Карачарово - Чухлинка

А выпив - сами видите, как долго я морщился и

сдерживал тошноту, как долго я чертыхался и сквернословил. Не

то пять минут, не то семь минут, не то целую вечность - так и

метался в четырех стенах, ухватив себя за горло, и умолял бога

моего не обижать меня.

И до самого Карачарова, от Серпа и Молота до Карачарова

мой бог не мог расслышать мою мольбу, - выпитый стакан то

клубился где-то между чревом и пищеводом, то взметался вверх,

то снова опадал. Это было как Везувий, Геркуланум и Помпея, как

первомайский салют в столице моей страны. И я страдал и

молился.

И вот только у Карачарова мой бог расслышал и внял. Все

улеглось и притихло. А уж если у меня что-нибудь притихнет и

уляжется, так это бесповоротно. Будьте уверены. Я уважаю

природу, было бы некрасиво возвращать природе ее дары... Да.

Я кое-как пригладил волосы и вернулся в вагон. Публика

посмотрела на меня почти безучастно, круглыми и как-будто ничем

не занятыми глазами...

Мне это нравится. Мне нравится, что у народа моей страны

глаза такие пустые и выпуклые. Это вселяет в меня чувство

законной гордости. Можно себе представить, какие глаза там. Где

все продается и все покупается:

...Глубоко спрятанные, притаившиеся, хищные и перепуганные

глаза... Девальвация, безработица, пауперизм... Смотрят

исподлобья, с неутихающей заботой и мукой - вот какие глаза в

мире чистогана...

Зато у моего народа - какие глаза! Они постоянно навыкате,

но - никакого напряжения в них. Полное отсутствие всякого

смысла - но зато какая мощь! (какая духовная мощь!) эти глаза

не продадут. Ничего не продадут и ничего не купят. Что бы не

случилось с моей страной, во дни сомнений, во дни тягостных

раздумий, в годину любых испытаний и бедствий - эти глаза не

сморгнут. Им все божья роса...

Мне нравится мой народ. Я счастлив, что родился и возмужал

под взглядами этих глаз. Плохо только вот что: вдруг да они

заметили, что я сейчас там на площадке выделывал?.. Кувыркался

из угла в угол, как великий трагик федор шаляпин, с рукою на

горле, как будто меня что душило?

Ну, да впрочем, пусть. Если кто и видел - пусть. Может, я

там что репетировал? Да... В самом деле. Может, я играл

бессмертную драму " Отелло, мавр венецианский"? Играл в одиночку

и сразу во всех ролях? Я, например, изменил себе, своим

убеждениям: вернее, я стал подозревать себя в измене самому

себе и своим убеждениям; я себе нашептал про себя

- о, такое нашептал! - и вот я, возлюбивший себя за муки, как

самого себя, - я принялся себя душить. Схватил себя за горло и

душу. Да мало ли что я там делал?..

Вон - справа, у окошка - сидят двое. Один такой

тупой-тупой и в телогрейке. А другой такой умный-умный и в

коверкотовом пальто. И пожалуйста - никого не стыдятся -

наливают и пьют. Не выбегают в тамбур и не заламывают рук.

Тупой-тупой выпьет, крякнет и говорит: " а! Хорошо пошла,

курва! " а умный-умный выпьет и говорит: " транс-цен-ден-тально! "

и таким праздничным голосом! Тупой-тупой закусывает и говорит:

" заку-уска у нас сегодня - блеск! Закуска типа " я вас умоляю"! "

а умный-умный жует и говорит: " да-а-а...

Транс-цен-ден-тально!.."

Поразительно! Я вошел в вагон и сижу, страдаю от мысли, за

кого меня приняли - мавра или не мавра? Плохо обо мне подумали,

хорошо ли? А эти пьют горячо и открыто, как венцы творения,

пьют с сознанием собственного превосходства над миром...

" закуска типа " я вас умоляю"! "

...я, похмеляясь утром, прячусь от неба и земли, потому

что это интимнее всякой интимности!.. До работы пью - прячусь.

Во время работы пью - прячусь... А эти!! "

транс-цен-ден-тально! "

Мне очень вредит моя деликатность, она исковеркала мне мою

юность, мое детство и отрочество... Скорее так: скорее это не

деликатность, а просто я безгранично расширил сферу интимного -

сколько раз это губило меня...

Вот сейчас я вам расскажу. Помню, лет десять назад я

поселился в Орехово-Зуеве. К тому времени, как я поселился, в

моей комнате уже жило четверо, я стал у них пятым. Мы жили душа

в душу, и ссор не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить

портвейн, он вставал и говорил: " ребята, я хочу пить портвейн".

А все говорили: " Хорошо. Пей портвейн. Мы тоже будем с тобой

пить портвейн". Если кого-нибудь тянуло на пиво, всех тоже

тянуло на пиво.

Прекрасно. Но вдруг я стал замечать, что эти четверо

как-то отстраняют меня от себя, как-то шепчутся, на меня глядя,

смотрят за мной, если я куда пойду. Странно мне было это и даже

чуть тревожно. И на их физиономиях я читал ту же озабоченность

и будто даже страх... " в чем дело? - терзался я, - отчего это

так? "

И вот - наступил вечер, когда я понял, в чем дело и отчего

это так. Я, помнится, в этот день даже и не вставал с постели:

я выпил пива и затосковал. Просто: лежал и тосковал.

И вижу: все четверо потихоньку меня обсаживают - двое сели

на стулья у изголовья, а двое - в ногах. И смотрят мне в глаза,

смотрят с упреком, смотрят с ожесточением людей, не могущих

постигнуть какую-то заключенную во мне тайну... Не иначе, как

что-то случилось...

- Послушай-ка, - сказали они, - ты это брось.

- Что " брось"?.. - я изумился и чуть привстал.

- Брось считать, что ты выше других... Что мы мелкая

сошка, а ты Каин и Манфред...

- Да с чего вы взяли!..

- А вот с того и взяли. Ты пиво сегодня пил?