знаний из деятельности органов чувств - все наши знания основаны на ощущениях. Все явления в мире нужно изучать с точки зрения механики и геометрии, чтобы наши слова имели точный научный смысл. Определял государство как «искусственное тело», созданное людьми. Заложил основы теории «общественного договора».

Основные труды: «Элементы законов, естественных и политических», трилогия «Основы философии»: «О теле», «О человеке», «О гражданине». Самая известная работа – «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского».

Бесполезно изучать философию природы, не начав с изучения геометрии…

Гоббс Т. Соч.: В 2 т. Т.1. – М., 1989. – С. 124-125.

[МИССИЯ НАУКИ И ФИЛОСОФИИ]

Цель и предназначение философии заключается в том, что благодаря ей мы можем использовать к нашей выгоде предвидимые нами действия и на основании наших знаний планомерно вызывать эти действия для умножения жизненных благ… Однако мы лучше поймем, насколько велика польза философии, особенно физики и геометрии, если наглядно представим как она может содействовать благу человеческого рода. Своими величайшими успехами человеческий род обязан технике, т.е. искусству измерять тела и их движения, приводить в движение тяжести, воздвигать строения, плавать по морям, производить орудия для всякого употребления…Какую огромную пользу извлекают люди из этих наук, легче понять, чем сказать. Этими благами пользуются не только все европейские народы, но и большинство азиатских и некоторые из африканских народов. Народности Америки, однако, равно как и племена, живущие поблизости от обоих полюсов, совершенно лишены этих благ. В чем причина этого? Разве первые более даровиты, чем последние? Что же имеют одни и не имеют другие? Только философию! Философия, таким образом является причиной всех этих благ.

Корень всякого несчастья и всех зол… есть война, в особенности война гражданская.

[ВОЙНА ВСЕХ ПРОТИВ ВСЕХ]

При отсутствии гражданского состояния всегда имеется война всех против всех. Отсюда видно, что пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех.

[ГОСУДАРСТВО – ЛЕВИАФАН]

Человеческое искусство (искусство, при помощи которого Бог создал мир и управляет им) является подражанием природе как во многих других отношениях, так и в том, что оно умеет делать искусственное животное. …Искусством создан тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством, и который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан. В этом Левиафане верховная власть, дающая жизнь и движение всему телу, есть искусственная душа, должностные лица и другие представители судебной и исполнительной власти – искусственные суставы; награда и наказание представляют собой нервы; благосостояние и богатство всех частных членов представляют его силу, безопасность народа, – его занятие; советники представляют собой память; справедливость и законы суть искусственный разум и воля; гражданский мир – здоровье; смута – болезнь, и гражданская война – смерть.

Гоббс Т. Левиафан.- М., 1989.

Декарт Рене –лат: Картезий (1596-1650), французский учёный и философ, представитель классического рационализма. Родился в семье дворянина, учился в привилегированной школе (иезуитском колледже). Двадцать с лишним лет жил в Нидерландах, где занимался активной научной деятельностью. Главная черта философского мировоззрения Декарта – дуализм души и тела, «мыслящей субстанции» и материальной («протяженной») субстанции. Один из родоначальников механицизма и в то же время – провозвестник эволюционных идей (картезианский парадокс).

Основные работы: «Рассуждение о методе» (1637), «Начала философии» (1644).

О философии скажу одно: видя, что в течение многих веков она разрабатывается превосходнейшими умами и, несмотря на это, в ней доныне нет положения, которое не служило бы предметом споров, тогда как истинным среди этих мнений может быть только одно, я стал считать ложным почти всё, что было не более чем правдоподобным.

Далее, что касается других наук, то поскольку они заимствуют свои принципы из философии, я полагал, что на столь слабых основаниях нельзя построить ничего прочного (С. 254).

По этой причине я решил, что следует искать другой метод …

Первое – никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т.е. тщательно избегать поспешности и предубеждения включать в свои суждения только то, что представляется своему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению.

Второе – делить каждую из рассматриваемых мною трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить.

Третье – располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу.

И последнее – делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено.

Таким образом, если воздерживаться от того, чтобы принимать за истинное что-либо, что таковым не является, и всегда соблюдать порядок, в каком следует выводить одно из другого, то не может существовать истин ни столь отдалённых, чтобы они были недостижимы, ни столь сокровенных, чтобы нельзя было их раскрыть (С. 260-261).

Декарт Рене. Соч. в 2 т. Т.1. М.: Мысль, 1994. 633 с.

Я уже давно подметил, что с первых лет жизни считал истинными множество ложных мнений и что всё, построенное мной впоследствии на принципах столь ненадежных, должно быть очень сомнительным и недостоверным. С тех пор я решил, что если я хочу установить в науках что-либо прочное и постоянное, то мне необходимо хоть раз в жизни предпринять серьезную попытку отделаться от всех мнений, принятых мною некогда на веру, и начать всё сначала, с самого основания… Следовательно, если я хочу найти в науках что-нибудь достоверное и обоснованное, то я должен впредь также тщательно препятствовать себе доверять вещам, кажущимся мне истинными, как и тем, ложность которых очевидна… И я постоянно буду идти этим путем, пока не встречу чего-нибудь достоверного, или если уже не могу сделать ничего другого, то по крайней мере пока не узнаю наверное, что в мире нет ничего достоверного.

Итак, я предполагаю, что все видимые мною вещи ложны; я убеждаю себя, что никогда не существовало ничего такого, что мне предоставляет моя обманчивая память; я думаю, что у меня нет никаких чувств, что тело, фигура, протяженность, движение и место суть только вымыслы моего ума. Что же тогда можно считать истинным? Может быть, только то, что в мире нет ничего достоверного?

Но как знать, нет ли какой-нибудь другой вещи, которая отличается от вещей, признанных мною недостоверными, и в которой не может быть ни малейшего сомнения. Нет ли какого-нибудь Бога или какой-либо другой могущественной силы, которая вложила эти мысли в мой ум? Но и это не необходимо, ибо, может быть, я сам, своими силами способен их производить. Поэтому, во всяком случае, не представляю ли я сам какое-то нечто? Но ведь я уже отверг у себя всякие чувства и всякое тело! – Разве я настолько завишу от тела и чувств, что уже не могу существовать без них? Ничуть, я несомненно существовал, если только убедил себя или даже подумал о чём-нибудь… Таким образом, хорошенько подумав и старательно взвесив всё, надо придти к заключению и признать достоверным, что положение «Я есмь, я существую» неизбежно истинно каждый раз, когда я его произношу или постигаю умом… Я существую – это достоверно. На сколько времени? На столько, сколько я мыслю, ибо возможно и то, что я совсем перестал бы существовать, если бы окончательно перестал мыслить. Следовательно, я, строго говоря, – только мыслящая вещь, то есть дух, или душа, или разум, или ум… А что такое мыслящая вещь? Это вещь, которая сомневается, понимает, утверждает, отрицает, желает, не желает, представляет и чувствует. И разве возможно отделить от моего мышления или от меня самого хоть один из всех этих атрибутов? Ведь так очевидно, что сам я сомневаюсь, понимаю и желаю, – что уже нет никакой надобности пояснять это.

…Но вот, наконец, я незаметным образом достиг, чего хотел. Ибо после того, как мне теперь стало ясно, что тела, собственно говоря, не познаются чувствами или способностью представления, но одним только разумом и что они становятся известными не благодаря тому, что их видят или осязают, но благодаря тому, что их разумеют или постигают мыслью, – я ясно вижу, что не существует ничего более легкого для познания, чем мой дух… Я удостоверился, что я – вещь мыслящая; но разве я не знаю также, что требуется для того, чтобы вообще удостовериться в чем-либо? Конечно, в этом первом знании нет ничего другого, удостоверяющего меня в его истинности, кроме ясного и отчетливого восприятия того, о чем я говорю; а этого поистине было бы недостаточно, чтобы убедить меня в справедливости того, о чем я говорю, если бы когда-нибудь могло случиться, что вещь, постигаемая мною так ясно и отчетливо, оказалась бы ложной. И на основании этого мне кажется уже возможным установить как всеобщее правило, что все вещи, постигаемые нами вполне ясно и отчетливо, истинны…

Если же я принимаю во внимание, что я сомневаюсь, то есть являюсь вещью несовершенной и зависимой, то идея существа совершенного и независимого, то есть Бога, представляется моему уму с большой ясностью и отчетливостью. И из того только, что эта идея находится во мне или что я, обладающий этой идеей, есть, или существую, я с такой очевидностью заключаю о существовании Бога и о всецелой зависимости от него моего существования во все мгновения моей жизни, что не думаю, чтобы человеческий дух мог познать что-либо с большей очевидностью и достоверностью… Но убедившись в существовании Бога и признав в то же время, что все вещи зависят от него, а он не может быть обманщиком, я вывел отсюда то следствие, что всё, постигаемое мною ясно и отчетливо, должно быть истинным. И это самое знание простирается также и на все другие вещи, которые я, как помнится, некогда доказал, каковы, например, истины математики и т.п.

…Теперь же, напротив, я не только знаю, что существую, поскольку я – мыслящая вещь, то моему духу уже представляется и какая-то идея телесной природы… Исходя же из того, что я с достоверностью познаю свое существование, а между тем не замечаю никакой другой вещи, необходимо принадлежащей моей природе или сущности, кроме того, что я – мыслящая вещь, – я вполне правильно заключаю, что моя сущность состоит только в том, что я – мыслящая вещь или субстанция, вся сущность или природа которой состоит в одном лишь мышлении. Конечно, может быть или, как я сейчас докажу, даже наверное, я обладаю телом, связанным со мной наитеснейшим образом; однако, с одной стороны, я имею ясную и отчетливую идею о самом себе, поскольку я – вещь мыслящая и непротяженная, а с другой – я обладаю отчетливой идеей тела, поскольку последнее – протяженная и отнюдь не мыслящая вещь. Ввиду этого вполне достоверно, что я, то есть моя душа, благодаря которой я являюсь тем, что я есть, всецело и поистине раздельна с моим телом и может быть или существовать без него… Для этого исследования я прежде всего замечу, что существует большая разница между духом и телом, и именно в том, что тело по своей природе всегда делимо, тогда как дух совсем неделим. Ведь, на самом деле, когда я его рассматриваю, то есть когда я рассматриваю себя самого лишь поскольку я – мыслящая вещь, то я не в состоянии различить в себе никаких частей, но познаю и понимаю вполне ясно, что я – нечто безусловно единое и цельное… Напротив, я не в состоянии представить себе ни одной телесной или протяженной вещи, как бы мала она ни была, которую я не мог бы свободно разложить на части посредством своей мысли или которую мой дух не разделил бы без труда на несколько частей и, следовательно, не познал бы как делимую. Этого довольно, чтобы убедить меня в полнейшей разнице, существующей между духом, или душою, человека и его телом, если бы я уже раньше не был в этом достаточно убежден.

Декарт Р. Метафизические размышления / Декарт Р. Избранные произведения. М.: Гос. изд-во полит. литературы, 1950. С. 320-407.

Паскаль Блез (1632-1662), французский математик, физик, религиозный философ и писатель. Написал работы в области арифметики, теории чисел, алгебре, теории вероятностей, является одним из основоположников гидростатики. Сыграл значительную роль в формировании французской классической прозы. Шедевром французской сатирической школы являются «Письма к провинциалу» (1656-1657). В «Мыслях» (1969) развивает представление о трагичности и хрупкости человека, находящегося между двумя безднами – бесконечностью и ничтожеством (человек – «мыслящий тростник»). Путь постижения тайн бытия и спасения человека от отчаяния видел в христианстве.

…Человек, несомненно, сотворен для того, чтобы думать: в этом и главное его достоинство, и главное дело жизни, а главный долг в том, чтобы думать пристойно. И начать ему следует с размышлений о себе самом, о своем создателе и о своем конце. Но о чем думают люди? Вовсе не об этом, а о том, чтобы поплясать, побряцать на лютне, спеть песню, сочинить стихи, поиграть в кольцо и т.д., повоевать, добиться королевского престола и ни на минуту не задумываться над тем, что это такое: быть королем, быть человеком…

Человек – всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он – тростник мыслящий. Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды. Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек всё равно возвышеннее, чем она, ибо сознаёт, что расстаётся с жизнью и что слабее Вселенной, а она ничего не сознаёт. Итак, всё наше достоинство – в способности мыслить. Только мысль возносит нас, а не пространство и время, в которых мы – ничто. Постараемся же мыслить достойно: в этом – основа нравственности…

Величие человека так же несомненно, что подтверждается даже его ничтожеством. Ибо ничтожеством мы именуем в человеке то, что в животных считается естеством, тем самым подтверждая, что если теперь его натура мало чем отличается от животной, то некогда, пока он не пал, она была непорочна… Опасное дело – убедить человека, что он во всём подобен животному, не показав одновременно и его величия. Не менее опасно убедить в величии, умолчав о низменности. Ещё опаснее – не раскрыть ему глаза на двойственность человеческой натуры. Благотворно одно – рассказать ему и о той его стороне, и о другой. Человек не должен приравнивать себя ни к животным, ни к ангелам, не должен и пребывать в неведении о двойственности своей натуры. Пусть знает, каков он в действительности.

Пусть человек отдастся созерцанию природы во всём её высоком и неохватном величии, пусть отвратит взоры от ничтожных предметов, его окружающих; пусть уразумеет, что Земля – всего лишь точка в сравнении с огромной орбитой, которую описывает это светило, пусть потрясётся мыслью, что и сама эта огромная орбита – не более чем неприметная черточка по отношению к орбитам других светил, текущих по небесному своду.… А потом человек пусть снова подумает о себе и сравнит своё существо со всем сущим; пусть почувствует, как он затерян в этом глухом углу Вселенной, и, выглядывая из чулана, отведенного ему под жилье, – я имею в виду зримый мир, – пусть уразумеет, чего стоит наша Земля со всеми ее державами и городами и, наконец, чего стоит он сам. Человек в бесконечности – что он значит? Небытие в сравнении с бесконечностью, всё сущее в сравнении с небытием, среднее между всем и ничем. Он не в силах даже приблизиться к пониманию этих крайностей – конца мироздания и его начала, неприступных, скрытых от людского взора непроницаемой тайной, и равно не может постичь небытие, из которого возник, и бесконечность, в которой растворяется. Он улавливает лишь видимость явлений, ибо не способен познать ни их начало, ни конец. Всё возникает из небытия и уносится в бесконечность. Кто окинет взглядом столь необозримый путь? Это чудо постижимо только его творцу. И больше никому…

Человек сведущий понимает, что природа запечатлела свой облик и облик своего творца на всех предметах и явлениях и почти все они отмечены её двойной бесконечностью. Поэтому ни одна наука никогда не исчерпает своего предмета: ибо кто же усомнится, что, например, в математике мы сталкиваемся с бесконечной бесконечностью соотношений? И начала, на которых они основаны, не только бесчисленны, но и бесконечно дробны, ибо кто ж не видит, что начала якобы предельные не висят в пустоте, они опираются на другие начала, а те, в свою очередь, опираются на третьи, отрицая таким образом существование предела? Тем не менее, все, что нашему разуму представляется пределом, мы и принимаем за предел, равно как в мире материальных величин называем неделимой ту точку, которую уже не способны разделить, хотя по своей сути она бесконечно делима. Мы простодушно считаем, что нам легче проникнуть к центру мироздания, чем охватить его в целом. Его видимая протяженность явно превосходит нас, зато мы явно превосходим предметы ничтожно малые и поэтому считаем их постижимыми, хотя уразуметь небытие не легче, нежели уразуметь всё сущее. Эти крайности соприкасаются, сливаясь в Боге и только в Боге.… Уясним же, что мы такое: нечто, но не всё; будучи бытием, мы не способны понять начало начал, возникающее из небытия, будучи бытием кратковременным, не способны охватить бесконечность. В ряду познаваемого наши знания занимают не больше места, чем мы сами во всей природе…

Паскаль Б. Мысли // Человек: мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир – эпоха просвещения. М.: ИПЛ, 1991. С. 282-286.

Мир философии. Ч.2. М.: ИПЛ, 1991. С. 17-19.

Спиноза Бенедикт (1632-1677), нидерландский философ-материалист, пантеист (растворял бога в природе). Родился в Амстердаме в зажиточной еврейской семье. Вслед за Бэконом и Декартом целью знания считал господство над природой и совершенствование человека. Был отлучён от еврейской общины и стал жить среди сектантов, добывая средства к существованию шлифовкой линз для телескопов, в чём достиг большого мастерства. В свободное время занимался наукой и обдумывал свои философские произведения.

Основные сочинения – «Богословско-политический трактат» (1670) и «Этика» (1675).

[Часть первая. О Боге.]

Определения.

1. Под причиною самого себя (causa sui) я разумею то, сущность чего заключает в себе существование, иными словами, то, чья природа может быть представляема не иначе, как существующею.

2. Конечною в своём роде называется такая вещь, которая может быть ограничена другой вещью той же природы. Так, например, тело называется конечным, потому что мы всегда представляем другое тело, ещё большее.

3. Под субстанцией я разумею то, что существует само в себе и представляется само через себя, т. е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться.

4. Под атрибутом я разумею то, что ум представляет в субстанции как составляющую ее сущность.

5. Под модусом я разумею состояние субстанции, иными словами, то, что существует в другом и представляется через это другое.

6. Под Богом я разумею существо абсолютно бесконечное…

7. Свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию только сама собой. Необходимой же, или лучше сказать, принуждённой называется такая, которая чем-либо иным определяется к существованию и действию по известному и определённому образу.

Теорема 7. Природе субстанции присуще существование. Субстанция чем-либо иным производиться не может, значит, она будет причиной самой себя, т. е. её сущность необходимо заключает в себе существование.

Теорема 14. Кроме Бога никакая субстанция не может ни существовать, ни быть представляема… Отсюда самым ясным образом следует, что Бог един, т. е. что в природе вещей существует только одна субстанция, и эта субстанция абсолютно бесконечна… Вещь протяжённая и вещь мыслящая (res extensa et res cogitans) составляют или атрибуты Бога, или состояния (модусы) атрибутов Бога.

Теорема 17. Бог действует единственно по законам своей природы и без чьего-либо принуждения… Следует, что один только Бог есть свободная причина.

Теорема 29. В природе вещей нет ничего случайного, но всё определено к существованию и действию по известному образу из необходимости.

[Часть вторая. О природе души.]

Теорема 10. Сущности человека не присуща субстанциальность, иными словами, субстанция не составляет форму человека… Отсюда следует, что сущность человека составляют известные модусы атрибутов Бога.

Теорема 48. В душе нет никакой абсолютной или свободной воли; но к тому или другому хотению душа определяется причиной, которая в свою очередь определена другой причиной, эта – третьей и так до бесконечности.

[Часть четвертая. О рабстве.]

Теорема 26. Всё, к чему мы стремимся вследствие разума (ratio), есть не что иное, как познание; и душа, поскольку она руководствуется разумом, считает полезным для себя только то, что ведет к познанию.

Теорема 28. Высшее благо для души есть познание Бога, а высочайшая добродетель – познавать его.

[Часть пятая. О свободе.]

Теорема 24. Чем больше познаём мы единичные вещи, тем больше мы познаем Бога.

Схолия. Из сказанного мы легко можем понять, в чём состоит наше спасение, блаженство или свобода. А именно – в постоянной и вечной любви к Богу, иными словами – в любви Бога к людям.

Спиноза Б. Этика // Избранные произведения в двух томах.
Т. I. М., 1957. С. 361-362, 403-498.

Лейбниц Готфрид Вильгельм (1646-1716), немецкий философ, математик, физик, языковед, крупнейший представитель рационалистического направления в философии. Основатель и президент Брандербургского научного общества (позднее Берлинская академия наук). По просьбе Петра 1 разработал проекты развития образования и государственного управления в России. В духе рационализма развил учение о прирождённой способности ума к познанию высших категорий бытия и всеобщих и необходимых истин логики и математики («Новые опыты о человеческом разуме», 1704). Предвосхитил принципы современной математической логики. Один из создателей дифференциального и интегрального исчислений.

Основные философские сочинения: «Новые опыты о человеческом разумении» (1704) и «Монадология» (1714).

[Учение о субстанции]

1. Монада, о которой мы будем здесь говорить, есть не что иное, как простая субстанция, которая входит в состав сложных; простая – значит не имеющая частей.

3. А где нет частей, там нет ни протяжения, ни фигуры и невозможна делимость. Эти-то монады и суть истинные атомы природы, одним словом, элементы вещей.

9. Каждая монада необходимо должна быть отлична от другой. Ибо никогда не бывает в природе двух существ, которые были бы совершенно одно как другое и в которых нельзя было бы найти различия внутреннего, или же основанного на внутреннем определении.

10. Я принимаю также за бесспорную истину, что всякое сотворённое бытие – а, следовательно, и сотворенная монада – подвержено изменению и даже что это изменение в каждой монаде беспрерывно.

14. Преходящее состояние, которое обнимает и представляет собой множество в едином или в простой субстанции, есть не что иное, как то, что называется восприятием (перцепцией), которое нужно отличать от апперцепции или сознания …

29. Но познание необходимых и вечных истин отличает нас от простых животных и доставляет нам обладание разумом и науками, возвышая нас до познания нас самих и Бога. И вот это называется в нас разумной душой или духом.

30. Равным образом через познание необходимых истин и через их отвлечения мы возвышаемся до рефлексивных актов, которые дают нам мысль о том, что называется я, и усматривать в себе существование того или другого; а мысля о себе, мы мыслим также и о бытии, о субстанции, о простом и сложном, о невещественном и о самом Боге, постигая, что то, что в нас ограничено, в нем беспредельно. И эти-то рефлексивные акты доставляют нам главные предметы для наших рассуждений.

33. Есть два рода истин: истины разума и истины факта. Истины разума необходимы, и противоположное им невозможно; истины факта – случайны и противоположное им возможно. Основание для необходимой истины можно найти путем анализа, разрешая ее на идеи и истины более простые, пока не дойдем до первичных.

34. Точно также и у математиков умозрительные теоремы и практические правила сведены путем анализа к определениям, аксиомам и постулатам.

35. И наконец, есть простые идеи, определения которым дать невозможно; есть такие аксиомы и постулаты или, одним словом, первые начала, которые не могут быть доказаны, да и нисколько в этом не нуждаются. Это – тождественные положения, противоположное которым заключает в себе явное противоречие.

47. Таким образом, один только Бог есть первичное единство… Все монады сотворенные или производные составляют его создания…

53. А так как в идеях Бога есть бесконечное множество миров, из которых осуществиться может лишь один, то необходимо достаточное основание для выбора, которое определяет Бога скорее к одному, чем к другому.

54. Эта причина может лежать только в целесообразности или в степенях совершенства, какое содержат в себе эти миры, ибо каждый возможный мир имеет право требовать для себя существования по мере совершенства, которое он заключает в себе.

55. В этом и заключается причина существования наилучшего: мудрость в Боге познает его, благость избирает и могущество производит.

56. А вследствие такой связи, или приспособленности всех сотворенных вещей к каждой из них и каждой ко всем прочим, каждая простая субстанция имеет отношения которыми выражаются все прочие субстанции, и, следовательно, монада является постоянным живым зеркалом Вселенной.

63. …Так как всякая монада есть зеркало Вселенной на свой образец, а Вселенная устроена в совершенном порядке, то необходимо должен быть также порядок и в представляющем, т.е. в восприятиях души, и следовательно, также и в теле, сообразно которому Вселенная отображается в душе.

64. Таким образом, всякое органическое тело живого существа есть своего рода божественная машина, или естественный автомат, который бесконечно превосходит все автоматы искусственные…

78. Эти положения дали мне средство объяснить естественным образом соединение или, скорее, согласие души с органическим телом. Душа следует своим законам, тело – также своим; и они также сообразуются в силу гармонии, предустановленной между всеми субстанциями, так как они все суть выражения одной и той же Вселенной.

79. Души действуют согласно законам конечных причин – посредством стремлений, целей и средств. Тела действуют по законам причин действующих (производящих), или движений. И оба царства – причин действующих и причин конечных – гармонируют между собой.

87. Как выше мы установили совершенную гармонию между двумя естественными царствами – царством причин действующих и царством причин конечных, так и здесь мы должны отметить еще другую гармонию между физическим царством природы и нравственным царством благодати, т.е. между Богом, рассматриваемым как устроитель механизма Вселенной, и Богом, рассматриваемым как монарх божественного государства духов.

90. … Если бы могли в достаточной мере понять порядок Вселенной, то мы нашли бы, что он превосходит все пожелания наимудрейших и что нельзя сделать его ещё лучше, чем он есть, не только вообще и в целом, но и для нас самих в частности, если только мы в подобающей степени привязаны к Творцу не только как к зодчему и действующей причине нашего бытия, но также как и к нашему владыке и конечной причине, который должен составлять всю цель нашей жизни и один может составить наше счастье.

Цит. по: Антология мировой философии в четырех томах. Т. 2. М.: Мысль, 1970. С. 450-464.

[Учение о методе]

Всё, что мы достоверно знаем, состоит в доказательствах, или в опытах. И в том, и в другом правит разум. Ведь самое искусство постановки эксперимента и пользования опытами покоится на точных основаниях, разумеется в той мере, в какой оно не зависит от случая, или фортуны.

Искусство хорошо рассуждать состоит в следующих максимах.

1. Истинным следует всегда признавать лишь столь очевидное, в чем невозможно было бы найти ничего, что давало бы какой-либо повод для сомнения.

2. Если нет возможности достичь такой уверенности, приходится довольствоваться вероятностью в ожидании большей осведомленности. Однако следует различать степени вероятности и следует помнить о том, что на всём, что нами выводится из лишь вероятностного принципа, лежит отпечаток несовершенства его источника, а в особенности, когда приходится предполагать несколько вероятностей, чтобы прийти к заключению: ведь оно становится ещё менее достоверным, чем любая вероятность, служащая для него основой.

3. Для того чтобы выводить одну истину из другой, следует сохранять их некое неразрывное сцепление. Ибо как нельзя быть уверенным, что цепь выдержит, если нет уверенности, что каждое звено сделано из добротного материала, что оно охватывает оба соседних звена, если неизвестно, что этому звену предшествует и что за ним следует, точно также нельзя быть уверенным в правильности умозаключения, если оно не добротно по материалу, т.е. содержит в себе нечто сомнительное, и если его форма не представляет собой непрерывную связь истин, не оставляющую никаких пустот.

Искусство открытия состоит в следующих максимах.

1. Чтобы познать какую-либо вещь, нужно рассмотреть все её реквизиты, т.е. всё, что достаточно для того, чтобы отличить эту вещь от всякой другой. И это есть то, что называется «определением», «природой», «взаимообратимым свойством».

2. Раз найдя способ, как отличить одну вещь от другой, следует применить то же первое правило для рассмотрения каждого из условий, или реквизитов, которые входят в этот способ, а также ко всем реквизитам каждого из этих реквизитов. Это и есть то, что я называю истинным анализом или разделением трудности на несколько частей.

3. Когда анализ доведён до конца, т.е. когда рассмотрены реквизиты, входящие в рассмотрение некоторых вещей, которые, будучи постижимы сами по себе, не имеют реквизитов и не нуждаются для своего понимания ни в чём, кроме них самих, тогда достигается совершенное познание данной вещи.

4. Когда вещь того заслуживает, следует стремиться к такому совершенному её познанию, чтобы оно всё сразу присутствовало в духе; и достигается это путем неоднократного повторения анализа, который следует проделывать до тех пор, пока нам не покажется, что мы видим вещь всю целиком одним духовным взором. А для достижения такого эффекта следует в повторении анализа соблюдать определённую последовательность.

5. Признаком совершенного знания будет, если в вещи, о которой идет речь, не остается ничего, чему нельзя было бы дать объяснения и если с ней не может случиться ничего такого, чего нельзя было бы предсказать заранее.

6. Нужно всегда начинать исследования с вещей наиболее легких, каковыми являются вещи наиболее общие и наиболее простые, т.е. такие, с которыми легко производить опыты, находя в этих опытах их основание, как-то: числа, линии, движения.

7. Следует всегда придерживаться порядка, восходя от вещей более легких к вещам более трудным, и следует пытаться найти такое продвижение вперед в порядке наших представлений, чтобы сама природа стала здесь нашим проводником и поручителем.

8. Нужно стараться ничего не упускать во всех наших распределениях и перечислениях.

9. Результатом нескольких анализов различных отдельных предметов будет каталог простых или близких к простым мыслей.

10. Располагая таким каталогом простых мыслей, можно снова проделать все а priori и объяснять происхождение вещей, беря за основу некий совершенный порядок и некую связь или абсолютно законченный синтез. И это всё, что способна делать наша душа в этом состоянии, в котором она находится.

Лейбниц Г.В. Соч. в 4-х т. М., 1984. Т.3. С. 98-100.

Джон Локк (1632-1704), английский философ-материалист, кто первый в философии Нового времени систематически разрабатывал теорию познания как специальную область философии. Гносеология – сенсуалистическая в своей основе – стала ядром всего учения Локка. Родился в пуританской семье мелкого судейского чиновника. Окончил Оксфордский университет, где некоторое время преподавал. Активно участвовал в политической жизни Англии. Известность приобрел также как автор концепции либерализма и создатель принципов свободы совести и веротерпимости.

Главный философский труд «Опыт о человеческом разумении» (1690).

Так как разум ставит человека выше остальных чувствующих существ и даёт ему всё то превосходство и господство, которое он имеет над ними, то он, без сомнения, является предметом, заслуживающим изучения уже по одному своему благородству. Разумение, подобно глазу, давая нам возможность видеть и воспринимать все остальные вещи, не воспринимает само себя: необходимы искусство и труд, чтобы поставить его на некотором отдалении и сделать его собственным объектом (Кн. 1. С. 91).

Что означает слово «идея». …Этот термин, на мой взгляд, лучше других обозначает всё, что является объектом мышления человека, то я употреблял его для выражения того, что подразумевают под словами «фантом», «понятие», «вид», или всего, чем может быть занята душа во время мышления (Кн. 1. С. 95).

[В душе нет врожденных принципов]

…Дерзко предполагать врожденными идеи цветов в существе, которому бог дал зрение и способность воспринимать при помощи глаз цвета от внешних вещей… (Кн. 1. С. 96).

Но если бы даже всё человечество повсюду имело понятие о боге (хотя история говорит нам о противном), из этого не следовало бы, что идея его врождённа (Кн. 1. С. 139).

Идея есть объект мышления. Так как каждый человек сознает, что он мыслит и что то, чем занят ум во время мышления – это идеи, находящиеся в уме, то несомненно, что люди имеют в своем уме различные идеи,

Все идеи приходят от ощущения или рефлексии. Предположим, что ум есть, так сказать, белая бумага без всяких знаков и идей. Но каким же образом он получает их? Откуда получает он весь материал рассуждения и знания? На это я отвечаю одним словом: из опыта.

Деятельность нашего ума – другой их источник. Во-вторых, другой источник, из которого опыт снабжает разум идеями, есть внутреннее восприятие действий (operations) нашего ума, когда он занимается приобретенными им идеями. Как только душа начинает размышлять и рассматривать эти действия, они доставляют нашему разуму (understanding) идеи другого рода, которые мы не могли бы получить от внешних вещей. Таковы «восприятие», «мышление», «сомнение», «вера», «рассуждение», «познание», «желание» и все различные действия нашего ума (Кн. 1. С. 154-155).

Интуиция и доказательства суть две степени (degrees) нашего познания. То, что не достигается тем или другим, с какой бы ни принималось уверенностью, есть лишь вера, или мнение, а не знание.

Так что, мне думается, к видам познания можно прибавить и этот – познание существования отдельных внешних предметов через наше восприятие и осознание того, что мы действительно получаем от них идеи, – и таким образом допустить следующие три ступени познания: интуитивное, демонстрационное и чувственное, причем для каждого из них существуют особые ступени и виды очевидности и достоверности (Кн. 2. С. 14-15).

Дж. Локк. Опыт о человеческом разумении. Соч. в 3-х т. Т. 1-2. Кн. 1-2. М.: Мысль, 1985-1988.

Беркли Джордж (1685-1753), английский философ, представитель субъективного идеализма. Родился в Ирландии в английской дворянской семье. Образование получил в Дублинском университете. В 1734 году Беркли занял епископскую кафедру в Клойне (Ирландия). Философское учение Беркли проникнуто стремлением опровергнуть материализм и дать обоснование религии. Отрицая бытие материи, Беркли признавал существование только духовного бытия, которое он делил на пассивные, непроизвольные «идеи» и деятельные, активные «души».

Основная работа – «Трактат о принципах человеческого знания» (1710).

[О началах человеческого знания.]

1. Очевидно для всякого, кто окинет взглядом предметы человеческого знания, что они суть отчасти идеи, действительно запечатлённые в наших ощущениях, отчасти идеи, воспринятые через наблюдение над состояниями и действиями души, отчасти идеи, образованные при помощи памяти и воображения, наконец, идеи, возникающие через соединение, разделение или просто представление того, что было первоначально воспринято одним из вышеуказанных способов…

2. Но рядом с этим бесконечным разнообразием идей или предметов знания существует равным образом нечто познающее или воспринимающее их и производящее различные действия, как-то: хотения, воображения, воспоминания. Это познающее деятельное существо есть то, что я называю умом, духом, душою или мною самим. Этими словами я обозначаю не одну из своих идей, но вещь, совершенно отличную от них, в коей они существуют, или, что то же самое, коею они воспринимаются, так как существование идеи состоит в её воспринимаемости.

3. Все согласятся с тем, что наши мысли, ни страсти, ни идеи, образуемые воображением, не существуют вне нашей души. И вот для меня не менее очевидно, что различные ощущения или идеи, запечатлённые в чувственности, как бы смешаны или соединены они ни были между собою (т.е. какие бы предметы ни образовывали), не могут иначе существовать, как в духе, который их воспринимает. Я полагаю, что каждый, может непосредственно убедиться в этом, если обратить внимание на то, что подразумевается под термином существует в его применении к ощущаемым вещам. Я говорю: стол, на котором я пишу, существует, – это значит, что я вижу и осязаю его; если бы я находился вне моего кабинета, то также бы сказал, что стол существует, разумея тем самым, что, находясь в моем кабинете, я мог бы воспринять его, или же что какой-либо другой дух действительно воспринимает его. …Ибо то, что говорится о безусловном существовании немыслящих вещей без какого-либо отношения к их воспринимаемости, для меня совершенно непонятно. Их esse есть percipi, и невозможно, чтобы они имели какое-либо существование вне духов или воспринимающих их мыслящих вещей.

4. Правда, существует поразительно распространённое между людьми мнение, будто дома, горы, реки, одним словом, все ощущаемые предметы имеют естественное или реальное существование, отличное от их воспринимаемости умом. Но с какой бы уверенностью и общим согласием ни утверждалось это начало, всякий имеющий смелость подвергнуть его исследованию найдет, если я не ошибаюсь, что оно заключает в себе явное противоречие. Ибо что такое вышеупомянутые предметы, как не вещи, воспринимаемые нами в ощущениях? И что же мы воспринимаем, как не наши собственные идеи и ощущения? И не будет ли полным противоречием допустить, что какое-либо из них или какое-либо их сочетание существует, не будучи воспринимаемым?

9. Некоторые делают различие между первичными и вторичными качествами. Под первыми они подразумевают протяжение, фигуру, движение, покой, вещественность или непроницаемость и число; под вторыми – все прочие ощущаемые качества, как, например, цвета, звуки, вкусы и т.п. Они признают, что идеи, которые мы имеем о последних, не сходны с чем-либо существующим вне духа или невоспринятым; но утверждают, что наши идеи первичных качеств суть отпечатки или образы вещей, существующих вне духа в немыслящей субстанции, которую они называют материей. Под материей мы должны, следовательно, разуметь инертную, нечувствующую субстанцию, в которой действительно существуют протяжение, фигура и движение. Однако из сказанного выше ясно вытекает, что протяжение, фигура и движение суть лишь идеи, существующие в духе, что идея не может быть сходна ни с чем, кроме идеи, и что, следовательно, ни она сама, ни её первообраз не могут существовать в невоспринимающей субстанции. Отсюда очевидно, что самое понятие о том, что называется материей или телесной субстанцией, заключает в себе противоречие.

26. Мы воспринимаем постоянную последовательность идей; некоторые из них возникают заново, другие изменяются или совсем исчезают. Следовательно, существует некоторая причина этих идей, от которой они зависят и которой они производятся или изменяются. …Она должна, следовательно, быть субстанцией; но доказано, что не существует телесной или материальной субстанции; остаётся, стало быть признать, что причина идей есть бестелесная деятельная субстанция, или дух.

Цит. по: Антология мировой философии в четырех томах. Т. 2. М.: Мысль, 1970. С. 507-530.

Юм Давид (1711-1776), английский философ-идеалист, историк, экономист. Склонялся к скептицизму и агностицизму, предшественник позитивизма. Родился в семье небогатого шотландского помещика. По окончании Эдинбургского университета он пытался заняться дипломатической практикой, а затем коммерцией, но в обоих случаях потерпел неудачу. Сформулировал основной принцип агностицизма. В 1753-1762 гг. работал над 8-томной «Историей Англии». В 1763-1766 гг. – на дипломатической службе в Париже. Славу на родине Юму принесли «Эссе» (1741) на общественно-политические, морально-эстетические и экономические темы.

Основной труд – «Трактат о человеческой природе» (1740).

[Ниже приводится сокращенное изложение Д. Юмом его трактата «О человеческой природе»]

Наш автор начинает с некоторых определений. Он называет восприятием всё, что может быть представлено умом, пользуемся ли мы нашими органами чувств, или воодушевляемся страстью, или проявляем нашу мысль и рефлексию. Он делит наши восприятия на два рода, а именно впечатления и идеи. Когда мы испытываем аффект или эмоцию какого-либо рода либо обладаем образами внешних объектов, сообщаемыми нашими чувствами, то восприятие ума представляет собой то, что он называет впечатлением – слово, которое он употребляет в новом значении. Когда же мы раздумываем о каком-нибудь аффекте или объекте, которого нет в наличии, то это восприятие является идеей. Впечатления, следовательно, представляют собой живые и сильные восприятия. Идеи же – более тусклые и слабые. Это различие очевидно. Оно очевидно так же, как и различие между чувством и мышлением.

Первое утверждение, которое выдвигает автор, заключается в том, что все наши идеи, или слабые восприятия, выводятся из наших впечатлений, или сильных восприятий, и что мы никогда не можем помыслить о какой-либо вещи, которую никогда ранее не видели и не чувствовали в нашем собственном уме. Это положение, по-видимому, тождественно тому, которое так старался утвердить м-р Локк, а именно, что нет врождённых идей. Неточность этого известного философа может быть усмотрена только в том, что он термином идея охватывает все наши восприятия. В таком смысле неверно, что мы не имеем врожденных идей, ибо очевидно, что наши более сильные восприятия, т.е. впечатления, врожденны и что естественные привязанности, любовь к добродетели, негодование и все другие страсти возникают непосредственно из природы…

Очевидно, что все рассуждения относительно фактов основаны на отношении причины и действия и что мы никогда не можем вывести существование одного объекта из другого, если они не взаимосвязаны, опосредованно или непосредственно. Следовательно, чтобы понять указанные рассуждения, мы должны быть отлично знакомы с идеей причины; а для этого мы должны осмотреться вокруг, дабы найти нечто такое, что есть причина другого… Пространственно-временная смежность является, следовательно, необходимым условием действия всех причин. Подобным же образом очевидно, что движение, которое было причиной, первично по отношению к движению, которое было следствием. Первичность во времени есть, следовательно, второе необходимое условие действия каждой причины… Здесь, следовательно, имеет место третье условие, а именно постоянное соединение причины и действия. Помимо этих трёх условий смежности, первичности и постоянного соединения я не могу открыть в этой причине ничего. Предположим, я вижу шар, двигающийся по прямой линии по направлению к другому; я немедленно заключаю, что они столкнутся и что второй шар придет в движение. Это вывод от причины к действию… Выводить следствие нас заставляет не какая-либо вещь, которую разум усматривает в причине. Следовательно, не существует дедуктивного доказательства какого-либо соединения причины и действия… Отсюда следует, что все рассуждения относительно причины и действия основаны на опыте и что все рассуждения из опыта основаны на предположении, что в природе будет неизменно сохраняться один и тот же порядок… Предполагать, что будущее соответствует прошлому, побуждает нас лишь привычка. Следовательно, руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она побуждает ум во всех случаях предполагать, что будущее соответствует прошлому. Каким бы легким ни казался этот шаг, разум никогда в течение целой вечности не был бы в состоянии его совершить…

Из всего сказанного читатель легко поймет, что философия, которая содержится в этой книге, является весьма скептической и стремится дать нам представление о несовершенствах и узких пределах человеческого познания. Почти все рассуждения сводятся к опыту, и вера, которая сопровождает опыт, объясняется лишь посредством специфического чувства или яркого представления, порождаемого привычкой.

Но это еще не всё. Когда мы верим во внешнее существование какой-либо вещи или предполагаем, что объект существует после того, как он больше не воспринимается, эта вера есть не что иное, как чувство того же самого рода… Декарт утверждал, что мысль – сущность духа. Он имел в виду не эту или ту мысль, но мышление вообще. Это кажется абсолютно непостижимым, поскольку каждая вещь, которая существует, конкретна и единична (particular), и, следовательно, должны быть разные единичные восприятия, составляющие дух. Дух не есть субстанция, в которой пребывают восприятия. У нас нет идеи субстанции какого-либо рода, поскольку у нас нет идей, кроме тех, которые выводятся из некоторого впечатления, впечатления же какой-либо субстанции, материальной или духовной, у нас нет. Мы не знаем ничего, кроме определенных частных качеств и восприятий.

Цит. по: Антология мировой философии в четырех томах. Т. 2. М.: Мысль, 1970. С. 575-609.