Глава двадцать восьмая

Все, кого я считала бойфрендами или любовниками, ушли. Я хотела немножко побыть одна, но по-настоящему одна — это было бы слишком опасно. Реквием и кое-кто из охранников остались. Я оделась в ванной, что казалось глупым, так как все меня уже видели голой. Но хотелось какого-то уединения.

Пока со мной были Жан-Клод и Ашер, я насчет ребенка была абсолютно спокойна, даже довольна. Как только они ушли, тут же вернулась паника. Один из них, не знаю кто, воздействовал на меня вампирскими хитростями. Или, может быть, я просто восприняла чьи-то эмоции. Черт, со столькими мужчинами я была метафизически связана, что это даже не обязательно были эмоции Жан-Клода. Я только точно знала, что не мои.

Я оделась в запасную одежду, которую держала у Жан-Клода на всякий случай. Джинсы, черная футболка, кроссовки, хороший кожаный пояс и достаточно белья, чтобы под все это надеть. Ремень помогал держать наплечную кобуру, и ее знакомая тяжесть была мне приятна. Как-то увереннее с ней было, и не потому увереннее, что можно кого-нибудь застрелить. Большинство народу, осложняющего мне жизнь, я любила и убивать не собиралась. От пистолета лучше было психологически, а не практически. Пистолеты полезны только против тех, кого хочешь убить, а если убивать не хочешь, то пистолет создает ложное в некотором смысле чувство безопасности. И еще посеребренные ножи на запястьях — тоже ради этого чувства. Большинство из тех, кто меня окружает, вполне может выдержать удар ножом, если только не в сердце. Я не ожидала ни с кем из них спора такого накала, но от наручных ножен мне тоже было спокойнее. Из ванной я вышла одетой и вооруженной. Так мне было куда лучше.

И еще одну штуку я надела, которую хранила у Жан-Клода, — запасной крест. Его я вытащила из прикроватного столика. Спрятанный под рубашкой, он приятно холодил кожу.

— Я здесь единственный монстр, которого может остановить крест, — сказал Реквием. — Ты настолько мне не доверяешь?

Это замечание заставило меня взглянуть на Римуса и нового гиенолака, сидящего возле камина.

— Ничего личного, Реквием. Меня сегодня посетили Белль Морт и Марми Нуар. Крест помогает держать их на расстоянии.

— У них страшная сила.

— Ага.

Я порылась в сумке, нашла свой сотовый и пошла в ванную.

— Можешь говорить при мне, Анита. Я не болтун.

— Ты связан с Жан-Клодом клятвой крови, и все, что он хочет, ты ему расскажешь. А если честно, я просто хочу побыть одна. Опять-таки ничего личного, Реквием.

Я вздохнула, потому что из-за такого вот, в частности, я и отвергала его в качестве pomme de sang. Он был эмоционально распущен — ну, не собран, во всяком случае. А мне эмоционально растрепанных мужчин и так хватало.

— Слушай, так не пойдет, если ты будешь все воспринимать настолько лично. Друзья по траху столько между собой не перетирают.

Лицо его закрылось той же непроницаемой красотой.

— О’кей, — сказал он, одним этим словом давая понять, что его чувства задеты. Блин, как мне этого не надо!

Я закрыла за собой дверь и позвонила своему гинекологу. До меня наконец дошло, что этого пластикового кусочка мало. Он точен на девяносто девять процентов, а мне нужно было сейчас сто. Почти пять минут я уговаривала секретаршу, что мне нужно говорить с сестрой или с доктором. Доктор, разумеется, был занят с пациенткой, но пять минут ожидания дали мне наконец сестру.

— В чем проблема? — спросила она голосом наполовину приветливым, наполовину нетерпеливым.

— Насколько точны эти домашние тесты на беременность? В смысле, я знаю, что написано на упаковке, но как оно на самом деле?

— Очень хороши, очень точны.

Голос ее слегка смягчился.

Я с таким шумом сглотнула слюну, что она наверняка услышала.

— Так что если он дает положительный результат, то…

— То поздравляю вас, — сказала она.

— Но это же не сто процентов?

— Нет, но ложноположительные очень редко бывают, миз Блейк, очень редко.

— А есть что-нибудь вроде анализа крови, что дает сто процентов?

— Есть анализ крови, но обычно врачи вполне доверяют домашнему тесту.

— Но если бы я хотела сдать анализ крови для полной уверенности, это можно было бы?

— Вполне.

— Сегодня.

— Миз Блейк, если вы так беспокоитесь, сделайте повторно домашний тест, но вряд ли он вам даст иной ответ. Ложноотрицательные нам встречались, но ложноположительные ответы очень редки.

— Насколько редки? — спросила я.

Слышно было, как она шуршит бумагами.

— Когда была последняя менструация?

— Первая неделя сентября.

— Точной даты не помните?

— Нет.

Я старалась не злиться. Да кто вообще запоминает даты менструаций?

— Миз Блейк, Анита, я думаю, надо вас записать на предродовый осмотр.

— Предродовый? Нет… то есть да… а, черт…

— Анита, мне с многими женщинами приходится разговаривать. В основном они счастливы от таких известий, но не все. Судя по вашему голосу, вы не обрадованы.

— Нет.

— Доктор Норт сейчас подойдет, я передаю ему трубку.

Молчание, шорох, шуршание ткани, потом мужской голос:

— Здравствуйте, Анита! Как поживает моя любимая охотница на вампиров?

— Не слишком сегодня.

Сама услышала, какой у меня тихий и огорченный голос.

— Обидно слышать. Давайте запишем вас на прием.

— Я не хочу быть беременной.

Он секунду помолчал.

— У вас небольшой срок, Анита. Еще есть варианты.

— Вы имеете в виду аборт?

— Да.

— Не могу, если там нет чего-нибудь совсем плохого. Я в смысле, что надо провериться на синдром Влада и на синдром Маугли.

— Синдром Влада — понимаю, но на синдром Маугли надо проверяться, только если у вас был секс с оборотнем в образе зверя.

Я приложилась головой к холодным плиткам стены.

— Я знаю.

— О… — начал он слишком энергично, как говорят это «О», когда хотят сказать на самом деле «О Боже мой!». Но он быстро взял себя в руки — врач все-таки. — Пегги, я буду говорить из кабинета, переключите, будьте добры. Анита, погодите, лучше нам поговорить наедине. — Мне пришлось послушать аккорды — слава богу, недолго, потом он взял трубку: — О’кей, Анита, надо посмотреть вас как можно быстрее. — Шуршание листов бумаги, потом он сказал: — У нас отмененный визит сегодня на два часа дня.

— Не знаю, смогу ли я.

— Будь это плановый предродовый осмотр, Анита, я бы сказал: «Ладно, приходите на той неделе», но если надо проверять на оба эти синдрома и вы говорите, что есть ненулевой шанс, особенно для синдрома Маугли, то нужно кровь брать сейчас.

Я хотела сказать, что только один раз у меня был секс с ликантропом в животной форме, всего один раз, но, как говорится, одного раза достаточно.

— Док, я читала про синдром Влада. Про второй я мало что знаю. Я в смысле, что если я беременна, то это ведь сейчас всего лишь комочек клеток? То есть ну никак не больше двух месяцев, да? И нет шанса, что младенец попытается прогрызть себе путь наружу?

Просто от этих слов у меня свело живот. Может вообще не быть варианта что-нибудь сохранить.

— У людей для млекопитающих довольно долгий период вынашивания. Оборотень, о котором идет речь, — млекопитающее?

— Да. А есть разница?

— Может быть. Видите ли, опасность синдрома Маугли в том, что иногда зародыш растет с животной, а не человеческой скоростью.

Я быстренько пролистала в уме все курсы биологии, которые слушала, но о периоде вынашивания леопарда не упоминалось нигде. Тема не возникала.

— Анита, вы меня слышите?

— Я здесь, док, я просто… я знаю, что если это синдром Влада, то надо прерывать. Ребенок все равно не выживет, но попытается меня с собой забрать. Но насчет второго синдрома я не знаю, он куда более редкий.

— Очень редкий, в этой стране вообще зарегистрировано всего десять случаев. Если обнаружится худшее и это будет синдром Влада, то у нас будет время его устранить. Если синдром Маугли — тогда зависит от того, какой зверь. — Я услышала стук клавиш компьютера. — Вы знаете, что это был за оборотень?

— Это было только один раз, и… — Я прекратила оправдываться и просто сказала: — Леопард. Да, леопард.

Бог мой, невозможно было поверить, что я веду такой разговор.

Снова заклацали клавиши.

— У леопарда беременность от девяноста до ста шести дней, в среднем девяносто шесть.

— И что?

— У человека — двести восемьдесят дней.

— Да, ну так что?

— Так вот что: я полагаю, что у вас нет выраженного синдрома Маугли, или вы бы уже знали. Вы были бы уже близки к родам.

— Вы шутите?

— Нет, — ответил он, — но у вас его явно нет. Может быть, синдром Маугли в стертой форме. Если так, то беременность может вдруг пойти ускоренно, и вы от самого начала беременности вдруг окажетесь в нескольких днях от ее конца.

— Вы шутите.

— Пока мы говорим, я смотрю литературу. Потрясающая штука — Интернет, иногда. Два случая в этой стране синдрома Маугли в ослабленной форме. Даже если сделать тест, мы сможем только сказать вам «да» или «нет». Как с синдромом Дауна: можно сделать тест и сказать, есть он или нет, но без амниоцентеза никто не скажет, насколько он выражен.

— Синдром Влада означает аборт автоматически. А синдром Маугли? — спросила я.

Он помолчал, потом сказал, тщательно подбирая слова:

— Автоматически — нет. Но врожденные дефекты могут быть… гм… очень серьезные.

— Я никогда не слыхала раньше, чтобы вы нервничали, доктор Норт. Чего я не знаю, из-за чего вы заговорили таким тоном?

— Если у вас стертая форма синдрома Маугли, то в понедельник зародыш может на ультразвуковом исследовании оказаться больше срока, до которого в этом штате разрешен аборт. При этих возможных врожденных дефектах, Анита, вам не хотелось бы лишать себя вариантов.

«Да-а», — подумала я.

— Значит, в два часа?

— Приезжайте в больницу Святого Иоанна, прямо в отделение акушерства.

У меня сердце забилось в глотке.

— Отделение акушерства? Вы тут не забегаете вперед, доктор?

— У меня в кабинете пришлось бы брать кровь и отправлять на анализ. В больнице все результаты будут намного быстрее. Если по результатам захотим посмотреть подробнее, то в больнице есть УЗИ, которое нам понадобится.

— Ультразвук и у вас в кабинете есть, — напомнила я.

— Есть, но у них аппарат чувствительнее. Мы быстрее получим информацию, а быстрота здесь действительно существенна, Анита.

— О’кей, буду там в два.

— Отлично.

— Кстати, сегодня у вас очень жесткая манера общения с больными.

Он засмеялся:

— Я вас хорошо знаю, Анита. Если вас не напугать, вы найдете предлог не приехать.

— Вы специально для этого преувеличиваете? — спросила я.

— Увы, нет. Я просто выложил вам все более прямо, чем сказал бы другой пациентке. Но других моих пациенток не надо тащить за шиворот, чтобы они просто в кабинет приехали.

— Вы не в кабинете меня ждете, док, а хотите, чтобы я приехала в больницу. Я туда попадала, только когда бывала ранена на службе.

— Это вы уже на попятный пошли?

Я вздохнула:

— Нет, приеду. — Подумала об одной вещи и решила, что надо спросить. — Я могу привести с собой сопровождающих в отделение акушерства? Сейчас не так, как в моем детстве, когда все запрещено?

— Можете привести друга держать вас за ручку, если хотите, но так как нам может понадобиться УЗИ малого таза, это должен быть близкий друг.

Блин, еще и УЗИ…

— По крайней мере один будет настолько близкий, чтобы находиться при мне. Остальные могут подождать за дверью.

— Остальные? — спросил он.

— По крайней мере один бойфренд, если не больше, и охранники.

— Охранники? Вам грозит опасность?

— Почти всегда, но это не… это не то что за мной гоняются враги или что. Скажем так: этот визит может вызвать у меня сильный стресс, а в обозримом будущем мне не следует подвергаться стрессу без сопровождения.

— Загадки загадываете? — спросил он.

— Ненамеренно.

— Обычно вы чертовски прямолинейны, Анита.

— Извините, это такая вещь, которую я по телефону объяснить не могу.

— О’кей. Вся эта ситуация — она сказывается на вашем здоровье?

Я подумала и ответила:

— Может быть. Думаю, что да. — До меня тут дошло, что если я перекинусь по-настоящему, то потеряю ребенка, и вся эта ситуация разрешится раньше, чем мы даже ее обдумаем. Но я просто не могла найти короткое объяснение, что со мной происходит. — Так я могу привести с собой людей?

— Если я скажу «нет»?

— Тогда у нас проблема.

— Сколько человек?

— Надеюсь, что не больше четырех… — Я быстро прикинула в уме. Двое телохранителей и по крайней мере по одному представителю от каждого зверя, который во мне есть. — Пять.

— Пять, — повторил он.

— Из них по крайней мере двое — это бойфренды.

— Потенциальные отцы?

— Да.

— Если будут вести себя прилично, то ладно.

— Если кто и будет вести себя неприлично, то это я, — сказала я и повесила трубку.

Грубо, конечно, но у меня уже нервы не выдерживали разговоров на эту тему. Мне было страшно, так страшно, что кожа холодела… Холодела? Я потрогала себе лоб, пытаясь понять, действительно ли мне холодно. Если да, то я подвергла опасности Дамиана, моего бедного слугу-вампира, первого из мужчин, из которых я метафизически выкачивала энергию, если между кормлениями проходило слишком много времени. Я его не высасываю до смерти, так что он уже из гроба подняться не сможет? Мне удалось укротить ardeur, чтобы он не был таким требовательным, я могла отодвинуть его на несколько часов, но цена за это была высока. Иногда она поднималась почти до жизни Дамиана. Теоретически после смерти Дамиана я начала бы высасывать Натэниела. Только мне никогда не хотелось проверить эту теорию экспериментом.

Я посмотрела на часы: десять утра. Господи, какое длинное, черт бы его побрал, утро. Невероятно рано, чтобы столько вампиров Жан-Клода уже поднялись. Пока что только мастера проснулись, а Дамиан в это число не входит. Но все-таки… может, я уже его высасываю, только потому что не накормила ardeur и сама не позавтракала? Настоящая еда помогала сдерживать другие виды голода, от ardeur ’а и до зверей. А я еще даже чашки кофе не выпила. Еще не время было для этого, но сколько же я уже бодрствовала не евши, что это стало ошибкой. Может быть, мы вчера достаточно хорошо попировали на Огюстине, но рисковать я не могла. Нужно поесть. Только вопрос, какой голод утолять первым. Так секс или кофе? Хм… подумать надо.