Реутово - Никольское

н у, хоть сто пятьдесят..." и тогда рассудок: " Ну

хорошо, Веня, - сказал, - хорошо, выпей сто пятьдесят, только

никуда не ходи, сиди дома".

Что ж вы думаете? Я выпил сто пятьдесят и усидел дома?

Ха-ха. Я с этого дня пил по тысяче пятьсот каждый день, чтобы

усидеть дома, и все-таки не усидел. Потому что на шестой день

размок уже настолько, что исчезла грань между рассудком и

сердцем, и оба в голос мне затвердили: " Поезжай, поезжай в

Петушки! В Петушках - твое спасение и радость твоя, поезжай."

" Петушки - это место, где не умолкают птицы, ни днем, ни

ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин. Первородный

грех - может, он и был - там никого не тяготит. Там даже у тех,

кто не просыхает по неделям, взгляд бездонен и ясен..."

" Там каждую пятницу, ровно в одиннадцать, на вокзальном

перроне меня встречает эта девушка с глазами белого цвета -

белого, переходящего в белесый - эта любимейшая из потаскух,

эта белобрысая дьяволица. А сегодня пятница, и меньше, чем

через два часа, будет ровно одиннадцать, и будет она, и будет

вокзальный перрон, и этот белесый взгляд, в котором нет ни

совести, ни стыда. Поезжайте со мной - о, вы такое увидите!.."

" Да и что я оставил - там, откуда уехал и еду? Пару дохлых

портянок и казенные брюки, плоскогубцы и рашпиль, аванс и

накладные расходы - вот что оставил! А что впереди? Что в

Петушках, на перроне? - а на перроне рыжие ресницы, опущенные

ниц, и колыхание форм, и коса от затылка до попы. А после

перрона - зверобой и портвейн, блаженства и корчи, восторги и

судороги. Царица небесная, как далеко еще до Петушков! "

" А там, за Петушками, где сливаются небо и земля, и

волчица воет на звезды, - там совсем другое, но то же самое:

там, в дымных и вшивых хоромах, неизвестный этой белесой,

распускается мой младенец, самый пухлый и самый кроткий из всех

младенцев. Он знает букву " ю" и за это ждет от меня орехов.

Кому из вас в три года была знакома буква " ю"? Никому; вы и

теперь-то ее толком не знаете. А вот он - знает, и никакой за

это награды не ждет, кроме стакана орехов."

" Помолитесь, ангелы, за меня. Да будет светел мой путь, да

не преткнусь о камень, да увижу город, по которому столько

томился. А пока

- вы уж простите меня - пока присмотрите за моим чемоданчиком,

я на десять минут отлучусь. Мне нужно выпить кубанской, чтобы

не угасить порыва".

И вот - я снова встал и через половину вагона прошел на

площадку.

И пил уже не так, как пил у Карачарова, нет, теперь я пил

без тошноты и без бутерброда, из горлышка, запрокинув голову,

как пианист, и с сознанием величия того, что еще только

начинается и чему предстоит быть.