Эстетический образ врага

После падения Берлинской стены, организованного во многом русскими хлопотами, если не сказать русской щед­ростью, несмотря на известное сопротивление союзников ФРГ, казалось бы, должна была начаться эпоха взаиморадо­стного соседства. И, верно, был момент, когда в воздухе ощущался дух братания. Все это кончилось неприятно бы­стро.

Мы разочаровали Запад и в чем-то самих себя, оказав­шись " другими", не такими, какими бы европейцы хотели нас видеть. И хотя даже в самых неприхотливых американ­ских фильмах существует пропаганда любви к " другому", не похожему на тебя, будь он хоть инопланетянином, хоть не­гром, русские не стали любимы в " другом" качестве. Запад скорее предпочел " других" китайцев, несмотря на то, что по общественным стандартам мы -- куда свободнее, нежели грамотно репрессивный современный китайский комму­низм. В конце концов оказалось, что в европейском доме для нас нет даже того угла, который предоставили румынам и прибалтам, не говоря уже о поляках и чехах.

Многое объясняется общественным варварством на­шего затянувшегося переходного периода, но -- не все. За­падная эстетическая норма жизни стала диктатором не только стиля, но и политических пристрастий. Русских не взяли в НАТО именно по эстетическим соображениям, как не прошедших face control.

Даже враждебные к России люди, ненавидящие ее хаос, которых я не раз встречал в Европе и США, не отрица­ют талантливости русских. В среде русских, действительно, встречаются таланты. Весьма противные индивиды, бывает, одарены интересными свойствами. Будь русские посредст­венной нацией, их бы вообще не было.

Идея национального характера, которая в Европе пос­ле Гитлера считается скользкой темой, -- единственная воз­можность понять Россию. Русские -- позорная нация. Тет­радка стереотипов. Они не умеют работать систематически и систематически думать. Они больше способны на спора­дические, одноразовые действия. По своей пафосной эмо­циональности, пещерной наивности, пузатости, поведен­ческой неуклюжести русские долгое время были прямо противоположны большому эстетическому стилю Запа­да -- стилю cool. Строго говоря, об этом cool русские вооб­ще даже не догадывались. Между тем, это понятие из эли­тарной моды превратилось в состояние, которое определя­ет в последнее время западную культуру, что вышла за пре­делы литературы и кино, вобрав в себя на равных основа­ниях " красу ногтей" в высшем смысле, то есть культура рас­творилась в каждодневном быту, быт -- в культуре. В Берли­не или Париже вам точно укажут: эту марку сигарет курят только лесбиянки, а на той марке машин ездят одни пасто­ры. На русской стороне ни официальная, ни " кухонная" культуры по понятным причинам не только не шли в ногу с

западным развитием событий, но круто забирали в сторону. Мы смотрели западные фильмы, листали западные журна­лы и читали западные книги, если это удавалось, совсем по-другому, чем западные потребители культуры. В любом слу­чае, мы не видели во всей этой продукции объединяющей идеи, поверх барьеров столкновений консерваторов и ли­бералов, архаистов и новаторов. Мы углублялись в экзис­тенциальный смысл, не замечая становления новой формы. Мы проморгали то, что составляет эстетическую сущность Запада последних -ти лет, о чем уже десятилетия назад было объявлено в двух установочных статьях журналов " Тайм" и " Лайф", на которые откликнулась молодежь от Лос-Анджелеса до Кейптауна, Токио и даже социалистичес­кой Варшавы.

Понятие cool (этимологически -- " прохладный"), воз­никло в США в конце -х вместе с джазовой пластинкой Майлса Дейвиса " The Birth of the Cool" и книгами Джека Керуака. Последнего можно считать идеологом " кула", в -ом году писавшего о разнице между " сырым" и " кул" -сознанием как о противоположных формах самосознания. " Кул" -сознание, до сих пор не имеющее русского словесного эк­вивалента, не оставляет в человеке неотрефлектированных, " темных" сторон. Ему свойственны открытость, прозрач­ность, внутренняя эротичность, ироничность, подчеркну­тая стильность, что обнаруживается в его джазовых корнях. Далеко не все кумиры Запада были " кул". Ни Элвис Пресли, ни Мерилин Монро в эту категорию не попадают. Зато луч­шее, что есть в " Битлз", мюзикл " Вестсайдская история" Ле­онарда Бернштейна, песни Боба Дилона, с одной стороны, а с другой -- улыбка, прическа, стиль одежды президента Джона Кеннеди (особенно если его сравнить на общей фо­тографии с Хрущевым) -- истинный " кул".

Постепенно " кул" стал венцом глобальных американо-европейских усилий лицевых мускулов, голоса, моды, рек­ламы, кодекса поведения. Манеры советских дипломатов, как и родная культурная продукция, не проходили на Запа­де без сильной дозы иронии. Разрыв между западной модой и " русским стилем" привели к тому, что в сознании Запада после развала СССР русские заново оформились в образ врага, но уже не идеологический, а эстетический, менее опасный, более смехотворный. В сравнении особенно с эксцентричной, взвешенно заикающейся " The cool Britania" в интерпретации британского премьера, мы -- нервная, дергающаяся, застенчиво-нахрапистая масса. Нет среди бе­лых людей в мире больших анти-" кул" (включая румынов), чем русские.

Тем не менее, Москва в течение -х годов усиленно стремится стать " кул", волей-неволей устремившись за За­падом, донашивающим эту моду за неимением новой. Даже милиционерам пошили прозападную униформу. Но рус­ское неофитство (ну, молодежные журналы, выступающие под обложкой " кул") не вызывает евро-восторгов по причи­не блеклой подражательности.

Однако... Пушкин! -- у нас есть свой фундаментальный " кул". А " Герой нашего времени"? -- да. А " Ревизор" Гоголя? " Лолита", возможно, одно из наиболее " кул" -произведений XX века. Who's cool in Russia? Илья Кабаков, лучший Брод­ский, где-то Сорокин, в чем-то Пелевин, дюжина фотогра­фов, одна модная якутская манекенщица тоже адекватны " кул" -жанру, хотя, понятно, не сводятся к нему. У нас есть и советский классический " кул", вроде " Кавказской пленни­цы". Наконец Сталин, " кул" -режиссер самого крутого поли­тического театра мира.