Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Социальные права в ХХ веке 6 страница
3. Нужно принять во внимание не только поведение, мысли и установки гражданина по отношению к властным инстанциям (прежде всего государству), но и поведение, мысли и установки лиц, представляющих властные инстанции, по отношению к гражданам. Здесь, тоже на основе повседневных наблюдений, можно резонно ожидать, что для вышестоящих лиц будет характерно если не презрение к нижестоящим, то по крайней мере пренебрежительное отношение (как самозаводящийся и самореализующийся паттерн). Во всяком случае, если взять фигуру «чиновника», то традиционная и современная народная мудрость не находит для него не только добрых, но даже и нейтральных определений. И это еще не все. Когда мы будем рассматривать позицию «чиновник» (как самую представительную для этой части анализа), мы должны вслед за Маршаллом тщательно разграничивать понятия власти (относящейся к должностному лицу) и полномочий (относящихся к должности). Для пояснения приведем несколько примеров: в круг полномочий милиционера не входит взимание наличных денег с лица, не имеющего «регистрации», прямо на улице и в свою личную пользу, но он имеет резонный шанс навязать ему свою волю и получить эти деньги; в круг полномочий государственного бюрократа не входит право «мариновать» гражданина-просителя, которому нужно что-то подписать или завизировать, но он может долго и без негативных последствий для себя это делать, тем самым распоряжаясь временем (и иными ресурсами) гражданина и, возможно, чего-то от него добиваясь (например, взятки); если взять организацию, то «начальник», не имея никаких законных полномочий на распоряжение нерабочим временем работников, может тем не менее им распоряжаться (подкрепляя свое притязание реальной или мнимой возможностью их увольнения). Параллельность власти и полномочий в российской действительности можно описать также с помощью понятия «неофициальных полномочий должности» там, где эти неофициальные полномочия, нигде не будучи прописанными, воспринимаются гражданами как нечто само собой разумеющееся; но даже и в этом случае полного совпадения полномочий и власти все равно не будет. И еще одно наблюдение в эту рубрику: для российских должностных лиц, облеченных властными полномочиями (даже небольшими), чрезвычайно нехарактерна идея служения. Чиновничий аппарат практически невозможно назвать «обслуживающим персоналом». Ибо зачастую не столько он обслуживает население, сколько население обслуживает его. 4. Можно предложить и более широкое обобщение: при исследовании распределения властей в российском обществе вообще полезно разграничивать официальный и неофициальный планы социальных отношений, имея в виду, что за экраном официального отношения с высокой вероятностью будет скрыто неофициальное отношение, сильно не совпадающее с ним по содержанию и характеру. (Это разграничение — частный случай разграничения нормативного и фактического: того, что по идее должно быть, и того, что есть на самом деле.) Можно сказать и так, что российская социальная реальность имеет слоистый характер и верхние ее слои очень часто создают превратный и ложный образ фактического положения дел. Прототипы: матрешка и потемкинская деревня. 5. Если учесть предыдущее обобщение и, в частности, высокую степень криминализации российского общества, то полное рассмотрение распределения властей в российском обществе будет невозможным без учета неофициальных, теневых силовых инстанций, которые в юридическом плане квалифицируются как «преступные», но в социологическом смысле должны рассматриваться как рядоположенные с официальными инстанциями подобного рода, прежде всего государственными [430]. Эти «центры» власти можно вместе с тем рассматривать двояко: как противостоящие государству и как противостоящие гражданам. Оба указанных аспекта обязательно должны быть учтены. 6. И, наконец, при наблюдении российской социальной жизни бросается в глаза, что россияне склонны использовать в качестве властного ресурса свои позиции в системе разделения труда. Власть, которой обладает производитель (или поставщик) благ и услуг над теми, кто сам не может себя этими благами и услугами обеспечить, но в них нуждается, — это особый вид власти, которому Маршалл не уделяет особого внимания в публикуемой ниже статье, но который затрагивается в других его публикациях. Имея перед глазами британский опыт, Маршалл акцентировал коллективные формы власти профессиональных групп, которые реализуются через профсоюзы и устанавливают систему параллельного «промышленного гражданства»[431] — аналогичного гражданству как таковому, но более партикулярного. При этом Маршалл не рассматривал индивидуальные формы власти, строящиеся на обладании дефицитными благами и услугами (а также, конечно, специализированными навыками, знаниями, умениями и т.п.)[432]. Эти формы власти изучались в социологии ХХ в. разными авторами на разных основаниях[433]. Но они не помещались в общий контекст распределения властей в обществе. Речь идет о шансах осуществления своей воли, которыми обладает профессионал-специалист в отношениях с непрофессионалом-неспециалистом и которыми первый может пользоваться для осуществления своих притязаний на «достойную жизнь», какой он ее для себя видит, — или на то, чтобы его жизнь в соответствии с этим воображенным стандартом была не менее достойной, чем у его сограждан. Реализация этой власти может выглядеть очень по-разному. При этом стоит заметить, что в российском обществе специалист осуществляет эту власть зачастую примерно так же, как чиновник (который, кстати, тоже своего рода специалист). Для осуществления этой власти годится любая «позиция», не только относящаяся к верхним уровням иерархии занятий. «Мелкие сошки» порой действуют даже более напористо, чем «высокие тузы». 7. В современном мире человек воспринимает право на достойную жизнь как свое неотъемлемое право и стремится его реализовать. При этом «достойная жизнь» не может быть определена в абсолютных критериях; верхней планки не существует; и отсюда вытекает безграничность указанного устремления. Когда человек не может реализовать свое право на достойную жизнь в нормативных рамках (например, пользуясь всеми законными правами гражданина), когда он чувствует себя безвластным и беспомощным перед лицом всякого рода лиц и инстанций, навязывающих ему свою волю и не дающих ему реализовать свою, он может найти отдушину либо в криминальной деятельности, либо в том, что он находит буквально «под рукой» и что у него никто отобрать не может, — в рамках своей трудовой деятельности, т. е. своей «позиции» в разделении труда. Причем последняя будет использоваться для выдавливания из других того, чего выдавливающий оказался лишен в иных своих отношениях с другими: власть в этом плане — не единственная недостача, которая может быть компенсирована через должность, но она универсальна и может быть конвертирована в другие приобретения, в зависимости от того, как понимается «достойная жизнь». Это означает, что криминальные карьеры и должностные злоупотребления как два альтернативных вместилища власти связаны с неразвитостью гражданских прав скорее всего не случайно, хотя это, разумеется, нуждается в доказательствах. Обратим внимание, что для активизации двух указанных властных потенциалов не требуется ничего, кроме личного решения индивида, что делает их особенно пригодными в атомизированных массовых обществах, где коллективные формы защиты собственных прав «неэкономичны» и изрядно дискредитированы (как, например, российские «потемкинские» версии профсоюзов и партий). Если гипотетические контуры распределения властей в нашем обществе, намеченные выше, не слишком сильно искажают фактическое положение дел, то здесь мы имеем форму аномии, отличную от той, которую видел Маршалл в обществах западного типа. Теперь мы можем вернуться к тому, с чего начали. Маршалл предложил оригинальное направление в исследовании власти, и мы попытались показать, в чем эта оригинальность состоит. Однако Маршалл не мог, да и не должен был, предвидеть все возможности, открываемые его подходом. На наш взгляд, было бы полезно продолжить его начинание, взяв для рассмотрения общества иного рода, нежели те, с которыми работал он. Российское общество хорошо подходит для этой цели. Результаты исследований власти на этом материале могут иметь двоякое значение: мы можем лучше понять свое общество и можем обогатить социологическую теорию. Оба результата стоят того, чтобы к ним стремиться. Вирт Л. Урбанизм как образ жизни[434]
|