Немецкий перевод хроник Дилимила и Неплохи

(XIV в.).

[О князьях Пржемысле, Незамысле, Бнате и Воине: ] Зелу был их бог.

Teige J. Op. cit. S. 646.

Вацлав Гаек из Либочан. Чешская хроника (1541).

709 г. [Плач дочерей Крока: ] Они то молили милости­вого Мерота, чтобы тот осветил ему путь в загробный мир, то призывали Радамаша, чтобы тот рассудил его по делам его жизни, справедливости его и скромности и из­бавил от предания тассану⁸⁴ на пожирание.

712 г. Тетин был скорее капищем изощренного суеве­рия, чем городом. <...> Тетка же много позже в своем доме, все женское превзойдя, ничего не пропускала из об­рядов языческого культа, которыми ежедневно вызывала всякие чудовищные тени с помощью жертв и пагубных песнопений. Еще имела она на Погледе особую богиню Климбу, являвшуюся на самой вершине, которую больше всех почитала и постоянными жертвами умилостивляла.

734 г. [О добыче золота на г. Чесна: ] За эти несмет­ные богатства обильнейшие жертвы горным и воздушным богам были принесены, <...> статуя из золота в виде че­ловека, сидящего на троне⁸⁵, была вылита, что несла образ и имя бога Зелу. Ее поместили в особом святилище внут­ри дворца, и каждый князь ее с особой набожностью по­читал, бросая в огонь вместо фимиама обрезанные волосы и ногти.

735 г. [Либуша], свершив своим богам жертвоприно­шения в святилище Зелу, узнала о своем смертном часе <...>. Была погребена <...> облаченная в лучшие одежды, положенная на носилки, облитые битумом и смо­лой, в левой руке держа кошель с пятью золотыми моне­тами, которые Пржемысл в жертву неведомому богу в ее пальцы велел вложить, в правой — две серебряные моне­ты: одну проводнику, другую перевозчику Харону.

743 г. [Пржемысл] из оракулов узнал, что коварные боги уже прогневались на девушек [амазонок] и что через восемь дней⁸⁶ богиня Дирцея отвернется от них и бог Зе­лу отвратит от их судеб свой дух <...>.

756 г. [Погребение Тетки: ] Славош, муж ее, через де­вять дней велел справить поминки. Он принес богине Климбе прекраснейший и богатейший дар, бросив его в огонь.

775 г. [О золоте, добытом у г. Гшов: ] Золото отдал [князь Незамысл] мастеру, чтобы отлить изображение Красатины, которое было помещено в дворцовом святи­лище. В первый день новолуния Незамысл и Лидомира чествовали его отеческими обрядами, всесожжением и воскурениями, бросая в огонь смоляные корзинки и во­лосы. Некоторые пишут, что нередко случались чудеса при этих жертвоприношениях, и часто этот идол давал предсказания: если его находили лежащим, это предвеща­ло близкую смерть какого-либо князя.

822 г. [Княгиня Банка] после шестнадцатидневного перемирия и ночных молений и жертвоприношений отве­тила такими словами: «Боги небесные и подземные, боги водяные и воздушные и те, что приходят с четырех сторон света, удостоили меня через богиню Кигалу такого отве­та» <...>.

873 г. Говорят, что Неклан, исполняя ночью священ­ные обряды перед золотым изображением демона в до­машнем святилище, увидел необыкновенно ужасные глаза и оскаленные зубы идола и, охваченный страхом, испус­тил дух через четыре дня.

891г. Людмила, поистине Кросину больше всего ос­тального сонма богов и богинь украшать и почитать с ма­лых лет приученная, <... > мужа своего Борживоя особо подвигла, чтобы он <...> приказал отлить изображение в человеческом облике из золота. Оно было установлено в скрытом святилище, где связки светильников и лампад сияли огнями, сама же Людмила постоянными жертвоприношениями с величайшей набожностью служила жен­скому божеству.

892 Людмила, привычная по обычаю нечестивых лю­дей насыщать влагой свою Кросину, подносила ее извая­нию мраморную амфору (сделанную по приказу Боржи­воя) священного напитка для ночного питья. Неожиданно небо стало столь дождливым и три месяца такие непре­станные дожди лились, что этого с избытком хватило, да­бы поддержать истощенные посевы и возродить увядшие травы. Эта весть, распространившись повсюду, вызвала среди грубого народа такое огромное уважение к Людми­ле и такое почтение и страх перед Кросиной, что ее молит­ве приписывали эти посланные Юпитером дожди.

Wenceslai Hagek a Liboczan. Annalezs Bohemorum.

P. II. Praga, 1763. P. 103, 115—116, 201, 204—205, 246,

281, 326, 476; P. III. Praga, 1765. P. 145, 260, 267.

Иржи Стржедовский. Церковная история Мора­вии (1710).

Среди Мораван Венера, или Красопани, называемая также Дзидзилеля, почиталась с большим великолепием. <... > Ее нагое изваяние изумительной работы имело вид прекраснейшей женщины или девушки; глаза были игри­вы, сладостны и полны соблазна, тело белоснежно, воло­сы ниспадали до колен; миртовый венок, переплетенный красными розами, украшал голову; уста, скромно усме­хавшиеся, держали срезанную розу; на месте сердца был виден луч или пылающий факел; сзади тело было раскры­то, так что можно было увидеть сердце. Богиня ехала на золотой колеснице, которую везли два белых голубя и два лебедя. Рядом стояли три нагие девы, или Грации, взяв­шись за руки, спинами друг к другу. -Boguslawski W. Op. cit. S. 746; Hanusch I. J. Die Wissenshaft des Slawischen Mythus. Wien, 1842. S. 346.

Боги северо-западных славян

Видукинд Корвейский. Деяния Саксов (X в.).

III, 68. [О захвате Генрихом Биллунгом, герцогом Саксонским, столицы вагров] <...> у отлитой из меди статуи Сатурна, найденной среди прочего награбленного в городе, [герцог] устроил для народа большое зрелище.

Видукинд Корвейский. Деяния Саксов Пер. Г. Э. Санчука. М., 1975. С. 192.

Письмо св. Бруно Кверфуртского к императору Генриху III (1008 г.)⁸⁷.

<...> в чем сходятся дьявол Сварожич и вождь свя­тых, ваш и наш Маврикий? Те, кто впереди вздымает священное копье, и те, кто пачкает человеческой кровью дьявольские знамена?

Boguslawski W. Op. cit. S. 735.

Титмар Мерзебургский. Хроника (начало XI в.).

VI, 17. 1005 г. Есть некий город в области ратарей, именуемый Радигост⁸⁸, треугольный, с тремя воротами⁸⁹, который отовсюду окружает большой лес, жителями не тронутый и почитаемый. Двое ворот открыты для всех входящих; третьи, обращенные к востоку и самые малень­кие, указывают дорогу к озеру, расположенному рядом и видом весьма ужасному. В нем [городе] нет ничего, кроме храма из дерева, искусно сооруженного, который, как ос­новы, поддерживают рога разных зверей. Его стены сна­ружи украшают изображения богов и богинь, удивитель­но вырезанные, как видно рассматривающим; внутри же стоят боги рукотворные, с вырезанными на каждом име­нами, грозно облаченные в шлемы и кольчуги, из которых первый зовется Сварожич и больше остальных всеми язычниками почитается и чествуется. Знамена их, кроме как в случае похода, притом пешего, никогда не трогают­ся. Для тщательного соблюдения этого туземцами при­ставлены особые служители. Когда они сходятся, чтобы умолить этих идолов или смягчить их гнев, то большинст­во садится (некоторые же стоят) и, поочередно бормоча тайком, с трепетом вскапывают землю и, бросив туда жребии, узнают об определенных спорных вещах. Окон­чив это и скрыв все дерном, коня, который величайшим среди коней считается и как священный почитается, про­водят с молитвенным преклонением через воткнутое в землю сооружение из двух перекрещенных копий. И, уч­тя жребии, которыми ворожили сначала, этим якобы бо­жественным способом гадают снова. И если в двух этих случаях знамение совпадает, дело вершат; если же нет, то опечаленный народ от него вовсе отказывается. Утверж­дает древность, обманутая разными заблуждениями, что если когда-нибудь им будут угрожать трудности жестокой долгой смуты, то из упомянутого озера выйдет большой вепрь с белоснежными клыками, сияющими в пене, и, не­жась в грязи, многим предскажет ужасное потрясение.

VI, 18. Сколько областей в этих краях, столько и хра­мов, и изображений демонов, почитаемых неверными, среди которых вышеупомянутый город имеет верховную власть. Его приветствуют, идя на войну, его же, счастли­во возвращаясь, чествуют надлежащими дарами, и, если что для умилостивления богов принести в жертву требуют жрецы, через жребий или коня, как уже сказано, все ста­рательно изыскивается. Кровью людей и скота невырази­мая ярость их смягчается.

VII, 47. 1017 г. [Богиня лютичей], изображенная на знамени, была задета камнем, брошенным одним из вои­нов маркграфа Германна; и тогда ее жрецы с прискорбием обратились к императору и получили 12 талантов возме­щения. И когда <... > хотели перейти Мильду, то другую богиню в сопровождении 50 воинов потеряли⁹⁰.

VII, 50. 1017 г. [Славяне] почитают домашних богов и, надеясь на большую выгоду от них, им молятся. Я слы­шал о. некоем посохе, на верхушке которого есть рука, держащая железное кольцо; он носится пастухом того се­ла, где это происходит, по всем домам и, при входе, так приветствуется своим носителем: «Бди, Генниль, бди!» <... > и тогда они роскошно пируют, полагая себя под его нелепой защитой.

Monumenta Germaniae Historica. Т. V. Scriptorum. T. III. Hannoverae, 1839. P. 812, 857—858.

Монах Альберих из Трех Источников. Хроника

(XI в.).

77. 1003 г. [Император Генрих] подчинил себе винде-ликов⁹¹, народ, пограничащий со свевами. Эти винделики почитали Фортуну; имея ее идол в знаменитейшем месте, вкладывали ему в руку рог, полный напитка, приготовлен­ного из воды и меда <...>.

A. Frencelii. Commentarius philologico-historicus de diis

Soraborum//Scriptores rerum Lusaticarum.

Т.Н. Lipsiae, 1719. P. 112.

Адам Бременский. Деяния гамбургских епископов

(XI в.).

II, 18. <...> Ретра, центр идолопоклонства.

Здесь выстроен большой храм для богов. Главный из них — Радигост. Идол его сделан из золота, ложе — из пурпура. В этом городе девять ворот, и со всех сторон он окружен глубоким озером. Для перехода служит дере­вянный мост, но путь по нему открыт только для принося­щих жертвы и спрашивающих советов.

III, 51. [О гибели Иоанна, епископа Мекленбургского.] <... > варвары отрубили ему руки и ноги, тело выбро­сили на дорогу, голову же отсекли и, воткнув на копье, принесли ее в жертву богу своему Радигосту в знак побе­ды. Все это происходило в столице славян Ретре, в чет­вертые иды ноября [10. XI. 1066].⁹²

Славянская хроника/ Пер. Л. В. Разумовской. М., 1963. С. 37, 77.

Послание епископа Адельгота (1108 г.).

Фанатикам же их [(славян)] как только угодно быва­ет предаваться пиршествам, в дикости говоря: «Голов же­лает наш Прилегала», то следует совершать такого рода жертвоприношения. (Прилегала, как говорят, Приап и Белфегор бесстыдный.)

Отсекая головы на своих нечестивых алтарях, держат христианские чаши, полные человеческой кровью, и завы­вают ужасными голосами: «Достигли мы дня радости, по­бежден Христос, победил Прилегала победоноснейший!»

Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые

моделирующие семиотические системы.

М., 1965. С. 41.

Эббон. Житие Отгона, епископа Бамбергского (XII в.).

77, 13 (1124 г.). Когда же капища и изображения идо­лов были уничтожены благочестивым Оттоном, нечести­вые жрецы золотое изваяние Триглава, которое больше всего ими почиталось, унесли в глушь и отдали на сохра­нение некоей вдове, жившей в скромной деревне, где не было опасности, что статую найдут. Она же, подвигнутая к этому наградой, словно зеницу ока берегла нечестивое это изваяние так, что, выдолбив дупло в огромном стволе дерева, это изображение Триглава, обернутое покрыва­лом, спрятала там; и нельзя было никому увидеть его, не скажу уже коснуться; одно лишь небольшое отверстие, куда клали жертвоприношения, было в стволе, и никто не входил в тот дом, кроме как для совершения нечестивых жертвенных обрядов. <... >

Герман [(слуга Оттона)] в варварской шапке и одеж­де, после многих трудных приключений в пути придя к той вдове, заявил, будто он спасся из бездны бурного моря, воззвав к богу своему Триглаву, и потому желает принес­ти ему надлежащую жертву за свое спасение, побужден­ный этим чудесным случаем пройти неведомым путем. Она сказала: «Если ты им послан, войди в дом, где бог наш заключен в выдолбленном стволе, и в небольшое от­верстие положи жертву, какую желаешь. Когда же поло­жишь, выйди, закрыв отверстие, и, если хочешь сохра­нить жизнь, не говори никому ни слова».

Он, бодро войдя в дом, бросил в отверстие серебряную монету, чтобы звон металла показался знаком жертвопри­ношения. Но затем брошенное забрал и вместо почести воздал Триглаву поношение, то есть вместо жерт­вы — большой плевок. Затем, внимательно приглядев­шись, есть ли возможность выполнить то, зачем послан, он заметил изображение Триглава, так усердно и прочно вбитое в дерево, что никак нельзя было его ни вытащить, ни хотя бы сдвинуть с места. <...> И, пошарив глазами, увидел седло Триглава, прикрепленное рядом к сте­не, — оно было очень старо и почти непригодно — и тут же вышел с радостью, несчастный же этот дар снял со стены и спрятал; в первую же ночь, около полуночи, скрылся, со всей поспешностью пришел к своему господи­ну и товарищам, доложил обо всем сделанном, седло же Триглава в доказательство своей верности представил.

//, 1. Бернард <...> схватив секиру, устремился, что­бы срубить столб огромной величины, посвященный Юлию Цезарю, от которого город [Юлин] получил имя

///, / (1126 г.). Юлин, Юлием Цезарем основанный и названный — в котором даже копье его, прикрепленное к колонне огромной величины, памяти его служи­ло, — имел обычай праздник некоего идола в начале лета отмечать большим стечением людей и пляской. <... >

Сходясь с обычным жаром на упомянутый праздник идола, все жители края многообразными способами уст­раивали зрелища и пиршества, и сами прежде скрытые изображения идолов народу, разнузданному пустой радо­стью, показывали и к древнему языческому обряду по­буждали, и постоянно впадали от этого в бедствие боже­ственной одержимости <...>.

Щецин <... > заключает в себе три горы, из которых средняя и самая высокая посвящена верховному богу язычников Триглаву; на ней есть трехглавое изваяние, у которого глаза и уста закрыты золотой повязкой. Как объясняют жрецы идолов, главный бог имеет три головы, потому что надзирает за тремя царствами, то есть небом, землей и преисподней, а лицо закрывает повязкой, по­скольку грехи людей скрывает, словно не видя и не гово­ря о них.

III, 8 (1127 г.). <...> был некий жрец идолов, кото­рый, услышав о новой вере, обратился к хитрым «дово­дам». Наряженный в плащ и другие одежды одного идо­ла, вышел он тайно из города [Волегоща] и, придя в со­седний лес, неожиданным появлением напугал крестьяни­на, шедшего мимо. Тот, увидев жреца, облаченного в оде­яние идола, подумал, что явился его бог; переменился в лице, полумертвый от потрясения, и услышал такие сло­ва: «Я — твой бог, которого ты почитаешь. Не бойся, но встань скорее, пойди в город и объяви мое послание правителям и всему народу: если ученики того совратите­ля [Оттона], что с князем Вартиславом [поморским] на­ходится в Знойме, здесь появятся, да будут без жалости преданы жесточайшей смерти; иначе город вместе с жите­лями погибнет».

<...> [Клирик Дитрик, убегая от горожан], прибли­зился к самым дверям храма и, не зная, куда повернуть, отчаянно вбежал в само святилище и, увидев золотой щит, прикрепленный к стене и посвященный Яровиту, их богу войны, — которого касаться у них было запреще­но — схватил этот щит и вышел к ним. Они же, будучи глупой деревенщиной, решили, что встретили своего бога Яровита, и, потрясенные, обратились назад и пали на­земь.

///, 3. [9.IV в городе гаволян (Гавельберге)]. Ведь в самый день его прихода город, повсюду увешанный зна­менами, справлял праздник некоего идола Яровита.

Monumenta Germaniae historica. Т. XIV. Scriptorum. T. XII. Hannoverae, 1856.

P. 842, 851—852, 858—859, 861, 865.

Герборд. Житие епископа Оттона (XII в.) II, 13. [4.VI. 1121 г.] <...> приблизившись к городу Пирица. Было тут около 4000 людей, собравшихся со всего края <...>. Это был день праздника язычников, празднуя который играми, невоздержанностью и пением, безумный народ встретил их, ошеломленных.

II, 31. Были в городе Щецине четыре контины⁹³, но одна из них, главная, была сооружена с удивительным старанием и мастерством. Внутри и снаружи она имела скульптуры, выступавшие из стен изображения людей, птиц и зверей, столь соответственно своему виду передан­ные, что казались дышащими и живущими; <...> краски внешних изображений никакая непогода, снег или дождь не могли затемнить или смыть, таково было мастерство художников. В этом здании, по древнему отеческому обычаю, захваченные богатства и оружие врагов, и нечто из морской добычи или добытого в наземных битвах, со­гласно закону десятины собиралось. Также чаши золотые или серебряные, с которыми обычно пировали и пили знатные и могущественные люди, здесь хранились и в дни торжеств выносились, словно из святилища. И огромные рога лесных быков, позолоченные и украшенные камня­ми, для питья, и рога для игры, мечи и ножи, многая дра­гоценная утварь, редкая и прекрасная видом, здесь храни­ли для украшения своих богов. <...> Было также здесь изваяние тройное, имевшее на одном теле три головы, именовавшееся Триглав; завладев им, [Оттон] одни лишь соединенные головы, уничтожив тело, забрал с собой в качестве трофея и позже отправил в Рим как доказа­тельство их [поморян] обращения. <... >

//, 32. <...> Имели также коня удивительной величи­ны, тучного, вороной масти и весьма горячего. Он весь год отдыхал и был столь священен, что никто не смел на него сесть; имел также старательнейшего хранителя в ли­це одного из четырех жрецов храмов⁹⁴. Когда же они со­бирались в сухопутный поход, на врагов или ради добычи, то имели обыкновение исход дела предсказывать через него таким способом. 9 копий размещали на земле, в од­ном локте друг друга. Оседлав и взнуздав коня, жрец, ко­торому надлежало заботится о нем, трижды проводил его через лежащие копья туда и назад. Если конь проходил, не споткнувшись и не задев копий, это считали знаком удачи и спокойно выступали; если же наоборот, остава­лись.

///, 5 (1127 г.). [В Волегоще] жрец, который там слу­жил идолу, войдя ночной порой в соседний лес, стал в жреческом облачении на высоком месте, у дороги, сре­ди густых кустов. И, подняв руку, так обратился к некое­му крестьянину, который шел из села на базар: «Эй, доб­рый человек!» Тот, обернувшись в ту сторону, откуда ус­лышал голос, в кустах человека в белоснежном одеянии, при невероятном свете, увидел и испугался. А он: «Стой и слушай, что я скажу. Я — твой бог. Я покрываю всхо­дами поля и листьями леса. Плоды полей и деревьев, при­плод скота и все, что служит нуждам людей, в моей влас­ти. Это я даю моим почитателям и тем, кто презирает от­вергающих меня. Скажи же тем, кто в городе Волегоще, чтобы не принимали бога чужого, который их защитить не сможет; велю также, чтобы посланцев чужой веры, при­ход которых к ним предсказываю, в живых не оставили».

III, 6. <...> На стене висел щит удивительной вели­чины, искусной работы, золотым листом обтянутый, кото­рый трогать никому из смертных не дозволялось <...> и никогда, кроме как во время войны, нельзя было сдви­гать с места. Он <...> богу их Яровиту, который по-ла-тыни зовется Марс, был посвящен, и они верили, что во всякой битве будут победителями, имея его впереди себя.

///, 26. [Юлинцам] велю, чтобы, помня об этой сму­те, ни самого Юлия, ни копье Юлия, ни статуи идолов или изображения никоим образом не почитали. <... >

Monumenta Germaniae Historica. T. XIV. Scriptorum. 1839. P. 781, 793—794, 803, 805, 816.

Монах Прифлингенский. Житие Оттона (XII в.) //, 6. <...> в это время у юлинцев <...> почиталось благоговейно хранимое копье Юлия Цезаря, которое ржав­чина так изъела, что само железо уже ни для какого упо­требления не годилось. <...> Язычники говорили, <...> что копье это — божественной природы и ничто преходя­щее или падшее соединиться с ним не может <...>; в нем они видели свою защиту, опору отечества и знак победы.

//, 11 (1124 г.). В этом городе два дома, которые, словно от того, что содержали (continerent)⁹⁵ заключен­ные в них изображения богов, издавна назывались конти-нами. С большим старанием и искусством сооруженные, они, однако, далеко отстояли друг от друга. В них глупым народом язычников почитался бог Триглав. Кроме того, горожане имели обычай содержать коня превосходной стати, посвященного богу Триглаву. Также и седло его, зо­лотом и серебром, дабы приличествовало богу, украшен­ное, в одной из контин хранилось главным жрецом идо­лов. Божественный конь, несомненно, им наученный, приходил в установленное время и место, когда для полу­чения прорицаний сходился этот языческий народ, обма­нутый разными заблуждениями. Обычай же гадания был таков. Разбросав много копий, заставляли коня Триглава через них идти. Если ни одного из них, проходя, не касал­ся, гадание считали благоприятным и, сев на коней, от­правлялись за добычей. Если же какое из них задевал, то полагали свое намерение отвергнутым божественным конем, и к гаданию прибегали, пока, по их мнению, не уз­навали, когда следует плыть или идти в набег. От всего же захваченного имели обычай отделять десятину, и посколь­ку бога Триглава вопрошали во всех случаях, то упомяну­тые контины процветали.

//, 16. <...> наряду с другими священными зданиями, одну контину, содержавшую в себе почитаемое копье Юлия Цезаря, передали в руки епископа.

Monumenta Germaniae Historica. Т. XIV. Scriptomm. P. 891, 893—894, 915.

Гельмольд. Славянская хроника (XII в.) Пер. А.В. Разумовской.

/, 6. <...> св. Вита <...> они [руяне] за бога почи­тают, творение ставя выше творца <...>. Они гордятся одним только именем св. Вита, которому посвятили вели­чайшей пышности храм и идола, ему именно приписывая первенство между богами. Сюда обращаются из всех сла­вянских земель за ответами и ежегодно доставляют сред­ства для жертвоприношений. Купцам же, которые слу­чайно пристанут к их местам, всякая возможность прода­вать или покупать предоставляется не раньше, чем они по­жертвуют богу их что-либо ценное из своих товаров.

/, 21. <...> ратари и доленчане⁹⁶ желали господство­вать вследствие того, что у них имеется древнейший город и знаменитейший храм, в котором выставлен идол Ради-госта, и они только себе приписывали единственное право на первенство потому, что все славянские народы часто посещают их ради [получения] ответов и ежегодных жертвоприношений.

помимо рощ и божков, которыми изоби­ловали поля и селения, первыми и главными были Прове, бог альденбургской⁹⁷ земли, Жива, богиня полабов, и Ра-дигост, бог земли бодричей. Им предназначены были жрецы и приносились жертвы, и для них совершались многочисленные религиозные обряды. Когда жрец, по указанию гаданий, объявляет празднества в честь богов, собираются мужи и женщины с детьми и приносят жертвы свои волами и овцами, а многие и людьми — хри­стианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особое наслаждение их богам. После умерщвления жерт­венного животного жрец отведывает его крови, чтобы стать более ревностным в получении божественных про­рицаний. Ибо боги, как многие полагают, легче всего вы­зываются посредством крови. Совершив, согласно обы­чаю, жертвоприношения, народ предается пиршествам и веселью.

<...> во время пиров они пускают вкруговую жерт­венную чашу, произнося при этом, не скажу благослове­ния, а скорее заклинания от имени богов, а именно, доб­рого бога и злого, считая, что все преуспеяния добрым, а все несчастья злым богом направляются. Поэтому злого бога они на своем языке называют дьяволом, или Черно-богом, то есть черным богом.

Среди множества славянских божеств главным являет­ся Святовит, бог земли ранской, так как он — самый убе­дительный в ответах. Рядом с ним всех остальных они как бы полубогами почитают. Поэтому в знак особого уваже­ния они имеют обыкновение ежегодно приносить ему в жертву человека — христианина, на какого укажет жре­бий. Из всех славянских земель присылаются установлен­ные пожертвования Святовиту.

С удивительным почтением относятся славяне к свое­му божеству, ибо они не легко приносят клятвы и не тер­пят, чтобы достоинство его храма нарушалось даже во время неприятельских нашествий.

/, 83. <...> пришли мы в рощу, единственную в этом краю, которая целиком расположена на равнине. Здесь среди очень старых деревьев мы увидели священные ду­бы, посвященные богу этой земли, 11рове. Их окружал дворик, окруженный деревянной, искусно сделанной ог­радой, имевшей двое ворот. Все города изобиловали пена­тами и идолами, но это место было святыней всей земли. Здесь были и жрец, и свои празднества, и разные обряды жертвоприношений. Сюда каждый второй день недели имел обыкновение сходиться весь народ с князем и жре­цом на суд. Вход во дворик разрешался только жрецам и желающим принести жертву или тем, кому угрожала смертельная опасность, ибо таким здесь никогда не отка­зывали в приюте.

Славяне питают к своим святыням такое уважение, что место, где расположен храм, не позволяют осквернять кровью даже во время войны.

Клятву они с большой неохотой приносят, боясь на­влечь на себя гнев богов, ибо клятва у славян равносиль­на ее нарушению.

У славян имеется много разных видов идолопоклонст­ва. Ибо не все они держатся одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага; у других божества населяют леса и ро­щи, как Прове, бог альденбургской земли, — они не име­ют никаких идолов. Многих богов они вырезают с двумя, тремя и больше головами. Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и единого Бога, господствующего над дру­гими в небесах, признают, что он, всемогущий, заботится лишь о делах небесных, они [другие боги], повинуясь ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что они от крови его происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов.

//, 12. <...> Святовит, бог земли руянской, занял первое место среди всех божеств славянских, светлейший в победах, самый убедительный в ответах. Поэтому в на­ше время не только вагрская земля, но и все другие сла­вянские земли посылали сюда ежегодно приношения, по­читая его богом богов. Король же находится у них в мень­шем по сравнению со жрецами почете. Ибо тот тщатель­но разведывает ответы [божества] и толкует узнаваемое в гаданиях. Он от указаний гадания, а король и народ от его указаний зависят.

Среди различных жертв жрец имеет обыкновение при­носить иногда в жертву и людей — христиан, уверяя, что такого рода кровь доставляет особое наслаждение богам.

Гельмольд. Славянская хроника. Пер. Л. В. Разумовской. М., 1963. С. 45, 73, 129, 185, 235.

Саксон Грамматик. История Дании (XII в.).

XIV (1136 г.). [Руяне, побежденные датским королем Эриком], обязавшись перейти в христианскую веру, но сохранив статую, которую почитали, подчинились дат­чанам. Было ведь изваяние в городе [Арконе], особенно почитаемое горожанами и чествуемое щедрыми даяниями соседей, но отмеченное ложным именем святого Вита. Сохранив его, горожане не отвергли вполне старую веру.

(1168 г.) Посреди города была площадь, на которой стоял храм из дерева, изящнейшей работы, не только за великолепие культа, но также за божественность находив­шегося в нем изваяния почитаемый. Внешняя стена зда­ния выделялась аккуратной резьбой, грубой и неотделан­ной, включавшей формы разных вещей.

В ней имелся единственный вход. Сам же храм заклю­чал в себе два ограждения, из которых внешнее, соеди­ненное со стенами, было Покрыто красной кровлей; внут­реннее же, опиравшееся на четыре колонны, вместо стен имело завесы и ничем не было связано с внешним, кроме редкого переплета балок.

В здании огромное изваяние, во всем подобное челове­ческому телу, но величиной превосходившее, удивляло че­тырьмя головами и столькими же шеями, из которых две видны были со стороны груди, две — со спины. И Спере­ди, и сзади одна голова вправо, другая влево смотрела. Ко­сматые бороды, подстриженные волосы показывали, что искусство художника подражало обычаю руян в уходе за головой. В правой руке [бог] держал рог, изготовленный из разного рода металлов, который жрец этого святилища обычно каждый год наполнял вином, чтобы предсказать по уровню жидкости урожай будущего года. Левая рука на­подобие лука упиралась в бок. Рубаха ниспадала до голе­ней, которые, из разного рода дерева сделанные, так скры­то в коленях соединялись, что место скрепления нельзя было заметить иначе как при тщательном рассмотрении. Ноги касались земли, а их основы скрывались в грунте. Невдалеке были видны узда и седло бога и многие знаки его божественности. Из них вызывал удивление заметной величины меч, ножны и рукоять которого, помимо превос­ходного резного декора, украшали серебряные детали.

Торжественный его культ отправлялся так. Ежегодно после сбора урожая смешанная толпа со всего острова пе­ред храмом бога, принеся в жертву скот, справляла торже­ственный пир, именовавшийся священным. Его жрец, во­преки отеческому обычаю отличавшийся длинной бородой и волосами, накануне дня, когда надлежало священнодей-

ствовать, малое святилище — куда только ему можно было входить — обычно с помощью метлы тщательно убирал, следя, чтобы в помещении не было человеческого дыхания. Всякий раз, когда требовалось вдохнуть или вы­дохнуть, он отправлялся к выходу, дабы присутствие бо­га не осквернялось дыханием смертного.

На следующий день, когда народ стоял у входа, он, взяв у изваяния сосуд, тщательно наблюдал, не понизил­ся ли уровень налитой жидкости, и тогда ожидал в буду­щем году неурожая. Заметив это, велел присутствовавшим запасать плоды на будущее. Если же не предвидел никако­го убывания обычного плодородия, предсказывал гряду­щее время изобилия полей. После такого прорицания при­казывал урожай этого года или бережливее, или щедрее расходовать. Вылив старое вино к ногам идола, как возли­яние, пустой сосуд снова наливал: как бы выпивая за здо­ровье, почитал статую, как себе, так и отечеству благ, го­рожанам удачи в умножении побед торжественными сло­вами просил. Окончив это, подносил рог к устам, чрезвы­чайно быстро, одним глотком выпивал и, наполненный снова вином, вставлял его опять в правую руку изваяния.

Изготовив пирог с медовым вином круглой формы, ве­личины же такой, что почти равнялся человеческому росту, приступал к жертвоприношению. Поставив его между со­бой и народом, жрец по обычаю спрашивал, видят ли его руяне. Когда те отвечали, что видят, то желал, чтобы через год не смогли разглядеть. Такого рода мольбой он просил не о своей или народа судьбе, но о возрастании будущего уро­жая. Затем от имени бога поздравлял присутствовавшую толпу, долго призывал ее к почитанию этого бога и усерд­ному исполнению жертвенных обрядов и обещал вернейшее вознаграждение за поклонение и победу на суше и море.

Окончив же это, они сами жертвенные яства обращали в пиршественную снедь и насыщение обжорства, застав­ляя посвященные божеству жертвы служить своей невоз­держанности. На этом пиру попирать умеренность счита­лось благочестием, воздерживаться же — нечестием.

В дар этому изваянию приносилась ежегодно одна мо­нета с каждого мужчины или женщины. Ему также отда­валась треть добычи, соответственно так же выделялась и обосновывалась доля для его защиты. Этот бог имел триста коней и столько же воевавших на них всадников; все богатство, добытое ими оружием или хитростью, отда­валось на попечение жреца. Из этой добычи он создавал всякого рода инсигнии и храмовые украшения и их велел хранить за тайными запорами, где, кроме обилия денег, было собрано много пурпурных тканей, дырявых от вре­мени. Здесь же видно было огромное количество общест­венных и частных приношений, собранных благодаря ще­дрости почитателей и дарам просителей.

Эту статую, почитаемую дарами всех славян, соседние короли не без уважения к нечестию наделяли дарами. Меж­ду прочими также король датчан Свен" умилостивления ра­ди посвятил кубок изысканной работы, предпочитая покло­нение чужой вере своей. <...> Этот бог имел также другие храмы во многих местах, которые управлялись жрецами почти равного достоинства и меньшего могущества.

Кроме того, он имел особого коня белой масти, у кото­рого вырвать волосок из гривы или хвоста считалось нечестием. За ним одному жрецу позволялось ухаживать и садиться на него, дабы употребление священного жи­вотного не было слишком частым и унизительным. На этом коне, по мнению руян, Святовит — таково было имя изваяния — воевал против врагов своей святыни. Главным доводом этого считалось, что, находясь ночью в стойле, он оказывался покрыт грязью и потом так, слов­но в скачке преодолел пространство долгих путей.

Гадание с этим конем производилось так. Когда предпо­лагалось начать войну против какой-либо страны, перед храмом по обычаю служители ставили три копья. Из них два втыкались наконечниками в землю и соединялись [тре­тьим] поперек; эти сооружения размещались на равном расстоянии. К ним конь, во время выступления в поход, по­сле торжественного моления, выводился в сбруе жрецом из входа. Если поставленные сооружения переступал правой ногой прежде, чем левой, это считалось знаком удачного хода войны; если же левой прежде правой ступал, то на­правление похода изменяли. Выступая также на разные предприятия, по первому движению животного получали предсказания. Если оно было счастливым, радостно двига­лись в путь; если же несчастным, поворачивали назад.

Небезызвестен был и такой способ гадания. Три дере­вянные дощечки, с одной стороны белые, с другой — чер­ные, бросались в качестве жребия в яму; белое означало удачу, черное — неудачу. И женщины были не чужды таких знаний. Сидя на месте, они случайно, без расчета, чер­тили линии в золе. Если число их оказывалось четным, га­дание считали счастливым, если нечетным — то неудач­ным.

<..> [0 разрушении храма.] Кроме того, стены хра­ма были увешаны пурпурными тканями, наделенными красотой, но столь ветхими, что их едва можно было тро­нуть. Не было недостатка и в рогах лесных зверей, не ме­нее примечательных природой, чем отделкой. Демон в ви­де темного животного выскочил изнутри [здания] и вне­запно убежал от окруживших его огней.

<...> Отличием этого города [Кореницы] были три здания выдающихся храмов, заметные блеском превос­ходного мастерства. Достоинство местных богов пользо­валось почти таким же почитанием, как среди аркон-цев — авторитет общественного божества. Но и это мес­то, в мирное время безлюдное, теперь было переполнено многочисленными обиталищами¹⁰⁰.

<...> Самый большой храм стоял внутри двора, но вместо стен ему служили пурпурные завесы, крыша же опиралась лишь на колонны. Служители [церкви], разло­мав ограду двора, взялись за внутренние завесы храма. Когда и их убрали, высеченное из дуба изваяние, имено­вавшееся Ругевитом, стало видно в своем уродстве со всех сторон. Ласточки, которые под его устами свили гнезда, покрыли пометом его грудь. Достойный бог, изображение которого столь уродливо измарано птицами! Кроме того, у его головы было семь человекоподобных лиц, которые все были покрыты одним черепом. Столько же мечей в ножнах, подвешенных к его боку, изобразил мастер. Восьмой, обнаженный, [бог] держал в руке; вложенный в кулак, он был крепчайше прибит железным гвоздем, так что нельзя было извлечь, не разрубив, что показало его рассечение. Ширина его была больше человеческого рос­та, высота же такая, что [епископ] Абсалон, встав на цы­почки, едва достал до подбородка топориком<...>

Этого бога почитали, совсем как Марса, возглавляющим силы войны. Ничего забавного не было в этом изваянии, вы­зывавшем отвращение грубыми чертами уродливой резьбы.

<...> Завершив его уничтожение, отряд спутников [епископа] рьяно двинулся к изваянию Поревита, которое почиталось в ближайшем храме. Он был изображен с пя­тью головами, но безоружным. Срубив его, вошли в храм Поренута. Эта статуя представляла четыре лица, а пятое имела на груди и касалась его лба левой, а подбородка правой рукой. Ее с помощью служителей [епископ] по­верг ударами секир.

Saxonis Grammatici. Historia Danica. P. I. V. II. Havniae, 1839. P. 661, 822—827, 837—838, 841—843.

Сага о Книтлингах (XII в.).

122 (1168 г.). [Датский король Вольдемар в Корени-це] приказал сокрушить трех идолов, которые именова­лись Рунвит, Турупит и Пурувит. Эти идолы такие чудеca творили: если кто желал сойтись с женщиной в городе, то они сцеплялись, будто псы, и не прежде разъединя­лись, чем покидали город. <...> Там захватили у идолов много денег, золото и серебро, шелк, и хлопок, и пурпур, шлемы и мечи, кольчуги и всякого рода оружие. Пятый идол звался Пизамар. Он был в Асунде [Ясмунде], так именовался город. Этот [идол] также был сожжен. [Дру­гой бог] назывался Черноглав (Tiarnoglofi), это был их бог победы, который ходил с ними в походы; имел сереб­ряные усы. Он дольше всех сохранялся; только на третий год после этого его захватили.

Monumenta Germaniae historica. Т. XXIX. Hannoverae, 1892. P. 314.

Страсти мучеников, погребенных в Эбсторфе

(XIV в.).

После смерти императора Карла Великого некоторые не истинные христиане, преимущественно за Эльбой, ос­тавив принятую веру Христову, своих свергнутых идолов Хаммона, то есть Святобога (Suentobuck), Вителюба (Witelubbe), Радигоста и других, восстановили и в преж­них местах поставили.

Hanuscn I. J. Op. cit. S. 210.

Хроника Пулкавы (XIV в.; использована более ран­няя «Хроника Бранденбургской марки»).

В этом городе [Бранденбурге (Браниборе)] идол мерзкий с тремя головами чествовался обманутыми людь­ми, словно бог почитался.

Palm Т. Wendische Kultstatten. Lund, 1937. S. 95.

Николай Марешалк Турий. Анналы герулов и ван­далов¹⁰¹ (XV в.).

I, 4. <...> есть в окрестностях Гадебуша, который об­текает река Радагас, носящая имя божества, корона кото­рого (из меди, от расплавленного его идола), поныне вид­на в окне храма.

I, 9. Идол (Радигоста) был вооружен, в шлеме и коль­чуге, с изображением бычьей головы на груди.

II, 1. Антюрий поместил на носу корабля, на котором плыл, голову Буцефала, а на мачте — водрузил грифа¹⁰².

A. Frencelii. Op. cit. P. 126—127, 131.

Конрад Бото. Саксонская хроника (1492).

1116 г. Славяне поистине отступили от клятвы и вос­становили старого бога, звавшегося Флинц, который сто­ял на кремне, был изображен в виде мертвеца в длинном плаще и имел в руке палку с горящим факелом, и на левом плече — вздыбившегося льва, который будет воскрешать мертвых <...>

1123 г. В Ольденбурге был бог, именовавшийся Проно [Прове], и он стоял на столбе, и имел в руке красное железо испытаний (proveyssen), и имел знамя, а еще длинные уши, и венец, и пару сапог, а под ногой — колокол.

1133 г. В Мекленбурге бодричи почитали бога, имено­вавшегося Радигост, который имел на груди щит, на кото­ром была изображена черная бычья голова, а еще имел в руке секиру, а на голове — птицу.

Schwenk К. Die Mythologie der Slawen. Frankfurt a. m., 1853.

S. 169, 178—179; Jagic V. zur slawischen runenfrage//

Archiv fur slawische philologe. 1880. Bel. V. S. 204.

Захариас Гарцеус (бранденбургский хронист XVI в.). В этом храме [на г. Гартунгсберг в Бранденбурге] сто-

• «■ * Т 103

ял тройной идол, названный 1ригла, которому вандалы с величайшим почтением поклонялись. Это было изваяние Дианы, ведь, как известно из Евстафия, греческого писа­теля¹⁰⁴, Диана также называлась Тригла. Этот же идол был через несколько лет после того увезен Христианом¹⁰⁵, королем датчан, когда тот изгнанником прибыл в [Бран-денбургскую] Марку.

Palm Т. Op. cit. S. 97.

Давид Хитреус. Саксонская хроника (XVI в.).

[В Юлине] некоторые роды сохраняли своих идолов и собственные обряды: в общественном исповеда­нии — Триглава, трехглавого бога (изображение которого поныне можно видеть в храме бранденбургских каноников на [реке] Хафеле), и богов малых родов — покровителей войны и торговли Яровита (Haruit) и Поревита (Barovit), как бы Марса и Меркурия, кроме того, Белбога и Черно-бога, белого и черного богов почитали.

<...> Изображение идола Руяны, высеченное на камне, можно видеть в селе Альтенкирхен, в притворе храма. Более похожего на чудовищного злого демона, чем на какого-либо бога; старые жители его называли Свято-витом, нынешние же — Витольдом.

A. Frencelii. Op. cit. P. 106, 139.

Адальберт Кранц. Вандалия (1572).

Идол, подобный Венере, стоящей на колеснице с тре­мя Грациями, был в Магдебурге, городе, который от этой богини славяне также называли Девин.

Boguslawski W. Op. cit. S. 308.

Христофор Манлий. Записки о делах Лужиц

(1580).

II, 32. Был же он [Флинц] подобен мертвецу, бледный, с черными кудрями, одетый в длинный плащ красного цве­та; в правой руке держал шест, на верху которого был при­креплен то ли рыжий сноп, то ли горящий пучок колосьев.

A. Frencelii. Op. cit. P. 227.

Петр Альбин. Мейссенская хроника (1590).

XI. Чернобог был черный бог; подобно как Ютро-бог — бог зари. Несомненно, почитался и подобный бог, который, вероятно, означал утреннюю зарю.

Цица, то есть молочная или кормилица; всеобщая пита-тельница. От которой получила свое имя трава цист [чисто­тел], которая в Марке и Лужицах весьма распространена.

<...> Также в области Мейссена, как я говорил, в не­которых местах находятся старые изображения, высечен­ные из камня, с тремя лицами. Одно, подобное таким, на­ходится у Грима на мосту, с тремя лицами под одной ма­кушкой.

A. Frencelii. Op. cit. P. 204; Frenzel M. Dissertationes historicae tres de idolis Slavorum// Scrip tores rerum Lusaticarum. P. 78, 81.

История Каменской епархии (первая пол. XVII в.).

Отсюда злого бога Дьяволом и Чернобогом, то есть Черным богом, доброго же Белбогом, то есть белым бо­гом называли. <...> Фигуру этого идола, высеченную в камне, поныне можно видеть на Руяне, на полуострове Виттов, в народе именуемую Виттольд, как бы «Древний Вит», с большой головой, густой бородой, кривыми нога­ми, раздутым брюхом, он скорее выглядит чудовищем, чем вымышленным богом¹⁰⁶.

Hanuscn I. J. Op. cit. S. 154.

Валентин фон Эйхштедт¹⁰⁷.

<...> известнейший бог щецинцев был Триглав с тре­мя золотыми головами, откуда он и получил имя; он изоб­ражался с тремя головами под одной макушкой, держа­щим в руке месяц.

A. Frencelii. Op. cit. P. 204.

Иеремия Симон. Эйленбургская хроника.

I, 8. Лесной бог Флинц, или Флинсс, стоял под пре­красной широкой липой (возле Лейпцига).

A. Frencelii. Op. cit. P. 228.

Будышинские анналы¹⁰⁸.

Флинц стоял недалеко, в одной восьмой мили к северу от города, на месте, где лежит деревня Эна (Ohna), над Шпрее на высокой багине из камня, где ныне холм. И лежащие ниже куски камня свидетельствуют об этом; большая же часть была сброшена в Шпрее.

A. Frencelii. Op. cit. P. 228.

Церковная история Силезии.

II. Флинцу приносили многие жертвы из одних только зверей, а также создали [для него] жертвенник и рощу.

A. Frencelii. Op. cit. P. 229.

Экхардт. Памятники Ютербога (1732).

Вероятно, это светило (солнце) и место его первого появления под именем Ютробога было для них [лужичан] священным. <...> Не тот ли он вид имел, какой засви­детельствован «Саксонской хроникой»¹⁰⁹: «Держали пе­ред собой идола, означающего солнце, испускающего лу­чи от лица, с огненным кругом на груди»? <...> Ютро­бога единогласно считали добрым богом. Кроме того, есть стойкая традиция древних о том, что язычники в некоем храме, сооруженном из камня, где окна глядели на восток, почитали Зарю и часто наблюдали приход [своего] бога.

Hanuscn I. J. Op. cit. S. 177.

Основная литература по славянской мифологии

Асов И. А. (Бус Кресень). Русские веды.— М., 1992.

Асов И. А. Славяно-русские веды: Книга Коляды.— М., 2001.

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. I—III.— М., 1865—1869.

Велесова книга: Славянские веды.— М., 2002 (Антология мудрости).

Власова М. Русские суеверия: Энциклопедический словарь.— СПб., 1998.

Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычест­ва в Древней Руси.— Т. I.— Харьков, 1916, Т. II, М., 1913.

Древлянский. Белорусские народные предания // Журнал Министерства народного просвещения. Прибавления. 1846. Кн. 1.

Дудко Д. М. Свет из иранского мира // Заратустра. Учение огня. Гаты и молитвы.— М., 2002 (Антология мудрости).

Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии. Вып. I. Русалки и умершие неестественной смертью.Пг, 1916.

Иванов В. В., Топоров В. Н. Славянские языковые моделиру­ющие семиотические системы.— М., 1865.

Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славян­ских древностей.— М., 1974.

Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники.— М., 1973.

Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники.— М., 1977.

Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники.— М., 1978.

Квашнин-Самарин Н. Очерк славянской мифологии // Бесе­да. 1872. № 4.

Левкиевская Е. Мифы русского народа.— М., 2000.

Мифы древних славян.— Саратов, 1993.

Нидерле Л. Славянские древности.— М., 1956.

Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной ск ки.— М., 1974.

Новичкова Т. А. Русский демонологический словарь. СПб., 1995.

Рыбаков Б. А. Язычество древних славян.— М., 1981.

Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси.— М., 1987.

Семенова М. Быт и верования древних славян. СПб., 2000.

Семенова М. Поединок со змеем.— СПб., 1996.

Славянская мифология. Энциклопедический словарь.— М., 1995.

Славянские древности: Этнолингвистический словарь. Т. I—

П.— М., 1995—2000.

Соколов М. Старорусские солнечные боги и богини.—- Сим­бирск, 1887. UL

Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов.— М., 1979.

Фаминцын А. С. Божества древних славян.— СПб., 1884.

Фаминцын А. Богиня весны и смерти в песнях и обрядах сла­вян // Вестник Европы. 1895. № 6—7.

Шапарова Н. С. Краткая энциклопедия славянской мифоло­гии.— М., 2001.