Принцип. Мы все обещаем себе стать лучше

Мы все обещаем себе стать лучше. Мы каждый месяц собираемся приберечь небольшой «стратегический запас» на будущее. И каждое утро планируем съесть за день ровно ту норму фруктов, овощей и цельных злаков, которую советуют диетологи. И всем сердцем желаем держаться в приличной форме, носить только чистые трусы, прекратить орать на детей из-за пролитого (в очередной раз) молока — как раз в тот момент, когда вы только-только сели, к своей тарелке — и начать по-настоящему холить и лелеять наших дражайших супругов.

Но потом наши планы сталкиваются с реальностью.

И мы вычищаем под ноль свой банковский счет, накупая ненужные шмотки, смиряемся с еще пятью килограммами жировых складок, орем на детей и обращаемся со своими дражайшими супругами как с прислужниками-евнухами, которых судьба отдала в наше полное распоряжение.

В чем наша ошибка?

В неспособности сделать устойчивый межвременной выбор.

«Межвременной выбор» — это термин, которым экономисты обозначают решения, принимаемые нами в настоящем, но очень значимые для будущего. В последние годы межвременной выбор стал темой множества научных изысканий, потому что подобные решения сказываются не только на отдельно взятых личностях, таких как мы с вами, но и на всем государстве и, что особенно важно, на его бюджете. Сегодня вы набиваете желудок разогретой в микроволновке пиццей и заливаете ее сверху газировкой Dr Pepper — а завтра вносите свою скромную лепту в чудовищные расходы США на медицинское обслуживание граждан. Сегодня вы решаете еще годик повременить с отчислениями в пенсионный фонд — а завтра, когда начнется пора заслуженного отдыха, надеетесь на поддержку Дядюшки Сэма. Сегодня вы наживаете многотысячный долг по кредитной карте — а завтра становитесь одним из примерно 6400 человек, объявивших себя банкротами^{67}.

Человек, который в начале XIX столетия нанес концепцию межвременного выбора на карту экономической науки, не был профессиональным экономистом и не получил за свое открытие престижных премий. Его звали Джон Рэй^[62], и он был худощавым шотландским врачом и учителем, носил бакенбарды на пол-лица и доживал свои дни на Гавайях. В круг его интересов входили геология, сельское хозяйство, катание на коньках и, как и в случае с его предшественником Адамом Смитом, богатство народов^{68}. Особенно его занимал вопрос, почему одни народы богатеют, в то время как другие так и прозябают в нищете.

Рэй провозгласил — именно этим шотландские учителя, как правило, занимаются: «провозглашают», — что богатые страны богатеют отчасти из-за того, что их жители отличаются большей сдержанностью и умеют видеть перспективы. Они способны откладывать удовольствия на потом.

«Наслаждения, которые доступны, вызывают сильнейшее стремление вкусить их», — написал Рэй в своем трактате 1834 г. «Социологическая теория капитала» (The Sociological Theory of Capital). «Появившись в поле зрения, объект желания поглощает все внимание, концентрирует на себе все устремления и заставляет во всех красках представлять себе те удовольствия, которые он сулит сию минуту»^{69}. Другими словами: не откладывай на завтра то, чем можешь порадовать себя сегодня.

Рэй и близко не получил признания, выпавшего на долю Адаму Смиту, — в последние годы своей жизни он занимался тем, что делал прививки от оспы (это, конечно, тоже благое дело, но оно не идет в сравнение с лаврами первопроходца экономической науки). И все же для полчищ экономистов, исследующих межвременной выбор, он стал поистине легендарной фигурой. Если Смит доказал, что государства могут разбогатеть за счет экономии, то Рэй установил, что государства могут экономить только при условии, что их жители способны в чем-то себя ограничивать. И с этим не поспоришь — каждый, кто хоть раз в жизни пытался стать богаче, счастливее или стройнее, знает, что секрет успеха в сдержанности.

Почему же она нам так тяжело дается? На то есть несколько причин.

Первая — то, что сейчас принято называть «гиперболическим дисконтированием». Не пугайтесь непонятной терминологии. По сути это значит следующее: мы ценим блага, которых можем достичь в будущем, значительно меньше, чем те, что можем получить в настоящем. Поэтому нам очень сложно устоять перед соблазном насладиться тем, что предлагается нам прямо сейчас, даже если мы отдаем себе отчет в неразумности такого поступка.

Предположим, в кошельке вашего друга лежат $10. Ваш друг относится к ним трепетно, потому что это единственные $10, которые он может потратить на бутылку вина или билет в кино. Для него эти $10 представляют реальную ценность именно на данный момент. Но кто-то предложил ему сделку: если сейчас он отдаст свои $10, через несколько месяцев к нему вернутся $20. Ваш друг спрашивает вас, что ему делать. Вы отвечаете, что тут и думать нечего — ясное дело, надо соглашаться, это ведь стопроцентная прибыль!

А теперь представьте, что это ваши $10 и кто-то предложил вам точно такую же сделку: отдайте сегодня свои деньги — в будущем получите в два раза больше. Вы уже не сможете сказать, что «тут и думать нечего». Отдать те деньги, на которые вы могли бы сегодня вечером сходить в кино? Ну уж нет. Вот вам гиперболическое дисконтирование в действии: соблазн воспользоваться своими $10 прямо сейчас оказывается гораздо сильнее искушения обогатиться в дальнейшем. Чтобы дождаться выгоды в будущем, нужно терпение — а именно терпения всем нам очень часто и не хватает.

Или возьмем, к примеру, спорт. Это вообще классический случай гиперболического дисконтирования. Только сумасшедшие умудряются получать от фитнеса какое-то удовольствие — все остальные заставляют себя потеть в спортзале лишь потому, что это приносит пользу. Точнее потому, что это, наверное, принесет пользу когда-нибудь в будущем.

Как мы в таком случае рассуждаем? Заставить себя влезть на тренажер — это шесть потраченных плюсиков (цена вашего времени и энергии). Но польза от занятий (стальной пресс, титановые бицепсы) будет равняться восьми плюсикам. Что в сухом остатке? Два плюсика! Все, вперед, в тренажерку!