Глава третья. — Не понимаю, почему мы должны исцелять оба тела

— Не понимаю, почему мы должны исцелять оба тела. Та смертная женщина, которую ты подобрала для Ахиллеса, может занять тело Поликсены. Не лучше ли нам предоставить второй отправиться по дороге, которой уходят все умершие современные смертные? — спросила Афина.

Венера неприязненно покачала головой.

— Афина, тебе нужно больше подружек, у тебя характер портится. Мы намерены вселить душу современной смертной в тело древней царевны и попросить ее выполнить наше задание. А что делать с воспоминанием о несчастном случае, в котором погибли она сама и ее лучшая подруга? Ну хорошо, это просто невезение, и все же... Она нам нужна, а значит, ее лучшая подруга становится ставкой. Ей придется заняться нашим делом, не заботясь о себе.

— И в этом вся проблема? — удивилась Афина. — Но при чем тут какая-то ставка?

Венера возвела к потолку чудесные фиолетовые глаза.

— Это просто такое выражение! Так говорят современные смертные, когда хотят сказать, что дело сделано, все кончено — «ставки сделаны».

— Тогда получается, что мы просим одну смертную сделать что-то для нас, чтобы не впутывать во все другую смертную, ее подругу, — терпеливо пояснила Гера. — Дело в том, что современные смертные женщины сильно отличаются от древних. Они независимы и умны, они не привыкли кланяться и слепо выполнять приказы. Вообще-то, когда я об этом думаю, они кажутся мне во многом похожими на богинь.

— Именно это я и пытаюсь ей втолковать, — кивнула богиня любви.

— Не думаю, что мне все это нравится, — нахмурилась Афина.

— А я не думаю, что тебе понравятся морщины, которые появятся на твоем лице, если ты не перестанешь так часто морщить лоб, — заявила Венера.

— А я не думаю, что тебе понравится то, что случится, если ты разгневаешь богиню войны, — ответила Афина.

— Довольно! — Гера повысила голос, и он мощно прозвучал в храме, эхом отразившись от стен.

Королева Олимпа на мгновение прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Ваша перебранка не к месту перед тем, что мы должны сделать. Хуже того, она вызывает головную боль.

Королева богов посмотрела на маленькую Элейтию, сжавшуюся в углу.

— К тому же вы пугаете мою жрицу, а ей сегодня и без того уже досталось.

Венера и Афина забормотали что-то, принося извинения.

— Ладно, примемся за дело, — Гера еще раз окинула богинь суровым взглядом, прежде чем повернуться к Элейтии, — Нам нужен церемониальный кубок, наполненный лучшим храмовым вином. Можешь найти его для меня?

— Конечно, богиня!

Юная жрица, получившая понятное и знакомое ей задание, сразу пришла в себя и умчалась куда-то, а через несколько мгновений вернулась с золотым кубком, полным густого красного вина.

— Очень хорошо, — одобрительно кивнула Гера.

Она подошла к телам Поликсены и ее служанки, жестом пригласив Венеру и Афину присоединиться к ней.

— Неси кубок сюда, Элейтия, и встань рядом с телами. Когда я начну читать исцеляющие чары, подними кубок повыше, чтобы он наполнился нашей силой. Ты поняла меня?

— Да, богиня.

Юная жрица встала там, где ей было указано.

— Давайте соединимся в круге божественной силы.

Богини торжественно соединили руки, встав вокруг погибших.

— Сосредоточьтесь на вине в кубке, — велела Гера.

И, слегка откашлявшись, богиня начала начитывать:

Слившись вместе, в едином сознании,

Три богини силы свои умножают...

Вино в кубке, который подняла над головой Элейтия, начало светиться таким ярким белым светом, что он отразился даже в высоком сводчатом потолке храма.

Стоя здесь, в нашем общем свете,

Мы вино наполняем нашим могуществом.

Дар исцеления, вот что мы просим.

Плод виноградной лозы, выполни эту задачу.

— Оно горячее! — вскрикнула Элейтия, однако не разжала пальцев и не выпустила кубок.

— Это жар дыхания жизни, — сказала Гера, — Быстрее, дитя, влей вино в губы царевны и ее служанки!

Элейтия выполнила приказ своей богини. Она наклонилась и осторожно влила половину в безвольные, окровавленные губы Поликсены, а остаток вина — в неподвижный рот молодой служанки.

— Не знаю, сработает ли это... — Венера нахмурилась, видя, что большая часть вина полилась по бледным щекам мертвых женщин, — Может, надо было...

Поликсена судорожно всхлипнула, потом глубоко вздохнула. И почти сразу же грудь Мелии тоже начала подниматься и опускаться.

— Не теряйте сосредоточения! — напомнила богиням Гера, прежде чем завершить чары.

Раны исчезают — здоровье возвращается,

Искра смертной жизни в них разгорается!

И на глазах у пристально наблюдавших за происходящим богинь ужасающая рана на голове Поликсены затянулась и исчезла, затрепетала и закрылась огромная рана на груди Мелии, а зловеще неподвижные тела продолжали медленно, ровно дышать.

Элейтия упала на колени и склонила голову.

— Это помогло! Вы их исцелили!

Гера ласково коснулась щеки своей жрицы.

— Только тела, дитя мое. Но их души уже отправились в поля Элизиума. Перед нами всего лишь пустые оболочки.

— Ну да, и так уж получилось, что у меня имеются души двух смертных, которые отчаянно нуждаются именно в оболочках, — сказала Венера. — Принести их сюда?

— Да, но сначала мы с Афиной должны навестить Агамемнона и Фетиду.

Афина, хмурясь, изучала взглядом исцеленные тела.

— А не следует ли убрать кровь до того, как здесь окажутся души смертных? Я, конечно, не знаток современных смертных, но все равно я уверена, что любая женщина весьма огорчится, если очнется вот в таком виде и вот в таком месте.

Богиня широким жестом обвела залитый кровью, разгромленный храм.

— Ох... Ну да, как ни противно мне это признавать, ты права, — вздохнула Венера, — Ладно, отправляйтесь, не стоит об этом беспокоиться. Я вызову парочку сатиров, и они тут приведут все в порядок.

— Сатиров? — удивилась Гера, — Разве они не устроят еще худший бедлам?

— Ну, в общем, конечно, никто не умеет устраивать кавардак лучше, чем какой-нибудь хитрый сатир, но именно поэтому они и умеют наводить порядок. Они к этому привыкли.

Гера и Афина недоуменно уставились на богиню любви.

— Но вы же не думаете, что я сама прибираюсь после всяких там оргий? — На лице Венеры отразилось отвращение, — Я их богиня, а не добрая матушка.

Афина фыркнула.

— Ладно, оставим все это на воплощенную Любовь, да?

Гера увлекла Афину прочь из храма, пока богини не затеяли новую перепалку.

— Заставь этих маленьких тварей работать побыстрее! — крикнула она, обернувшись через плечо, — Мы ненадолго!

— И почему это воплощенная Любовь постоянно сталкивается с жутким беспорядком? — пробормотала Венера.

— Может быть, потому, что сама любовь — такая запутанная и беспорядочная? — осторожно спросила Элейтия, застенчиво улыбаясь.

— Милая, ты новенькая в жреческом деле, поэтому я не стану ни во что тебя превращать за то, что ты называешь меня беспорядочной.

Элейтия вздрогнула всем телом и, похоже, готова была разразиться слезами.

Венера вздохнула.

— Да не пугайся ты! Это просто маленькая божественная шутка. Давай-ка лучше заставим сатиров поработать. А я пока займусь новой одеждой для этих двоих. Всю кровь все равно не отмыть...

Венера принялась что-то бормотать себе под нос, вызывая целое стадо опытных в уборке сатиров, тут же начавших приводить храм в порядок.

Гера материализовалась в просторном шатре Агамемнона. Совсем юный, еще безусый мальчик умащивал душистым маслом темные, волнистые волосы царя.

— Богиня Гера! — взвизгнул мальчик и упал на пол, уткнувшись в роскошный ковер.

Агамемнон же просто поклонился — и недостаточно низко, на взгляд Геры. Поэтому сперва она коснулась светловолосого затылка мальчика.

— Поднимись, дитя. Я желаю поговорить с царем наедине, но знай: я дарую тебе свое благословение.

Гера подождала, пока мальчик выйдет из комнаты, и лишь после этого повернулась к Агамемнону. Она не спеша разглядывала его, прекрасно понимая: царя ужасно

раздражает, что он вынужден держать голову склоненной перед богиней. Богиня отметила, что царь просто купается в золоте, и постаралась не скривиться от отвращения. Он что, считает себя божеством?

Если это так, он очень сильно ошибается.

— Встань, Агамемнон, — сказала наконец Гера, — Я пришла с хорошими новостями.

— Великая богиня, неужели ты принесла мне весть от могущественного Зевса?

Глаза Геры вспыхнули гневом, а голос наполнился такой силой, что она ощутимо ударила надменного смертного.

— Я не посыльная моего мужа!

На этот раз поклон Агамемнона был по-настоящему низким и подобострастным и более приемлемым с точки зрения богини.

— Прости меня! Я совсем не хотел оскорбить королеву всех богов!

Гера слегка скривила губы.

— К сожалению, ты не имел в виду оскорбления просто потому, что оно для тебя слишком естественно. Учти мое предостережение, греческий царь: твое высокомерие станет причиной твоей гибели.

Гера с удовольствием увидела, как Агамемнон побледнел.

— Но это не имеет значения сейчас.

Гера изящно взмахнула рукой, повелевая царю приблизиться.

— Мои новости касаются твоей пустой постели.

Впрочем, Гера припомнила юного мальчика с нежными щеками и подумала, так ли уж пуста постель царя Агамемнона.

— Да, богиня, моя военная жена вернулась к служению божественным золотым близнецам. Хотя я совсем не желал проявлять неуважения, заявляя свое право на Хрисеиду, мне кажется, действия ее отца недостойны одобрения.

— Хрисеида все равно была недостаточно хороша для тебя. Только красота Брисеиды достойна такого человека, как ты.

Мысленно Гера пообещала себе, что будет присматривать за бедняжкой Брисеидой после того, как эта безумная кутерьма закончится, и дарует девушке что-нибудь особенное в награду за то, что ей придется делить постель с этим хвастливым дураком.

— Брисеида! Она хороша, да, но она ведь принадлежит Ахиллесу, — На лице царя появилось хитрое выражение, — Впрочем, я слышал, что эта красота пропадает даром. Ахиллес боится девственниц.

«Ах, — подумала Гера, — так значит, слухи об Ахиллесе правдивы...»

— Тогда тем более Брисеиде лучше стать твоей.

Агамемнон задумчиво погладил пышную бороду.

— Верно... верно... вот только Ахиллес...

— Кто здесь правит, Ахиллес или Агамемнон? — перебила его богиня.

— Я — царь греков!

— Так заяви, что эта военная жена больше подходит тебе, чем Ахиллесу.

Агамемнон посмотрел в глаза богине.

— Я могу считать, что делаю это с твоего благословения?

— Разумеется. А чтобы усмирить хорошо известный гнев Ахиллеса, я подберу ему подходящую женщину. И она будет не похожа на других. Тебе следует знать, кстати, что с ней будет мое особое благословение.

— Склоняюсь перед твоей волей, великая богиня, — ответил Агамемнон.

— Отлично. Вот и пошли своих людей за Брисеидой, сейчас же.

Когда Агамемнон склонился в поклоне, Гера негромко хлопнула в ладоши и исчезла в клубах светящегося голубого дыма.

Фетида уважительно присела в реверансе перед Афиной. Потом, торопливо материализовав амброзию и мягкие кресла, украшенные перламутром, она предложила сероглазой богине сесть.

— Отдохни, богиня... Чем я обязана... — Фетида умолкла, вдруг заметив, что богиня с головы до ног забрызгана кровью, а ее взгляд суров и холоден. — О, трезубец Посейдона! Что случилось?

Афина небрежно махнула рукой, и пятна крови исчезли.

— Нет, ничего, я пришла из-за этой надоевшей всем Троянской войны. Мы решили, что она должна наконец закончиться.

Прекрасное лицо Фетиды утратило нежный персиковый оттенок.

— Моему сыну было предсказано, что он погибнет во время Троянской войны... Если она закончится, придет конец и его жизни...

— Я здесь, чтобы поговорить с тобой на эту тему. Возникла идея, которая принесет выгоду всем нам. Мы уверены, что Троянская война может закончиться, не приведя к гибели твоего сына.

— Как бы то ни было, богиня... Я сделаю все, что угодно, чтобы спасти свое дитя, — сказала Фетида.

На ее щеки отчасти вернулся естественный цвет. Потом она добавила:

— А кто это «мы»?

— Гера, Венера и я.

Глаза Фетиды округлились.

— Три такие могущественные богини объединились ради общей цели!

— Ну, такого единства не всегда легко достигнуть, однако нам троим просто до тошноты надоела эта война.

— Четверым, — решительно уточнила Фетида, — И мы четверо объединимся ради этой цели, если есть какой- то способ спасти моего сына.

— Скажи мне, Фетида, твой сын все еще рад выбору, который он сделал когда-то, он по-прежнему согласен, что его жизнь должна оборваться слишком рано? — спросила Афина.

Фетида некоторое время размышляла, прикусив нижнюю губу.

— Ахиллес никогда не говорит об этом напрямую, но я хорошо его знаю. В последние годы он чувствует себя все более и более несчастным. Тебе известно, что у него уже почти десять лет не было возлюбленной?

На этот раз Афина вытаращила глаза.

— В самом деле?

Фетида кивнула.

— Им владеет ярость берсеркера... и женщины из-за этого боятся его. А мой сын никогда бы не взял женщину силой, так что остаток своей короткой жизни он, наверное, проведет в одиночестве, не считая мирмидонян, но даже они начинают в нем сомневаться. Я чувствую печаль моего сына, и я уверена: он продолжает идти навстречу своей судьбе просто потому, что жизнь не дает ему ничего, кроме одиночества.

— Так значит, та девушка, что живет в его шатре, не стала его любовницей?

Брисеида — прекрасная молодая женщина, но она точно так же боится моего сына, как и все другие, хотя он и проявляет к ней бесконечную доброту, — ответила Фетида.

Афина задумалась.

— Но если он добр к ней, то можно предположить, что она постепенно привыкнет к нему.

— Ты ведь никогда не видела Ахиллеса, когда им овладевает ярость берсеркера? — тихо спросила Фетида.

— Нет, не видела.

Фетида вздрогнула.

— Это слишком ужасно. Он перестает быть Ахиллесом, когда с ним происходит такое. Он становится чудовищем, диким зверем, воплощением чистого гнева и ярости, устремленным к одному только насилию.

— Но спальня — это не поле битвы.

— Любые сильные чувства превращают его в берсеркера, — сказала Фетида и печально покачала головой, — Нет такой смертной женщины, которой захотелось бы заглянуть по ту сторону этой ярости и увидеть мужчину, особенно теперь, когда на нем столько следов сражений.

— Следов сражений? — Афина попыталась припомнить, когда же она в последний раз видела Ахиллеса, и решила, что это было еще в его юности, на этом самом пляже, — Но он был прекрасен!

— Да, раньше был, но многочисленные боевые победы дались немалой ценой. Он ведь уязвим, ты знаешь, — с некоторым вызовом произнесла Фетида. — Он смертен. И только когда впадает в безумную ярость, он мчится вперед, не ведая преград.

Морская богиня смахнула слезу со щеки.

— И на его теле остались многочисленные следы жизни, полной крови и смерти.

Фетида упала на колени перед Афиной.

— Молю тебя, Афина, так же, как в тот день, когда моего сына настиг весь этот ужас: помоги ему избежать чудовищной судьбы!

Афина взяла Фетиду за руки, мягко заставляя подняться.

— Наверное, теперь я наконец смогу ответить на эту мольбу. Скажи, ты сумела бы как-то отвлечь Ахиллеса от сражений, хотя бы ненадолго?

— Без какой-либо причины?

Афина немножко подумала, потом спросила:

— Ахиллес ведь теперь уже не так порывист, как в юности, но все так же горд?

— Увы, я уверена — это так.

Афина улыбнулась, что случалось с ней крайне редко.

— Тогда я предложу тебе причину отвлечь Ахиллеса. Слушай внимательно...