Кучино - Железнодорожная

Н о сначала все-таки к ней. Сначала - к ней! Увидеть

ее на перроне, с косой от попы до затылка, и от волнения

зардеться, и вспыхнуть, и напиться в лежку, и пастись, пастись

между лилиями - ровно столько, чтобы до смерти изнемочь!

Принеси запястья, ожерелья, шелк и бархат, жемчуг и

алмазы, я хочу одеться королевой, потому что мой король

вернулся!

Эта девушка - вовсе не девушка! Эта искусительница - не

девушка, а баллада ля бемоль мажор! Эта женщина, эта рыжая

стервоза - не женщина, а волхвование! Вы спросите: да где ты,

Веничка, ее откопал, и откуда она взялась, эта рыжая сука? И

может ли в Петушках быть что-нибудь путное?

" Может! " - говорю я вам, и говорю так громко, что

вздрагивают и Москва, и Петушки. В Москве - нет, в Москве не

может быть, а в Петушках

- может! Ну так что же, что " сука"? Зато какая гармоническая

сука! А если вам интересно, где и как я ее откопал, если

интересно - слушайте, бесстыдники, я вам все расскажу.

В Петушках, как я уже вам говорил, жасмин не отцветает и

птичье пение не молкнет. Вот и в этот день, ровно двенадцать

недель тому назад, были птички и был жасмин. А еще был день

рождения непонятно у кого. И еще - была бездна всякого

спиртного: не то десять бутылок, не то двенадцать бутылок, не

то двадцать пять. И было все, чего может пожелать человек,

выпивший столько спиртного: то есть, решительно все, от

разливного пива до бутылочного. А еще - спросите вы? А еще что

было?

А еще - было два мужичка, и были три косеющих твари, одна

пьянее другой, и дым коромыслом, и ахинея. Больше, как будто,

ничего не было.

И я разбавлял и пил, разбавлял " российскую" " жигулевским"

пивом и глядел на этих " троих" и что-то в них прозревал. Что

именно я прозревал в них, не могу сказать, а поэтому разбавлял

и пил, и от этого еще острее прозревал.

Но вот ответное прозрение - я только в одной из них

ощутил, только в одной! О рыжие ресницы, длиннее чем волосы на

ваших головах! О невинные бельмы! О эта белизна, переходящая в

белесость! О колдовские и голубиные крылья!..

- Так это вы: Ерофеев? - и чуть подалась ко мне, и

сомкнула ресницы и разомкнула...

- Ну, конечно! Еще бы не я!

(О, гармоническая! Как она догадалась?)

- Я одну вещицу вашу читала. И знаете: я бы никогда не

подумала, что на полсотне страниц можно столько нанести

околесицы. Это выше человеческих сил!

- Так ли уж выше! - я, польщенный, разбавил и выпил. -

Если хотите, я нанесу еще больше! Еще выше нанесу!..

Вот - с этого все началось. То есть, началось

беспамятство: три часа провала. Что я пил? О чем говорил? В

какой пропорции разбавлял? Может, этого провала и не было бы,

если б я пил не разбавляя. Но - как бы то ни было - я очнулся

часа через три, и вот в каком положении я очнулся: я сижу за

столом, разбавляю и пью. И кроме нас двоих - никого. И она -

рядом, смеется надо мною, как благодатное дитя. Я подумал:

" неслыханная! Это - женщина, у которой до сегодняшнего дня

грудь стискивали только предчувствия. Это - женщина, у которой

никто до меня даже пульса не щупал. О, блаженный зуд в душе и

повсюду! "

А она взяла - и выпила еще сто грамм. Стоя выпила, откинув

голову, как пианистка. А выпив, все из себя выдохнула, все, что

в ней было святого - все выдохнула. А потом изогнулась, как

падла, и начала волнообразные движения бедрами - и все это с

такою пластикою, что я не мог глядеть на нее без содрогания...

Вы, конечно, спросите, вы бессовестные, спросите: " так что

же, Веничка? Она......? Ну, что вам ответить? Ну, конечно, она

.....! Еще бы она не.....! Она мне прямо сказала: " я хочу,

чтобы ты меня властно обнял правою рукою! " Ха-ха. " Властно" и

" правою рукою"?! - а я уже так набрался, что не только властно

обнять, а хочу потрогать ее туловище - и не могу, все

промахиваюсь мимо туловища...

- Что ж! Играй крутыми боками! - подумал я, разбавив и

выпив. - играй, обольстительница! Играй, Клеопатра! Играй,

пышнотелая блядь, истомившая сердце поэта! Все, что есть у

меня, все, что, может быть, есть - все швыряю сегодня на белый

алтарь Афродиты!

Так думал я. А она смеялась. А она - подошла к столу и

выпила залпом еще сто пятьдесят, ибо она была совершенна, а

совершенству нет предела...