Скупка, ее логика и ее разговоры

Обстановка скупки придумана как бы нарочно для того, что­бы во всяком стороннем человеке вызвать жуткое чувство. Тем­ная нора, прилавок, трепетный огонек сального огарка в фона­ре, освещающий фигуру за прилавком, и напряженные лица ку­старей, напирающих с улицы. Скупщик одет в теплой шубе, ку­стари дрожат от пронизывающего ветра. Он сдержан, холоден, — они взволнованы. Он развертывает образцы и равнодушно отодвигает одни, назначает цену за другие. Соответственно с этим на физиономиях мастеров сменяются выражения: надеж­ды у тех, кто подходит, — страха у тех, чьи образцы в руках скупщика, — вражды на лицах отходящих... «вот паук, раски­нувший свою сеть у входа в пещеру», — невольно приходит в голову при виде этого человека, сидящего у фонаря за прилав­ком в середине загороженного входа.

Но, с другой стороны, если бы скупщик не засветил сегодня своего огня, многие кустари впали бы в уныние. Если бы не вышло их трое или четверо, уныние достигло бы значительных размеров. Если бы не явился ни один, все Павлово принуждено было бы голодать целую неделю и, пожалуй, прекратить работу за недостат­ком материала.

Итак, выходя, он оказывает этой толпе благодеяние. Он ску­пит эти замки и ножи, а отсюда, из его подвала, они разойдутся по всему белому свету, попадут в Турцию и в Персию, и на дале­кие недоступные рынки неведомых стран Средней Азии.

Он здесь не один. Рядом, вдоль улицы и в переулках, горят такие же огни, идут те же разговоры. Он знает, что все его соседи будут сбивать цену до той степени, до какой только масса будет подаваться. И он должен не отставать от соседей, иначе его товар выйдет дороже и Москва возьмет у других.

И вот он окидывает толпу острым, проницательным взглядом. Он ее давно изучил; он видит, как люди жмутся, точно испуган­ные бараны, и думает, «что ноньче народ станет уступать до по­следнего». Это его не радует и не печалит, он просто принимает это к сведению.

— Рука, что ли, Иван Иваныч! — и кустарь кидает образцы на прилавок.

Скупщик медленно разворачивает и равнодушно откидывает товар:

— Не рука.

Может быть, он и мог бы взять этот товар, но ему нужно ук­репить свое положение и расшатать положение другой стороны.

Для него отодвинутые образцы — несколько гривенников бары­ша, для кустаря, работавшего их целую неделю, это новая неделя сравнительной обеспеченности или голода. Кустарь схватывает образцы и судорожно выбивается из толпы, чтобы бежать к дру­гому огню, а в оставшейся толпе этот эпизод уже посеял некото­рую долю неуверенности и уныния.

— Рука, что ли? — спрашивает следующий.

— Почем отдашь?

— По-прежнему, Иван Иваныч, как всегда.

— Без полтины.

— Много дороже слышали...

— Надо было отдавать.

И он опять завертывает образцы и отодвигает их, обращаясь к следующему.

Это он пробует, до какой степени народ подается. Через не­которое время, после нескольких уступок, после того, как куста­ри обежали другие огни, он уже отлично знает положение сегод­няшнего рынка.

Вот перед ним старик, деревенский кустарь, с которым он ве­дет дело давно и с которым пускается иногда в приятельские раз­говоры.

— Не сойдутся опять образцы у тебя с товаром. Личка* у вас плоха, — говорит он.

— Личка у нас ноне, Иван Иваныч, первый сорт. Ноне мы ра­бочих нажали несколько. Забудут спать-то.

— Почем?

— По шести гривен.

— Уступай, Потапыч, уступай.

— Уступлено, Иван Иваныч, сами знаете, по восьми брали.

— Знаю, что по восьми, да уступить надо. Ноне, сам видишь, до слез уступает народ.

Уступает до слез! Скупщику не нужны эти слезы. Зачем они ему? В общем человек все-таки человек, и слеза народа иному скупщику, может быть, даже неприятна. Но он ее выжмет. Ему нужна уверенность, что дальше уже не идет уступчивость, что больше не выжмет ни он, ни его сосед, что предел уступчивости народа достигнут для данного рынка. Конкуренция — пресс... Ку­старь — материал, лежащий под прессом, скупщик — винт, кото­рым пресс нажимается. Мне самому пришлось видеть, как во время приемки**, которая следует за скупкой, торговец взял в руки связку

* Личить - обтачивать поверхность ножей на камне перед полировкой (при­меч. В. Г. Короленко).

** На скупке принимаются от кустаря образцы, к которым привешивается ярлычок с обозначением условной цены. Во время приемки кустарь доставляет условленное количество самого товара (примеч. В. Г. Короленко).

образцов, оглядел их, посмотрел записную цену и швырнул с до­садой в общую кучу.

— Еще упала цена! Все уступают да уступают. Этот замок пол­года назад шел по рублю, ноне вон по шести гривен валят. Из-за чего работают только, дьяволы, — за такую цену отдавать!

— Разве это вам невыгодно? — спросил я, удивленный этой до­садой на дешевизну покупки.

Оказалось, что в данном случае, действительно, ему было не вы­годно: на прежних базарах он запасся большим количеством товара, и если бы цена поднялась, он продал бы дешевый товар дороже. Теперь цена еще упала, и ему придется, наоборот, дорогой товар пускать по более дешевой цене. Но он, конечно, жмет на скупке так, как всегда; необходимо дожать по последней возможности.

К огню подходит молодой мастер и молча, угрюмо кидает то­вар на прилавок. Он, видимо, уже обегал другие огни, слышал цены, но из него скупщический пресс выжимает не слезу, а угрюмое оже­сточение. Скупщик окидывает его проницательным взглядом и с особенным вниманием присматривается к образцам. Мастер с от­тенком презрения наблюдает эту процедуру. Он знает, что образцы у него безукоризненные, что скупщику это известно, что именно потому-то он и не может отдать товар так дешево, как отдают дру­гие. Каждое продолжительное понижение цены понижает также об­щее количество товара; форма остается та же, но вес и работа — другие. Он — артист своего дела, гордый своим искусством, один из тех, которые до последней возможности не идут на компромиссы...

— Почем?

— Знаете сами, почем брали.

— Теперь дешевле.

— А как?

— Полтина.

Мастер сам берет образцы с прилавка, не дожидаясь, пока их завернет скупщик.

— За полтину этот товар отдавать — солому надо есть. Не на­учились еще дети у нас.

— Научатся, — говорит скупщик хладнокровно.

Много, конечно, нужно упражняться в жестоком деле, чтобы так спокойно кинуть ближнему такое слово. Но в этой железной торговле вырабатываются и железные сердца, не знающие жалости. <...>

Я насчитал около тридцати скупщицких огней. Из них только пять или шесть принадлежали крупным местным торговцам; остальные светились на столиках, поставленных где-нибудь на улице, под сте­нами домов. За такими столиками торговалась мелкота, вроде моего знакомого по постоялому двору, а кое-где мастера кустари, присое­диняющие к работе за станком также и скупку. Это та часть кустар-

ной массы, где мелкий скупщик еще не вылупился окончательно из мастера. Вот он принял двух-трех рабочих; ему повезло, он нанима­ет еще. Сколотив несколько десятков лишних рублей, он начинает скупать товар у других кустарей и в один из понедельников зажига­ет огонь и садится за столик. Почти все огни, горящие теперь в круп­ных кладовых, загорались таким образом, на маленьких столиках, прямо из-под горнов кустарей.

Аверьян назвал мне именно этих торговцев, сопровождая свои объяснения бесцеремонными прибаутками и крепкими словцами. Вообще, видимо, и он, и другие кустари, кучками собиравшиеся теперь на улице, после того, как они отдали образцы, относились к этой мелкоте с большим презрением. Впрочем и из торговцев покрупнее редкого звали за глаза иначе, как Петькой, Васькой или Митькой.

__________________

«Павловские очерки». Впервые опубликовано в «Русской мысли» (1890. № 9); Короленко В. Г. Собр. соч. В 10 т. М„ 1955.Т. 9. - С. 7-11, 21-27.

А. П. Чехов