Москва. На пути к Курскому вокзалу.

В се говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про

него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз),

напившись, или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг,

с запада на восток, из конца в конец и как попало - и ни разу

не видел Кремля.

Вот и вчера опять не увидел - а ведь целый вечер крутился

вокруг тех мест, и не так чтоб очень пьян был: я как только

вышел на Савеловском, выпил для начала стакан зубровки, потому

что по опыту знаю, что в качестве утреннего декохта люди ничего

лучшего еще не придумали.

Так. Стакан зубровки. А потом - на Каляевской - другой

стакан, только уже не зубровки, а кориандровой. Один мой

знакомый говорил, что кориандровая действует на человека

антигуманно, то есть, укрепляя все члены, расслабляет душу. Со

мной, почему-то, случилось наоборот, то есть, душа в высшей

степени окрепла, а члены ослабели, но я согласен, что и это

антигуманно. Поэтому там же, на Каляевской, я добавил еще две

кружки жигулевского пива и из горлышка альб-де-дессерт.

Вы, конечно, спросите: а дальше, Веничка, а дальше - что

ты пил? Да я и сам путем не знаю, что я пил. Помню - это я

отчетливо помню - на улице Чехова я выпил два стакана

охотничьей. Но ведь не мог я пересечь Садовое кольцо, ничего не

выпив? Не мог. Значит, я еще чего-то пил.

А потом я попал в центр, потому что это у меня всегда так:

когда я ищу Кремль, я неизменно попадаю на Курский вокзал. Мне

ведь, собственно, и надо было идти на Курский вокзал, а не в

центр, а я все-таки пошел в центр, чтобы на Кремль хоть раз

посмотреть: все равно ведь, думаю, никакого Кремля я не увижу,

а попаду прямо на Курский вокзал.

Обидно мне теперь почти до слез. Не потому, конечно,

обидно, что к Курскому вокзалу я так вчера и не вышел. (это

чепуха: не вышел вчера - выйду сегодня). И уж, конечно, не

потому, что проснулся утром в чьем-то неведомом подъезде

(оказывается, сел я вчера на ступеньку в подъезде, по счету

снизу сороковую, прижал к сердцу чемоданчик - и так и уснул).

Нет, не потому мне обидно. Обидно вот почему: я только что

подсчитал, что с улицы Чехова и до этого подъезда я выпил еще

на шесть рублей - а что и где я пил? И в какой

последовательности? Во благо ли себе я пил или во зло? Никто

этого не знает, и никогда теперь не узнает. Не знаем же мы вот

до сих пор: царь Борис убил царевича Димитрия или же наоборот?

Что это за подъезд? Я до сих пор не имею понятия; но так и

надо. Все так. Все на свете должно происходить медленно и

неправильно, чтобы не сумел загородиться человек, чтобы человек

был грустен и растерян.

Я вышел на воздух, когда уже рассвело. Все знают - все,

кто в беспамятстве попадал в подъезд, а на рассвете выходил из

него - все знают, какую тяжесть в сердце пронес я по этим

сорока ступеням чужого подъезда и какую тяжесть вынес я на

воздух.

Ничего, ничего, - сказал я сам себе, - ничего. Вон -

аптека, видишь? А вон - этот пидор в коричневой куртке скребет

тротуар. Это ты тоже видишь. Ну вот и успокойся. Все идет как

следует. Если хочешь идти налево, Веничка, иди налево, я тебя

не принуждаю ни к чему. Если хочешь идти направо - иди направо.

Я пошел направо, чуть покачиваясь от холода и от горя, да,

от холода и от горя. О, эта утренняя ноша в сердце! О,

иллюзорность бедствия! О, непоправимость! Чего в ней больше, в

этой ноше, которую еще никто не назвал по имени? Чего в ней

больше: паралича или тошноты? Истощения нервов или смертной

тоски где-то неподалеку от сердца? А если всего этого поровну,

то в этом во всем чего же, все-таки, больше: столбняка или

лихорадки?

Ничего, ничего, - сказал я сам себе, - закройся от ветра и

потихоньку иди. И дыши так редко, редко. Так дыши, чтобы за

коленки не задевали. И куда-нибудь, да иди. Все равно, куда.

Если даже ты пойдешь налево - попадешь на Курский вокзал, если

прямо - все равно на Курский вокзал, если направо - все равно

на Курский вокзал. Поэтому иди направо, чтобы уж наверняка туда

попасть.

О, тщета! О, эфемерность! О, самое бессильное и позорное

время в жизни моего народа - время от рассвета до открытия

магазинов! Сколько лишних седин оно вплело во всех нас, в

бездомных и тоскующих шатенов. Иди, Веничка, иди.